Глава 14 Как рассказ Я. М. Юровского стал «запиской Покровского»?

Глава 14

Как рассказ Я. М. Юровского стал «запиской Покровского»?

К числу тем для полемики, возникающей наиболее часто вокруг так называемого «Царского дела», можно смело отнести вопрос об авторстве воспоминаний Я. М. Юровского за 1920 год, озаглавленных «Воспоминания коменданта Дома особого назначения в г. Екатеринбурге Юровского Якова Михайловича, члена партии с 1905 года, о расстреле Николая II и его семьи». Ибо в данном случае мнения исследователей упомянутого дела разделились на два лагеря: одни считают её «запиской Юровского», а вторые – «запиской Покровского». Посему, многочисленные научные споры на этот счёт не сходят со страниц различных изданий на протяжении вот уже более двух десятилетий.

Впервые текст «записки Юровского» (для удобства восприятия автор впредь будет именно так называть этот документ), относящейся к 1920 году, был впервые обнародован в журнале «Родина» в 1989 году[369]. Автором публикации явился известный кинодраматург Г. Т. Рябов, который разместив её текст, разбавил таковой собственными комментариями.

Почти что одновременно с ним писатель и драматург Э. С. Радзинский на страницах майского выпуска журнала «Огонек» также приводит текст этого документа, начиная им авторскую серию публикаций под заголовком «Расстрел в Екатеринбурге»[370].

Учитывая популярность и многомиллионные тиражи «Огонька» (журнал «Родина» начал выпускаться лишь с января 1989 года, общим тиражом 300 000 экз.), сенсационность публикации Э. С. Радзинского имела эффект разорвавшейся бомбы.

Сейчас же, по прошествии более двадцати лет, даже трудно себе представить то количество перепечаток, которые претерпел этот документ, подлинность и правдивость которого поначалу ни у кого не вызывали сомнений.

Да и как же могло быть иначе? Ведь подлинник так называемой «записки Я. М. Юровского» многие годы находился на закрытом хранении в Центральном государственном архиве Октябрьской революции (ЦГАОР СССР, ныне – в составе ГА РФ), а посему его публикация стала возможной лишь после демократических перемен, произошедших в нашей стране после 1985 года!

Публикуя текст «записки Юровского» в 1989 году, каждый из упомянутых авторов вряд ли тогда мог предположить, что по прошествии весьма незначительного времени этот воистину бесценный архивный документ станет предметом серьёзных научных споров, не прекращающихся до сих пор.

Как ни странно, но даже с высоты сегодняшнего дня многие исследователи продолжают считать «записку Юровского» заведомой фальшивкой, рождённой в недрах НКВД СССР, а авторов упомянутых публикаций – лицами, действующими по прямому указанию преемника данного ведомства – КГБ СССР.

Первые сомнения по поводу подлинности «записки Юровского» выразил писатель Валерий Родиков, который ещё в 1990 году высказал по поводу неё своё особое мнение на страницах журнала «Кубань»[371]. Мнение В. Е. Родикова целиком и полностью поддержал журналист Л. Е. Болотин, который на страницах сборника «Царь-Колоколъ» опубликовал свою статью «Подлог»[372] .

28 ноября 1992 года Л. Е. Болотин пишет «историческую справку» под названием «О так называемой записке Юровского», адресованную Митрополиту Санкт-Петербургскому и Ладожскому Иоанну, в которой, наряду со своими доводами, сообщает последнему, что:

«Доктор исторических наук Юрий Алексеевич Буранов, разработавший оригинальную методику выявления исторических фальсификаций, занимающийся архивными изысканиями о судьбе Царской Семьи с конца пятидесятых годов, 27 ноября нынешнего года в телефонном разговоре с составителем настоящей справки также подтвердил суждение, что так называемая “Записка Юровского” в строго историческом смысле документом не является и не может служить источником достоверной информации»[373]. (О профессоре Ю. А. Буранове и его «оригинальной методике» автор расскажет чуть далее.)

Возбуждение Генеральной Прокуратурой РФ в августе 1993 года уголовного дела № 18/123666-93 по факту обнаружения под Екатеринбургом в 1991 году девяти скелетированных останков (индивидуальные особенности и место захоронения которых уже тогда позволяли сделать предположительный вывод об их принадлежности к Членам Царской Семьи и находящимся при Ней лицам), а также создание в связи с этими обстоятельствами специальной правительственной «Комиссии по изучению вопросов, связанных с исследованием и перезахоронением останков Российского Императора Николая II и членов его семьи», дали новый импульс для разговоров вокруг «записки Юровского».

По мере того как на основании выводов виднейших российских и зарубежных экспертов правительственная комиссия склонялась к однозначному выводу о принадлежности найденных под Екатеринбургом останков к Членам Царской Семьи и находящимся при Ней лицам (в связи с чем предполагала сроки предстоящего захоронения), дебаты вокруг подлинности останков вспыхивали с новой силой.

Главная причина «неразрешимости» этих споров заключалась в принципиальной позиции многочисленных авторов, опиравшихся в своих работах только лишь на материалы Предварительного Следствия И. А. Сергеева – Н. А. Соколова и не желавших ни под каким видом принимать во внимание новые факты и обстоятельства этого дела, ставшие известными следствию, проводимому Генеральной Прокуратурой РФ. Не служило сближению позиций и то, что выводы некоторых современных исследователей зачастую представляли собой длинную цепь заблуждений и ошибок, основанных на незнании самого предмета исследования в целом, что, в свою очередь, только лишь усугубляло неправильное толкование предмета спора как такового.

Не желая признавать ошибочности своих суждений, эти люди вольно или невольно втянули в бесконечные дискуссии широкие круги общественности, разделив её тем самым на два лагеря: сторонников подлинности найденных останков и их оппонентов.

