Жилые помещения

Жилые помещения

Архитектурное решение жилых помещений дворца отличается от парадных атмосферой интимного уюта и комфорта.

Судя по Описи зданий и его интерьеров, в нем были две столовые. Одна из них — Верхняя или Парадная, находилась на первом этаже, а другая, Нижняя, располагалась в подвальном помещении, рядом с подсобными комнатами: кухней, ледником и винным погребом. В. И. Александрова в исторической справке о дворце Алексея Александровича высказала предположение о наличии акварельных проектов по Нижней столовой в коллекции проектов Месмахера. На основании Описи имущества теперь уже можно утверждать, что четыре проекта, нигде ранее не публиковавшиеся, можно отнести к архитектурному решению Нижней столовой. Ограниченное пространство с невысокими потолками в подвале дворца с выступами арок и нишами архитектор оформил в виде уютной комнаты с мягкой удобной мебелью в восточном стиле. Как и в других помещениях дворца, низ стены отделан дубовыми филенками. А далее стены обтянуты тисненой кожей, пол выстлан метлахской плиткой. На акварельном проекте Месмахера показан прямоугольный обеденный стол, низкая оттоманка с прямоугольной резной спинкой яркой обивкой, по обеим сторонам которой помещены легкие «восточные» столики с кальянами. Здесь также находились двенадцать резных дубовых стульев, ширма, часы. Нижняя столовая освещалась люстрами из оленьего рога. Удачно обыграны ниши: в центре самых больших помещены резные дубовые полки с парадной посудой, вокруг полок и в малых нишах укреплены многочисленные расписные керамические и подносные серебряные блюда, являющиеся основным декором стен. Известно, что во дворце только серебряных блюд, которые были поднесены великому князю, было тридцать четыре [34, п. 169]. Поражавшие роскошью званые приемы и обеды чаще всего происходили в Парадной столовой. Современники отмечали, что иногда после спуска на воду новых кораблей великий князь Алексей Александрович проводил там заседания своего ведомства в непринужденной обстановке. Великий князь Александр Михайлович вспоминал: "Он (Алексей Александрович) приглашал членов Адмиралтейств-совета к себе во дворец на обед, и после того как наполеоновский коньяк попадал в желудок его гостей, радушный хозяин открывал заседание Адмиралтейств-совета традиционным рассказом о случае из истории русского парусного флота… Его повар был настоящим артистом" [3, с. 115].

Знаменитый в Петербурге погреб Алексеевского дворца насчитывал сотни марок отечественных и иностранных крепких напитков и вин. Помимо уже упоминавшегося коньяка «Наполеон», здесь были такие марки, как «Нарышкина», «Кюба», "Бель Вю", «Монте-Карло», «Клиссон», «Кювилье» и др. Ликеры: «Кюрасо», «Бенедиктин», "Мария Христина"; портвейны "Графа Гурьева", «Марсала»; херес «Депрэ», «Гонзалес», мадера «Кювилье», "Старая Мальвазия"; 40 сортов водки, среди них "Седьмое небо", «Яхт-клуб», «Елисеева», виски, яблочная и прочие. Напитки хранились в бочках, графинах, бутылках и кувшинах [34, л. 71].

Столовое серебро, включавшее в себя более десяти обеденных и десертных сервизов, многочисленные блюда для жаркого и рыбы, суповые миски, подносы, серебряные тарелки, ведерки для шампанского, братины, чайники, сливочники, кофейники, самовары, кружки, фляги, несессеры — всего более 520 наименований занимают несколько страниц. Серебряные вилки, ножи и ложки хранились во дворце ящиками. Одних серебряных солонок в русском стиле более 50 штук [34, лл. 169, 170].

Пять сохранившихся авторских листов Месмахера по Парадной столовой включают в себя профильные и поперечные разрезы, а также изображения камина. Как гласит легенда, хозяин дворца никому не разрешал фотографировать это помещение. По первоначальному проекту снизу стены на треть декорированы дубовыми панелями. Ярусом выше квадратные панели из дуба с небольшими полочками для размещения посуды из драгоценных металлов чередовались с изразцами геометрического рисунка. Средний ярус стены завершался полкой для керамической посуды, которая проходила по всему периметру столовой. Выше над изразцами шел фриз, состоявший из живописных картин, заключенных в дубовые рамы. Учитывая насыщенность интерьера деталями, Месмахер предложил среди сюжетных и декоративных картин лишь одно многофигурное изображение охоты. Оно дополнялось четырьмя небольшими натюрмортами со стаффажем, а также небольшими панно с фигурками амуров среди гирлянд. Здесь также большое внимание уделяется дверям, которые украшены дубовыми наличниками и деревянным картушем с монограммой «АА». Знакомство с фотографиями 1900 года и современным состоянием дворца показывает, что замысел архитектора был изменен. Вместо предложенной темы сюжетов Парадная столовая была украшена серией из десяти картин в духе голландских жанристов XVII века, исполненной Э. К. Липгартом.

