ГЛАВА ВТОРАЯ ПРОДОЛЖЕНИЕ ЦАРСТВОВАНИЯ ИМПЕРАТРИЦЫ ЕКАТЕРИНЫ II АЛЕКСЕЕВНЫ

ГЛАВА ВТОРАЯ

ПРОДОЛЖЕНИЕ ЦАРСТВОВАНИЯ ИМПЕРАТРИЦЫ ЕКАТЕРИНЫ II АЛЕКСЕЕВНЫ

Комиссия об уложении. 1767–1768 годы.

30 июля назначено было днем открытия комиссии об Уложении. Депутаты, которых к этому времени приехало в Москву до 460 человек, собрались в Чудов монастырь в 7 часов утра. Прежде них приехал туда главный распорядитель князь Вяземский, незадолго перед тем утвержденный в должности генерал-прокурора.

В 10 часу выехала из головинского дворца Екатерина с большой торжественностью, в императорской мантии, с малою короною на голове; карета была запряжена осьмью лошадьми. Впереди ехали придворные в 16 парадных экипажах. За каретою императрицы следовал взвод кавалергардов под командою своего шефа графа Григор. Григ. Орлова. За кавалергардами ехал в карете великий князь Павел Петрович. Когда императрица приехала в Успенский собор, двинулись туда депутаты по два в ряд под предводительством генерал-прокурора, державшего в руке маршальский жезл. Впереди шли депутаты от правительственных мест, потом от дворянства, от городов, от однодворцев и прочих старых служб служивых людей, наконец из поселян; в сословиях старшинство между депутатами соблюдалось по губерниям, расписанным в таком порядке: Московская, Киевская, Петербургская, Новгородская, Казанская, Астраханская, Сибирская, Иркутская, Смоленская, Эстляндская, Лифляндская, Выборгская, Нижегородская, Малороссийская, Слободско-Украинская, Воронежская, Белогородская, Архангельская, Оренбургская и Новороссийская; лично же старшинство между депутатами наблюдалось по времени их прибытия в Москву и внесения в депутатский список. Депутаты христианской веры вошли в собор, иноверцы остались вне храма. По окончании службы императрица отправилась в Кремлевский дворец, а депутаты стали подписывать присягу, в которой клялись «приложить чистосердечное старание в великом деле сочинения проекта нового Уложения, соответствуя доверенности избирателей, чтоб сие дело начато и окончено было в правилах богоугодных, человеколюбие вселяющих и добронравие к сохранению блаженства и спокойствия рода человеческого, из которых правил все правосудие истекает». Присягавший просил Бога, чтоб «ниспослал ему силу отвратить сердце и помышление от слепоты, происходящей от пристрастия, собственныя корысти, дружбы, вражды и ненавистные зависти, из коих страстей родиться бы могла суровость в мыслях и жестокость в советах».

После подписания присяги депутаты отправились во дворец, в аудиенц-залу, где Екатерина стояла на тронном возвышении, имея по правую сторону стол, покрытый красным бархатом, где лежали наказ комиссии, обряд управления комиссиею и генерал-прокурорский наказ. По левую сторону трона стоял великий князь с правительственными лицами, придворными и министрами иностранными, по правую – знатнейшие дамы; на второй ступени тронного возвышения стоял вице-канцлер князь Александр Мих. Голицын.

Когда генерал-прокурор представил императрице депутатов, депутат от Синода, новгородский митрополит Димитрий (Сеченов), начал речь, в которой искусно вывел законодательное преемство Екатерины от Юстиниана: «Прославлялася иногда Древняя Греция, прославлялся Рим своими законодателями; но к полной их славе недоставало того, что не просвещены были евангельским учением, которое есть всякого нравоучения претвердым основанием; но ты, сим светом путеводима, из источников истины христианския почерпаеши воду животную. Были и в христианских греческих государях, кои славу законодателей получили; по течению вещей, по неизвестным Божиим судьбам пременившуся (вследствие турецкого нашествия), сила законов сама собою перестала. Но в сих судьбах печальных усматриваем мы судьбу для нас благоприятную, ибо, по перенесении с Востока к нам веры, и право законодательства яко наследственно тебе препоручено от того, который и настоящая потребно править и будущая полезно устрояет». Когда митрополит кончил, вице-канцлер от имени императрицы обратился к депутатам с речью, в которой приглашал их приступить к своему великому делу: «Начинайте сие великое дело и помните при каждой строке оного, что вы имеете случай себе, ближнему вашему и вашим потомкам показать, сколь велико было ваше радение о общем добре, о блаженстве рода человеческого, о вселении в сердце людское добронравия и человеколюбия, о тишине, спокойствии, безопасности каждого и блаженстве любезных сограждан ваших. Вы имеете случай прославить себя и ваш век и приобресть себе почтение и благодарность будущих веков. От вас ожидают примера все подсолнечные народы; очи их на вас обращены. Слава ваша в ваших руках, и путь к оной вам открыт; от согласия вашего во всех сих полезных отечеству делах зависеть будет и совершенность оныя».

