ПЕРВЫЙ КОРАБЛЬ-СПУТНИК

ПЕРВЫЙ КОРАБЛЬ-СПУТНИК

Эра пилотируемых полетов по официальной историографии началась полетом Юрия Гагарина 12 апреля 1961 года.

Для нас, создателей космических кораблей, фактический отсчет связан с датой 15 мая 1960 года.

Начиная с 15 мая 1942 года — первого полета Бахчиванджи на ракетном самолете БИ-1 — дата 15 мая связывается с каким-либо ракетно-космическим событием:

15 мая 1957 года — первая Р-7,

15 мая 1958 года — третий спутник,

15 мая 1960 года — первый корабль-спутник.

И далее были еще знаменательные события, связанные с датой 15 мая. Если бы я изучал астрологию, то, вероятно, нашел бы объяснение этому феномену. Пока будем считать такие совпадения случайностью.

Первый корабль-спутник просуществовал не полтора часа, как гагаринский «Восток», а 28 месяцев и 5 дней!

Через 30 лет после триумфа Гагарина среди журналистов появились любители легкого заработка на сенсационных разоблачениях секретов советской космонавтики. Без каких-либо ссылок на документальные первоисточники расписывалась трагическая гибель космонавтов, выведенных в космос еще до Гагарина. Один из космонавтов якобы остался навсегда во Вселенной, другой погиб из-за взрыва носителя на старте, третий «передавал» на Землю биение своего сердца, некие радиолюбители слышали стоны и плач. Для убедительности назывались даже фамилии погибших космонавтов. Все эти разоблачения чистейшая ложь!

Это происходило не только у нас.

В США через три года после высадки астронавтов на Луну вышла книжонка, в которой утверждалось, что никакого полета к Луне не было. Все это, якобы, кинотелевизионные фокусы, инсценировка, осуществленная в специальных секретных павильонах. НАСА поспешило с опровержениями. Последовал скандал, который способствовал огромному успеху в реализации клеветнического издания. Автор и издатель хорошо заработали на заведомой лжи.

Сим свидетельствую и еще раз торжественно заявляю: ни один человек Земли до Гагарина с территории Советского Союза в космос не выводился! В результате аварий в советских космических кораблях погибли за всю космическую эру (до 12 апреля 1996 года) Комаров, Добровольский, Волков и Пацаев.

В США за этот же период погибли десять астронавтов: трое сгорели заживо при наземных испытаниях «Аполлона» и семерых унес взрыв «Челленджера».

Космонавты и астронавты остаются смертными людьми после возвращения на Землю. Несчастные случаи и болезни могут лишить жизни любого из них. Гагарин погиб в авиационной катастрофе. Беляев чудом вернулся на Землю из космоса, а через пять лет умер в госпитале на обычном операционном столе.

Аварии космических кораблей действительно были до полета Гагарина, но корабли эти были беспилотными или «собачьими».

Идеологические установки того времени заставляли описывать только успехи и скрывать неудачи. Политика ненужной секретности принесла больше вреда, чем пользы. Под предлогом сохранения государственной тайны достойную оценку научного, творческого и трудового подвига создатели космической техники получали, как правило, в некрологах.

Впрочем, по соображениям, не имеющим ничего общего с секретностью, миру не известны имена многих истинных творцов американской лунной программы, за исключением Вернера фон Брауна. Он — руководитель разработки ракеты-носителя. Кто главные конструкторы лунных кораблей, двигателей, системы управления?

Названия корпораций, научных центров, их адреса и имена президентов рекламировались широко. Истинные творцы известны только узкому кругу специалистов. Нашим главным конструкторам -дважды Героям Социалистического Труда хоть посмертно поставлены памятники-бюсты. Живым даны Золотые медали Героев Социалистического Труда, медали лауреатов, ордена, присвоены ученые степени, а «бедным» американцам — доллары, комфортабельные коттеджи, престижные автомобили и прочие атрибуты цивилизованного благоденствия.

