К последнему причалу

К последнему причалу

В феврале 1881 года Россия и Китай наконец?то подписали компромиссный Петербургский договор, уладивший проблемы Илийского края. Но корабли оставались в японских портах до весны 1881 года, ожидая ратификации договора цинским правительством.

3 мая китайцы наконец договор ратифицировали. По этому поводу 25 мая Лесовского перевезли на «Европе» из Нагасаки в Йокогаму, где его встретил новый японский морской министр Кавамура. То было время безоблачных отношений между Россией и Японией, а потому и адмиралы встречались, как старые добрые друзья. Из Йокогамы Лесовский перебрался в Эдо, где 26 мая его посетили князья императорского дома, министры и иностранные дипломаты. 3 июня состоялась аудиенция у микадо, где вместо дядьки Степана присутствовал уже определенный Лесовским в свои преемники Штакельберг. Он же представлял Лесовского и на параде войск, и на прощальном обеде. Оба последних мероприятия были данью уважения японского правительства лично Лесовскому не только в соответствии с его официальным статусом, но и в память его давнего плавания на «Диане». Именно об этом говорил на прощальном обеде министр Кавамура. Впрочем, к такому радушному отношению к русским морякам японцев подталкивала и внешнеполитическая ситуация.

19 мая 1881 года Лесовский вместе с женой на «Европе» навсегда покинул Нагасаки. На прощальном обеде офицеры эскадры наговорили дядьке Степану так много добрых слов, что суровый моряк чуть не прослезился.

Из воспоминаний В. Крестовского: «Вскоре после полудня на “Европе” начали разводить пары. В половине второго прибыл на крейсер лоцман, американец Смит, который взялся провести наше судно по водам Внутреннего Японского моря. Полчаса спустя трапы и тенты были убраны, а еще через полчаса, ровно в три часа дня, “Европа” снялась с якоря. Машине дан был малый ход вперед.

На рейде в это время стояли “Князь Пожарский”, “Стрелок” и “Пластун”. По мере нашего к ним приближения каждое из этих судов высылало своих людей на ванты, откуда они встречали и провожали нас криками “ура” и маханием шапок. Проходя мимо, С. С. Лесовский прощался с командой каждого судна отдельно и благодарил за усердную службу. Хор музыки на нашей палубе играл наш народный гимн, а команда “Европы”, тоже стоя на вантах и отвечая троекратным “ура” на каждое прощание своих товарищей, матросов “Пожарского”, “Стрелка” и “Пластуна”, побросала, наконец, в воду свои старые шапки. Это стародавний обычай, всегда соблюдаемый нашими матросами при первом шаге возвращения в отечество из дальнего плавания. Разные японские бедняки, существующие “рейдовым промыслом” и провожавшие наше судно в своих “фунешках”, заранее зная из прежних опытов, что им предстоит пожива, взапуски бросились вылавливать плавающие шапки.

День стоял прелестный, солнечный, с легким освежающим ветерком от SW, и настроение у всех было радостное, потому что это в самом деле был наш первый шаг на пути возвращения в Россию, как вдруг наш флаг?капитан А. П. Новосильский, стоявший на мостике, сдержанным голосом заметил:

— Флаг… Боже мой!.. Флаг за кормою!

Мы обернулись. Действительно, наш судовой флаг почему?то вдруг спустился со своего места и полоскался в воздухе, медленно падая в воду. Хотя его успели поймать еще на пути падения, тем не менее многие лица омрачились. Падение флага считается дурною приметой. Но тут же нашлись и утешители, которые разъяснили, что хотя такая примета и существует, но она действительна лишь в том случае, если судно отправляется в бой; тогда это значило бы, что ему придется либо спустить свой флаг, либо погибнуть; но так как мы отправляемся не в бой, а пока только в Йокогаму, благодарить микадо за радушное гостеприимство, оказанное русской эскадре, то вся примета состоит в том, что с матроса, находившегося при флаге, следует взыскать за ротозейство, а впрочем, никто, как Бог, Его святая воля!.. На этом все и успокоились».

Последняя морская кампания старого флотоводца подошла к своему концу. Плавание эскадры Лесовского стало впечатляющей демонстрацией военно?морской мощи России на самых дальних ее рубежах. Вскоре на Балтику двинулась и основная часть эскадры. Ее повел Штакельберг. Над оставшимися на Дальнем Востоке кораблями принял команду контр?адмирал Асланбегов. Так как ситуация с Китаем нормализовалась, Морское министерство сразу стало уделять Тихоокеанской эскадре куда меньше внимания.

Кульджинский кризис уходил в прошлое… Но Петербургу было над чем задуматься. Конфликт выявил слабость наших войск вдоль границ Китая и на Дальнем Востоке. Надо было как можно быстрее заселять дальневосточные области и развивать их.

В конце 1881 года генерал?адмирал сформировал комиссию для обсуждения вопроса о будущем составе флота. В состав комиссии вошли управляющий Морским министерством Пещуров, главный командир Кронштадтского порта адмирал Козакевич, наиболее авторитетные российские адмиралы Бутаков, Лесовский, Попов, Перелешин и Шестаков.

Залечивая ногу во французском городе Люшоне, Лесовский не успевал к заседанию комиссии, поэтому он участвует в работе комиссии заочно, присылая в ее адрес записки по обсуждаемым вопросам.

