«Плохой» отец

«Плохой» отец

Но вначале немного о судьбе Якова, неровной, не слишком счастливой, а окончившейся и вовсе трагически.

После смерти матери полугодовалый малыш остался на попечении семьи Сванидзе, её сестер, брата и деда Семена Сванидзе. Отцу, жившему от ареста до ссылки, воспитанием сына заниматься, конечно, было невозможно. Но вот произошла революция, закончилась Гражданская война, Сталин к тому времени уже был второй раз женат – на Надежде Аллилуевой. Пришло время забрать старшего сына, которому к тому времени исполнилось четырнадцать лет, в семью отца, в Москву.

Безусловно, для Якова это была сложная перемена, надо думать, сильно сказавшаяся на его психике – из вольной (он даже к курению успел пристраститься к четырнадцати-то годам!) домашней атмосферы, из теплой, цветущей Грузии он вдруг попал в суровую, холодную северную столицу огромного русского государства. И не просто в столицу, а в Кремль, в центр её власти, где одну из главных ролей (в то время ещё одну из главных) играл его отец. Незнакомый ему отец. И город был незнакомый. И страна, где все говорили на неродном ему языке, который он едва понимал. И все это в четырнадцать лет – переломный, как его называют, возраст. Было от чего замкнуться, уйти в себя, затосковать.

К тому же отец, властный и строгий, каким и подобает быть настоящему мужчине, с этим Яша внутренне соглашался, все время пропадал на работе. Однако он тут же заметил недостатки Яшиного предыдущего воспитания – слишком большую вольность в поведении, к которой он относил, например, курение, его немужественную мягкость, опять же, как следствие женского, балованного, чересчур нежного воспитания в семье Сванидзе, где Яшу излишне, на его взгляд жалели, слабую подготовку в учебе. Естественно, что в Москве его успехи в школе были еще более посредственными из-за плохого знания языка. Зато он быстро стал лидером в другом: побеждал во всевозможных шахматных турнирах и был одним из лучших школьных футболистов. Красивый, стройный, подтянутый, он обращал на себя внимание одноклассниц. Кира Политковская, племянница Надежды Аллилуевой, хорошо запомнила это время: «Девочки все очень влюблялись в него. А у него такой был добрый характер, что он как-то не мог отказать поухаживать или там грубо отказать. У него этого не было. К нему все девушки лезли, даже не зная, что он Яков Джугашвили, особенно этого никто и не знал».

Надо думать, что девичьи взгляды и успехи на футбольном поле смягчали ситуацию, но исправить её полностью, конечно, не могли. Вряд ли отцу надо было начинать строить отношения с сыном с искоренения недостатков в воспитании. Он подошел к нему со слишком высокими, взрослыми мерками и, естественно, получил в ответ отчуждение, кажется, так никогда до конца и не исчезнувшее. А дело-то, может быть, было не столько в воспитании, сколько в генах, унаследованных Яшей больше от матери, от тихой, мягкой, нежной Като, на которую он был так похож, чем от властного, волевого, строгого отца. Однако были в этих генах и порядочность, и благородство, и стойкость, что отец тоже понимал.

Как считает его внучка, дед вообще понимал ее отца гораздо лучше, чем об этом принято думать. И тем более она не сомневается в его отцовской любви.

«…Сцена происходила за обеденным столом. Дед ел суп, дамы Аллилуевы толковали о скандальном увлечении Яши. Эта женщина (имелась в виду Ма) старше его на три года, да к тому же еще и замужем! Дед отшучивался. Ссылаясь на всеобщее «брожение умов», пытался объяснить даже, что мужчина не меняется оттого, в какую женщину он влюблен: принцессу или белошвейку, монахиню или певицу из кабаре. Но подобные отвлеченности дам не устраивали. Срочно перегруппировавшись, они пошли в лобовую атаку: «Иосиф, так же нельзя! Вы обязательно должны вмешаться!» Дед, вообще не признававший за дамами права на военные действия (не знаю, делал ли он исключение для Жанны д, Арк), сразу помрачнел и сказал резко: «Мужчина любит ту женщину, которую любит. Да и вспомните, что уже было!..