Отступление в моих записках вызвано недавно просмотренными телевизионными фильмами, в которых сотням миллионов зрителей демонстрировались документальные кадры пусков, интервью с космонавтами, президентами — и ни единого интервью ни с одним инженером!

В ракетно-космической технике на долю инженеров, я имею в виду тех, которые несли основное бремя сотворения и ответственности, выпала доля совершать незримые подвиги в течение многих лет.

Посильно стараюсь об этом рассказать.

Вернувшись ненадолго с полигона в Подлипки и Москву после двух аварийных пусков Е-3, мы основными силами навалились на 1-КП. Это был первый прототип будущего одноместного спутника для пилотируемых полетов. Срывы всех мыслимых сроков по разработке аппаратуры для октябрьских пусков к Марсу грозили отменой этой программы. Королев все понимал, но не желал слушать никаких доводов и оправданий. Освободившись от «Луны», он весь ушел в азартную гонку за вывод в космос человека. Кто будет в космосе первым: русский или американец?

Мы отлично понимали, что уступить приоритет американцам через три года после запуска первого спутника недопустимо. Иногда казалось, что СП знает, что творится в подведомственных мне отделах и с моими разработками лучше меня самого. Он умел получать информацию и использовать ее так, что мы все время чувствовали себя под его неусыпным контролем. Чтобы информация, поступавшая к Королеву неведомым путем, не портила ему настроение и не влекла преждевременных «грозовых» разрядов по виновникам, я стремился о своих бедах и «бобах» докладывать с опережением в оптимистическом тоне. Но по поводу системы ориентации для 1-КП мои и Раушенбаха оптимистические доклады Королева не успокоили.

Основная группа разработчиков и испытателей 1-КП вылетела на полигон 28 апреля. Сам космический аппарат отправили на полигон грузовым самолетом Ан-12, и он умудрился опередить монтажников, которые должны были принять его на аэродроме и сопроводить на ТП.

Сразу по прибытии сотни инженеров вместе с военными испытателями начали разворачивать испытательное оборудование, кабельные сети, изучать и проверять готовность неисчислимой номенклатуры систем стартовой и технической позиций, станций командно-измерительного комплекса, связи, а также гостиниц, столовых и автомобильного транспорта. Наиболее настырные начинали подготовку с оформления заявок на спирт.

Эта подготовительная работа в первые же часы после появления на полигоне показала, как много было забыто в суматохе перед отправкой экспедиции.

Ведущий конструктор Олег Ивановский, только что прилетев, посылал на завод одну за другой ВЧ-граммы, требуя срочной ликвидации дефицита.

У многих руководителей за восемь часов перелета из Москвы на полигон менялась психология. Перед вылетом каждый, чувствуя личную ответственность, старался подготовить все необходимое для работы на полигоне и, обнаружив в первые же часы после появления на полигоне нехватку документации, оборудования или приборов, возмущался: «Куда они там смотрят?! Разгильдяи! Немедленно ВЧ-грамму!» Тем не менее расписанный по дням, часам и даже минутам график работ составлялся ведущим конструктором исходя из принципа, что все есть и никаких «бобов» быть не должно.

СП потребовал, чтобы я не вылетал, пока не будет отработана система ориентации и спуска. Аппарат отправили на полигон без нее. Команда Раушенбаха назвала систему управления движением «Чайка». Это название в дальнейшем прочно вошло в обиход. До сих пор системы управления движением пилотируемых аппаратов именуются «Чайки». Нынешние «Чайки» не похожи на ту первую, как автомобиль «Москвич» последнего выпуска — на первый «Москвич» модели 401.

Все, кто мог, уже улетели на полигон, а я, получая ежедневно выражения крайнего неудовольствия от Королева, продолжал в цехе № 39 вместе с новыми «вундеркиндами» и своими обстрелянными опытными электриками отрабатывать первую «Чайку».