На другой день, 31 июля, с семи часов утра депутаты начали собираться в Грановитой палате; в 10 часов по приглашению генерал-прокурора сели по местам в числе 428 человек. Приступили к избранию маршала; больше всех голосов получил вяземский дворянский депутат граф Ив. Григор. Орлов (278 избирательных и 150 неизбирательных), за ним брат его копорский депутат граф Григорий Григорьевич (228 и 200), потом волоколамский депутат граф Захар Григор. Чернышев (179 и 249), костромской депутат Александр Ильич Бибиков (165 и 262), орловский депутат граф Федор Григор. Орлов (159 и 269), депутат от Сената князь Мих. Никит. Волконский (147 и 254), московский депутат Петр Ив. Панин (137 и 296). Трех первых кандидатов должно было представить императрице на утверждение; но когда генеральный прокурор объявил собранию, что большинство голосов пало на двоих Орловых – Ивана и Григория, то последний встал и просил собрание уволить его от должности маршала за множеством дел, возложенных на него императрицею. Собрание согласилось; следующий за ним кандидат, граф Чернышев, также просил об увольнении, но собрание не согласилось, и потому представлены были трое: граф Иван Орлов, граф Чернышев и Бибиков. 3 августа, во втором заседании комиссии, объявлено было собственноручное решение Екатерины: «Как граф Орлов нас просил о увольнении, а граф Чернышев обязан многими делами, то быть предводителем костромскому депутату Александру Бибикову». По прочтении этого решения генерал-прокурор передал Бибикову свой жезл, и началось чтение «Наказа», который, по словам дневной записки, был слушан с восхищением, многие плакали, особенно когда читались слова: «Боже сохрани, чтоб после окончания сего законодательства был какой народ больше справедлив и, следовательно, больше процветающ. Намерение законов наших было бы не исполнено: несчастие, до которого я дожить не желаю». В пятом заседании, 9 августа, депутаты стали говорить: «Что сделать для государыни, благодеющей своим подданным и служащей примером всем монархам? Чем изъявить, сколь много ей обязаны все счастливые народы, ею управляемые?» Остановились на мысли поднести Екатерине титул премудрой и великой матери отечества.

12 августа после обедни – это было воскресенье – императрица приняла депутатов во дворце, и маршал Бибиков говорил ей речь, которая оканчивалась так: «Став делами твоими удивление света, будешь „Наказом“ твоим наставление обладателей и благодетельница рода человеческого. Потому весь человеческий род и долженствовал бы предстать здесь с нами и принести вашему имп. в-ству имя матери народов, яко долг, тебе принадлежащий. Но как во всеобщем благополучии мы первенствуем и первые сим долгом обязуемся, то первая Россия в лице избранных депутатов, предстоя пред престолом твоим, приносяще сердца любовию, верностию и благодарностию исполненныя. Воззри на усердие их как на жертву, единые тебя достойную! Благоволи, великая государыня, да украшаемся мы пред светом сим нам славным титлом, что обладает нами Екатерина Великая, премудрая мать отечества. Соизволи, всемилостивейшая государыня, принять титло как приношение всех верных твоих подданных и, приемля оное, возвеличь наше название. Свет нам последует и наречет тебя матерью народов. Сей есть глас благодарственный торжествующей России! Боже сотвори, да будет сей глас – глас вселенной!» Вице-канцлер отвечал, что императрица «с удовольствием принимает изображенную депутатами чувствительность, тем более что оная благодарность ясно предвещает ту горячность, которую они самим делом намерены показать свету исполнением в „Наказе“ предписанных правил». Относительно принятия предлагаемого титула ответила сама императрица: «О званиях же, кои вы желаете, чтоб я от вас приняла, – на сие ответствую: 1) на великая– о моих делах оставляю времени и потомкам беспристрастно судить; 2) премудрая – никак себя таковою назвать не могу, ибо един Бог премудр, и 3) матери отечества – любить Богом врученных мне подданных я за долг звания моего почитаю, быть любимою от них есть мое желание».

Последующие заседания были посвящены избранию членов в три особые комиссии: дирекционную, экспедиционную и комиссию разбора депутатских наказов. Дирекционная должна была составить прочие частные комиссии для разных отраслей законодательства (юстиции, вотчинных дел, торговли и т. д.) и выбрать в них членов из полного собрания депутатов по баллотировке. Дирекционная комиссия следила за ходом работ в частных комиссиях посредством еженедельных меморий, получаемых ею от каждой комиссии: если из этих меморий усматривалось уклонение от правил, то дирекционная комиссия направляла уклонившуюся комиссию на должный путь. Каждая частная комиссия, окончив свой труд, вносила его в дирекционную комиссию, которая должна была смотреть, согласен ли он с «Наказом» императрицы, нет ли несходства одной части с другой и все ли части клонятся к сохранению целости империи чрез добронравие, народное благополучие и человеколюбивые законы. Экспедиционная комиссия наблюдала, чтоб труды всех других комиссий изложены были по правилам языка и слога. Она отвечала за то, что не нашла и не оставила речей и слов двоякого смысла, темных, неопределенных и невразумительных. Эта комиссия была необходима, ибо мысль русских людей по недавности знакомства с наукою с великими усилиями вращалась в новом мире политических и юридических понятий и отношений, что отражалось в речи, тяжелой, неправильной и темной. Комиссия о разборе депутатских наказов должна была разобрать наказы и проекты по их содержанию и выписки из них представить полному собранию комиссии, которая, со своими замечаниями, отсылала их в дирекционную комиссию.

