Севастопольская страда

Севастопольская страда

14 сентября союзники подошли к Севастополю с Южной стороны, объединенный флот встал у входа в бухту. Пароходо?фрегаты «Владимир» и «Крым» отошли в глубь бухты, откуда могли обстреливать занимаемые противником возвышенности. Через три дня подошли подкрепления и к нам.

Бутаков на «Владимире» тем временем перешел к устью Черной речки. Вскоре с него первыми увидели подходящие наши войска. Над грот?мачтой пароходофрегата взлетел сигнал: «Ура! Наши идут!» Измученных переходом казаков моряки кормили наваристыми щами, те черпали варево прямо шапками.

Понимая, что теперь в дальние походы ему в обозримом будущем уже не ходить, Бутаков при первой возможности отправился к Корнилову:

— Прошу, ваше превосходительство, получить в арсенале дополнительные орудия для установки их на пароходофрегате.

— А не боишься перегруза? – остро глянул вице?адмирал.

— Не боюсь, все расчеты мною выполнены. При маневрировании в бухте перегруз особого значения не имеет, зато мощь огня возрастет вдвое, а это, я полагаю, сейчас главное!

Корнилов коротко кивнул и подписал рапорт:

— Получай и устанавливай!

Через несколько дней «Владимир» имел две 10?дюймовые, пяти 68?фунтовых пушек, четыре 24?фунтовые и 18?фунтовые каронады.

— Мы теперича что еж в иголках: попробуй тронь, враз пожалеешь! – смеялись матросы, заканчивая установку новых пушек.

Не удовлетворившись этим, Бутаков снова сел за расчеты. На следующий день он собрал своих офицеров:

— Стрелять нам предстоит по противнику, находящемуся не только на отдалении, но и на возвышенностях. При обычной пальбе, пусть даже на максимальном угле, мы до противника вряд ли достанем.

— Что же тогда делать? – удивился старший офицер Лесли.

— На войне всегда есть выход из любого положения! – усмехнулся в усы командир «Владимира». – Попробуем в случае надобности создавать искусственный крен. По моим расчетам, семь градусов крена позволит дать нам прибавку в дальности до двух миль, а этого вполне хватит.

Приказом от 21 сентября 1854 года Корнилов указал для пароходов определенные места на рейде. «Владимир» и «Крым» должны были расположиться на левом фланге нашей оборонительной линии, «Эльборус» – против Ушаковой балки, «Бессарабия», «Громоносец» и «Одесса» – на правом фланге, «Херсонес» – против Инкермана. Тогда же Нахимов подготовил инструкцию для пароходов, выходящих на позицию. Помимо «Владимира» в подчинение Бутакову был отдан и «Крым», стоявший в Килен?бухте, на стыке сухопутной обороны рейда. В этот период пароходы постоянно обстреливали неприятельские позиции, мешая сооружению батарей перед Малаховым курганом и соседними бастионами.

Так, 27 сентября Корнилов отмечал в письме: «Ночью было заметно движение от 1?го лагеря к Килен?балке, но бомбы “Владимира” его остановили». Действия пароходов отвлекали неприятельскую артиллерию и от обстрела Малахова кургана. Это было очень важно, так как не все работы по укреплению позиций были еще выполнены.

В октябре 1854 года началась небывалая по драматизму и героизму оборона Севастополя. Из обращения вице?адмирала Корнилова к морякам?черноморцам: «Войска наши после кровавой битвы с превосходным неприятелем отошли к Севастополю, чтобы грудью защищать его. Вы пробовали неприятельские пароходы и видели корабли его, не нуждающиеся в парусах? Он привел двойное количество таких, чтобы наступать с моря. Нам надо отказаться от любимой мысли – разбить врага на воде. К тому же мы нужны для защиты города, где наши дома и у многих семейства. Главнокомандующий решил затопить несколько старых кораблей на фарватере. Они временно преградят вход на рейд и вместе с тем усилят войска».

Душой обороны Севастополя стал Корнилов. Его, как и Нахимова, видели всюду. Скромный Нахимов, не раздумывая, признал старшинство своего младшего товарища и помогал ему во всем, не зная ни сна, ни отдыха.