Первая «Чайка» для аппарата 1-КП по тем временам была принципиально новой и по составу аппаратуры сложной системой. Необходимо было обеспечить высокую надежность процесса ориентации при выдаче тормозного импульса для гарантий возвращения спускаемого аппарата на Землю. И не просто на Землю, а на свою территорию.

Для надежности «Чайка» содержала два независимых контура управления: основной и резервный. Основной контур должен был обеспечить трехосную ориентацию с помощью ИКВ — инфракрасной вертикали — и гироскопической орбиты. ИКВ разрабатывалась в ЦКБ «Геофизика» Владимиром Хрусталевым и Борисом Медведевым. Этот прибор различал границу между Землей по всей ее окружности и космосом. После обработки сигналов, поступающих с ИКВ, система управления должна ориентировать космический аппарат одной осью на центр Земли. Чтобы он не вертелся произвольно вокруг этой оси, его ориентирует гироскопическая орбита по направлению вектора скорости. Гироскопическая орбита — изобретение, предложенное тогда еще молодым инженером Токарем, будущим профессором. После долгих препирательств оно было принято к конструкторской разработке и производству Виктором Кузнецовым. Очень не любил Виктор реализовывать чужие изобретения. Но тут снизошел — других предложений не было.

Колебательные движения спутника должны были демпфироваться с помощью трех гироскопических ДУСов — датчиков угловых скоростей. Они были разработаны в КБ завода «Авиаприбор». Главным конструктором там был Евгений Антипов. Тот самый Антипов, который еще в 1934 году убеждал меня не изобретать электронный бомбосбрасыватель для самолетов ТБ-3. Антипов доводил тогда в муках родившийся электромеханический бомбосбрасыватель, и хлопоты двадцатидвухлетнего изобретателя с завода № 22 ему только мешали.

Теперь я — этот бывший изобретатель — не просил, а требовал, пользуясь решениями правительства, разработать особо надежные ДУСы для космических аппаратов.

Резервная система ориентации, предложенная Раушенбахом и Легостаевым, была сравнительно простой. Она содержала оптический датчик ориентации на Солнце и те же ДУСы для успокоения колебаний. Обе системы имели релейные блоки управления, которые выдавали команды на пневматические клапаны микродвигателей ориентации.

Все это приборное многообразие было впервые собрано вместе, соединено кабелями друг с другом, с системой электропитания, командной радиолинией, телеметрией и испытательными пультами в сборочном цехе.

Подобные системы, сколь бы ни были гениальны их разработчики, с первого включения никогда не работают. Хорошо еще, если из приборов не идет дым от коротких замыканий.

Директор завода Турков, посещавший сборочный цех по три раза в сутки и не имевший возможности непосредственно вмешиваться в процесс отработки, посмеивался надо мной: «Ты со своими „вундеркиндами“ доведешь Королева до сердечного припадка, если раньше сам не попадешь в больницу».

Но на «вундеркиндов» жаловаться я не мог. Обстоятельства объективной реальности были сильнее. Когда гнев Королева и обилие «бобов» действительно довели меня до белого каления, я предложил всю «Чайку» разобрать, упаковать и грузить в самолет: «Будем доводить систему на полигоне. По крайней мере, доложим, что мы уже прибыли на летные испытания».

Оказалось, вопреки пословице, там, где «семь бед», вовсе не «один ответ». Основной блок управления вместе с гироприборами из Подлипок в аэропорт был отправлен на грузовой машине без сопровождающего. Водитель, не ведая, что за драгоценный груз у него в кузове, для начала хорошо тряхнул его на железнодорожном переезде. Продолжая «испытания» системы на ударопрочность, он для храбрости по дороге употребил невыясненное количество граммов спирта, захваченного из сборочного цеха, и в состоянии «среднего опьянения» врезался в дерево.