С восьмого заседания в комиссии началось чтение депутатских наказов, из которых прочитано и обсуждено 12 в пятнадцати заседаниях. Затем приступлено было к чтению и обсуждению законов о правах дворянства. Прежде окончания рассуждения об этом предмете перешли к законам о купечестве, а затем к лифляндским и эстляндским привилегиям. Этим кончились заседания комиссии в Москве 14 декабря 1767 года. В следующем 1768 году они возобновились уже в Петербурге, 18 февраля: начали читать и обсуждать законы, относящиеся к юстиции. 10 июля возвратились к рассуждениям о дворянских правах, ибо маршал Бибиков объявил, что из дирекционной комиссии прислан проект правил благородных, составленный комиссиею о государственных родах. Обсуждение этого проекта заняло много времени. В декабре 1768 года комиссия покончила свою деятельность обсуждением законов о поместьях и вотчинах.

Екатерина хотела слышать откровенные голоса различных состояний русского народа, хотела познакомиться, по тогдашнему выражению, с умоначертанием народным, в среду которого хотела провести начала, выработанные современною мыслию, современною наукою; хотела познакомиться с умоначертанием народа, чтобы испытать почву прежде, чем сеять, испробовать, что возможно, на что будет отклик и чего еще нельзя начинать. Для нее был здесь интерес практический; для нас, потомства, здесь интерес неменьший – исторический. Собрались вместе для обсуждения сообща дел высшего интереса представители разных сословий. Это было собрание чинов, и потому мы должны ожидать в каждом из них стремления определить отношения к другим сословиям в пользу своего, тем более что депутат получил от своих избирателей наказ в этом смысле и считал своим долгом оправдать доверие избирателей. Сословие дворянское при этом представило двойственность, разделение на две стороны: людей старых и людей новых родов или фамилий. Древняя Россия не знала высшего благородного сословия, не было никакой сословной связи, никакого равенства и общности прав между людьми, стоявшими на высших ступенях служебной лестницы и стоящими на низших ее ступенях, между боярами, окольничими и «худыми детишками боярскими», хотя две черты были всем им общие: обязанность военной службы, что указывало на тождество их с дружиною первых князей, и право получать вознаграждение за службу в виде земельного участка или поместья, иногда превращавшегося из временного в вечное владение или отчину. Несмотря на отсутствие представления о высшем благородном сословии, несмотря на пропасть, которая разделяла боярина от сына боярского, все эти люди как люди военные, ставя себя выше людей, занимающихся мирными промыслами, считали себя только как воинов, настоящими людьми, мужами, а тех считали меньшими людьми и называли их уменьшительно мужиками.

В конце XVI века произошло важное осложнение отношений: все эти землевладельцы, помещики и вотчинники получают для своих земель крепостное народонаселение и по отношению к многочисленному классу народа получают новое значение, значение господ, которое имели прежде только по отношению к холопям. Здесь было положено начало выделения землевладельцев и вместе крестьяновладельцев как господ из остального народонаселения, не имеющего права иметь в своем владении крестьян, положено было начало господскому сословию, высшему, благородному. Крепостные крестьяне были господские крестьяне; явилась привилегия, явилось и привилегированное сословие. В таком положении застало дело петровское преобразование. Новое время по самому характеру своему требовало для всего точнейших определений; высшее привилегированное сословие должно было получить одно общее название, тем более что так было там, откуда шел пример, образец, – в Западной Европе; но откуда было взять название? Обратились к ближайшему одноплеменному народу польскому и взяли у него на время название шляхта. Потом мало-помалу это название стало вытесняться своим старинным – дворянство. Сначала это название не могло быть усвоено потому, что была еще свежа память о том времени, когда слово «дворяне» означало только один известный разряд военных людей, когда боярин или окольничий не разделался бы дешево с тем, кто бы оскорбил его честь, назвавши его дворянином; но когда бояре и окольничие исчезли, название «дворяне» как почетнейшее для массы землевладельцев осталось и начало делаться названием сословным для всех господ, всех землевладельцев, имеющих право владеть крестьянами.

Но в новой России между дворянами скоро должно было обнаружиться различие, поведшее к неприязни. В древней России право владеть землею и потом соединенное с этим правом право владеть крестьянами принадлежало военным людям, и право это в их среде между различными разрядами их не могло подвергаться никакому прекословию как истекавшее из необходимых государственных отношений, иначе немыслимых: бедное государство не могло давать другого вознаграждения за службу, кроме земли, и потом должно было прикрепить к этой земле и работников. Столкновения по служебно-родовому старшинству и чести выражались в местничестве. Но в новой России вследствие новых потребностей произошли явления, подавшие повод к особого рода столкновениям. Во-первых, явилось постоянное войско с правом выслуги для рядового солдата в офицеры, а офицерство давало вход в сословие благородных, господ, дворян; господин видел, как его крестьянин, или его человек, сданный в солдаты, становился равным ему и даже выше его; случалось, что крестьянин опережал господина по службе, господин оставался солдатом, а крестьянин проходил офицерские чины и был начальником прежнего господина. Во-вторых, в силу естественного развития подле службы военной явилась гражданская; люди низкого происхождения дослуживались по гражданской службе до чина, дававшего доступ в дворянское сословие; на деньги, нажитые на службе, и нажитые всяким способом, покупали населенные земли, становились рядом с старинными господами и часто затемняли их своим богатством. Военный человек, обязанный трудною и опасною службою, сильно оскорблялся, видя наравне с собою и выше себя человека худородного, нажившегося неизвестно как или известно как на легкой, покойной службе. Наконец, преобразовательная эпоха выдвинула новые потребности, государство земледельческое становилось хотя несколько мануфактурным; начали учреждаться необходимые заводы и фабрики, но в малонаселенной стране на них нельзя было управиться вольнонаемным трудом, и те же побуждения, которые заставили для содержания военных людей прикрепить крестьянина к земле, заставляют теперь прикреплять крестьян к фабрике, заводу; и подле господ, военных людей, владеющих крестьянами, являются фабриканты и заводчики, также господа, также владеющие крестьянами, хотя иные сами из разбогатевших торговлею крестьян. Новое оскорбление для старинных господ, военных людей.