Перелом ноги на самом деле оказался настолько сложным, что о полном выздоровлении не было и речи.

— Как бы хуже не стало! – только и говорили лечащие врачи.

Вернувшись в Петербург, Лесовский говорил об устройстве угольных станций в океане по пути в Тихий океан, занимался планированием Босфорской десантной операции.

По?прежнему кипели споры вокруг того, какой флот и где строить. В декабре великий князь Алексей Александрович неожиданно выступил против броненосцев. Лесовскому и Пещурову едва удалось его уговорить не принимать скоропалительных решений.

— Я понимаю, что наша промышленность еще не готова к строительству большого океанского флота! А посему надо пока строить корпуса кораблей дома, механизмы пока придется закупать в Европе. Там они лучшего качества и дешевле наших.

На встречах с Пещуровым и другими адмиралами Лесовский не уставал повторять:

— Наши морские силы слабы, и мы с трудом можем решать с их помощью внешнеполитические задачи. Меня очень волнует быстрый рост германского флота, который уже держит постоянную броненосную эскадру на Средиземном море. Морская мощь Германии – это прямая угроза Петербургу. На Черном море нам необходимо обязательное превосходство над турками. Что касается Дальнего Восток, то мне кажется, что, несмотря на сегодняшнюю опасность Китая, скоро нам придется еще столкнуться с Японией, и исход столкновения непредсказуем.

Это было, по существу, его политическим завещанием новым поколениям военно?морских руководителей России. Последнее, что он сделал в своей жизни.

Чтобы подбодрить ветерана, император Александр III вернул его в Государственный совет. Лесовский, будучи человеком дисциплинированным, на совещания приезжал, но вид его был печален. Госсовет он не любил и не без основания называл «прибежищем инвалидов». После смерти в мае 1881 года своего друга адмирала Бутакова он чувствовал себя одиноко.

— Теперь и я никому не нужный береговой кнехт! – с грустью говорил Лесовский о себе знакомым. – Все у меня уже в прошлом, впереди только ожидание смерти!

В конце 1881 года Лесовский стал полным адмиралом. В это время он формально возглавлял комиссию по пересмотру Морского устава. Но сломанная нога все больше давала о себе знать. Передвигаться теперь Лесовский мог только с помощью костыля. Всегда деятельный и энергичный, Лесовский терзался откровенной беспомощностью. Это выводило его из себя. Порой доходило до слез, и адмирал, матерясь, швырял свой костыль, чтобы потом упасть самому. Помогая адмиралу, теперь его всегда сопровождали два матроса.

Начались и другие осложнения. Как это обычно бывает, беда не приходит одна. Больной старый муж начал тяготить молодую жену, и дома все чаще начали возникать скандалы. Мадам Лесовская попрекала мужа отсутствием средств, рыдая, кляла свою несчастную судьбу, закатывала истерики, била посуду. Дома царил настоящий ад. Старый адмирал теперь старался подольше задерживаться на службе или в Морском собрании, где вечерами читал журналы и просматривал газеты. Все чаще начал он жаловаться и на сердце. Глядя на изможденного и искалеченного флотоводца, кронштадтцы сокрушенно качали головами:

— Дядька Степан состарился в море, как чайка!

Его пытались приободрить, но он только отмахивался:

— Пришла пора одевать деревянный бушлат!

К 1884 году, когда стало совсем плохо, Лесовский был вынужден подать в отставку. А через месяц после выхода в отставку его не стало.

Он ушел из жизни, полностью исполнив свое предназначение.

Провожавшие его в последний путь бывшие соплаватели подняли на поминках тост:

— За нашего дядьку Степана, навсегда ушедшего в океан!

Вскоре после смерти адмирала его молодая вдова, недолго тоскуя по почившему мужу, снова вышла замуж, на сей раз уже за какого?то престарелого купца. При этом, будучи женщиной весьма расчетливой, она посчитала, что причитающаяся пенсия за умершего мужа маловата и хорошо бы ее увеличить. По этой причине вдова Лесовского отписала письмо на высочайшее имя, в котором укоряла Александра III в забвении заслуг усопшего. Ознакомившись с письмом, Александр, знавший о новом замужестве мадам Лесовской, искренне возмутился:

— Это не мы, а она слишком быстро забыла своего супруга!

И в прошении категорически отказал.

А потом адмирала надолго забыли. Что ж, не он первый, не он и последний! Память о Лесовском хранит лишь Дальний Восток, где именем флотоводца названы мыс и залив на Сахалине.

Не так давно в одном из псевдоисторических изданий я нашел довольно уничижительную характеристику Лесовского как адмирала, который ни разу в своей жизни не сделал боевого залпа, но почему?то считался боевым флотоводцем. Да, судьба сложилась для Лесовского так, что ему действительно не пришлось встретиться с врагом в открытом бою. Но разве в том его вина? Не он ли отчаянно прорывался на «Диане» сквозь океаны, обложенный со всех сторон английскими эскадрами? Не он ли был готов стоять со своими матросами насмерть в устье Амурского залива, покажись там противник? Не он ли, наконец, не пролив ни капли крови, выиграл для России ДВЕ ВОЙНЫ! Много это или мало?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.