Глава одиннадцатая Перед бурей (март 1940 г.)
Глава одиннадцатая
Перед бурей
(март 1940 г.)
12 марта было долгожданным днем, когда флот метрополии смог вновь занять Скапа-Флоу в качестве своей главной базы.
Более полугода постоянной напряженной и спешной работы возместили пробелы, вызванные беспечностью мирного времени. Три главных входа в залив были защищены бонами и минами, и в Кирк-Саунде, через который проникла подводная лодка Прина, потопившая «Ройал Оук», были расставлены три дополнительных брандера. Число брандеров должно было еще больше увеличиться. База охранялась крупным гарнизоном и зенитными батареями, число которых продолжало расти. Предполагалось сосредоточить здесь свыше 120 зенитных орудий с множеством прожекторов и аэростаты заграждения, чтобы держать под своим контролем воздух над якорной стоянкой флота. Не все эти меры были завершены, но противовоздушная оборона, тем не менее, стала мощной. На подходах к Скапа-Флоу непрерывно патрулировало много мелких судов, а на случай появления в дневное или ночное время вражеских самолетов на аэродромах в Кейтнессе находились две или три эскадрильи «харрикейнов», которые можно было направить на врага с помощью одной из самых лучших радарных установок, какие тогда существовали. Наконец-то флот метрополии имел свою базу. Это была знаменитая база, откуда в предыдущую войну королевский военно-морской флот правил морями.
Хотя, как нам теперь известно, вторжение во Францию, Бельгию и Голландию было назначено на 10 мая, Гитлер еще не установил точной даты более ранней операции – нападения на Норвегию. Многое должно было предшествовать этой операции. 14 марта Йодль записал в своем дневнике:
«Англичане ведут наблюдение за Северным морем с помощью пятнадцати или шестнадцати подводных лодок; неясно, какова их цель – обеспечить ли защиту их собственных операций или предотвратить операции немцев. Фюрер еще не решил, чем мотивировать «Везер юбунг».
В планирующих отделах германской военной машины шла кипучая работа. Одновременно и эффективно осуществлялась подготовка к нападению на Норвегию и к вторжению во Францию. 20 марта Фалькенхорст сообщил, что он со своей стороны готов к осуществлению плана «Везер». Во второй половине 16 марта фюрер созвал военное совещание, на котором была предварительно установлена дата дня «Д», по-видимому, 9 апреля. Адмирал Редер доложил на этом совещании:
«...По-моему, сейчас уже нет большой опасности, что англичане высадятся в Норвегии... На вопрос, что будут делать англичане на севере в ближайшем будущем, можно ответить так: они будут предпринимать новые попытки нарушать германскую торговлю в нейтральных водах и вызывать инциденты, чтобы, возможно, создать предлог для действий против Норвегии. Их целью было и остается отрезать германский импорт из Нарвика. Однако этот импорт все равно будет, хотя бы на некоторое время, отрезан, даже если будет осуществлена операция «Везер».
Рано или поздно перед Германией возникнет необходимость осуществить операцию «Везер». Поэтому лучше сделать это как можно раньше, самое позднее к 15 апреля, так как потом ночи будут слишком короткими. 7 апреля начнется новолуние. Если операцию «Везер» отложить на более поздний срок, возможности действий военно-морского флота будут слишком ограниченны. Подводные лодки могут оставаться на своих позициях только в течение еще двух-трех недель. Для операции «Везер» нет необходимости ждать погоды, какая была бы благоприятной для операции «Гельб». Для операции «Везер» наиболее подходит пасмурная, туманная погода. Общее состояние подготовки личного состава флота и кораблей сейчас хорошее».
С начала года Советы всей своей мощью ударили по финнам. Они удвоили свои усилия с целью прорвать линию Маннергейма до оттепели. Увы, в том году весна и оттепель, на которую финны, оказавшиеся в тяжелом положении, возлагали надежды, запоздала почти на шесть недель. Большое советское наступление на Карельском перешейке, которое продлилось сорок два дня, началось 1 февраля и сопровождалось интенсивными авиационными бомбардировками складов и железнодорожных узлов в тылу. Общему наступлению пехоты предшествовал десятидневный интенсивный обстрел из советских орудий, стоявших вплотную друг к другу. После двухнедельных
боев линия Маннергейма была прорвана. Воздушные налеты на ключевой форт и базу Вийпури стали еще интенсивнее. К концу месяца система обороны на линии Маннергейма была дезорганизована, и русские смогли сосредоточить свои усилия на подступах к Вийпури. Финнам не хватало боеприпасов, и их войска были истощены.