И вот в Грановитой палате слышатся голоса против закона Петра Великого, по которому дослужившийся до известных чинов тем самым становился дворянином. Говорит депутат от ярославского дворянства князь Мих. Мих. Щербатов, скоро обративший на себя внимание собрания своею начитанностью, литературною обработкою своих речей и жаром, с каким произносил их. Один из противников его сделал об нем такой отзыв: «Я заметил, что в мнениях, поданных г. депутатом князем Михаилом Щербатовым, он очень редко основывается на прежних узаконениях, и эти мнения он подкрепляет весьма разумными рассуждениями, которыми он отменно одарен от Бога». Щербатов говорил: «Обстоятельства времени и разные случаи принудили Петра Великого сделать для нашего же благополучия такие положения, которые ныне от изменения нравов не только не полезны, но скорее могут быть вредны. Означенные законы содержат в себе правило, по которому каждый дослужившийся до офицерского чина почитается дворянином и дети его уже должны быть помещены в дворянский список. Такое преимущество дослужившимся до офицерского чина по тогдашним обстоятельствам было необходимо для понуждения дворян вступать в службу; но ныне, когда уже видим, что российское дворянство по единой любви к отечеству и славе и по усердию к своим монархам достаточно наклонно и к службе, и к наукам, то кажется, что право, сравнивающее это сословие со всяким, кто бы каким бы то ни было образом ни достиг офицерского чина, должно отменить. Один государь по своему соизволению может награждать этим правом за важные услуги не только того, кто окажется достойным, но и его потомство. Известно, что первое различие между состояниями произошло от личной доблести некоторых лиц из народа. Потомки их равномерно отличались от других, оказывая услуги тем обществам, которых они были членами. Итак, первым объяснением имени дворянина будет то, что он такой гражданин, которого при самом его рождении отечество, как бы принимая в свои объятия, ему говорит: ты родился от добродетельных предков; ты, не сделавший еще ничего мне полезного, уже имеешь знатный чин дворянина; поэтому ты более, чем другие, должен показать мне и твою добродетель, и твое усердие. Тебя обязывают к тому данные законами моими права, предшествовавшие твоим заслугам, тебя побуждают к тому дела твоих предков, подражай им в добродетели и будешь мне угоден. Рожденный в таком положении, воспитанный в таких мыслях человек не будет ли употреблять сугубые усилия, дабы сделаться достойным имени своего и звания? Одно это имя и припоминание о славных делах своих предков довольно сильно, чтобы побудить благородных людей ко всяким великим подвигам. Эта политика у римлян столь далеко простиралась, что они приписывали начало знатных родов своим героям, о чем, по свидетельству блаженного Августина, знаменитый римский писатель Варрон говорил, что для государства весьма полезно, чтобы знаменитые люди почитали себя происшедшими от героев, хотя это и неправда, но уже одна мысль о таком происхождении может побудить их предпринимать и оканчивать величайшие дела. Самый естественный рассудок убеждает нас, как то признают и все лучшие писатели, что честь и слава наиболее действуют в дворянском сословии, поэтому сии качества имеют большее влияние на тех, которые почти с самого рождения своего слышат о знатных делах своих предков, видят их изображения, вспоминают те подвиги, какими они прославлялись, чем на тех, которые, смотря на отцов своих, дослужившихся до первых офицерских чинов по старшинству службы или по проискам, а не по отличным заслугам, не видят ничего такого, что могло бы его склонить к славным делам, а имена предков их уже скрываются во тьме. Не могу при сем случае не припомнить мнения знаменитого наукою и своим знанием в законах барона Пуффендорфа, который говорит: обыкновенно чины сами собою не дают дворянства, но государь дает титул дворянина, кому заблагорассудит, и проч. Осмелюсь еще присовокупить, что право, по которому каждый разночинец, получивший только офицерский чин, поступает в дворянское достоинство без рассмотрения его поступков или мыслей, может быть поводом ко многим злоупотреблениям. Такие люди, дабы дослужиться до офицерского чина и чрез то приобрести звание дворянина, зная, что это зависит от власти каждого командира, не откажутся льстить его страстям и употреблять другие низкие способы для снискания его благоволения, что, конечно, послужит ко вреду нравов их самих и их начальников. Достигши до офицерского чина и видя себя дворянином, эти люди уже теряют побуждение к достижению высших чинов, а только желают приобрести себе имение, приискивают все пути, не отвергают ни единого, оттого порождается мздоимство, похищения и всякое подобное им зло. Однако же я нисколько не думаю лишать людей, какого бы они ни были звания, тех преимуществ, которые даются как награда достоинству, и полагаю весьма справедливым награждать его, где бы то ни оказалось; но чтобы награждалось только действительное достоинство, и притом от такого лица, которое одно имеет несомненное право награждать так, чтобы награждение распространялось и на потомство. Лицо это есть монарх».

