Политика, дипломатия, риторика, тактика, стратегия

Политика, дипломатия, риторика, тактика, стратегия

Соединение в один ряд обозначенных в подзаголовке явлений на первый взгляд может показаться не вполне логичным. Однако на самом деле все достаточно взаимообусловлено.

Рассматривая вопрос о роли политики и дипломатии в Поднебесной, напомним, что то и другое было хорошо известно и активно применялось вождями племени чжоусцев еще до завоевания ими Шан. Именно искусство дипломатических контактов и умелая политика обусловили в конечном счете успех чжоуских Вэнь-вана и У-вана. Политические расчеты послужили одной из важнейших причин появления идеологемы небесного мандата и создания в государственном образовании Чжоу многочисленных уделов. Позже политика и дипломатия стали важным орудием во взаимоотношении уделов, становившихся практически независимыми царствами и княжествами, друг с другом, а затем, в период Восточного Чжоу, и с доменом сына Неба. Вся история феодализма времен Чуньцю буквально насыщена политическими интригами и заговорами, а что касается дипломатии как верной спутницы и первой помощницы удачной политики, то ее нормы были отшлифованы веками.

Теория дипломатии, ее нормы были подробно изложены в трактате «Или», а ее практика— в «Цзо-чжуань», где дается ряд конкретных примеров соблюдения (или, напротив, несоблюдения) дипломатических норм. Стоит напомнить, что, направляясь к цели, в случае необходимости пересечения для этого территории третьей страны дипломатическая миссия должна была заблаговременно получить разрешение. Игнорирование этого правила считалось смертельным оскорблением, а посол — как в свое время случилось с главой миссии Чу, не получившей пропуск на проезд через царство Сун, — подлежал казни.

Политико-дипломатические цели и расчеты, начиная с заговора против Шан и идеологемы небесного мандата, не говоря уже об интригах времен Чуньцю, были тесно связаны с использованием риторики, т. е. умелой словесной вязи, убеждающей потенциальных союзников и вассалов в выгоде предложенных им решений. Разумеется, на первых порах это еще не были сложные вербальные конструкции. Вполне возможно, что все начиналось с чего-то похожего на древнерусское «иду на вы». Однако нет никаких сомнений в том, что по мере развития бурной и насыщенной регулярными войнами истории династии Чжоу все, что имело отношение к войнам и сопровождавшим их дипломатическим и иным акциям (интриги, заговоры и т. п.), быстрыми темпами эволюционировало. И далеко не случайно дипломатия и посольский ритуал были столь детально и тщательно прописаны в трактате «Или», цель которого как раз и заключалась в том, чтобы запечатлеть и сохранить в веках все то, что в конце Чжоу считалось наиболее ценным и важным из ушедших в прошлое отношений.

Разумеется, на протяжении многих веков искусство дипломатии не только совершенствовалось, но и шло вперед семимильными шагами. В Евангелии от Иоанна сказано, что вначале было Слово (Логос). Этот мистический Логос был в какой-то мере известен и китайцам. Иными словами, те, кто профессионально занимался политикой и дипломатией, т. е. верхи общества, его элита, хорошо знали, как важно искусство убеждать.

Особенно важным это искусство стало в период Чжаньго, когда состав элиты сильно изменился и на смену родовой знати с ее весьма прочными социально-политическими позициями пришли наемные служащие из числа ши, места которых в обществе целиком зависели от их способностей, интеллекта и от отношения к ним нанявшего их правителя. Иными словами, именно теперь Логос, т. е. все та же риторика, умение хорошо и убедительно излагать свои намерения и планы, снабжая их убедительными расчетами и иными аргументами, ссылками на прецеденты из хорошо всем известного прошлого (неважно, реального или легендарного), стал едва ли не основным орудием в политико-дипломатической борьбе.

Выход в период Чжаньго на передний план риторики в различных ее формах (монолог, диалог, убеждение, спор, подчас даже резкие обвинения в адрес нерадивых правителей) способствовал превращению Логоса, т. е. Слова как такового, в еще более мощное <орудие, нежели то, каким оно было прежде. Ведь теперь все в Поднебесной писали различные сочинения, так что жанр письменной речи стал широко распространенным и очень активно использовался. А знакомство с нормами письменной речи влекло за собой хорошо известное со времен Конфуция умение высказывать и записывать мысли в краткой форме афоризмов.

Почему важно акцентировать внимание на этой форме? Разумеется, в период Чжаньго, о чем много уже было сказано, широко распространенным было использование письменных текстов, трактатов, энциклопедий и иных сочинений. Быстро совершенствовалась и устная речь. Тем не менее главным был выход на передний план искусства риторики. В данном случае речь идет не о риторике вообще, а о той ее форме, которую она обрела в связи с древними нормами взаимоотношений Слова с политикой и дипломатией и, что гораздо существенней, с войнами, точнее, с искусством военного дела, тактики и стратегии.

Речевая вязь и привычные стандартные риторические формулы, использовавшиеся до периода Чжаньго, теперь стали претерпевать существенную трансформацию. Суть ее в том, что в новых условиях наемные ши стали выполнять функции военачальников. Эти генералы из числа ши, в отличие от своих предшественников, были не только хорошо образованными, но и могли обобщить многовековую практику военного дела и заняться ее теорией. Одним из наиболее известных таких наемников был У Ци. Но в преданиях сохранились имена еще нескольких теоретиков, в том числе Сунь У и Сунь Биня. Всем им традиция приписывает небольшие, но имеющие важное значение трактаты о военном искусстве. Эти трактаты хорошо известны и сохранили свою ценность вплоть до наших дней, ибо содержат в обобщенном виде весь опыт многовековых войн эпохи Чжоу.