Эрнест Карлович Липгарт был сыном богача-помещика и знаменитого коллекционера, барона Карла фон Липгарта, славившегося своей эрудицией. Художник был лишен покровительства отца, так как женился в Париже на натурщице против родительской воли.

А. Н. Бенуа вспоминал, что "баронская воспитанность проявлялась в его чрезвычайной готовности быть всем и каждому полезным, а также в том умении, с которым он «поддерживал конверсацию» на любую культурную тему. О живописи великих мастеров он говорил с неподдельным трепетом, отдавая предпочтение итальянцам — как «флорентийским кватрочентистам», так и художникам XVIII в. с Тьеполо — «его богом» во главе" [6, т. I–III, с. 581]. По приезде из Парижа в 1857 году он был очень популярен и завален заказами светских портретов. Не случайно он был представлен великому князю Алексею Александровичу и сразу получил заказ по созданию панно для вновь строящегося дворца, так как помимо портретов, Липгарт писал плафоны и стенные панно. Художник создал их в 1887 году сразу же после приезда из Парижа.

Представляется, что многофигурные стенные панно Липгарта значительно ухудшили и исказили замысел Месмахера. Центральную часть в интерьере Парадной столовой архитектор уделил многоярусному камину из резного мореного дуба в стиле Ренессанс. Вокруг топки камина удачно расположено майоликовое панно с изображением плодов, гирлянд, масок и декоративных ваз. Изразцы были исполнены в 1884 году В. Андре — супругой архитектора. Изразцы выполнялись в мастерской Центрального рисовального училища барона А. Л. Штиглица. Большая часть их была уже готова к осени 1883 года, о чем свидетельствует запись в дневнике А. А. Половцова, который осматривал их в стенах училища в ноябре этого года. Во втором ярусе камина скомпонованы два резных панно — "Иисус, превращающий воду в вино", и "Исцеление слепого", исполненные в 1883 г. А. Г. Адамсоном (сегодня панно сняты, стоят у стены). Обратимся к анализу предметов прикладного искусства, исполненных для меблировки Парадной столовой. Одним из самых дорогих изделий был парадный трехъярусный буфет из резного дуба. В описи имущества он оценен в 15 тыс. рублей. Как правило, в таких буфетах выставлялись самые ценные предметы прикладного искусства. Здесь же находился круглый раздвижной закусочный обеденный стол, тридцать шесть дубовых стульев, обитых тисненой кожей. Парадная столовая освещалась двумя бронзовыми люстрами в стиле петровского барокко. После обильной трапезы здесь можно было удобно разместиться на диване и банкетках, которые находились недалеко от белого рояля фирмы Беккер. Уютный полумрак создавали торшеры из лазурита с бронзой и многочисленные подсвечники. Сохранились рисунки буфета, сервировочного стола и стульев, в форме декора которых ощущается влияние как Ренессанса, так и барокко петровского времени.

Среди самых интересных помещений жилой части дворца — Кабинет великого князя. Его интерьер в коллекции М. Месмахера представлен шестью проектами, показывающими общий вид, декор стен, арок, дверей и камина. По художественному решению это — один из самых оригинальных и лучше всего сохранившихся интерьеров дворца. Одна его часть через дубовую арку связана с Приемной, тогда как другая через тройную дубовую арку имеет выход к небольшой Библиотеке. Стены Кабинета на треть облицованы профилированными дубовыми панелями. Выше они обтянуты тисненой кожей с золоченым узором. Кессонированный потолок также облицован дубом. Важное место в декоре Кабинета отводилось дверям, украшенным картушами и резными наличниками. Двухъярусный камин из серого песчаника декорирован вензелем владельца.