Другие депутаты повторяли те же мысли, дополняя их подробностями. Депутат ржево-володимирского дворянства Игнатьев говорил: «Многие из подьяческих, посадских и прочих подобного рода людей, вышедшие в штатские и обер-офицерские чины и находящиеся в разных статских должностях, покупают большие деревни, размножают фабрики и заводы, а чрез то делают подрыв природному дворянству в покупке деревень. Когда дворянин, занимающийся хлебопашеством и трудом своим приобретя деньги, пожелает купить по соседству деревни по цене умеренной, то некоторые не из дворян, имея большие суммы, возвышают на них цену втрое и более, и деревни эти оставляют за собою. Таким образом, дворянин, лишаясь средств увеличить свое имение, впадает в недостаток, и деревни его, которыми он прежде владел, приходят в упадок. Мое мнение, чтобы запретить пользоваться правом дворянства и покупать деревни тем, которые не из дворян достигнут службою штаб– и обер-офицерских чинов. Некоторые из сих последних могут сказать: если им не будет дозволено пользоваться правом дворянства и покупать деревни, то каким способом они, по отставке от службы и не получая жалованья, будут снискивать себе пропитание? На это им следует отвечать, что те деньги, на которые они могли бы купить деревни, пусть отдают в рост и, получая с своего капитала проценты, ими довольствуются как бы доходом с деревень». Депутат обоянского дворянства Глазов говорил: «Многие, находясь в военной службе, в гвардии, во флоте, в артиллерии и в полевых полках, давали о себе сведения, что они происходят из дворян, и показывали за собою деревни, которых никогда не имели, ибо знали, что в военной службе верных справок о том не делалось. По таким-то их несправедливым показаниям они производились в чины. Находящиеся в статской службе поступали подобным же образом. Сверх того, многие присоединяли себя к другим дворянским фамилиям, доставляя о себе по проискам из Разрядного приказа справки, по которым можно было бы прибрать одну фамилию к другой; потом, отыскав кого-либо из той дворянской фамилии самого последнего человека, мота и нехранителя чести своего звания, уговаривали его ту справку подписать с засвидетельствованием, что те отыскивающие дворянство действительно происходят из дворян и состоят с ними в близком родстве, хотя настоящая фамилия их и не знает и никогда причесть их в свой род не может. Однако же через это многие получали себе чины и покупали деревни. В нынешнее время в полках осталось весьма малое число дворян; большею же частию теперь служат в них люди, подобные тем, о которых я выше объяснил».

Мнения эти не остались без возражений. Дворянский депутат Изюмской провинции Зарудный говорил: «Как многотрудна во флоте и как тяжела в сухопутной армии служба, я не стану объяснять, ибо предмет этот слишком обширен; не знающим этого могут рассказать все там послужившие и ныне служащие о тех неимоверных трудах, которые они понесли в бывших турецких и прусских походах и сражениях. Из этих рассказов можно удостовериться, что полученные ими чины и дворянское достоинство нелегко им достались. Что же касается до статской службы, то и она для исправления дел как внутри отечества, так и при сношениях с иностранными державами необходимо нужна, полезна и небезтрудна. Следовательно, думать об отнятии дворянского достоинства, заслуженного многотрудною и полезною отечеству военною службою, понесенными трудами, претерпенными ранами и даже лишением жизни, равным образом приобретенного ежечасными трудами и честностью по статской службе, думать, говорю, об отнятии достоинства у тех, кому оно уже пожаловано и утверждено, мне кажется, несовместно ни с общею дворянства пользою, ни с тем благоденствием, о котором всемилостивейшая наша государыня изволит прилагать попечение, ни с тем наставлением, которое ее в-ство преподала в своем „Наказе“, т. е. взаимно делать друг другу добро сколько возможно. Такая мысль скорее может быть отнесена к самолюбию, ибо подающие мнения об ограничении способов достигать дворянства высказывают через то желание, чтобы им одним и им подобным пользоваться дворянством, а прочих, какого бы они достоинства, честности и верности к своему монарху и отечеству ни были и каких бы заслуг ни оказали, лишить этого преимущества навсегда». Депутат Днепровского пикинерного полка Козельский говорил: «Ежели предки российских дворян начало своего достоинства получали чрез награждение по своим заслугам за верность и добродетель, а не чрез знатность рода, то потомки их не должны бы умалять и презирать офицерские чины. Ежели те лица, которые со времени государя Петра Великого и по его узаконениям заслужили обер-офицерские чины, хотя были и незнатного происхождения, но только добронравного воспитания, и потом в нынешнее уже время показали себя искусными в военных делах, в приведении в отличный порядок подчиненных им солдат, ежели такие лица неоспоримо достойны почитаться за настоящих дворян, то они должны пользоваться и всеми дворянскими преимуществами. Нет сомнения, что достоинство сие драгоценно; но кому оно было дороже, предкам ли, которые сами его заслужили, или их потомкам? Если же, как некоторые того желают, умножится одно только старинное дворянство и пренебрежено будет вновь пожалованное, то, по мнению моему, это послужит в подрыв государственной службе, ибо прочие, недворянские сословия, не видя себе равного с дворянами за службу возмездия, будут служить принужденно, без всякой ревности и любви к отечеству. Не имея в виду заслужить в своем же отечестве отличного достоинства, они сделаются как бы не сынами отечества. О воспитании же своем, о науках и о добродетелях не будут иметь повода прилагать какое-либо старание. И какое же будет в государственных делах благосостояние и в обществе спокойствие, когда вместо взаимного человеколюбия от такого явного небрежения к ближнему умножится ненависть и вражда? Дворянство, умножив высокомерие своего достоинства, будет пренебрегать служащими как по гражданской, так и по военной части. Вместо исправления нравов вселится гордость и презрение к ближнему». По словам депутата Терского семейного войска Миронова, «достоинство дворянское не рождается от природы, но приобретается добродетелью и заслугами своему отечеству. Могут ли гг. российские дворяне сказать о своих предках, что все они родились от дворян? Я, напротив, полагаю, что в России более найдется таких, которые за воинские дела и другие добродетели получили это достоинство».