Одним из наиболее весомых «доказательств» противников «официального мнения» и стала та самая «записка Юровского», споры об авторстве которой, как уже говорилось, не окончены до сего дня.

Ранее уже говорилось о писателе и журналисте В. Е. Родикове, впервые поставившем вопрос о достоверности «записки Юровского». Однако первоисточником научных споров на тему авторства и подлинности этого документа явился профессор Ю. А. Буранов, на авторитет которого зачастую ссылаются многие исследователи. Ибо именно этот учёный муж, большую часть своей жизни занимавшийся историей Урала и написавший десятки историко-биографических очерков о борьбе за становление на Урале Советской власти и о героях Красного Урала, многие годы представал в глазах россиян в качестве борца за правду «Царского дела» и возмутителя спокойствия в вопросах исследования этого вопроса. Начиная с 1996 года, он развернул в печати активную кампанию, имевшую своей единственной целью во что бы то ни стало доказать всем, что «записка Юровского» – не что иное, как фальшивка, а посему выводы официального следствия, проводимого Генеральной Прокуратурой РФ в лице прокурора-криминалиста В. Н. Соловьёва в отношении «екатеринбургских останков», – ложны.

Исследователя из России поддержал немецкий исследователь Н. А. Росс (хорошо известный отечественному читателю как составитель документального сборника «Гибель Царской Семьи», выпущенного издательством «Посев» в 1987 г.), который в апреле 1996 года под заголовком «“Записка Юровского” или “Записка Покровского”?» опубликовал свою статью в газете «Русская мысль».

Таким образом, именно 1996 год явился своеобразной точкой отсчёта пропагандистской кампании, направленной против официального следствия.

Думается, нет смысла перечислять великое множество публикаций, посвящённых теме данного исследования, поэтому достаточным будет упомянуть лишь о некоторых из них.

В январе 1997 года под заголовком «Кто писал записку Юровского?» «Литературная газета» публикует интервью Н. Н. Зеновой с профессором Ю. А. Бурановым[374].

В феврале 1998 года под заголовком «На шатких основаниях велось следствие по убийству Романовых» газета «Крестьянские ведомости» публикует уже статью всё того же Ю. А. Буранова, в которой им даётся подробный анализ «записки Юровского»[375].

В феврале 1998 года Ю. А. Буранов пишет статью «Ещё раз о так называемой “Записке Юровского”»[376].

В этом же году Ю. А. Буранов пишет научную статью «Краткий анализ источниковой базы по проблеме «екатеринбургских останков»[377], большая половина которой посвящена «записке Юровского».

Восприняв на веру версию Ю. А. Буранова, старший научный сотрудник Института всеобщей истории РАН, кандидат исторических наук С. А. Беляев[378] всецело поддержал её и поместил за своей подписью в упомянутом ранее сборнике статью с довольно громоздким названием «Доказательная ценность данных, содержащихся в представленных в Правительственную Комиссию документов Генпрокуратуры “Сравнительный анализ документов следствия 1918–1924 годов с данными советских источников и материалов следствия 1991–1997 годов” и “Справка о вопросах, связанных с исследованием гибели семьи бывшего Российского Императора Николая II и лиц из его окружения, погибших 17 июля 1918 года в Екатеринбурге”, а также судмедэкспертизы Минздрава Российской Федерации в документе “Справка о результатах экспертных исследований костных останков из места захоронения семьи бывшего Императора Николая Второго”»[379], в которой сопоставляет сведения, содержащиеся в «записке Юровского», с данными, добытыми Судебным Следователем Н. А. Соколовым.

Список этих статей можно было бы продолжать бесконечно, но главным, так сказать, краеугольным камнем всей «романовской эпопеи» была и остаётся упомянутая «записка Юровского», в свете исторического обоснования подлинности таковой (или таковых) и написана данная глава.

Наиболее ярыми противниками подлинности этого документа выдвигались следующие доводы, на основании которых был сделан вывод о её создании с целью фальсификации. Приведу лишь некоторые из них:

• Рукописный текст варианта записки принадлежит перу М. Н. Покровского.

• В тексте «записки Юровского» имеются путаницы в датах.

• Количество расстрелянных лиц, указанное в этой «записке», не соответствует подлинному числу жертв.

• В тексте «записки» имеются несоответствия некоторых фамилий (повар И. М. Харитонов назван как «Тихомиров»), а также не называется фамилия комнатной девушки А. С. Демидовой (А. С. Демидова упоминается в ней как «фрейлина»).

• Установлен факт изъятия рукописного и машинописного текста этих «записок» из личного сейфа М. Н. Покровского в апреле 1932 года представителями Центрального Архивного Управления.

• Очевидная вероятность того, что Я. М. Юровский приписал на машинописном тексте этой «записки» координаты места нахождения тайного захоронения Царской Семьи значительно позже, чем был написан её текст.

• Время происходивших событий, указанное в «записке Юровского», противоречит времени, указанному им же самим (или написанному с его слов) в других его воспоминаниях, что позволяет сделать вывод о том, что вся эта «записка» является вымыслом от начала и до конца.

• Свидетельства Г. П. Никулина, И. И. Родзинского и М. А. Медведева – противоречивы.

• Некоторые факты, упомянутые в «записке Юровского», взяты из книги Н. А. Соколова «Убийство Царской Семьи», вышедшей в 1924 году, вследствие чего её датировка не соответствует 1920 году.

• Год написания записки был взят в соответствии с пометкой: «Этот материал передан Я. М. Юровским в 1920 г. М. Н. Покровскому, историку», сделанной рукой сына Я. М. Юровского – А. Я. Юровским на одной из копий этой «записки», присланной им в ПАСО в 1958 году, и др.