Подобные происшествия действуют на нервную систему руководителей гораздо сильнее, чем авария ракеты при всей ее огромной стоимости. Последняя считается закономерным явлением отработки сложной системы. Обычное для нашего разгильдяйства дорожно-транспортное происшествие квалифицируется как чрезвычайное, граничащее с преступной халатностью. Наказываются не только непосредственные виновники, но и многочисленные начальники по всей производственной иерархии, вплоть до инженеров, которые не досмотрели, как везут их бесценные приборы.

Несмотря на дополнительный груз в виде полного набора всех возможных взысканий, «Чайка» вместе с нами, наконец, была погружена в Ил-14.

Первая майская гроза не посчиталась с грозными приказами Королева. Аэродром Внуково был закрыт по всем направлениям. Для нас это была еще одна бессонная ночь.

Только 3 мая утром нас выпускают на Уральск. На «Ласточке» -аэродроме Тюратама — нас уже с нетерпением ждут автобусы, грузовые и легковые автомобили.

Точно в соответствии с графиком ведущего конструктора Ивановского в 24.00 5 мая «Чайки» начали свои автономные испытания в составе всего 1-КП.

Только здесь, на ТП второй площадки, в МИКе, где, наконец-то, собрались все и вся, понимаешь, какое многообразие идей, систем и разномастных приборов и агрегатов мы втиснули в 4600 килограммов массы нового спутника.

Как успеть все это отработать? Над каждой системой корпела бригада разработчиков со своими схемами, инструкциями, испытательными пультами и желаниями заменить уже установленные бортовые приборы на более надежные. Никому не хватало времени на испытания, всем требовались монтажницы для перепайки ошибочных соединений или удлинения коротких кабелей.

Всего за семь суток непрерывной монтажно-испытательной работы 1-КП был доведен до состояния, пригодного для включения сразу всех систем по полетной программе. 9 Мая — День Победы — мы хотели отпраздновать комплексными испытаниями и просмотром пленок телеметрической записи.

Фактически начали только 12-го. Нас задержали десятки непредусмотренных, но нужных проверок и перепроверок пиропатронов, прохождения команд по линии радиоуправления, повторные включения разных режимов «Чайки», прокрутки солнечных батарей, самоориентирующихся на электроламповые имитаторы, и многое из того, что познается только при первых испытаниях новых систем.

Весь день 13 мая, вместо запланированных четырех часов, уходит на окончательную сборку и стыковку объекта: спускаемого аппарата с приборным отсеком. После этого для полной проверки «Чайки» многотонный будущий спутник поднимается краном на гибкой подвеске, раскачивается и закручивается вручную относительно трех осей. Микродвигатели, к всеобщей радости, «фыркают», подтверждая, что при последних перепайках на борту адреса команд не перепутаны.

На окончательную сборку с носителем вместо запланированных девяти часов затратили двадцать. Волевой график не учитывал перекосов в стыковочном оборудовании и оборванных по недосмотру кабелей.

Наконец, вместо 12-го, выезжаем на старт в ночь на 14 мая. В бункере и на площадке мы удивляемся многообразию, многокалиберности и разобщенности испытательных пультов, которые каждая система сама себе «придумала». Понимаю, что не ко времени, но пытаюсь уговорить всех, кто еще что-то воспринимает после бессонной недели, что «дальше так продолжаться не может, давайте думать над унификацией».

На старте впервые проверяется стрела установщика с «фуникулером» для будущего космонавта. Это дополнительное сооружение, к которому за много лет давным-давно привыкли даже телезрители, тогда казалось совершенно фантастическим.

В 23 часа председатель Госкомиссии Неделин начал традиционное заседание с докладами о готовности.

Все шло спокойно, пока Королев в резком тоне не заявил, что он требует от всех главных соблюдения регламента безопасности и эвакуации за пять километров, либо присутствия в бункере. Тут же служба режима доложила план эвакуации всех «ненужных» и укрытие в специально отрытых окопах тех, кто может потребоваться в случае неприятностей при пуске.