Подойдя к городу, союзники начали окапываться и устанавливать осадные батареи. И вот грянуло 5 октября – день первой генеральной бомбардировки Севастополя. Едва началась пальба Корнилов и Нахимов были уже на линии огня. Объезжая под выстрелами линию обороны, они встретились на пятом бастионе. Затем Корнилов поспешил на Малахов курган. Мог ли кто тогда знать, что адмиралы видятся в последний раз?

Буквально через час только что прибывший на курган Корнилов будет смертельно ранен ядром в пах. Упав наземь, он успеет еще прошептать подбежавшим к нему офицерам:

— Отстаивайте же Севастополь!

Оборона Севастополя продолжается: бомбардировки сменяются атаками, а атаки новыми бомбардировками. Огромна убыль в людях, в тылу процветает воровство и спекуляция, но бастионы по?прежнему держатся. Достается и союзникам. Болезни, холод и русские ядра наносят и им немалый урон.

Только за 5–8 октября открененный «Владимир» выпустил 341 бомбу и 164 ядра, заставив замолчать английскую батарею. По рассказам дезертиров, одно орудие с прислугой разорвало в клочья, остальные были повреждены и их перевезли на другие батареи. Ответная стрельба англичан была значительно хуже. Из полутысячи ядер, выпущенных ими по неподвижному пароходофрегату, попали только десять. При этом «Владимир» боеспособности не потерял, так как подводные пробоины заделывались в ближайшую ночь. Вслед за Бутаковым стали кренить свои пароходы для увеличения дальности стрельбы и другие командиры.

А на следующий день Бутаков вновь удивил и своих и врагов. Пушки «Владимира» впервые в истории нашей морской артиллерии вели огонь по невидимой цели – английской 22?пушечной батарее. И снова успех – батарея надолго замолчала.

24 октября 1854 года «Владимир» всеми орудиями поддерживал нашу армию в кровопролитнейшем сражении при Инкермане. Матросы с «Владимира» при этом навели еще и мост через Черную речку, облегчивший положение нашей армии.

Вскоре севастопольские офицеры выразили свою признательность Бутакову, избрав его членом походной думы георгиевских кавалеров, которая принимала решение о представлении отличившихся офицеров к ордену Святого Георгия. Из всех членов походной думы он был самым младшим в чине.

Но Бутаков не был бы Бутаковым, если бы не мечтал о морском бое. С этими просьбами он так надоел Нахимову, что тот не выдержал:

— Вон у входа в бухту маячит английский пароход, отгони или уничтожь его!

Бутаков действовал, как всегда, с выдумкой. Отвлекая внимание противника, он направил пароходофрегат «Херсонес» для обстрела неприятельского лагеря и судов в районе Стрелецкой бухты. Сам же на «Владимире» выскочил из Севастопольской бухты первым и решительно атаковал железный винтовой пароход «Мегара», стоявший на фарватере против Песочной бухты для наблюдения за нашими судами на рейде. Капитан?лейтенант Руднев на «Херсонесе» тем временем палил по стоявшим в Стрелецкой бухте пароходам «Катонн» и «Коршун».

«Мегара» вскоре не выдержала огня и отошла к своему флоту. После этого «Владимир» поддержал «Херсонес». Когда же на отходе наши пароходы вступили в бой с кинувшимися за ними вдогонку тремя неприятельскими пароходами, командир «Владимира» заманил один из них под огонь береговых батарей, и тот получил по полной. На отходе «Владимир» шел концевым, отстреливаясь из всех кормовых орудий. Маневрировал Бутаков блестяще. Несмотря на долгую перестрелку, только одно ядро попало в мачту «Владимира».

Из хроники боя: «Выйдя быстро из?за бонов, Владимир полным ходом устремился к винтовому пароходу и сделал несколько метких выстрелов по неприятельскому лагерю, расположенному на восточном склоне Стрелецкой бухты, и по находившемся в ней пароходам. Винтовой пароход, подав сигнал союзному флоту о неожиданном нападении, спешил уйти под выстрелы судов, расположенных в Камышовой и Казачьей бухтах, а Владимир, проводив его выстрелами, присоединился к Херсонесу и вместе с ним стал бросать бомбы по двум пароходам и по лагерю у Стрелецкой бухты. Между тем несколько неприятельских пароходов, успев развести пары, снялись с якоря, а потому, чтобы не быть отрезанным от входа в бухту, капитан Бутаков прекратил бой и возвратился в Севастополь. Потери в людях на наших пароходах не было и только перебито несколько снастей».