Не выдвигая сразу каких-либо контраргументов, автор попробует проанализировать ход некоторых событий, напрямую связанных с происхождением этого исторического документа и всего того, что с ним, возможно, было связано.

В ночь с 16 на 17 июля 1918 года в доме Ипатьева была убита Царская Семья, трупы которой вывезли в ближайший пригород Екатеринбурга, где и предали земле в общей могиле (за исключением трупов двух человек, которых пытались сжечь).

Покончив с захоронением, Я. М. Юровский, получив документы на имя Якова Михайловича Орлова, вечером 19 июля 1918 года выехал в Москву.

Этот факт не подлежит сомнению, так как уже 20 июля 1918 года со ст. «Бисерть» (ныне ст. «Бисертский Завод» Свердловской области) им была направлена телеграмма на имя А. Г. Белобородова, в которой он просил переслать ему бумажник с деньгами, забытый в ДОН.

Думается, что не позднее 22 июля Я. М. Юровский прибыл в Москву, где передал коменданту Московского Кремля П. Д. Малькову драгоценности, столовые предметы из благородных металлов, а также некоторые носильные вещи, принадлежавшие Царской Семье.

По всей вероятности, именно в этот день Я. М. Юровский был принят Председателем ВЦИК Я. М. Свердловым, который хорошо знал его по партийной работе на Урале. Каких-либо воспоминаний об этой встрече не сохранилось, однако, не исключена возможность того, что Я. М. Свердлов (после того как выслушал рассказ Я. М. Юровского о расстреле Царской Семьи) мог отвести последнего к В. И. Ленину, чтобы тот услышал этот рассказ, что называется, из первых уст.

В пользу этого предположения говорит письмо А. Н. Марковой (жены А. В. Маркова – одного из убийц Великого Князя Михаила Александровича и его секретаря Брайана Джонсона) к Заведующей фондами Пермского областного краеведческого музея (ПОКМ) С. К. Сахановой, которое мне удалось разыскать в этом музее:

«Спустя несколько месяцев Марков А.[ндрей] В.[асильевич] был командирован Пермским облисполкомом в Москву по вопросу о выделении средств для культурно-просветительных предприятий, над которыми Марков был комиссаром (театры, кино, клубы и др.) По приезде в Москву А. В. пошел в Кремль к т. Свердлову Я. М., кратко сообщил ему о расстреле Михаила Романова. Яков Михайлович сразу повел Маркова к В. И. Ленину. Владимир Ильич, поздоровавшись, спросил “Ну расскажите как вы там расправились с Михаилом?” А.[ндрей] В.[асильевич] кратенько сообщил, как было дело, упомянув при этом дядьку англичанина[380]. Тогда т. Ленин сказал: “Хорошо”, но предупредил, чтоб нигде об этом не было оглашено, т. к. “англичане могут предъявить нам иск и расплачивайся тогда Советская власть всю жизнь всем родичам его”. Так вот о том, что А.[ндрей] В.[асильевич] встречался и говорил с В. И. Лениным тоже не написал в своей автобиографии такого исторического факта, т. к. почти всю жизнь помнил наказ нашего дорогого вождя В. И. Ленина»[381].

Приведённый отрывок говорит в пользу того, что В. И. Ленин мог (как и в случае с А. В. Марковым) выслушать рассказ Я. М. Юровского об убийстве Царской Семьи, однако этот же самый отрывок позволяет сделать предположение и о том, что его рассказ вряд ли был застенографирован.

Примерно в это же самое время Я. М. Юровский встречается с Ф. Э. Дзержинским, который поручает ему доставить из Перми в Москву поезд с эвакуированным золотом уральских банков (Эшелон «3-Бис»). Взяв Г. П. Никулина себе в помощники, Я. М. Юровский 6 августа 1918 года доставляет этот эшелон в Москву, а все имеющиеся в нём ценности сдаёт в Народный Комиссариат Финансов. Сдав ценности, он встречается со своим старым уральским знакомым – Н. Н. Крестинским, вступившим в должность Наркома финансов Р.С.Ф.С.Р. В благодарность за выполненную работу Ф. Э. Дзержинский оставляет Я. М. Юровского в аппарате ВЧК и назначает на должность Следователя ВЧК.

После покушения на В. И. Ленина Я. М. Юровского включают в состав группы ответственных работников ВЦИК, НКЮ Р.С.Ф.С.Р., Верховного Трибунала Р.С.Ф.С.Р. и ВЧК, занятых расследованием этого террористического акта. Как следователь ВЧК, Я. М. Юровский выполняет в этом деле не только свои профессиональные обязанности, но и столь хорошо знакомые ему функции фотографа.

После того как Зам. Председателя ВЧК Я. Х. Петерс отдаёт приказ о расстреле Ф. Е. Каплан (Ройдман) М. Д. Малькову, тот исполняет это поручение в Кремлёвском гараже 3 сентября 1918 года в 16 часов пополудни. Расстрел Ф. Е. Каплан был произведён в присутствии известного пролетарского поэта Демьяна Бедного (Е. А. Придворова) (напросившегося на него с целью получения «импульса» для своего творчества) под звук заведённого автомобильного двигателя. (Этот метод зачастую использовался в чекистской среде тех лет.)

С сентября 1918 года Я. М. Юровский работает Заведующим Районными ЧК города Москвы, а с образованием Московской Чрезвычайной Комиссии (МЧК) в декабре 1918 года входит в состав членов её коллегии.

Ранее уже говорилось, что, начиная с июля 1919 года, Я. М. Юровский направляется на работу в Екатеринбург, где занимает одновременно сразу две должности: Председателя Екатеринбургской Губернской ЧК и Заведующего Екатеринбургским Губсобесом. Повторять этот факт, может быть, и не следовало бы, если бы не одно обстоятельство.