Пресловутая корректность, которая лишала нас всякой стратегической инициативы, в равной степени препятствовала всяким эффективным мерам по отправке вооружения Финляндии. До сих пор мы сумели послать финнам из наших скудных запасов лишь незначительное количество материалов. Во Франции, однако, к финнам проявлялось более теплое и глубокое чувство, которое энергично поддерживал Даладье. 2 марта, не проконсультировавшись с английским правительством, он согласился послать Финляндии пятьдесят тысяч добровольцев и сто бомбардировщиков. Мы, конечно, не могли оказать помощь в таком же масштабе. Это было гораздо больше, чем позволяло благоразумие, принимая во внимание документы, которые были найдены у немецкого майора в Бельгии, и непрекращающиеся донесения разведки о непрерывном увеличении германских войск на Западном фронте. Однако решили послать пятьдесят английских бомбардировщиков. 12 марта кабинет решил снова пересмотреть планы десантных операций в Нарвике и Тронхейме, за которыми должна была последовать высадка войск в Ставангере и Бергене как часть плана оказания более широкой помощи Финляндии, в которую нас вовлекли французы. Эти планы должны были быть готовы к исполнению 20 марта, хотя необходимое разрешение от Норвегии и Швеции не было получено. Между тем 7 марта Паасикиви снова отправился в Москву, на этот раз для обсуждения условий перемирия. 12 марта финны приняли русские условия. Все наши планы десантных операций снова были положены под сукно, и войска, которые сосредоточивались для этих операций, были частично рассредоточены. Тем двум дивизиям, которые были задержаны в Англии, теперь разрешили отправиться во Францию, и ударные силы, которые мы собирались использовать для операций в Норвегии, уменьшились до одиннадцати батальонов.
Тем временем была подготовлена операция «Ройал Мэрии»[63]. Интенсивные усилия в течение пяти месяцев, когда приоритет оказывался нуждам военно-морского министерства, привели к тому, что операция была подготовлена точно в срок.
В верховьях Рейна были размещены готовые нанести удар, как только будет получено разрешение, обученные подразделения морской пехоты с морскими офицерами адмирала Фитцджеральда, причем каждый солдат был воодушевлен идеей нанесения первого удара в войне. В марте вся подготовка закончилась и я наконец обратился по этому поводу к моим коллегам и французам. Военный кабинет был весьма склонен разрешить мне приступить к осуществлению тщательно подготовленного плана наступления и предоставить мне при поддержке министерства иностранных дел договориться с французами, как я сумею. В течение всей моей жизни я был связан с французами в их войнах и бедах и считал, что они сделают для меня не меньше, чем для любого другого иностранца. Но на данном этапе «сумерек войны» я не мог сдвинуть их с места. Когда я слишком сильно нажимал, они прибегали к методу отказа, которого я не встречал ни раньше, ни впоследствии. Даладье заявил мне с сугубо официальным видом, что «сам президент республики вмешался» и что «не должно быть никаких агрессивных действий, которые могут лишь вызвать репрессии против Франции». Эта идея – не раздражать врага – мне не нравилась. Гитлер делал все, что в его силах, чтобы задушить нашу торговлю, минируя без всякого разбора наши порты. Мы же били его только оборонительным оружием. По-видимому, хорошие, порядочные, цивилизованные люди могут сами наносить удары только после того, как им нанесут смертельный удар. В эти дни страшный германский вулкан и его подземный огонь был близок к извержению. Но притворная война продолжалась еще несколько месяцев. На одной стороне – бесконечное обсуждение мелких вопросов, отсутствие каких-либо решений, а если решения и принимались, то они потом отменялись, и действовало правило «нельзя быть нелюбезным с врагом, вы только рассердите его». На другой стороне – роковая подготовка, движущаяся с грохотом огромная машина, готовая обрушиться на нас!