Надобно было защищаться. Особенно задели слова, что предки людей, выставляющих теперь свое древнее происхождение, были люди незнатного происхождения и выслужили свою честь. Начал говорить самый ревностный защитник прав древних фамилий князь Мих. Мих. Щербатов, начал говорить «с крайним движением духа», дрожащим голосом: «Депутат Днепровского пикинерного полка в мнении своем говорит, что все древние российские дворянские фамилии произошли от низких родов и что теперь эти древние дворяне по надменности своей не желают допустить в свое звание людей, того достойных. Весьма удивляюсь, что этот г. депутат укоряет подлым началом древние российские фамилии, тогда как не только одна Россия, но и вся вселенная может быть свидетелем противного. К опровержению его слов мне довольно указать на исторические события. Одни российские дворяне имеют свое начало от великого князя Рюрика и потом по нисходящей линии от великого князя Владимира; другие выехавшие знатные люди берут начало свое от коронованных глав; многие фамилии хотя и не ведут рода своего от владетельных особ, но произошли от весьма знатных людей, которые, выехавши в службу к великим князьям российским, считают несколько столетий своей древности и у нас украсили себя знаменитыми заслугами отечеству. Как может собранная ныне в лице своих депутатов Россия слышать нарекания подлости на такие роды, которые в непрерывное течение многих веков оказали ей свои услуги? Как не вспомнит она пролитую кровь сих достойнейших мужей! Будь мне свидетелем, дражайшее отечество, в услугах, тебе оказанных верными твоими сынами – дворянами древних фамилий! Вы будьте мне свидетели, самые те места, где мы для нашего благополучия собраны! Не вы ли были во власти хищных рук? Вы, божественные храмы, не были ли посрамлены от иноверцев? Кто же в гибели твоей, Россия, подал тебе руку помощи? То верные твои чада, древние российские дворяне! Они, оставя все и жертвуя своею жизнью, они тебя освободили от чуждого ига, они приобрели тебе прежнюю вольность. Мне мнится, что зрю еще текущую кровь достойных сих мужей и напоминающую их потомкам то же исполнить и так же жертвовать своею жизнию отечеству, как они учинили. Вот первое право требования дворян древних родов, чтобы никто с ними без высочайшей власти не был сравнен. Но они не затворяют надменностию врата для доблести, а хотят, чтоб желающие войти к ним в собратство удостоились того истинною добродетелью, которую бы сам монарх увенчал дворянским званием».

Депутат Михайловского дворянства Семен Нарышкин старался разъяснить, какое, по его мнению, должно быть постановлено различие между офицерством и дворянством. Произведение в офицерские чины служит наградою доброго поведения в нижних чинах, а возведение в дворянство – наградою отменных заслуг отечеству. Нарышкин высказал и отношение дворянства к владению крестьянами: «Достоинство дворянское считается у нас чем-то священным, отличающим одного человека от прочих. Оно дает ему и его потомкам право владеть себе подобными и заботиться об их благосостоянии». Но защитники закона Петра Великого, «такого великого законодателя», не уступали, и один из них, депутат города Рузы Смирнов, предложил ограничить наследственность дворянства: «Так как ранги и чины получаются не по наследству, но по заслугам отечеству и вместе с лицом, их заслужившим, и умирают, то, чтобы наследники не могли пользоваться чужими трудами без своих заслуг, чтобы не возродилось в них нерадение самим заслуживать чины, наконец, чтобы они у других, заслуживающих награждения, не отнимали одобрения и надежды получить чины, заслуженные их предками, но для усиления в потомках ревности к службе, для отвращения уныния, нерадения и отчаяния и для ободрения людей самого низшего состояния к достижению высшей степени чести, – считаю небесполезным предложить сделать постановление, чтобы дворянство и преимущество оного не доставалось по наследству, но чтобы всякий старался достигать его по заслугам. Возвышение в звании дворянина и отнятие этого достоинства может быть произведено следующим образом: 1) Всякий, невзирая ни на какой род, может быть за слои заслуги пожалован дворянином с принадлежащими к сему званию преимуществами, начиная с первой ступени заслуженной им чести, например с обер-офицерства. 2) Всякий такой дворянин, равно как и все прочие дворяне, должен подлежать тем же законам, которым подлежат и другие люди. И ежели кто-либо из дворян сделает проступок, то по мере его важности лишать его не только дворянства, но и других принадлежащих честному гражданину преимуществ. 3) Что же касается до потомков дворян, то полагаю, что лишить их вовсе этого достоинства, не принимая в уважение заслуг их предков, было бы несправедливо и неодобрительно, но и совсем оставить его по наследству в вечное потомство будет и того несправедливее по вышеизложенным причинам. 4) Следовательно, по заслугам и чину всякого надлежало бы распространить его дворянство на несколько колен, так, например, для штаб– и обер-офицеров довольно было бы, если он сам будет дворянин, его дети и внуки. Для чинов генеральских распространить дворянское достоинство на их правнуков и так далее. 5) Если какое лицо в последнем колене не окажет должной ревности и само не возобновит своего дворянства, то детей его лишать сего звания. 6) Или же когда потомок на несколько чинов отступит от своего предка, заслужившего дворянство, на столько степеней и наследство дворянства будет уменьшено от его потомков. 7) Чрез это небрежение о себе потомков будет изгнано, а вместе с тем у недворян отчаяние, леность и неминуемое о себе нерадение искоренится, и во всяком лице возродится ревность сделать себя полезным членом отечеству и своему потомству. Наконец, благородство наше должно образовать одно тело, не разорванное на разные противоборствующие одна другой части, но составленное и соединенное из всех граждан, стремящихся к единой цели, предусмотренной премудрою нашею монархинею, которой желание есть не возвысить одних, а других обратить в ничто, но всех без изъятия учинить, сколько возможно по человечеству, благополучнейшими в свете».