В январе 1920 года М. А. Медведев (Кудрин) прибывает в Омск, где получает назначение на должность Председателя Павлоградского Ревкома. На эту должность его рекомендует С. Г. Уралов (настоящая фамилия Кисляков), который в то время был одним из руководителей Омской Губернской ЧК.

В феврале 1920 года через Павлодар проезжал Председатель Семипалатинского ЧК В. Тиунов. Встретившись с М. А. Медведевым (Кудриным), он сообщил, что направляется в Омск по служебной надобности, куда везёт (в числе прочих документов) «Дело об убийстве отрекшегося от Престола Государя Императора Николая Александровича и Его Семьи», принадлежавшее бывшему Товарищу Прокурора Екатеринбургского Окружного Суда Н. Н. Магницкому, которое тот вёл в порядке надзора за этим следствием.

Упомянув об этих материалах, В. Тиунов также пояснил сам факт их обнаружения в его городе: незадолго до сдачи Екатеринбурга наступающим частям РККА весь архив Екатеринбургского Окружного Суда был эвакуирован в Семипалатинск.

Исходя из этого обстоятельства, можно предположить с очевидной долей вероятности, что в этом деле имелась копия Представления Н. Н. Магницкого, написанного им на имя Прокурора Екатеринбургского Окружного Суда Н. И. Остроумова 30 декабря 1918 года. Именно в этом представлении, впервые в деле, фигурирует упоминание об отрезанном пальце, челюсти и прочих предметах, обнаруженных в шахте № 7, расположенной в районе рудника «Ганина яма»:

«При промывке грунта найдены были пряжки от дамских подвязок, кусочек жемчуга от серьги Императрицы, пуговицы и другие мелкие вещи, а на дне шахты, в иле, оказался отрубленный палец и верхняя вставная челюсть взрослого человека»[382].

Как непосредственный начальник и человек, близко знавший М. А. Медведева (Кудрина), С. Г. Уралов мог узнать от него некоторые подробности, касающиеся расстрела Романовых. (В 60-е годы прошлого века С. Г. Уралов будет выдавать себя за одного из участников этого «исторического события», в связи с чем имеет смысл обратить внимание на книгу И. Вербицкого «Товарищ чекист»[383].)

В качестве члена Коллегии ВЧК С. Г. Уралов периодически выезжает в Москву, куда в то время из Омска можно было попасть двумя путями: через Пермь и через Казань. Наиболее короткий путь в обоих этих случаях лежал через Екатеринбург, проезжая который он вполне мог сделать в нём остановку и, как со старым товарищем, встретиться с Я. М. Юровским. Кроме того, Уральский Областной и Западно-Сибирский Совдепы граничили между собой территориально, что давало дополнительную возможность для встречи двух начальников ЧК: Я. М. Юровского и С. Г. Уралова[384].

Если догадка автора верна, то отсюда можно сделать вывод, что Я. М. Юровский мог знать об этих, приобщённых к следствию вещественных доказательствах, уже в феврале 1920 года! (А это серьёзно размывает «железную логику» некоторых исследователей!)

Ранее уже говорилось, что Н. А. Соколов и Р. Вильтон прибыли в Европу в середине июля 1920 года. Поскольку Р. Вильтон располагал одной из копий Следственного Производства, то ничто не могло помешать ему почти сразу же приступить к работе над задуманной им книгой «Последние дни Романовых».

В связи с этим автор не исключает, что, как журналист, Р. Вильтон уже к концу лета вполне мог опубликовать некоторые отрывки из этой работы, которые явились бы своего рода анонсом к подготавливаемому им изданию.

Находясь в Екатеринбурге на упоминаемых должностях, Я. М. Юровский, главным образом, проводил в жизнь политику «Красного террора» и даже сотрудничал с газетой «Уральский Рабочий», где за его подписью публиковались расстрельные списки.

Пробыв в Екатеринбурге до конца июля 1920 года, Я. М. Юровский ровно через год был вновь отозван в Москву, где по протекции того же Н. Н. Крестинского получает должность Управляющего Организационно-Инструкторским Отделом НК РКИ.

21 сентября 1920 года Постановлением СНК Р.С.Ф.С.Р. при Народном Комиссариате Просвещения Р.С.Ф.С.Р. была образована «Комиссия по истории Октябрьской революции и РКП(б)», именуемая сокращенно «Истпарт». Во главе этой комиссии был поставлен Заместитель Наркома просвещения М. Н. Покровский, который по инициативе В. И. Ленина, начиная с октября 1917 года, занимался подбором документов, связанных с Октябрьским переворотом и историей РСДРП–РКП(б).

Вероятнее всего, именно между сентябрем и декабрем 1920 года происходит встреча Я. М. Юровского с «красным профессором» М. Н. Покровским.

Однако прежде чем перейти к анализу текста «записки Юровского», следует всё же оговориться, что, собирая материалы по истории партии, М. Н. Покровский вполне мог к этому времени иметь какую-то информацию об убийстве Царской Семьи, полученную по своим каналам. (Имеется в виду информация из зарубежных источников.) Не следует также забывать, что лондонское издание книги Р. А. Вильтона приходится на вторую половину 1920 года, а П. Жильяр впервые опубликовал свои воспоминания в журнале «Illustration» 18 декабря 1920 года.

Упускать возможность поговорить с живым цареубийцей М. Н. Покровский, как историк и публицист, конечно же, не мог. И их встреча состоялась…

С большой долей вероятности можно считать, что рассказ Я. М. Юровского об убийстве Царской Семьи протекал в форме беседы, во время которой М. Н. Покровский задавал наводящие вопросы. Вполне возможно, что эта беседа происходила в присутствии стенографистки (не исключена также возможность, что М. Н. Покровский конспектировал рассказ Я. М. Юровского лично.)