Он имел в виду историю раннего папиного брака с Зоей. Папа, когда ему еще не исполнилось и девятнадцати лет, влюбился в Зою, поповну и красотку, и, конечно, проникся самыми серьезными намерениями. Дед возмутился: недоросль не хотел учиться, а хотел жениться! Все-таки он навел справки о Зое, и тут уж совсем заартачился. (Большинство исследователей, особенно из тех, какие пристрастно относятся к Сталину, безапелляционно утверждают, что «жестокосердый» Сталин разрушил счастье своего старшего сына единственно из-за того, что тот «посмел» влюбиться в дочку священника, чуждый элемент, забывая сказать читателю, что дочке священнику к тому времени едва исполнилось шестнадцать, а жениху – девятнадцать. Интересно, как обличители жестокого Сталина отнеслись бы к такому случаю, если бы подобная история произошла с их детьми? Тут же благословили бы на семейную жизнь? К тому же нелишне вспомнить, что среди ближайших родственников Сталина уже была дочь священника – Евгения Земляницына, жена Павла Аллилуева, брата Надежды. И ничего, до поры до времени он относился к ней весьма и весьма благосклонно. Так что не надо путать его с Троцким или каким-нибудь Емельяном Ярославским. Но дадим слово для продолжения рассказа о событиях в семье дочке Якова Галине Джугашвили, – прим. авт.)

Влюбленные держали совет. Кто из них первым вспомнил о пьесе Шекспира? Скорее всего, папа, он, думаю, был романтичнее Зои, слишком хорошенькой и веселой. Аналогия, правда, слегка хромала: отсутствовали протесты со стороны Джульеттиных родственников. Зато из Деда выходил такой отменный Капулетти, что в дополнительных осложнениях нужды как бы не чувствовалось. Приняв твердое решение следовать до конца примеру шекспировских героев, влюбленные разошлись по домам. Ромео так и поступил (к счастью, пуля лишь не сильно задела плечо). Джульетта же, по ее словам, совсем было собралась, да как-то не успела.

Дед-Капулетти не метал молний: это не входило в его привычки. Он давил своей волей клокотавшую в нем горькую смесь гнева, обиды и страха. (Слова, сказанные им тогда, дочь его сорок лет спустя сообщила всему миру, кипя возмущением, мгновенно разделенным толпой лицемеров, готовых скорее умереть, чем сознаться в традиционных «а чтоб тебя», которыми не раз и не два они награждали своих непокорных чад.)

…Трагическая развязка не получилась. Оставалось одно – пожениться и быть счастливыми. Бросив учебу, папа с молодой женой переехал в Ленинград и поступил на работу. Вскоре родилась девочка Галя, которая не дожила до года. Её смерть стала формальной причиной развода. Действительной же причиной скорее всего явилось то неуловимое и так верно угаданное Дедом, о чем сейчас говорят: «Не сошлись характерами».

Дед-Капулетти, по отбытии непокорного сына в Ленинград, не стал в классическую позу оскорбленного отца. Он спокойно ждал развязки (история была не самой сложной из тех, чей финал он точно просчитывал), попросив Кирова деликатно приглядывать за строптивым Ромео. Таким образом, возвращение отца в Москву и примирение его с дедом оказалось делом недолгим и предрешенным».

Может быть, этот ранний брак и все, что с ним связано, включая пулю в плечо, стал ответом на неудачно начатые отношения отца с сыном? Во всяком случае, для Сталина эта история стала уроком (а он умел учиться на своих ошибках), как не надо строить отношения с детьми. По крайней мере, после того он практически никому из детей не запрещал выбирать себе спутников жизни по своим вкусам, которые чаще всего с его вкусами не совпадали. Исключением была разве что история с Каплером, где в роли шестнадцатилетней Джульетты выступала уже Светлана, а «Ромео» – сорокалетний мужик не первой свежести и не лучшей репутации. Ну, о них речь впереди, а пока о Якове.

Кроме отца, ведущую роль в доме играла, разумеется, мачеха Яши – молодая, всего лишь на шесть лет старше его, красивая и странная женщина. Очень многие исследователи и биографы жизни сталинской семьи, опираясь в основном на мнение Светланы Аллилуевой, пишут, что, несмотря на внешнюю неприветливость, Надежда Аллилуева относилась к Якову едва ли не лучше, чем сам Сталин, некоторые даже на основании околокремлевских сплетен рассказывают о их романе. Однако другие, в том числе родственники, говорят о другом – о том, что отношения между пасынком и мачехой были весьма натянутыми. Вот строки из дневника Марии Сванидзе, жены Александра Сванидзе, брата Като, фрагменты из которого впервые были опубликованы в 1993 году.