Владение деревнями, крестьянами, господство в собственном смысле было то дорогое право, которым старые дворяне особенно не хотели делиться с новыми, выслужившимися недавно шпагою или пером; тем с большим нерасположением старые, да и новые дворяне смотрели на людей, которые не выслуживали дворянство ничем, не принадлежали к этому сословию и, несмотря на то, пользовались драгоценным правом иметь деревни, владеть крепостными крестьянами: то были заводчики и фабриканты. В наказе от ярославского дворянства депутату своему кн. Мих. Мих. Щербатову говорилось: «Указом Петра Великого для побуждения русского купечества заводить фабрики позволено было ему под фабрики и заводы покупать деревни; купцы не только воспользовались этим правом, но, распространяя его далее надлежащего, и в далеких от их деревень местах покупали деревни, что не только не соответствует намерениям Петра Великого, но и разрушает их тем, что фабриканты и заводчики, видя себя владельцами многих деревень, стали пренебрегать фабриками, а пользоваться и помещичьими доходами, а которые действительно купили деревни для фабрик и заводов, те забрали из деревень всех людей в работу на фабрики и заводы, и за такую малую плату, что насилу дневное пропитание иметь могут. Этим полагается препятствие умножению народа, земледелие оскудевает, и самих крестьян так мучит работами, что они часто бунты производят. Поэтому не угодно ли будет купленные купцами деревни у них взять, распорядясь так, чтоб их в убытке не оставить; а которые фабрики будут впредь заводиться, тем сделать надлежащее определение: работников, мастеров по числу работы и величины завода иметь, а прочие работники были бы наемные: это может принудить фабрикантов и заводчиков усерднее стараться о приведении в лучшее состояние русских фабрик и о производстве русскими товарами торговли; а дворянство через большую циркуляцию денег приобретет себе пользу, когда его крестьяне в междурабочую пору будут ходить к купцам работать на фабрики и заводы».

Старые дворяне при стремлении своем удержать землевладение при себе не могли не вспомнить о майорате, и в наказ московского дворянства депутату Петру Ив. Панину внесена статья: «Чтобы, сообразуясь с прочими в Европе благоучрежденными христианскими государствами, исходатайствовано было каждому владельцу право часть собственного движимого и недвижимого имения определять по благоизобретению в нераздельное наследство, кому пожелает, с предписанием порядка, как ему переходить из колена в колено. Наш прежний закон заимствовал нечто из примеров в некоторых европейских землях, но он устоять не мог, потому, конечно, что им воля владельцев была стеснена в самые узкие пределы предписанием отдавать хотя по собственному избранию, но всегда одному все свое недвижимое как самое важное в России дворянское имение». Наказ дворян Михайловского уезда депутату своему, сенатору Мельгунову, в избежание раздела деревень на части и происходящего отсюда чересполосного владения требует, чтоб в каждой деревне или селе, когда по крепостям принадлежащая земля каждому владельцу особо отмежевана будет, те части, также и целые деревни и села по этому отмежеванию с тою землею оставались навсегда неделимыми, следовательно, в продажу, в заклад, в приданое и наследство по тому отмежеванию целою деревнею во владение переходили. В наказе дворян Переяславля-Залесского генералу Ступишину говорилось: «Мнилось бы быть полезно для сохранения фамилий и домов, если бы позволено было, кто сам пожелает, при себе или при конце своем одну или сколько деревень похочет в фамилию отказать».