Надо так же иметь в виду, что осенью 1920 года Р.С.Ф.С.Р. находилась в состоянии Гражданской войны, а посему открытие какой-либо информации о личности Я. М. Юровского было совершенно нежелательно. (Как М. Н. Покровский, так и Я. М. Юровский, вполне могли учитывать это обстоятельство).

Этим, на взгляд автора, и характеризуется особенность написания рассматриваемой записки: сокращение фамилий и имён членов Царской Семьи, а также непосредственно сам рассказ, изложенный от 3-го лица.

Рассказывая о событиях, происходивших более двух лет назад, Я. М. Юровский (не зная материалов Предварительного Следствия и не будучи знаком с упомянутыми ранее публикациями) мог ошибиться вполне естественным образом: перепутать фамилию Старшего повара И. М. Харитонова (назвав его «Тихомировым»), забыть фамилию Камер-Юнгферы А. С. Демидовой, спутать время и т. д.

Многим современным исследователям «Романовской темы» очень трудно понять, почему Я. М. Юровский так много «напутал» в своей «записке»? Нет ли здесь какой-нибудь новой, ещё большей каверзы большевиков, оставивших эту «записку» в качестве «головоломки» для будущих поколений? (Очень часто рассуждения на эту тему можно услышать по аналогии с так называемыми «письмами Офицера»[385].)

Для тех, кто до сих пор придерживается подобных рассуждений, скажу следующее. Я абсолютно не разделяю данную позицию, потому как для понимания сути вопроса надо хоть немного представлять себе психологию «пламенных революционеров» того времени, для которых расстрел Царской Семьи был ничем иным, как «естественным эпизодом их революционной биографии». Ибо никто из участвующих в расстреле наверняка не думал в 1918 году, что годы спустя им придётся, и не единожды, вспоминать о тех далеких событиях.

Скорее всего, этой же точки зрения придерживался и Я. М. Юровский, которому за калейдоскопом последующих в его жизни революционных событий было просто невозможно помнить до мельчайших подробностей ту самую ночь с 16 на 17 июля 1918 года. И если некоторые факты не отложились в памяти бывшего коменданта, то уж по поводу их изложения на бумаге хочется сказать особо.

Автор глубоко убеждён, что написать текст этой записки (даже в таком виде, в каком он есть) было выше человеческих сил Я. М. Юровского. Имея незаконченное низшее образование, Я. М. Юровский с трудом умел расписываться, не говоря уже о том, что заполнение какой-либо анкеты требовало от него немало сил. Именно поэтому все известные автору личные дела члена партии большевиков и Персонального пенсионера Я. М. Юровского хранят в себе листки его автобиографий, написанные не от руки, а выполненные (в обход существующим правилам) исключительно в виде машинописных копий.

В пользу того, что текст этой «записки» писал не Я. М. Юровский, говорит ещё и то, что указанное в ней количество расстрелянных людей не соответствует истине (возможно, подсчитав предварительно общее количество содержащихся в ДОН людей, М. Г. Покровский забыл исключить из их числа Поварского ученика Леонида Седнева, уведённого комендантом накануне убийства). То же самое можно сказать о неправильно записанной фамилии Лакея А. Е. Труппа – в «записке» она значится как «Труп».

Исходя из сказанного, автор позволит себе вынести на суд читателя дальнейшую цепь своих рассуждений.

Имея в своём распоряжении стенографические записи (скорее всего, уже в расшифрованном и перепечатанном виде), М. Н. Покровский просто не может не сделать их литературной правки. Проделав таковую (сохранив, по возможности, все особенности рассказа Я. М. Юровского), он вновь отдаёт их в перепечатку. Передавая выправленный текст машинисткам, М. Н. Покровский отдаёт им распоряжение изготовить три его копии (возможно, что больше «не брала» пишущая машинка, а, возможно, что просто в большем количестве копий не было необходимости), две из которых он планирует передать в Секретариат ВЦИК (а, возможно, что и лично М. И. Калинину, с 30 марта 1919 года сменившему Я. М. Свердлова на посту Председателя ВЦИК), а одну – Я. М. Юровскому «на память» (скорее всего, по его личной просьбе).

По всей видимости, именно при этой перепечатке в тексте «записки Я. М. Юровского» происходит подмена слова «телефонограмма» на «телеграмма».

(Из Биохроники В. И. Ленина известно, что 7 июля 1918 года кремлёвский вождь отдал распоряжение в Екатеринбург – предоставить возможность Председателю Президиума Исполкома Уральского Облсовдепа А. Г. Белобородову связаться с Москвой по прямому проводу. Но оговорённая связь, что называется, не заладилась. Поэтому все телеграммы, посылаемые Президиумом Исполкома Уральского Облсовета в Москву, шли, что называется, кружным путём: не напрямую – в Москву, а с обратной проверкой через Петроград, откуда через Секретариат Петроградской Трудовой Коммуны за подписью его председателя Г. Е. Зиновьева передавались по месту их назначения.)

Получив три отпечатанных экземпляра, М. Н. Покровский приглашает Я. М. Юровского и знакомит его с текстом его собственного рассказа. Ознакомившись с этим текстом, Я. М. Юровский делает необходимые уточнения, которые вписывает на полях одной из машинописных копий.

После того как Я. М. Юровский вносит свои поправки в упомянутый текст, М. Н. Покровский просит его указать более точно место захоронения Царской Семьи, координаты которого и записывает своей рукой на этой же самой копии. (Идентичность почерков Я. М. Юровского – в первом случае, и М. Н. Покровского – во втором полностью подтвердила почерковедческая экспертиза, проведённая Генеральной Прокуратурой РФ по постановлению прокурора-криминалиста В. Н. Соловьёва.)