Именно здесь риторика, издревле тесно связанная с политикой и дипломатией, стала на службу тактическим и стратегическим рекомендациям тем, кто намерен побеждать в войне. Речь идет именно о науке побеждать, а не о советах, касающихся мелких деталей ведения войны, хотя и такими советами авторы трактатов подчас не пренебрегали.

Сунь У жил, по некоторым данным, на рубеже VI и V вв. до н. э. и руководил армией царства У. Трудно сказать, насколько эти сведения достоверны. В главе 65 труда Сыма Цяня приводится явный анекдот о том, как Сунь У предложил доказать ускому правителю Хэ Люю (Хэ Лy) свое умение управлять войсками на примере женщин из гарема. Правитель будто бы дал согласие. Женщины, естественно, сначала не слушались приказов Сунь У. Тогда он велел отрубить голову их начальнице, любимой наложнице правителя, а затем ее двум помощницам. Правитель попробовал было обратить все в шутку, но Сунь У был непреклонен, после чего все женщины гарема стали примерными, дисциплинированными солдатами. Уский правитель вместо того, чтобы наказать Суня, сделал его командующим [Вяткин, т. VII, с. 48–49]. В главе о царстве У имя Сунь У как командующего упоминается дважды, хотя нет ни слова о его воинских достижениях [Вяткин, т. V, с. 34]. Из рассказа явствует, что Сунь У лишь иногда давал советы, а воевали другие полководцы. Нет данных о подвигах Сунь У и в текстах периода Чжаньго. Очень похоже на то, что Сунь У был лишь теоретиком ведения войн либо ему век-два спустя приписали трактат, написанный другими (вспомним «Гуань-цзы»). Во всяком случае, есть точка зрения, что текст написан, скорее всего, где-то в IV–III вв. до н. э., много позже годов жизни Сунь У[298].

Сунь Бинь, по словам Сыма Цяня, возглавлял войско в царстве Ци примерно в середине IV в. до н. э. [там же, с. 49–51]. Планки с текстом его трактата были обнаружены в 1972 г. при раскопках в пров. Шань-дун и детально изучены. В переводе В.В. Малявина [Малявин, 2002, с. 287–367] этот текст по объему значительно превышает классический текст «Сунь-цзы». Книга была написана, видимо, позже «Сунь-цзы», а сам Сунь Бинь, по словам Сыма Цяня [Вяткин, т. VII, с. 4951], был потомком Сунь У, жил век с лишком после его смерти и в середине IV в. до н. э. служил в царстве Ци. О нем также сохранился рассказ, который можно считать анекдотом, но можно расценивать и иначе. Из рассказа, приведенного Сыма Цянем, явствует, что для победы над вэйским военачальником Пан Цзюанем Сунь Бинь предложил сделать вид, что циские войска готовятся отступать или разбегаются (число костров с каждой ночью уменьшалось). Пан Цзюань с отборным отрядом решил их преследовать и попал в засаду. Собственно, кроме этой победы о реальных военных успехах этого полководца Сыма Цянь ничего не сообщает. Книга же Сунь Биня ограничивается рассуждениями о стратегии и военных хитростях. Примерно в то же время военачальником в царстве Вэй был У Ци, о котором выше уже было сказано как об одном из заметных мыслителей легистского направления и авторе еще одного трактата о военном искусстве. Все трактаты в том виде, как они ныне известны[299], могут быть датированы примерно IV–III вв. до н. э.

Судя по широко известным трудам древнекитайских авторов о военном искусстве, обилию переводов и литературы на эту тему, главным в военной стратегии и тактике при завоевании победы было избежать кровопролития. Для этого необходимо учитывать обстановку, характер местности, состояние войска (своего и вражеского), опираться на данные, полученные от шпионов, включая перевербованных лазутчиков, и т. д. Только овладев всеми возможными сведениями, переварив информацию и хорошо подумав, умелый полководец может одержать победу, даже не вступая в столкновение с врагом.

Если принять во внимание, что в реальности все было наоборот, что на полях сражений периода Чжаньго гибли огромные армии в сотни тысяч воинов, все эти хитроумные соображения авторов военных трактатов оказываются не более чем упражнениями в риторике. И придавать им слишком большое значение как конкретным рекомендациям для древнекитайских полководцев явно не стоит.

Вообще риторику в этом смысле следует воспринимать как некое высокоумие авторов трактатов, опиравшихся на факты как реального, так и мифического прошлого. От такого рода риторики берет свое начало искусство стратагемного мышления, достигшее в древнем Китае весьма высокого уровня. Это нашло свое отражение в трактате «Чжаньго-цэ», а также в классическом китайском сборнике стратагем, суть которого в том, чтобы сочетать риторику и искусство расчетливого замысла с умением заманить противника в западню [Зен-гер, 1988][300].

Разумеется, это еще не означает, что столь типичное для китайской военной стратегии предложение научиться побеждать противника, не вступая с ним в схватку, а подавляя его своим умением и моральным превосходством, было кем-либо из полководцев воспринято всерьез. Правда, со временем эта идея стала играть весьма важную роль, но только при схватке двух борцов, когда в единоборстве от умения выдержать характер и собрать силы в нужный момент зависело многое, вплоть до моральной победы над противником. Риторика в данном случае может рассматриваться как передача веками накопленного опыта. Именно так и воспринимались и воспринимаются древнекитайские военные трактаты теми, кто учится искусству борьбы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.