Военное поражение Финляндии вызвало новые последствия. 18 марта Гитлер встретился с Муссолини на перевале Бреннер. Гитлер умышленно создал у Муссолини, гостем которого он был, впечатление, что немцы не собираются предпринять на Западе наступление на суше. 19 марта Чемберлен выступил в палате общин. Ввиду усилившейся критики действий правительства в отношении Финляндии он довольно детально напомнил всю историю оказания Великобританией помощи финнам. Он совершенно правильно подчеркнул, что нашим главным мотивом было стремление уважать нейтралитет Норвегии и Швеции, и защищал позицию правительства, не спешившего предпринять такие попытки оказания помощи финнам, которые имели мало шансов на успех. Поражение финнов погубило правительство Даладье, глава которого оказал Финляндии столь заметную, хотя и запоздалую, помощь и которое придавало такое значение нашему беспокойству на этот счет.
21 марта было сформировано новое правительство во главе с Рейно, которое обязалось вести войну более энергично.
Мои отношения с Рейно имели под собой иную почву, нежели с Даладье. Рейно, Мандель и я одинаково относились к Мюнхену. Даладье стоял на другой точке зрения. Поэтому я приветствовал смену французского правительства и надеялся, что теперь будет больше шансов получить согласие на мои речные мины.
28 марта французские министры приехали в Лондон на заседание союзнического верховного военного совета. Чемберлен в своем выступлении нарисовал исчерпывающую и ясную характеристику положения, как оно ему представлялось. К моему большому удовлетворению, он заявил, что его первое предложение состоит в немедленном проведении операции, известной под названием «Ройал Мэрии». Он рассказал, как этот проект будет осуществлен, и заявил, что накоплены запасы материалов для длительного и эффективного осуществления этой операции. Она будет совершенно неожиданной. Операция будет проведена в той части Рейна, которая используется почти исключительно для военных целей. Никогда подобной операции не проводилось, и никогда прежде не создавалось такое вооружение, при использовании которого можно было добиться в условиях рек желаемого результата и эффективно действовать против заграждений и судов, какие могут встретиться на реках. Наконец, благодаря конструктивным особенностям этого оружия нейтральные воды не будут затронуты. Англичане рассчитывают, что это нападение вызовет крайнее замешательство и оцепенение противника. Хорошо известно, что ни один народ не осуществляет столь тщательно подготовку и планирование, как немцы, но в равной степени никакой другой народ не оказывается столь растерянным, когда его планы проваливаются. Они не умеют импровизировать. Далее, к началу войны железнодорожный транспорт Германии оказался перегруженным, и поэтому увеличилась зависимость от внутренних водных путей. Помимо речных мин предполагалось сбрасывать с самолетов на территории Германии в каналы, где не было течения, и другие типы снарядов. Чемберлен подчеркнул, что внезапность зависит от быстроты. Промедление могло поставить под угрозу секретность. Условия на реках в ближайшее время будут особенно благоприятными. Что касается ответных действий Германии, то она, если сочтет целесообразным бомбить французские или английские города, не станет ждать предлога. Все готово, надо только, чтобы французское верховное командование отдало приказ.
Затем Чемберлен заявил, что у Германии есть два уязвимых места: снабжение железной рудой и нефтью. Главные источники снабжения этими материалами расположены на противоположных концах Европы. Железную руду привозят с севера. Чемберлен детально изложил доводы в пользу того, чтобы воспрепятствовать доставке железной руды из Швеции в Германию. Он остановился также на вопросе о нефтепромыслах в Румынии и Баку; надо лишить Германию возможности, сказал он, получать их продукцию, если можно, с помощью дипломатии. Я слушал эти веские доводы с возрастающим удовлетворением. Я не представлял себе, насколько мы с Чемберленом единодушны.
Рейно заявил, что во Франции многие задают вопрос: «Каким образом союзники могут выиграть войну?» Несмотря на усилия англичан, число дивизий все же увеличивается быстрее у немцев, чем у нас. Когда же можем мы надеяться обеспечить то превосходство в живой силе, которое необходимо для успешных действий на Западе? Касаясь операции «Ройал Мэрии», Рейно заявил, что, хотя сама по себе это и хорошая операция, она не может иметь решающего значения и любые репрессии падут на Францию. Его вывод был таков: союзники должны ставить мины в территориальных водах вдоль побережья Норвегии, а позднее препятствовать с помощью такого же мероприятия доставке руды в Германию из порта Лулео. Он подчеркнул, как важно сейчас помешать Германии получать румынскую нефть.