После того как были, что называется, «расставлены все точки над i», М. Н. Покровский отдаёт один из невыправленных экземпляров Я. М. Юровскому, а два остальных оставляет себе.

Впоследствии М. Н. Покровский, переписав от руки «дополненный» экземпляр рассказа Я. М. Юровского, а также сделав с него машинописную копию в одном экземпляре, поместил эти документы в свой личный архив.

Оставшиеся два экземпляра так называемой «записки Юровского» М. Н. Покровский передал во ВЦИК, откуда они попали в подведомственный ему ЦЕНТРАРХИВ Р.С.Ф.С.Р., где были помещены в одну из папок ВЦИК под названием «Дело о семье б. царя Николая Второго 1918–1919 г.г.»[386]

Копия записки, хранящаяся в семье Юровских с 1920 года, действительно, была передана в Партийный архив Свердловского Обкома КПСС (ПАСО) его сыном – А. Я. Юровским в 1958 году. Как уже говорилось ранее, на ней имелась надпись следующего содержания: «Этот материал передан Я. М. Юровским в 1920 году М. Н. Покровскому, историку [387].

Из текста этой надписи, кстати, отнюдь не следует, что её автором является непосредственно Я. М. Юровский. В ней лишь говорится: «Этот материал был передан…», что можно понимать, в общем-то, двояко: написал и передал этот материал? Или рассказал, т. е. изложил на словах?

Точно такие же копии этой записки были переданы в 1964 году А. Я. Юровским в Государственный Музей Революции СССР и Музей КГБ СССР им. Дзержинского, с той только разницей, что они уже имели заглавие и приписку следующего содержания: «Копия документа, переданного моим отцом Яковом Михайловичем Юровским в 1920 г. историку Покровскому М. Н.».

Однако, как и в первом случае, эти приписки ничего нового не проясняли.

По мнению автора данного издания, Я. М. Юровский никакой «записки» не писал, а посему его сын, сделав эту надпись, думается, ошибся.

Ведь в 1920 году Александру Яковлевичу Юровскому было только 15 лет и, в силу своего возраста, он мог не придать в то время столь серьёзного значения авторству этого документа, а по прошествии лет стал искренне считать, что таковой написал его отец.

И, тем не менее, рассказ о «записке Юровского» был бы далеко не полным, если бы автор не упомянул о ещё одном немаловажном факте, произошедшем в начале весны 1932 года.

В это время в Москве умирал бессменный Заместитель Наркома просвещения М. Н. Покровский, который накануне своей кончины распорядился присоединить его секретную переписку по линии Наркомпроса к его личному архиву, хранящемуся в ЦЕНТРАРХИВЕ Р.С.Ф.С.Р.

На основании этого требования в Наркомпрос прибыла комиссия представителей Центрального Архивного Управления РСФСР (ЦАУ РСФСР), которая, произведя выемку этих документов из личного сейфа М. Н. Покровского, составила об этом нижеследующий акт:

«Копия. Секретно. Акт.

2 апреля 1932 года, мы нижеподписавшиеся, Заместитель Заведующего Центральным Архивным Управлением т. Максаков В. В., Заведующий секретной частью ЦАУ РСФСР Харитонова Н. И., в присутствии секретаря Зам. Наркомпроса Покровского М. Н. тов. Овсяникова В. О. – согласно личного распоряжения М. Н. Покровского о присоединении его личной секретной переписки, находящейся в Наркомпросе, к его личному архиву, хранящемуся в ЦЕНТРАРХИВЕ, по согласованию с Зам. Наркомпроса тов. Эпштейн М. С. изъяли из несгораемого шкафа личную секретную переписку без предварительного просмотра и опечатали в 2-х пакетах и портфеле печатью Наркомпроса.

Дата, подписи. «С подлинным верно» (Подпись неразборчива)

Внизу документа приписка карандашом:

«В секретной части у Голубева»[388].

Сразу же после смерти М. Н. Покровского, последовавшей 12 апреля 1932 года, из его квартиры были изъяты все личные бумаги. Но на этот раз изъятие бумаг М. Н. Покровского производилось Учётным Сектором Распредотдела ЦК ВКП(б), который впоследствии распределил эти документы по двум архивным ведомствам: в ЦЕНТРАРХИВ (в настоящее время ГА РФ) и в Институт Маркса-Энгельса-Ленина при ЦК ВКП(б) (в настоящее время Российский государственный архив социально-политической истории, РГАСПИ).

В числе документов, изъятых на квартире М. Н. Покровского, находились рукописный и машинописный варианты «записки Юровского». При составлении описи этих документов первый из них был записан под № 12 и значился как: «Рукописные записки М. Н. Покровского о расстреле Романовых», а второй, записанный под № 13, значился как: «Изложение расстрела семьи Романовых».

Упомянутые «записки Юровского» в настоящее время хранятся в РГАСПИ и проходят как документы Фонда 461 (5979) – рукописный экземпляр и Фонда 588, оп. 3 с, д. 1, л. 12–17 – его машинописная копия. Причем следует отметить, что рукописный и машинописный экземпляры этой записки были там переименованы и теперь называются: «Статья М. Н. Покровского “О расстреле семьи Романовых”».

Кроме того, во время проверки, производимой Отделом пропаганды и агитации ЦК КПСС в 1964 году, из Партийного Архива Свердловского Обкома КПСС была получена ещё одна «записка Я. М. Юровского» (та самая, которую в январе 1958 года прислал в ПАСО А. Я. Юровский).