Фотография 1900 года и сохранившаяся отделка подтверждают, что интерьер Кабинета полностью соответствует замыслу архитектора. В декоративном оформлении этого интерьера Месмахер использует в основном ренессансные мотивы с элементами барокко. В Кабинете великого князя Алексея Александровича была мебель, которая создавалась по проекту Месмахера специально для этого интерьера и потому была решена в едином стиле с отделкой. Помимо письменного стола и кресел, исполненных в манере необарокко, в кабинете были также готические кресла "а ля Генрих II", шкаф «ампир», оттоманка в восточном вкусе, бронзовые люстры в русском стиле, а также японские этажерки, лампы и другие предметы. Кабинет украшали бюсты знаменитой серии фабрики Шопена, изображающие российских князей и монархов, а также терракотовые бюсты императоров Николая I и Александра II, фарфоровые бюсты Екатерины Великой и Александра I. Морская тема нашла свое выражение в ряде предметов прикладного искусства. На столе стояла бронзовая чернильница "тумба с дельфином", и часы «якорь» [34].

Примыкающая к Кабинету небольшая Приемная оформлена в том же стиле и материале. В ней находился бронзовый стол с мозаикой, двенадцать ореховых кресел с шелковой обивкой, напольные часы фабрики Брегет, бронзовые бюсты Екатерины Великой и Вольтера.

Библиотека Алексеевского дворца — небольшое, скромно отделанное помещение, было сплошь заставлено узкими дубовыми шкафами. Сохранились проекты книжных шкафов и дверных проемов. Как и некоторые другие помещения дворца, Библиотека освещалась многоярусной бронзовой люстрой в стиле петровского барокко. В шкафах хранились разнообразные исторические атласы, книги и справочники по морскому делу, часть которых выписывалась из Англии и других стран.

Через небольшое помещение — Шкафную, стены которого были закрыты шкафами из красного полированного дерева, можно было выйти к Ванной комнате с бассейном. В коллекции М. Месмахера Ванная комната представлена пятью проектами, продольными и поперечными разрезами, декором стен и камина, рисунками изразцов и проектами декора перекрытия. Проект был выполнен без изменений. Все пространство этого помещения было поделено на две небольшие зоны. Одна — для мраморной ванны, другая — для небольшого бассейна. Основным декором ванной комнаты является майоликовое панно с полихромными изображениями мифических повелителей морских стихий. Характер росписи панно отдаленно напоминает сюжеты росписей итальянской майолики эпохи Возрождения. Датировка этих панно 1880 и 1894 гг. позволяет сделать выводы о продолжительных сроках этой работы и ее уникальности. Сохранилась подпись художника-керамиста — В. Бабенчиков. Кроме панно стены облицованы голубыми изразцами без рисунка. Вероятно, это было связано с развертыванием деятельности класса майолики в Училище Штиглица, основанного в 1882 году. Пол был выстлан мрамором. Морская тема в отделке ванной была выбрана не случайно. Она была связана не только с утилитарным назначением этого помещения, но и в какой-то мере отражала профессиональные интересы великого князя Алексея Александровича.

Как показывают планы, опубликованные Архитектурной энциклопедией Барановского, в Алексеевской дворце было две спальни: Верхняя или Большая, которая находилась на втором этаже здания, и Нижняя, которая располагалась на первом. Хотя проекты этих помещений не сохранились, по Описи известно, что стены первой были затянуты тканью в дубовых рамах. Верхняя спальня отапливалась камином, отделанным полихромными изразцами с изображениями парусника, сельского пейзажа и птичьего двора. Здесь находились бронзовая кровать, диван, умывальник в "русском вкусе", шкафчик, кресло-качалка, удобное и мягкое кресло, стенные бра в стиле рококо и фонарь.

Нижняя спальня отличалась простотой отделки. Известно лишь, что ее стены были расписаны. Меблировка Нижней спальни состояла из кровати, ночного столика, оттоманки, японской ширмы, зеркала, резного стола с якорем и других предметов.

Во дворце Алексея Александровича, в отличие, например, от дворца его брата, Владимира Александровича, на Дворцовой набережной, русский стиль представлен лишь предметами прикладного искусства, такими, как люстры, посуда, мебель, статуэтки. Великий князь был скорее «западником», чем «славянофилом». Вероятно, его многочисленные путешествия больше ориентировали его на восточную экзотику и западную культуру.

Но украшавшие дворец предметы прикладного искусства, выполненные в "русском стиле" дают авторам право сказать о нем несколько слов.

Подобно тому, как это было в Западной Европе, в России в XIX веке происходил процесс переосмысления художниками разных направлений национального культурного наследия. В результате изучения древнерусских декоративных приемов и слияния их с новыми технологическими достижениями стал вырабатываться стиль в искусстве, названный "русским".