Наконец-то было решено, что после того как Норвегии и Швеции будут направлены послания, составленные в общих выражениях, мы расставим 5 апреля в норвежских территориальных водах минные поля и что, при согласии французского военного комитета, должна начаться операция «Ройал Мэрии» сбрасыванием с самолетов речных мин в воды Рейна 4 апреля и в германские каналы – 15 апреля. Было решено также, что, если Германия вторгнется в Бельгию, союзные войска должны немедленно вступить на территорию этой страны, не дожидаясь официального приглашения; а если Германия вторгнется в Голландию и Бельгия не придет к ней на помощь, союзники будут считать себя вправе вступить в Бельгию в целях оказания помощи Голландии.
Наконец, в коммюнике говорилось как о чем-то совершенно бесспорном, что английское и французское правительства торжественно заявляют, что «в течение нынешней войны они не будут ни вести переговоров, ни заключать перемирия или мирного договора без взаимного согласия».
Позднее это соглашение приобрело важное значение.
3 апреля английский кабинет выполнил решение верховного военного совета, и военно-морскому министерству разрешили минировать 8 апреля норвежские воды. Я назвал эту операцию «Уилфред», потому что сама по себе она была такой маленькой и невинной. Поскольку минирование нами норвежских вод могло вызвать ответные действия Германии, было решено также, что в Нарвик следует послать английскую бригаду и французские войска, чтобы очистить порт и продвинуться к шведской границе. В Ставангер, Берген и Тронхейм тоже должны были быть посланы войска, чтобы не дать противнику возможности захватить эти базы. После всех напрасных остановок, колебаний, изменений политики, бесконечных споров между порядочными и достойными людьми мы пришли к тому же простому выводу, которого требовали семь месяцев назад. Но во время войны семь месяцев – большой срок. Теперь Гитлер был готов, и у него был гораздо более обширный и хорошо подготовленный план. Трудно найти более яркий пример бессилия и бестолкового руководства войной комитетом или, скорее, группой комитетов.
Пожалуй, сейчас уместно изложить здесь различные предложения о наступательных действиях и различные проекты, которые я, будучи лицом подчиненным, выдвигал в течение «сумерек войны».
Первое предложение предусматривало наше вступление в Балтийское море и установление там нашего господства. Это был превосходный план, если бы его можно было осуществить. Но от этого плана пришлось отказаться вследствие усиления действий авиации противника. Второй проект предусматривал создание эскадры «морских черепах» ближнего боя, для которых авиационные бомбы или торпеды были бы не очень страшны. Такие суда должны были создаваться путем реконструкции линкоров типа «Ройал Соверен». Этот проект не осуществился вследствие хода войны и предпочтения, которое должно было оказываться строительству авианосцев. Третий проект предусматривал простую тактическую операцию расстановки мин в норвежских территориальных водах, чтобы отрезать снабжение Германии необходимой для нее железной рудой.
Еще одним проектом была операция «Ройал Мэрии», целью которой было парализовать движение судов на Рейне путем сбрасывания с самолетов и взрывания речных мин. Эта операция сыграла свою ограниченную роль и доказала свою целесообразность уже в самом начале, как только она была разрешена. Однако она прекратилась в общем крахе французского Сопротивления. Во всяком случае, для того, чтобы причинить противнику большой ущерб, ее надо было применять длительное время.
Итак, подытожим: в войне армий на суше я должен был подчиниться идее использования лишь средств обороны. На море я упорно боролся во вверенной мне области, чтобы завладеть инициативой в борьбе с врагом для облегчения ужасного положения, когда наши торговые суда представляли собой колоссальный объект для нападения противника. Но в результате длительного транса «сумерек», или «мнимой» войны, как ее обычно называли в Соединенных Штатах, ни Франция, ни Великобритания не в состоянии были отразить мстительный германский натиск. Только после того, как Франция была раздавлена, у Великобритании благодаря преимуществу ее островного положения родилась из мук поражения и угрозы уничтожения национальная решимость, равная решимости Германии.