В рапорте адмиралу Станюковичу Нахимов отмечал: «Молодецкая вылазка наших пароходов напомнила неприятелям, что суда наши хотя разоружены, но по первому приказу закипят жизнью, что, метко стреляя на бастионах, мы не отвыкли от стрельбы на качке, что, составляя стройные батальоны для защиты Севастополя, мы ждем только случая показать, как твердо помним уроки покойного адмирала Лазарева…»

После этой дерзкой вылазки союзники постоянно держали у входа в бухту уже несколько больших пароходов. Преподанный урок они усвоили хорошо. За дерзкую вылазку к Песочной бухте Бутаков был награжден орденом Святой Анны 2?й степени с мечами.

В конце 1854 года в Севастополь приехал Айвазовский, привезя несколько новых картин, посвященных нынешней войне. Картины были выставлены на всеобщее обозрение и вызвали огромный интерес публики. Среди других выделялись огромные полотна, посвященные Синопскому бою, и сразу три картины о бое «Владимира» с «Перваз?Бахри». Посмотреть картины заглянул и Нахимов. Поглядев на них, пожал руку художнику:

— Ваши картины чрезвычайно верно сделаны!

Нашел время посмотреть на творения Айвазовского и Бутаков со своими офицерами. Полотна им тоже понравились. Вечером в кают?компании только и было разговоров, что о картинах Айвазовского.

А бои продолжались почти ежедневно. В январе 1855 года контр?адмирал Истомин, командовавший левым флангом обороны, писал Бутакову: «…прошу опять Вашего огненного содействия. Французы опять начали строить редут недалеко от той пятипушечной, оставленной неприятелем, батареи, которая так часто отведывала Вашего чугуна и у коменданта которой Вы беспрестанно портили обеденный суп: попробуйте дальность Ваших сокрушительных бомб на этот редут».

В начале февраля Бутакова ждало новое назначение. По представлению Нахимова князь Меншиков утверждает его в должности начальника штаба находящихся в Севастополе судов и частей Черноморского флота, но с оставлением в основной должности командира «Владимира». И хотя к этому времени численность флота поубавилась до нескольких пароходов и вспомогательных судов, дел у Бутакова сразу прибавилось. Прежде всего Нахимов поручил ему затопить вторую линию наших кораблей на входе в бухту, так как за время зимних штормов первая уже не представляла непреодолимого заграждения. Поэтому капитан 2?го ранга принял временное командование линейным кораблем «Двенадцать Апостолов», который быстро и тайно приготовил к затоплению. В ночь на 13 февраля корабли «Двенадцать Апостолов», «Святослав» и «Ростислав», фрегаты «Кагул» и «Месемврия» были затоплены между Николаевской и Михайловской батареями, чтобы окончательно преградить неприятелю прорыв на рейд.

В марте 1855 года Бутаков становится капитаном 1?го ранга «за отличие». Тогда же по поручению Нахимова Бутаков возглавил комитет, распоряжавшийся выдачей пособий раненым.

Так как союзники все чаще обстреливали рейд ракетами, Бутаков предложил свой способ борьбы с их попаданиями. В рапорте 7 апреля он писал: «Дав зажигательной части ракеты разгореться большим пламенем, достаточно было одной кружки воды, чтобы совершенно потушить ее».

— Дельно?с! – согласился Нахимов, бутаковскую бумагу прочитавши, обернулся к адъютанту: – Немедленно известить о сем бастионных и судовых начальников!