Выпускниками Императорской Академии художеств в Петербурге Ф. Г. Солнцевым, И. А. Монигетти, В. А. Гартманом, И. П. Ропетом, а впоследствии — и воспитанниками других художественных школ, создавался официальный художественный стиль России. Ф. Г. Солнцев первым обратил внимание на роль древнерусского орнамента как на важный элемент стилеобразования. Им были созданы рисунки для двух фарфоровых сервизов — «Кремлевского» и сервиза великого князя Константина Николаевича. Разработкой национального стиля также занимались ведущие зодчие этого времени — И. А. Монигетти, В. А. Гартман. В 1860-70-е гг. на многих изделиях из фарфора, стекла и серебра заметно влияние византийского и древнерусского зодчества и искусства XV–XVII веков, где лейтмотивом декора являлись такие орнаменты, как "кресты в розетках" и «плетенки»; изготавливались также изделия с использованием мотивов народного искусства, характерных для вышивки, резьбы, плетения, росписи. Особый интерес вызывают специально заказанные для дворца фарфоровые изделия в "русском вкусе" [34, л. 188]. Наиболее традиционными по характеру декора были изделия из серебра, предназначенные для православной церкви. Известные ювелиры П. В. Сазиков, И. П. Хлебников, П. А. Овчинников, используя переработанные древнерусские образцы, создавали неповторимые по богатству декора иконы, складни, литургические наборы, декорированные драгоценными камнями, сканью, полихромной эмалью, небольшие мастерские и частные фабрики выпускали сувенирные изделия в русском вкусе — колокольчики в виде уменьшенной копии Царь-колокола, пресс-папье из малахита, декорированные фигурками крестьян и летящей тройкой, бюсты знаменитых исторических деятелей России.

Причудливое переплетение стилей Алексеевского дворца как бы заменяло путешествие по странам и эпохам, а сам дворец являлся своеобразной энциклопедией по истории интерьера. Разные по своему характеру, они предназначались то для торжественных приемов, то создавали особую атмосферу уюта и комфорта, свойственную жилым помещениям, то погружали в иллюзорный мир Востока. Переходя из помещения в помещение, гости попадали то в старинный рыцарский зал, то в атмосферу беззаботной светскости Танцевального зала, то восточной экзотики Китайской гостиной и Сераля, то столовой, погружающей в эпоху барокко.

После торжественных залов и коридоров эпохи классицизма асимметричная, живописная планировка комнат, смещенных с оси и свободно группирующихся вокруг одного или нескольких центральных помещений, обычно производила на гостей великого князя Алексея Александровича большое впечатление.

Обретя собственное жилище лишь в 35 лет, где он мог жить по установленному им порядку и в соответствии со своими интересами, великий князь Алексей Александрович делает все возможное, чтобы его новый дворец был уютен и притягателен для родственников, коллег и друзей. Добродушный и снисходительный к чужим недостаткам, веселый и хлебосольный хозяин Алексеевского дворца время от времени организовывал различные приемы, стремясь порадовать своих гостей хорошей кухней, тонкими винами и воспоминаниями о своих многочисленных путешествиях.

Для убранства интерьеров императорских дворцов, загородных поместий и яхт большинство декоративных произведений заказывалось по специальным рисункам ведущих зодчих и художников на казенных императорских мануфактурах: Императорском фарфоровом и Императорском стеклянном заводах, на Петергофской и Колыванской шлифовальных фабриках; мебель, осветительные приборы, столовое серебро и пр. — в лучших мастерских Петербурга и Москвы, получивших право называться "поставщиками императорского Двора". Ряд заказов получали известные мастера прикладного искусства Западной Европы. Разнообразные прикладные изделия из бронзы, фарфора, серебра, камня способствовали повышению эмоционального восприятия, созданию романтического настроя в готических кабинетах или библиотеках, или ощущения легкой веселости и беззаботности в гостиных и будуарах рококо, вводились в обстановку восточной экзотики в «мавританских» и «турецких» комнатах.

Завершение отделки дворца и его меблировки относится к началу ноября 1885 г. Резкий в своих оценках государственный секретарь А. А. Половцов в дневнике от 7 ноября оставил следующую запись: "Четверг. Осматриваем оканчиваемый Месмахером дворец великого князя Алексея Александровича (бывший дом Сабурова). Единства никакого, отдельные части хороши, сад приятен своей обширностью, вещей, сколько-нибудь сносных, почти нет". Из того же дневника мы узнаем, что великий князь Алексей переехал "в свое новое жилище" лишь 12 ноября 1885 года.