Но гораздо громче высказались дворяне о необходимости составления из себя областных корпусов и о праве участия в областных судах и управлении. Дворяне Боровского уезда написали в наказе депутату своему Голохвастову, чтобы дворянам было позволено каждые два года иметь съезд в своем уезде и на нем рассуждать и рассматривать, все ли в уезде исполняется по законам, не бывает ли кому притеснения от судебных мест, от квартирующих и проходящих полков или от кого бы то ни было, и если усмотрят какие-нибудь беззаконные действия и притеснения дворянам и крестьянству, то чрез избранного депутата представлять в Сенат. В том же собрании избирать дворянам между собою ландрата и от всякого стана или дистрикта дистриктного комиссара. Ландрату дистриктные комиссары, а им все дворяне и крестьяне, не исключая дворцовых волостей и вотчин, находящихся в ведомстве коллегии Экономии, должны быть послушны. Ландрат ведет суд и расправу в мелких делах не свыше 25 рублей; комиссары же должны, где произойдет нарушение закона, немедленно освидетельствовать и представить ландрату, который раэбор чинит и судит, основываясь на этом осмотре. Если в уезде произойдет разбой, то дистриктный комиссар немедленно должен собрать дворян с их людьми и крестьянами и стараться переловить разбойников, давши знать об этом ландрату и другим комиссарам, которые также все меры употребят к поимке разбойников, и пойманные отсылаются в воеводскую канцелярию. Так же поступают ландраты и комиссары, когда проведают о корчемстве. Комиссар провожает проходящие полки, смотрит, чтоб они были довольствованы, обывателям же никаких обид не было. По прошествии двух лет ландрат собирает дворян и объявляет им, что в эти два года происходило в уезде, отдавая таким образом отчет в своем управлении. Собрание избирает другого ландрата и комиссаров, причем могут быть переизбраны и прежние. Если ландрат или комиссар отправлял свою должность непорядочно, то судить его по смене собранию и по большинству голосов, наказывать денежным штрафом, которые деньги отсылаются в воспитательный дом; денежному же взысканию подвергаются и те дворяне, которые ландрату и комиссарам будут непослушны. Ландрат должен быть во всем опекуном своего уезда и защищать его. Костромское дворянство просило об учреждении земских судов по выбору дворянства из дворян же, живущих в отставке; судьи эти должны производить скорый суд и расправу в случающихся между дворянами ссорах за владение землями, порубку лесов, пожин хлеба, перекос сена, в крестьянских драках, в захвате лошадей и скота. Кроме того, должны содержать в порядке дороги, распоряжаться помещением воинских команд, определять опеку к малолетним или безумным дворянам и наблюдать за нею. Козельское дворянство в наказе депутату своему графу Брюсу просило: «Воеводы определяются в города из Прав. Сената; а к их должности принадлежащих качеств за многим числом определяемых в воеводы лиц Сенату знать нельзя; то не соблаговолено ли будет отдать выбор воеводы дворянам, чтобы они выбирали из своих товарищей погодно». Михайловское дворянство просило поручить суд между дворянами, их людьми и крестьянами в малых делах, не более 10 рублей, дворянскому предводителю с четырьмя помощниками. Судисловское дворянство просило об учреждении словесного суда из судьи и четырех помощников по дворянскому выбору, чтобы дворяне не терпели убытка и приказной волокиты, ибо из дворян много таких, которые приказных порядков не знают, а другие и грамоте вовсе не умеют, поверенных же за скудостью представить не в состоянии, особенно вдовы и сироты; то же судисловское дворянство просило и о выборе воевод дворянами из своих. Ярославское дворянство просило, чтоб дворяне избирали из себя воеводских товарищей; всякий челобитчик должен был прежде начатия дела явиться к такому воеводскому товарищу, который обязан был стараться о примирении соперников; если же не успеет, то обязан был наблюдать, чтоб волокиты истцам и ответчикам в суде не было. В наказе владимирского дворянства говорилось: «Стряпчие люди господские правые дела своими вымыслами затмевают, а неправые разными происками через справки и неприличными к делу выписками указов и прочими непорядками проволакивают; взяв с противной стороны деньги, за делами хождения совсем не имеют, почему доверители их бывают обвинены; так не приказано ли будет таких как обществу вредных людей совсем от дела отрешать и в суды не пускать, а вместо их определять из дворян, освидетельствовавши в Сенате их достоинство и знание». Клинское дворянство просило о праве избирать на три года дворянского начальника для каждого уезда: к этому начальнику дворяне обращаются с жалобами, приняв которые начальник призывает просителя и его соперника и требует у них, чтоб они в помощь ему для рассмотрения их дела дали из своих уездных дворян по одному человеку с подпискою, что они им верят. Когда эти поверенные будут представлены с обеих сторон, то начальник, присягнув, вместе с ними разбирает дело третейским судом. Дворянский начальник должен заботиться о делах дворян своего уезда, производящихся в воеводской канцелярии; наконец, должен охранять окружные межи. Дворянство каждого уезда имеет в Москве своего выборного на год депутата, который в Вотчинной коллегии и в прочих судебных местах заботится о всех делах дворян своего уезда, чтоб они как можно скорее были решены. Эти депутаты находятся под покровительством государственного депутата, которым должно быть лицо первого или второго класса. Дворянство Перемышльского и Воротынского уездов полагало, что прокурор должен назначаться по дворянскому выбору. Алексинское дворянство просило в каждом уезде учредить судей по выбору из дворянства вместо воевод и товарища их; в случае же какого-нибудь сомнительного дела судья дает знать предводителю и тот решает дело в общем собрании дворянства. Дмитровское дворянство просило о праве выбирать земских судей, которые должны были прекращать в самоскорейшем времени все между помещиками и между крестьянами ссоры и споры без письменного производства.