С бастионов пришло горькое известие о гибели бывшего старшего офицера «Владимира» капитан?лейтенанта Лесли. Бутаков пишет отцу погибшего офицера: «Судьба свела меня с Евгением Ивановичем Лесли в самом начале службы на тендере “Поспешный”, которым я тогда командовал. Благородный юноша, будущий прекрасный офицер. Плавал потом с ним у Румелийских берегов, прекрасный помощник, умный, добрый, веселый. Был на “Владимире” в бою, распоряжался орудиями носовой батареи. Назначен старшим офицером парохода. В деле 3 июля 1854 с 2 английскими и 1 французским пароходами был слегка контужен и в частых и дальних рекогносцировках заслужил лучшую репутацию всех владимирцев…»

«Владимир» вместе с другими кораблями не раз огнем артиллерии прикрывал фланг укреплений. 26 и 27 мая 1855 года он помог удержать наши передовые позиции. Под вечер 26 мая после сильной бомбардировки французы атаковали Селенгинский, Волынский редуты и Камчатский люнет. Нахимов приказал пароходам развести пары. Вскоре «Владимир», стоявший между Павловской батареей и Аполлоновой балкой, открыл огонь; затем к нему присоединились другие пароходы и линейный корабль «Храбрый». Палили до наступления темноты.

В шканечном журнале «Одессы» записано: «26 мая 1855 года в 10 часов (вечера) по словесному приказанию капитана 1?го ранга Бутакова снялись с якоря и следовали обстреливать неприятельский берег и Селенгинский и Волынский редуты, где мы и все пароходы держались под парами под выстрелами неприятельских батарей».

Всю ночь «Громоносец» обстреливал захваченные противником укрепления бомбами. На рассвете 27 мая все пароходы развернулись против фланга противника: «Владимир» и «Херсонес» у бухты Голландия, «Громоносец», «Бессарабия» и «Крым» – против Килен?балки. С 3.00 до 5.00 пароходы обстреливали неприятельские батареи. Однако силы противника были значительно большими, чем силы защитников, и вернуть передовые укрепления не удалось; пришлось оставить и Забалканскую батарею.

В начале лета Бутаков внедрил на своем корабле предложенное кондуктором Константиновым усовершенствование – продольные клинья в орудийных станках. Это позволяло увеличивать угол возвышения орудия без откренивания парохода. Благодаря этому новшеству уже 6 июля удалось вести огонь по берегу не на якоре, а прямо на ходу. Помимо этого жизненно важные части парохода начали закрывать металлическими листами и мешками с песком.

5 июня союзники начали бомбардировку укреплений, особенное внимание уделяя Малахову кургану. Бутаков обратился к Нахимову с просьбой перевести его на какой?нибудь бастион:

— Каждый день во множестве гибнут мои друзья и сослуживцы! За все мои заслуги перед флотом я прошу вас лишь об одном: перевести меня на одну из наших батарей!

Лицо Нахимова сразу посуровело.

— Нельзя?с, – покачал он головой. – Вас нужно сберечь для будущего флота! Поговорим лучше о другом. Вчера нами обнаружено движение неприятельской пехоты через Черную речку. Готовится, судя по всему, новый штурм?с! Поэтому будьте готовы в любую минуту поддержать своим огнем Малахов курган! Желаю удачи!

Штурм 6 июня был особенно яростен. «Владимир» вел огонь, маневрируя у Киленбалочной бухты. В какие?то минуты его бомбы разнесли в клочья штурмующую бригаду генерала Мейрана.

— Убейте меня! Я не желаю больше жить! – кричал в истерике Мейран, которого адъютанты под руки тащили в тыл по кровавому месиву из солдатских трупов.

В приказе от 9 июня Горчаков отметил особую роль пароходов: «Пароходы наши: “Владимир”, “Громоносец”, “Херсонес”, “Крым”, “Бессарабия” и “Одесса”, равно и батареи, устроенные в Северной стороне Севастопольской бухты, весьма много содействовали отражению атаки, поражая неприятельские колонны везде, где это было доступно».

За уничтожение бригады Мейрана командир «Владимира» был удостоен сабли с надписью «За храбрость».

28 июня 1855 года на Малаховом кургане Нахимов отдал приказания начальнику батареи и направился на вершину бастиона. Его догнали офицеры, пытаясь удержать. Но Нахимов отстранил их и взял подзорную трубу. Его высокая сутулая фигура в золотых эполетах была отличной мишенью. Офицеры и адъютант сделали последнюю попытку предупредить несчастье, убеждая хотя бы пониже нагнуться. Адмирал не отвечал, смотря в трубу в сторону французов. Просвистела пуля, явно прицельная, и ударила у локтя Нахимова в мешок с землей.