Запись от 9 мая 1935 года: «…Заговорили о Яше. Тут И(осиф) опять вспомнил его отвратительное отношение к нашей Надюше, его женитьбу, все его ошибки, его покушение на жизнь, и тут И. сказал: «Как это Надя, так осуждавшая Яшу за этот его поступок, могла сама застрелиться? Очень она плохо сделала, она искалечила меня». Сашико вставила реплику – как она могла оставить детей? «Что дети, они забыли её через несколько дней, а меня она искалечила на всю жизнь. Выпьем за Надю!», сказал Иосиф. И мы пили за здоровье дорогой Нади, так жестоко нас покинувшей. Женя сказала: «У Нади были приступы тоски, Надя была больна (это со слов Каннель я сказала Нюре и Жене)». – «Я этого не знал, я не знал и того, что она постоянно принимала coffein, чтобы подбадривать себя». (Каннель мне сказала после смерти Нади, что при просвечивании рентгеном установили, что у неё был череп самоубийцы.) Не знаю, так ли это, во всяком случае, у неё был ранний климакс, и она страдала приливами и головными болями».

Вот такие суждения об отношениях Якова и Надежды, а также о причинах поведения жены Сталина высказывает их родственница, причем родственница со стороны Сванидзе. А ведь родственники, тем более женщины, которые были непосредственными свидетелями жизни семьи Сталина, гораздо лучше могли помнить и оценивать то, что там происходило, чем шестилетняя Светлана, писавшая свои «воспоминания» о том периоде, в основном, с чужих слов.

В том же духе рассказывает об отношениях в семье Сталина и другой их очевидец – приемный сын Сталина Артем Сергеев:

«Яша был очень мягкий, добрый, хороший. Мы его любили очень. Он приехал в Москву к отцу из грузинской глубинки в 1921 году в возрасте 14 лет (он 1907 года рождения). Русский знал плохо, образование было слабенькое. Ему пришлось пойти в школу и учиться с детьми младше его. Да ещё они и усваивали лучше. Он стеснялся этого, чувствовал свою некоторую ущербность, что ли, в этом плане. И отец его жалел…

Яша, пришло время, влюбился, дело там что-то не пошло, влюбленные решили стреляться. Яша стрельнул, а она не стреляла. У Яши было ранение. Болтают, что Сталин смеялся, мол, даже застрелиться не мог. Но кому он это сказал? Кому? Где это зафиксировано? Или, как и многое другое, придумано трепачами нынешними? Сталин очень любил Яшу. Это было видно, чувствовалось. Вася даже ревновал.

После случившегося Яша перешел жить в общежитие. Потом поехал в Ленинград, где тогда жил Сергей Яковлевич Аллилуев, там сколько-то пробыл. Затем вернулся, поступил в Институт инженеров путей сообщения на электротехнический факультет, жил в общежитии. Помню, снабдили его кое-каким приданым, дали одеяло, а он это одеяло отдал товарищу. Надежда Сергеевна была недовольна, ворчала. А Сталин сказал: «Значит, тому товарищу оно было нужнее. Наверное, мы Яше сможем дать другое одеяло».

«Как Надежда Сергеевна относилась к Яше?» – поинтересовалась у Артема Федоровича Екатерина Глушик, написавшая на основе бесед с ним книгу. И услышала в ответ:

«Сталин относился лучше. Когда Яша женился на Юле, то отец позаботился, создал условия: дали молодым квартиру на Большой Никитской, затем, после рождения в 1938 году дочери Галины, им дали квартиру на улице Грановского (ныне Романов переулок). Когда они жили на Большой Никитской, мы с Васей из школы на большой перемене бегали к ним домой. Яши, как правило, не было, а Юля кормила нас яичницей-глазуньей. Юля была очень хорошей женой для Яши. Что бы о ней ни говорили сейчас. И Яша очень любил свою семью: жену, дочку. Когда они только ещё встречались, сидели как-то на даче какие-то тётушки-родственницы и говорили, что вот Яша собирается жениться. Она – танцовщица из Одессы. Не пара. Сталин сказал: «Кто-то любит принцесс, а кто-то – дворовых девок. Ни те, ни другие от этого ни лучше, ни хуже не становятся. Вам что, мало того, что уже было?»

Да уж, каких бы баек ни рассказывали «трепачи нынешние», очевидцам верится больше, тем более что в их рассказах, особенно у Артема Сергеева, так явственно слышится в приводимых им словах и сталинская интонация, и сталинские обороты речи.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.