— Вот, Борис, к каким тяжелым мероприятиям привела твоя разбитая коленка, — довольно громко сказал Воскресенский.

Королев, усмотрев в этой шутке подрыв мероприятия по безопасности, обратился к Воскресенскому на «вы»:

— Вам, товарищ Воскресенский, как моему заместителю по испытаниям, самому следовало бы следить за безопасностью людей. Я настаиваю на том, чтобы Государственная комиссия в случае нарушения регламента виновного не допускала более к работе. Если главные конструкторы хотят быть на первом ИПе, пусть просят разрешения Главного маршала.

Сидевший рядом Леонид сильно толкнул меня и на этот раз очень тихо сказал:

— Это спектакль специально для Валентина.

Потом выяснилось, что перед отлетом из Москвы у Королева с Глушко была очень серьезная стычка по поводу двигателей для Р-9. Глушко обратился к Гришину, заместителю председателя Госкомитета оборонной техники с требованием избавить его от диктата Королева при выборе схемы двигателей.

Неделин невозмутимо попросил всех исполнять свой долг.

В 5.00 утра небо на востоке из темно-фиолетового постепенно превратилось в светло-красное. Краски майских восходов и закатов, пока воздух прозрачен, бывают в казахской степи неповторимо мягкими и одновременно яркими.

Патруль на первом ИПе безжалостно загонял всех в укрепленные бревнами окопы, отрытые в полный рост. Так, что старта из них наблюдать нельзя.

По пятиминутной готовности мне удалось нырнуть под брезентовое укрытие автомобильного кузова «Камы» и скрытно перейти на «открытую позицию».

Старт прошел нормально.

На этот раз у меня была твердая уверенность в хорошем поведении ракеты. Отлично высветился солнцем, еще находившимся за горизонтом, крест разделения первой ступени. На 300-й секунде телеметристы, высунувшись из машины, показали поднятый большой палец! Но на 460-й, по их докладу, сигнал слабеет, запись становится неразборчива.

Опустив головы, в полной уверенности, что на блоке «Е» — третьей ступени — взрыв или пожар, бредем к своим машинам и едем в барак, носящий громкое название «Экспедиция». Здесь, в тесной комнатушке, единственный аппарат ВЧ-связи с Москвой и координационно-вычислительным центром (КВЦ) НИИ-4, в который поступает информация со всех измерительных пунктов. В нашу тесную комнатушку с грязными обоями уже набилось человек двадцать.

Из НИИ-4 сообщают, что Енисейск, Сарышаган и Улан-Удэ уверенно зафиксировали нормальное выключение третьей ступени от интегратора. Все радиосредства на спутнике живут, следовательно, антенны раскрылись, солнечные батареи вращаются. Для полной уверенности переходим в комнату с названием «кинозал». Здесь установлена аппаратура для непосредственного приема бортового передатчика «Сигнал», работающего в КВ-диапазоне. В зал «болельщиков» набилось до отказа. Не уместившиеся в помещении столпились снаружи у открытых окон. Хозяин «Сигнала» Юрий Быков уговаривает своего оператора не крутить ручки настройки.

Из динамика послышались сначала тихие, потом все нарастающие четкие телеграфные посылки из космоса.

Всеобщее ликование! Большее, чем при пуске первого спутника в октябре 1957 года.

По традиции мы с Воскресенским и Кузнецовым уходим к себе в домик отметить такое историческое событие. После бессонных ночей коньяк действует сильнее обычного. Леонид лег на постель и промычал, что для сочинения коммюнике он не нужен.

Я возвращаюсь в барак. Туда из КВЦ уже поступили данные об орбите. Спутник просуществует по предварительным расчетам долго, и со спуском аппарата можно не спешить.