— Они сегодня довольно метко стреляют! – прокомментировал пулю Нахимов.

В этот момент грянул еще один выстрел. Адмирал упал на землю как подкошенный без единого стона. Штуцерная пуля ударила прямо в голову, пробила череп и вышла у затылка.

В сознание Нахимов уже не приходил. Утром 30 июня его не стало. Вокруг дома в молчании стояла толпа моряков и горожан. Вдали грохотали пушки.

Проститься с адмиралом пришел и Бутаков.

В те дни Бутаков готовил «Владимир» к новым неизбежным боям в августе. С пароходофрегата сняли мачты, орудия защитили тросовыми щитами, борта мешками с землей, руль прикрыли будкой из железных листов. Поменял Бутаков и тактику.

— Наша главная защита – подвижность, а потому будем стрелять только на ходу, прикрываясь от ответной стрельбы за береговыми высотами! Думается мне, что при таком раскладе противник просто не будет успевать наводить на нас орудия! На то и расчет! – ухмыльнулся довольный командир «Владимира».

А 27 августа последовал еще один бешеный штурм города. На этот раз уже последний! Вновь выкрашенный в черный цвет пароходофрегат дрался у Килен?балки, снова его бомбы и картечь собирали обильную поживу среди атакующих колонн. Однако и неприятель начал понемногу пристреливаться. Чахлые фонтанчики упавших снарядов стали вздыматься все ближе и ближе. Появились первые раненые. И тогда Бутаков решился на, казалось бы, безрассудный маневр. Вместо того чтобы отвести свой пароход подальше от зоны обстрела, он, наоборот, подошел вплотную к берегу бухты. Расчет оказался верным. Высокий берег надежно прикрыл «Владимир». Его же пушки, задрав до предела свои стволы, продолжали бить по неприятелю.

А вечером 23 августа на «Владимир» с Малахова кургана привезли тяжелораненого лейтенанта 37?го экипажа Дмитрия Бутакова. Лейтенант наотрез отказывался ехать в госпиталь и просил старшего брата остаться с ним, чтобы умереть на руках родного человека. Два матроса водили Дмитрия под руки.

— Мы идем под бомбы, и тебе лучше в госпиталь. Я дам провожатых и офицера! Тебе надо срочно делать операцию, а на «Владимире» нет таких условий! – уговаривал его Григорий.

— Мне здесь будет покойней, чем в самом лучшем госпитале!

Дмитрия все же удалось уговорить, и Григорий отправил младшего брата в госпиталь на Северную сторону. С грустью смотрел он, как отошла от борта шлюпка, как слабо помахал ему рукой Дмитрий. Больше братья уже никогда не увидятся.

Буквально через час последовала команда начать бомбардировку неприятельских позиций. Действия парохода, ставшего к этому времени среди севастопольцев настоящей легендой, вызвали в тот день всеобщее восхищение. «Чудесное зрелище представляло это прекрасное судно, – писал об этом бое один артиллерийский офицер, чье имя осталось нам неизвестным. – Идет величественно вдоль бухт от Павловского мыска, изредка пуская гранату из носового орудия, отбиваясь как будто от назойливой мухи, от французской батареи… Поравнявшись с Килен?балкой, выстрелит из орудий целого борта и медленно поворачивает другим бортом… опять сделает залп и тихо отходит, заряжая свои орудия и отстреливаясь. И этот маневр он повторял беспрерывно в течение целого штурма. Это не покажется мудреным, если не прибавить, что командир “Владимира” капитан Бутаков первым подавал экипажу пример редкого хладнокровия и неустрашимости. Все приходили в восторг, глядя на него, стоявшего на площадке над колесами и спокойно распоряжавшегося, как будто около него не летали ядра и не было вероятности быть убитым каждое мгновение. Хвала тебе, храбрый! Хвала и тебе, наш славный “Владимир”!