С текста этой записки также была снята копия, которая была зарегистрирована в ЦПА ИМЛ при ЦК КПСС как: «Воспоминания Я. М. Юровского о расстреле Николая II (2-й экземпляр машинописных копий)».

Многие годы исследованием авторства «записки Юровского» занимался профессор Ю. А. Буранов, которой впервые опубликовал в печати текст приведённого ранее акта изъятия. Наряду с этим, Ю. А. Буранов также впервые заявил о том, что текст так называемой «записки Юровского» написан академиком М. Н. Покровским.

Однако, несмотря на заслуженный авторитет исследователя, профессор Ю. А. Буранов, по убеждению автора, никак не хотел признать ошибочность некоторых своих выводов, касающихся «тайны происхождения» этой записки.

Первые воспоминания о Царской Семье, рассказывающие о Её переводе на Урал, были опубликованы в № 96 (360) газеты «Известия ВЦИК» от 16 мая 1918 года под заголовком «К переводу бывшего царя из Тобольска в Екатеринбург». Это сообщение имело вид интервью, взятого корреспондентом газеты у Чрезвычайного комиссара ВЦИК В. В. Яковлева (настоящая фамилия К. А. Мячин), осуществлявшим эту перевозку по поручению ВЦИК СНК Р.С.Ф.С.Р.

(В 1920 году в одной из книг серии «Февральская революция» были опубликованы воспоминания бывшего Начальника конного отряда дружины по охране народного состояния Г. И. Зенцова – одного из участников этой перевозки – существенно пополняющие воспоминания В. В. Яковлева.)

В 1921 году в Екатеринбурге выходит сборник «Рабочая революция на Урале» (Екатеринбург, 1921), в котором была опубликована статья «Последние дни последнего царя», написанная бывшим членом Уральского Областного Совета П. М. Быковым. Приобретя в личное пользование экземпляр этой книги, Я. М. Юровский с горечью констатирует, что в упомянутой статье П. М. Быкова нет даже какого-либо упоминания о его роли в судьбе Романовых. (Позднее он рассказывал об этом М. А. Медведеву (Кудрину), встречаясь с ним в Москве в 30-е годы прошлого века.)

В 1922 году в Москве выходят в свет первые советские исторические журналы «Пролетарская революция» и «Каторга и ссылка», которые, наряду с научной публицистикой, размещают на своих страницах различные воспоминания и другие материалы.

Апрельский номер этого журнала за 1922 год (№ 4 (16)) публикует на своих страницах воспоминания бывшего члена Президиума Тобольского Совдепа И. Я. Коганицкого («1917–1918 годы в Тобольске – Николай Романов – Гермогеновщина»), а также бывшего Начальника Красной Гвардии 3-го Района рабочих завода Злоказовых» А. Д. Авдеева («Из истории борьбы за Советы»).

Оба эти человека были хорошо известны Я. М. Юровскому, однако А. Д. Авдеева он помнил по Екатеринбургу особенно хорошо – в июле 1918 года ему довелось сменить его на посту Коменданта Дома особого назначения (ДОН).

Снятый со своей должности за развал службы и чудом не попавший под суд за пьянство, кражи и всякого рода попустительства (спасли прошлые заслуги и пролетарское происхождение), А. Д. Авдеев во искупление грехов был отправлен на фронт, где сумел отличиться, и в 1919 году был награждён орденом Красного Знамени Р.С.Ф.С.Р.

И. Я. Коганицкого А. Я. Юровский знал несколько хуже, чем А. Д. Авдеева. (А. Я. Юровский несколько раз встречался с ним в Екатеринбурге во время формирования там в июне 1918 года Отряда карательной экспедиции тобольского направления, выступившего под командованием Начальника Центрального штаба Красной Гвардии, бывшего матроса-балтийца П. Д. Хохрякова.)

Ознакомившись с публикациями, бывший Комендант ДОН был весьма удивлён тому, что его, что называется, «обошли» на литературном поприще.

К первой половине 1922 года немало книг, рассказывающих о Царской Семьи и Её трагической участи, вышло и за рубежом. Среди них, в первую очередь, можно отметить следующие книги: П. Жильяр «Трагическая судьба Николая II и Его Семьи» (русскоязычное издание этой книги, вышедшее в Вене в 1921 году, называлось «Императоръ Николай II и Его Семья»), Р. А. Вильтон «Последние дни Романовых», М. К. Дитерихс «Убийство Царской Семьи и других членов Дома Романовых на Урале», Т. Е. Мельник-Боткина «Воспоминания о Царской Семье до и после революции», Ю. А. Ден «Последняя Царица» и др.

В этом же году выходят в свет ещё два журнала подобной направленности: «Красный Архив» (Москва), под общей редакцией М. Н. Покровского, а также «Красная летопись» (Петроград).

Вероятнее всего, именно в это время у Я. М. Юровского возникает желание опубликовать свои воспоминания в каком-нибудь из этих журналов, чтобы донести до потомства свой собственный след в истории.

Начиная с апреля 1921 года Я. М. Юровский по рекомендации В. И. Ленина переходит на работу в Государственное хранилище НКФ Р.С.Ф.С.Р., где сначала занимает должность Заведующего Отделом учёта и сортировки ценностей, а несколько позднее – Заведующего Золотым отделом, а также Председателя Отдела по реализации ценностей.

В силу специфики своей новой работы Я. М. Юровский часто виделся со своим старым уральским товарищем Ф. Ф. Сыромолотовым – бывшим членом Исполкома Уральского Облсовета и комиссаром финансов Уральской области, а ныне – членом Коллегии НКФ РСФСР, куда его рекомендовал лично Нарком Н. Н. Крестинский.