Коммюнике сочиняют Королев, Келдыш, Ишлинский и Гришин. Главный маршал слушает их споры, принимает доклады из Москвы и, кажется, переживает сильнее всех. Вряд ли он так волновался на фронтовых командных пунктах.

Наконец принято историческое решение: назвать 1-КП «космическим кораблем».

— А почему бы и нет, — говорит Королев, — есть морские, есть речные, есть воздушные, теперь появятся космические корабли!

Когда текст коммюнике отпечатали и передали в Москву, дремавший было Гришин очнулся:

— Товарищи, вы понимаете, что мы написали! Слова «космический корабль» — это же революция! У меня на спине волосы дыбом встали!

Неделин держит связь с Москвой и торопит с выходом в эфир. Там только 7 часов утра и с передачей коммюнике не спешат. Его предупреждают: «Возможно, будет в конце последних известий». Вместо этого обычная сводка погоды.

Наконец зазвучали такие волнующие, известные всему миру позывные Москвы. И голос срочно доставленного в студию Левитана: «Говорит Москва, работают все радиостанции Советского Союза…» Левитан читал с таким пафосом, что мы переживали каждую фразу, словно только от него узнавали о «подготовке полета человека в космическое пространство».

Неделину очень понравилось уточнение, которое в коммюнике внес КВЦ по результатам расчета: «В 7 часов 38 минут по московскому времени советский корабль-спутник прошел над Парижем… В 10 часов 36 минут по московскому времени корабль-спутник пройдет над Нью-Йорком». Неделин восторженно нам пояснил: «Вот почему задержали выход в эфир! Никита Сергеевич сейчас в Париже, надо было его разбудить и предупредить! Вот это им арбуз! Над Нью-Йорком -это им еще арбуз!»

Мы снова оказали космическую поддержку политике Хрущева.

Госкомиссия вместе с главными решила вылететь в Москву, чтобы быть в центре приема и обработки информации — космической и политической. Надо было использовать эйфорию успеха для форсирования подготовки других кораблей и решения о полете человека. Предварительно постановили: спуск осуществить 18 или 19 мая. Наш первый спускаемый аппарат — шар — не имел теплозащиты. Поэтому при входе в атмосферу он сгорит все равно. Но процесс ориентации перед торможением, работа ТДУ, вход в атмосферу должны быть проверены.

На эти дни для оперативной работы составлены две группы: в Москве группа «М» во главе с Королевым, который взял на себя общее руководство, и на полигоне группа «Т», руководство которой поручили мне. В группу «Т» вошли представители от каждой системы, подлежащей проверке в космосе.

Преимуществом нашей группы «Т» была возможность непосредственного анализа телеметрической информации, которую мы получали при проходе корабля-спутника через зону видимости первого ИПа. Телеметристы группы «Т» просматривали пленки после каждого сеанса связи совместно с разработчиками систем. Затем мы собирались все вместе, составляли общее заключение и отправляли его группе «М». Туда сходилась информация со всех измерительных пунктов страны, но только информация, а не сами пленки. На всех пунктах, кроме «Т», не было возможности для квалифицированного анализа пленок — там не было системных специалистов. Эти обстоятельства привели к конфликту между «Т» и «М». После проведения сеансов-тестов системы ориентации мы усомнились в исправности ИКВ, предназначенной для ориентации корабля по местной вертикали. Скорость вращения чувствительного к инфракрасному излучению датчика, сканирующего горизонт, от сеанса к сеансу уменьшалась. Наконец, мы убедились, что датчик остановился. Видимо, отказал электродвигатель или произошла поломка. В то же время по всем остальным показателям основная система ориентации вела себя нормально. Резервная — солнечная система ориентации при тесте не имела каких-либо противопоказаний для использования. По ВЧ-связи мы советовались и спорили с Раушенбахом, Легостаевым, Башкиным и Хрусталевым, которые настаивали на ориентации перед спуском по основной системе. На совещании группы «Т» молодой инженер отдела Раушенбаха Бранец и заместитель Хрусталева Медведев категорически возражали против использования основной системы. Убедившись в большом риске ориентации по основной системе, я долго убеждал по ВЧ Королева принять решение о спуске по резервной системе. Он собрал у себя чуть ли не все техническое руководство, советовался с Келдышем, и, несмотря на мои возражения, Госкомиссия постановила спускаться по основной системе. Все указания были выданы на станции КРЛ восточных пунктов, и на борт прошли команды для сеанса ориентации по основной системе и включению в расчетное время ТДУ. В те годы у нас еще не было надежного критерия ГСО — готовности системы ориентации. Современная техника позволяет с помощью бортовой электронной машины производить диагностику системы и разрешает включение двигателя на коррекцию орбиты или спуск только при наличии признака ГСО. Вмешательство земли требуется только в случае, если в нужное время ГСО не появляется. До эпохи бортовых вычислительных машин было еще далеко. Наш первый космический корабль по навигационному обеспечению отличался от современных, как каравелла Колумба от атомной подводной лодки.