Начали поступать зловещие известия разной степени вероятности. На заседании военного кабинета 3 апреля военный министр сообщил нам о полученном в военном министерстве известии, что немцы сосредоточивают в Ростоке крупные силы, намереваясь занять, если потребуется, Скандинавию. Министр иностранных дел заявил, что известия из Стокгольма, по-видимому, подтверждают это сообщение. По сведениям шведской дипломатической миссии в Берлине, в Штеттине и Свинемюнде сосредоточено большое число немецких судов общим водоизмещением 200 тысяч тонн, имеющих на борту войска, численность которых, по слухам, достигает 400 тысяч человек. Высказывалось предположение, что эти войска готовы нанести контрудар в ответ на наше возможное нападение на Нарвик или другие норвежские порты, по поводу чего немцы, как заявлялось, продолжали нервничать.
Вскоре мы узнали, что французский военный комитет не соглашается на операцию «Ройал Мэрии». Комитет одобрил минирование норвежских вод, но возражал против каких-либо действий, которые могли бы навлечь на Францию возмездие.
В то время премьер-министр попросил меня поехать в Париж и попытаться убедить Даладье, из-за которого, по-видимому, тормозилось все дело.
Я посетил Даладье в доме на улице Сен-Доминик в полдень 5 апреля и имел с ним серьезную беседу. Даладье утверждал, что через три месяца французские воздушные силы настолько возрастут, что можно будет принять необходимые меры, чтобы ответить на реакцию немцев на «Ройал Мэрии». Он был готов указать в письменной форме точную дату. Даладье упирал на то, что французские заводы беззащитны. Наконец, он заверил меня, что период политических кризисов во Франции кончился и что он будет работать с Рейно в тесной гармонии. На этом мы расстались.
В пятницу 5 апреля 1940 года премьер-министр выступил в центральном совете национального союза местных консервативных ассоциаций с речью, проникнутой необычайным оптимизмом:
«После семи месяцев войны я в десять раз больше уверен в победе, чем в начале войны... Я считаю, что в течение этих семи месяцев наше положение сравнительно с положением противника стало значительно более сильным...
Когда война вспыхнула, Германия оказалась значительно лучше подготовленной, чем мы, и было естественным ожидать, что противник воспользуется своим первоначальным превосходством, чтобы постараться одолеть нас и Францию, прежде чем у нас будет время исправить наши дефекты. Не удивительно ли, что такой попытки не было предпринято? Какова бы ни была причина этого – то ли Гитлер думал, что он может довольствоваться тем, что получил без борьбы, то ли подготовка оказалась все-таки недостаточной, – как бы то ни было, одно несомненно – Гитлер упустил возможность.
Таким образом, семь месяцев, которые были в нашем распоряжении, позволили нам ликвидировать и устранить пробелы, укрепить свои силы, привести в состояние готовности все оружие – наступательное и оборонительное – и настолько увеличить нашу военную мощь, что теперь мы можем смотреть в будущее со спокойствием и уверенностью, что бы оно нам ни принесло».
Это суждение было ошибочным. Его главный аргумент, что мы и Франция сейчас относительно сильнее, чем в начале войны, не был правильным. Как я уже говорил раньше, немцы уже четвертый год энергично производили вооружения, тогда как мы находились на более ранней стадии, которую по результатам, пожалуй, можно было сравнить со вторым годом подготовки. Кроме того, с каждым месяцем теперь уже четырехлетняя германская армия превращалась в более зрелую и совершенную боевую силу, а прежнее преимущество французской армии в уровне подготовки и спаянности постепенно исчезало. Премьер-министр не высказал предположения, что мы накануне великих событий, тогда как мне казалось почти несомненным, что война на суше должна начаться. И главное, выражение «Гитлер упустил возможность» было неудачным.
Все оставалось неопределенным. Различные мелкие проекты, которые я смог предложить, были приняты, но ни одна сторона не предпринимала крупных действий. Наши тогдашние планы основывались на осуществлении блокады путем минирования норвежского коридора на севере и на том, чтобы препятствовать Германии получать нефть с юго-востока. В германском тылу царила полная неподвижность и молчание. И вдруг пассивная политика, или политика малых действий, союзников была сметена водопадом величайших неожиданностей. Нам предстояло узнать, что такое тотальная война.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.