Памятуя о том, что «Федич» (партийная кличка Ф. Ф. Сыромолотова) ещё с 1912 года сотрудничал с газетой «Правда» (как журналист, а, иногда, и как поэт), а он сам, что называется, не владеет пером, Я. М. Юровский, вероятнее всего, просит его записать и литературно обработать свои воспоминания.

Ф. Ф. Сыромолотов берётся за дело, и в течение апреля – мая 1922 года завершает эту работу. Встретившись с Я. М. Юровским в один из майских дней 1922 года, Ф. Ф. Сыромолотов знакомит того с текстом его собственных воспоминаний, а после некоторых уточнений и дополнений со стороны Я. М. Юровского делает на них свои рукописные пометки. По прочтении текста и последовавшим вслед за этим обсуждением их совместного творчества, они, вероятнее всего, вместе придумывают для него название, которое, по их мнению, должно наиболее ярко отражать его суть: «Последний царь нашёл своё место».

Сойдясь с Я. М. Юровским на этом варианте, Ф. Ф. Сыромолотов записывает его чёрным карандашом на первой странице своей рукописи, после чего в правом верхнем углу этого же листа делает надпись: «Секретно», но уже синим карандашом. Вслед за этим, Я. М. Юровский тем же чёрным карандашом ставит свою подпись на её последней странице, а затем пишет время и место её написания: «Апрель – май 1922» и «Москва».

Забегая несколько вперёд, скажу, что текст этих воспоминаний по своему художественному стилю значительно превосходит первую «записку Юровского». И это, в общем-то, понятно, поскольку в данном случае перед Ф. Ф. Сыромолотовым ставилась совершенно другая задача, нежели та, что стояла перед М. Н. Покровским.

Если М. Н. Покровский должен был записать эти воспоминания с максимальной приближённостью к изложению рассказчика (для того чтобы придать им характер документального отчета), то в данном случае задача была совсем иной. В новом варианте воспоминаний нужно было отобразить не только «суровую революционную необходимость» (вынудившую Советскую власть прибегнуть к расстрелу всей Царской Семьи), но и донести до широкого читателя незатейливый рассказ о мальчике из бедной еврейской семьи, нашедшего свой путь в революцию.

Наряду с текстовыми и другими особенностями, этот документ был ещё и напечатан на не совсем обычной бумаге – многие его страницы являлись бланками Финансового отдела СНХ при Пермском Губернском Исполкоме, использован был также и один бланк, имеющий шапку «Р.С.Ф.С.Р. Народный Комиссариат финансов. Член коллегии 1919 г.» (Об этом речь пойдет несколько далее). Принадлежность этих бланков очевидна, поскольку таковые могли находиться только лишь в распоряжении Ф. Ф. Сыромолотова, работавшего в системе Наркомфина Р.С.Ф.С.Р.

Дополнительным же аргументом, говорящим в пользу того, что автором этого текста был Ф. Ф. Сыромолотов, является следующий факт – на первой и последней его страницах стоят инициалы: «?. С.», что, безусловно, означает лишь только одно: «Федор Сыромолотов» (о чём также будет сказано чуть далее).

Видимо, эти воспоминания так и остались храниться у Ф. Ф. Сыромолотова в своём черновом варианте, поскольку какая-либо другая их копия, по имеющимся у автора сведениям, более нигде не всплывала.

Однако на этом история этой рукописи не была закончена.

Несколько лет назад мне удалось узнать от М. М. Медведева[389], что где-то в Рукописном фонде Российской Государственной библиотеки (РГБ) (бывшая Государственная Библиотека им. В. И. Ленина) находится один из автографов Я. М. Юровского, являющийся текстом его известной «записки». Посетив вместе с М. М. Медведевым Рукописный фонд РГБ, нам удалось узнать, что какого-либо варианта «записки Юровского» там никогда не хранилось.

Зато то, что по дошедшим до М. М. Медведева слухам считалось «запиской Юровского», на деле оказалось весьма любопытным документом – своеобразной рецензией на то самое совместное творчество Я. М. Юровского и Ф. Ф. Сыромолотова, опыт которого они приобрели в 1922 году. А предыстория этого документа вкратце такова.

22 декабря 1946 года Ф. Ф. Сыромолотов обращается с письмом к бывшему Управляющему делами СНК Р.С.Ф.С.Р. В. Д. Бонч-Бруевичу, которого знает как активного собирателя всевозможных документов (в том числе и автографов), относящихся к периоду революции и Гражданской войны в России.

Ф. Ф. Сыромолотов, ссылаясь на своё тяжёлое материальное положение, предлагает В. Д. Бонч-Бруевичу приобрести у него сборник документов, относящихся к истории промышленного Урала, начиная с эпохи царствования Императора Петра I, составленный им вместе с бывшим директором Музея Я. М. Свердлова (к тому времени уже покойным) тов. Киселёвым. Наряду с ними, он также предлагает и подлинные документы, имеющие отношение к убийству Царской Семьи летом 1918 года. И вот что он пишет сам по этому поводу в упомянутом письме:

«Деньги мне сейчас, очень нужны.

Кроме того, у меня имеются документы и материалы по ликвидации на Урале быв. царя.

Тоже уступлю»[390].

Говоря об этих документах, он, безусловно, имеет в виду записанные им воспоминания Я. М. Юровского, хранящиеся в его личном архиве с 1922 года. При этом Ф. Ф. Сыромолотов предлагает В. Д. Бонч-Бруевичу опубликовать их в одном из редактируемых им сборников: «Звенья» или «Летописи».

Ознакомившись с текстом этих воспоминаний, В. Д. Бонч-Бруевич делает для себя в одной из рабочих тетрадей следующую памятную запись:

Данный текст является ознакомительным фрагментом.