Но досталось и самому «Владимиру». Первая же неприятельская бомба, пробив правый борт, лопнула, разнеся в куски судовой лазарет, который был пустой. Начался пожар. Затем бомбы начали сыпаться как из ведра. Еще одна – в кают?компанию, сделав в борту огромную дыру. Следующая упала на палубу около машинного люка, разворотив палубу. Люди чудом уцелели, успев упасть на палубу по команде Бутакова: “Ложись!” Далее бомбы посыпались уже дождем. Борта зияли огромными дырами. Одно ядро было замечательно тем, что, попав в коечный ящик, стоявший с боку передней трубы, выхватило из него койку и, перегнув ее пополам, засело с нею в дыру, которую оно сделало этою койкою в переборке против колеса так, что койка предохранила колесо от повреждения».

Несмотря на огромные потери в тот роковой день, союзникам удалось захватить Малахов курган. Севастопольская страда подходила к своему концу.

Не видя смысла в дальнейшем пролитии крови, русское командование отдало приказ отходить на Северную сторону. По наведенному через бухту понтонному мосту начали переходить войска.

Вице?адмирал Новосильский прислал Бутакову приказ: «Предлагаю вашему высокоблагородию принять в свое командование все пароходы и суда, стоящие на рейде. Все баркасы, бывшие в гребном отряде, распределите по пароходам. Высылка катера под парламентским флагом проводиться будет по Вашему распоряжению».

Только ночью на 28 августа за два рейса «Владимир» перевез 2490 человек, много грузов и книги Севастопольской морской библиотеки.

А на следующий день «Владимир» подошел к занятому противником южному берегу под переговорным флагом.

— Я хочу забрать раненых, которых не успели вывести! Надеюсь, возражений не будет! – прокричал на чистом английском Бутаков в рупор.

От английской стороны погрузкой раненых руководил капитан Кеппель.

— Мы много наслышаны о командире «черного парохода», который доставил нам немало тревожных минут! – пожал руку Бутакову англичанин. – Надеюсь встретиться с вами при более спокойных обстоятельствах!

Когда все раненые были загружены, «Владимир» отправился к противоположной стороне бухты.

Ночью на дно бухты легли последние линейные корабли: «Париж», «Храбрый», «Великий князь Константин», «Императрица Мария», «Ягудиил», фрегат «Кулевчи», совсем недавно бывшие красой и гордостью Черноморского флота России.

Пароходы еще два дня, как могли, укрывали от неприятельского обстрела. За это время сняли часть пушек, разгрузили припасы. Затем пришел и их черед.

В ночь с 30 на 31 августа 1855 года Бутаков, по приказу адмирала Новосильского, свез команды последних пароходофрегатов, потом зажег и затопил их.

Когда «Владимир» отошел от берега на глубокое место, на занятом противником южном берегу началась паника, англичане и французы думали, что знаменитый «черный пароход» сейчас обрушит на них град ядер и бомб. Но ничего такого не произошло. Пароходофрегат отошел от берега не драться, а топиться. На пароходе открыли краны и подпалили сразу в нескольких частях. Орудия при этом были все заряжены и наведены на неприятеля. Взрываясь, они давали прощальный залп, как последний салют.

Со слезами на глазах командир последним вступил с палубы в шлюпку.

— Прощай, «Владимир», ты был и домом, и местом ратных дел. Здесь я пережил самые лучшие и горькие минуты моей жизни! – шептал Бутаков, глядя на погружавшийся в севастопольские волны черный остов родного судна.

В его глазах стояли слезы, которых он не стеснялся.

На берегу бывшего командира тут же определили «начальником рейдового отдела оборонительных линий северных укреплений Севастополя». И полки, и экипажи, перешедшие на северный берег, настолько перемешались, что только на наведения порядка в их рядах ушло почти два месяца.

Союзники наших почти не тревожили, штурм Севастополя стоил им столько крови, что больше воевать у них просто не было сил.

Через пару недель пришли вести и о раненых братьях, были они безрадостные. Дмитрий умер от ран в симферопольском госпитале. Владимир был жив, но с обожженным лицом и двумя тяжелейшими контузиями головы.

А вскоре и приказ из Морского министерства – ехать в Николаев и заниматься организацией его обороны от возможного нападения союзников. В жизни Григория Бутакова начиналась новая глава.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.