Александр Александрович Мосолов писал в своих воспоминаниях о великом князе: "Он жил в прекрасном дворце на Мойке, где, правда, весьма редко, но все же иногда устраивал балы, зато очень блестящие и роскошно обставленные. Давались они главным образом в царствование брата великого князя — императора Александра III" [26, с. 129].

Для того, чтобы представить себе, каким был Петербург в 1890-е годы, как проходила жизнь во дворце, необходимо вспомнить атмосферу Петербурга 1890-х годов. Город был центром культурной жизни страны. В нем выступали лучшие оперные певцы и симфонические оркестры, читались самые передовые произведения известных литераторов.

Аристократы говорили, в основном, на французском; туалеты, мебель и посуду выписывали из Франции, отдыхали в Европе, а не в родовых поместьях, ходили в Мариинский театр на императорский балет, а после него — в известные рестораны. Несмотря на темное зимнее время суток, характерное для Петербурга, сезон веселья начинался в новый год и продолжался до Великого поста. Столичная знать крутилась в сплошном вихре веселья многочисленных концертов, банкетов, балов, балетов, приемов, играх в клубах, ночных пирах. Ордена и медали, блеск драгоценностей, цыганская музыка, шампанское и изысканные деликатесы…

Созданные в разных стилях интерьеры дворца обладают общей для них особенностью — высоким профессиональным мастерством и исполнением. Участвовали в воплощении замыслов Месмахера и решении интерьеров, в основном, его воспитанники — ученики Петербургского училища технического рисования барона A. Л. Штиглица (1814–1884), которым архитектор руководил в течение 20 лет (ныне — Художественно-промышленная Академия). К отделке дворцовых интерьеров также были привлечены известные художественные фирмы, имевшие большой опыт в оформлении многих столичных дворцов и особняков. В отделке интерьеров дворца можно видеть характерные для творчества архитектора разные породы дерева, сложную рельефную лепку, красочные изразцы, майоликовые панно, резной мрамор каминов в сочетании с красной медью обшивки, гобелены, тисненую кожу, цветной камень, живописные панно. Многие декоративные детали подписаны исполнителями.

Студенты, воспитанные под руководством Месмахера, принимали участие во многих международных выставках, представляли свои работы на съездах зодчих.

Представить облик Месмахера можно, познакомившись с воспоминаниями о нем его многочисленных учеников. Так, Анна Петровна Остроумова-Лебедева в своих "Автобиографических записках" писала: "Директором школы был Максимилиан Егорович Месмахер — властный, умный и энергичный человек. В школе отличные, светлые классы, электрическое освещение (в то время редкость), чистота, порядок, организованность, дисциплина. В младших классах преподавал сам, первый знакомясь с вновь поступившими. Подходил к каждому индивидуально, внимательно подмечая особенности каждого. Он был строг и требователен, но в нем была простота в общении, правдивость, искренность и справедливость. Наружность была очень внушительная. Высокая плотная фигура. Седая вьющаяся грива волос. Крупные черты широкого лица со следами оспы. Совсем львиная голова… Помню, как я однажды роптала на рисовании, стоя с рукой на весу, а Месмахер мне сказал: «Когда вырастете и станете художницей, будете писать портрет. Обладая легкостью и твердостью руки, вы подойдете к холсту и сразу поставите блики на глаза. Рука вам не изменит. А пока это время не пришло, надо упражняться, школа учит точности, терпению и выдержке»".

В. В. Стасов вспоминал: "Достойны всяческого уважения усилия директора школы M. Е. Месмахера, хорошего и образованного художника, держать школу на возможно высоком уровне. Его энергия неутомима и громадна: он во все входит сам, от крупного до самого мелочного, до последних подробностей начальных рисовальных и орнаментальных классов; он, можно сказать, ведет сам все преподавания и, хотя такое беспредельное тяготение одной личности иногда дает в результате известную неблагоприятную однотонность, однако оно же заставляет дело сильно и равномерно двигаться вперед, не дает никому заснуть".