Команды на борт прошли. ТДУ сработала при непонятном случайном направлении тормозного импульса. В последовавшем по этому поводу сообщении ТАСС признавалось, что «тормозная двигательная установка сработала при стабилизации корабля во время работы двигательной установки. Однако в результате появившейся к этому времени неисправности в одном из приборов системы ориентации корабля-спутника направление тормозного импульса отклонилось от расчетного. В результате вместо уменьшения скорости корабля произошло некоторое ее увеличение и корабль-спутник перешел на новую эллиптическую орбиту, лежащую в прежней плоскости, но имеющую значительно больший апогей.

Отделение герметичной кабины от корабля-спутника произошло, и при этом зарегистрирована нормальная работа системы стабилизации кабины.

В результате первого запуска решен ряд важнейших научных и технических задач. Системы корабля работали нормально и обеспечивали условия, необходимые для будущего полета человека…

Результаты проведенной работы позволяют перейти к дальнейшим этапам испытаний».

Коммюнике было выдержано в спокойном тоне. Но мы на практике убедились (при первом же пуске) в реальной опасности ошибки, по которой будущий космонавт мог остаться на орбите на многие годы.

Вернувшись в Москву, я долго выяснял отношения с коллегами по группе «М». В результате их «упрямства» корабль был заброшен с орбиты в 320 километров на высоту 690 километров. Там, по прогнозу, он должен был просуществовать от трех до шести лет.

«Представляете, что будет, если в такой ситуации окажется человек, — драматизировал я ситуацию, чтобы заставить их раскаяться. — Весь мир будет следить за его мучениями. Он погибнет от недостатка кислорода раньше, чем от голода. Потом мы будем фиксировать отказы систем по мере истощения запасов электроэнергии. Умолкает „Сигнал“, потом телеметрия. И это на глазах всего мира!»

Со мной соглашались, но убедительно объяснить причины принятия ошибочного решения так и не смогли.

Много лет спустя, когда полеты человека в космос перестали быть сенсацией, американцы сделали полуфантастический фильм «Пленники Вселенной». Отказ ТДУ не позволяет двум американцам вернуться в своем корабле на Землю. Советский корабль, очень похожий на «Восток», вылетает для оказания помощи, но несовершенная система управления не позволяет ему причалить к американцам. Израсходовав много топлива, советский спасатель вынужден возвратиться на Землю. Чтобы продлить жизнь более молодого товарища, один из двух американцев выбрасывается в открытый космос. Спустя несколько дней, когда запасов жизнедеятельности оставалось всего на часы, стартует в первый полет секретный американский крылатый военный многоразовый корабль и спасает астронавта. Этот фильм вышел за несколько лет до полета «Спейс шаттла» и служил наглядной агитацией НАСА для увеличения бюджетных ассигнований на эту программу.