"В училище были прекрасно оборудованные светлые классы, отличный музей, одна из лучших в Петербурге библиотек по богатству специального материала, собранию гравюр и дивной коллекции бабочек. Библиотека охранялась ее цербером — профессором Гальнбеком…

Во всем чувствовалась рука и зоркий глаз хозяина, а главное — большая любовь к своему детищу… Чистота коридоров и прекрасно оборудованных классов была невероятной для меня. Казалось, как же работать здесь, когда и пошевелиться страшно, чтобы не пачкать помещений. Казалось, что и порядок здесь должен быть особенный, по движениям служителей в темно-синих сюртуках, по расчитанности шагов", — писал К. Петров-Водкин в своей книге "Хлыновск. Пространство Евклида. Самаркандия". И далее: "В области учения еще заметнее отражался на мне строгий порядок в работе: он развивал во мне работоспособность и соревнование с товарищами. Занятия в различных материалах и инструментах делали свое профессиональное дело: рука приобретала точность в изображении и аккуратность в количественном распределении красящих веществ…Коридорами и классами с шевелюрой Саваофа носился дух школы — Месмахер. Он вскидывал на черной ленте пенсне, улавливая на ходу, не сдает ли где колесо машины четырех этажей, внутренним коридором уходил Месмахер в готовившийся к открытию музей, в свою лебединую песнь…"

В своих «Воспоминаниях» Аркадий Александрович Рылов, известный русский пейзажист, с 1888 года учившийся, а затем — преподававший в училище, писал: "Мне очень нравилось учиться у Штиглица. Благодаря трудовой дисциплине, работа кипела. Я чувствовал, что с каждым уроком мои технические знания увеличиваются. Мы в совершенстве рисовали смывной тушью гипсовые вазы, отлично передавали тростником стекло и металл. С наслаждением я рисовал акварелью и масляными красками натюрморты. До иллюзии передавал клеевыми красками рельефы и металлические предметы на декоративном панно…" [40].

Помимо училища изначально предполагалось создать и музей, где на примерах изучения прикладного искусства прошлых эпох ученики могли бы постигать теорию и практику художественного творчества.

Щедрый благотворительный поступок Штиглица был поддержан дарами коллекционеров, промышленников и аристократов Петербурга, заложившими основы художественно-промышленного музея. Первоначально музей располагался в учебном здании. После смерти А. Л. Штиглица (в 1884 г.), бывшего попечителем училища, было обнародовано его завещание, по которому он оставил своему любимому детищу еще девять с половиной миллионов рублей для строительства музея и создания коллекции. На эти же деньги поручается создать проект музейного здания известному петербургское зодчему M. Е. Месмахеру.

Для обозрения главнейших музеев прикладного искусства в Европе архитектор командируется за границу. Как известно, в XIX в. было несколько музеев художественной промышленности: Лондонский Южно-Кенсингтонский (основан в 1857 году, с 1899 г. получивший название Виктории и Альберта), Венский (1864 г.) и Берлинский художественно-промышленный музей (1867 г.), Гамбургский музей искусства и ремесел (1877 г.).

Неоценимую роль в создании и комплектовании музея училища сыграли приемная дочь Штиглица H. М. Июнева и зять барона А. А. Половцов, фабрикант, политик, страстный собиратель предметов искусства. А. А. Половцов дружил с великим князем Алексеем Александровичем и, судя по дневнику, часто с ним встречался, особенно в 1880-1890-е гг. 6 июня 1891 г. А. А. Половцов записал в своем дневнике: "В 10 1/2 часа у великого князя Алексея Александровича, с коим отправился осматривать вновь строящийся музей наш. Он в восхищении; Месмахер показывает все свои рисунки с проектами декораций различных комнат в различных стилях".

30 апреля 1896 года состоялось торжественное открытие музея Центрального Училища технического рисования барона А. Л. Штиглица. На вернисаже присутствовала императорская фамилия, именитые гости. Неизгладимое впечатление на приглашенных произвело само здание музея с потрясающими по отделке интерьерами в различных исторических стилях, исполненных по проектам архитектора M. Е. Месмахера. "Он роскошен, несравненно роскошнее музея нашей Кенсингтонской школы", — заявил в своем выступлении представитель из Лондона. Помимо художественного образования учащихся, музей вел большую экспозиционную и исследовательскую работу. Хранители музея систематизировали коллекции, создавали научные каталоги, организовывали выставки, например, "Старинного русского серебра", куда были доставлены превосходные вещи графа Шереметева, князя Белосельского, графа А. А. Бобринского. Великий князь Алексей Александрович, постоянно интересовавшийся событиями в училище, доставил в музей золоченый туалетный прибор работы знаменитого Germain, который он купил в Опекунском совете.