Царство Ци. Возвышение клана Чэнь (Тянь)
Царство Ци. Возвышение клана Чэнь (Тянь)
После крушения клана всесильного Цуй Чжу и бегства Цин Фэна с сородичами в У царство Ци стало понемногу оправляться от тяжелого внутреннего кризиса. Возвратились в Ци бежавшие из него родственники правителя, причем каждому вернули его прежние владения [114, 28-й год Сян-гуна; 212, т. V, с. 539 и 542]. Стабилизация Ци способствовала некоторому укреплению престижа этого царства, что позволило правителям Ци снова чувствовать себя практически почти равными правителям Цзинь.
В сообщениях «Цзо-чжуань» от 2-го и 3-го годов Чжао-гуна [212, т. V, с. 582–589] содержится достаточно много информации о взаимоотношениях Ци с Цзинь. Здесь рассказывается о визите цзиньского первого министра Хань Сюань-цзы в Ци, куда он привез брачные дары и где был с должным уважением встречен Янь-цзы. Затем упомянуто о том, что молодая жена из правящего дома Ци недолго прожила в Цзинь и вскоре умерла, вследствие чего была прислана с дарами просьба прислать новую девицу из Ци. В сообщении pt 3-го года Чжао-гуна рассказано, как с ответным визитом в Цзинь прибыл Янь-цзы, который сообщил от имени своего правителя, что за новой невестой дело не станет, ибо в доме Ци их немало, на что Хань Сюань-цзы от имени своего господина высказал полное удовлетворение. Этим дело, однако, не завершилось.
У Янь-цзы после окончания дела состоялась официальная встреча с Шу Сяном, которая коснулась и состояния дел в обоих царствах. Обмен мнениями оказался очень любопытным, несмотря на то что высказанные сановниками соображения представляют собой не что иное, как позднейшие интерполяции. Важно, однако, не то что суждения вставлены в текст задним числом, а та откровенность, с которой оба делились своими опасениями, сводившимися к тому, что дела в их правящих домах обстоят хуже некуда и что правители стоят у руля правления, похоже, свой последний срок.
Янь Ин сетовал на то, что Ци в скором будущем станет владением клана Чэнь, ибо этот могущественный клан щедро дает населению царства зерно, лес, рыбу и другие предметы потребления по низкой цене либо вообще себе в убыток (щедрыми мерами отсыпают зерно в долг и скудными берут возвращаемое им). В то же время амбары правителя полны гниющим и пожираемым насекомыми зерном, тогда как люди в голоде и холоде, а на рынках продают башмаки для ног с отрубленными пальцами (много наказаний!), причем такие башмаки дороги (большой спрос, обилие наказанных!), а обычные дешевы (спрос невелик, ненаказанных мало).
В ответ на это Шу Сян заметил, что аналогично обстоят дела и в Цзинь, где правитель увеличивает поборы, все собранное идет на пышные стройки, а на содержание армии недостаточно средств. Народ рассматривает приказы как требования разбойников и грабителей. Правительство держат в своих руках могущественные кланы, и вообще все так плохо, что долго продолжаться не может. На этом беседа завершилась, а в заключение текста содержится упоминание о том, что невеста из Ци, которая была поводом для встречи министров и обмена мнениями, прибыла в Цзинь.
Обращает на себя внимание тональность, в которой велась беседа. Нет слов, положение народа в царствах Ци и Цзинь могло быть и, видимо, было тяжелым. По словам Янь-цзы, население Ци две трети дохода отдавало в качестве поборов правителю и лишь одну треть оставляло себе на пищу и одежду. Но было ли так на деле? Реальны ли поборы, составляющие две трети произведенного продукта? Сомнительны и рассказы Янь-цзы о дороговизне башмаков для калек, которых было едва ли не больше, чем здоровых людей. Соблазнительно использовать приведенные цифры и сетования в качестве свидетельства жестокой эксплуатации простого народа в Ци, что нередко и делалось авторами КНР, начиная с самого Го Мо-жо [27а, с. 84]. Но на самом деле все сказанное Янь-цзы — очевидное преувеличение, метафора скверны, не более того. Особенно если принять во внимание, что те же аргументы (дороги башмаки для калек) Янь-цзы использовал для критики положения дел в Ци в беседе с циским Цзин-гуном, который после этого будто бы устыдился и стал лучше относиться к своему народу.
Надо полагать, что циский Цзин-гун, просидевший на троне в Ци десятки лет, неплохо знал, что творится в его царстве. И устыдиться критики он едва ли мог, что, впрочем, не исключает возможности благотворного влияния Янь-цзы на своего правителя. Нарочитость всей ситуации станет еще более зримой, если принять во внимание, что спустя четверть века после описываемой беседы те же Цзин-гун и Янь-цзы вновь рассуждали о щедрости дома Чэнь, которой следует опасаться, и о том, что все нормы, которые надо бы блюсти в изменившихся по сравнению с древностью обстоятельствах, правитель соблюдать просто не в состоянии [114, 26-й год Чжао-гуна; 212, т. V, с. 715 и 718]. Ведь Янь-цзы, долгие годы бывший ближайшим советником Цзин-гуна, нес по меньшей мере часть ответственности за все то, что в царстве было неладно.
Напрашивается вывод, что едва ли не все рассуждения, вложенные составителями «Цзо-чжуань» в уста Янь-цзы, — это просто констатация фактов задним числом, объяснение того, почему дом Ци слабел. Критика, вложенная в уста Шу Сяна по поводу дел в Цзинь, — нечто в том же роде. Между тем ослабление и правящего дома Цзинь, и дома Ци шло медленно, подчас даже с реверсиями. Иными словами, оба сильных еще царства временами напоминали всем о своей силе и возможностях.
В 536 и 530 гг. до н. э. войска Ци совершили две экспедиции с целью восстановления на троне бежавшего из царства Янь Хуэй-гуна. Отдаленное северное (район Пекина) царство Янь со времен циского гегемона Хуань-гуна практически не контактировало с государствами Чжунго. В 539 г. до н. э. правитель этого царства повздорил со своими сановниками из ведущих кланов и был ими изгнан. Циский Цзин-гун, посовещавшись с цзиньским Пин-гуном, решил восстановить его на троне. Это удалось, насколько можно судить по «Цзо-чжуань» [114, 6-й и 12-й годы Чжао-гуна; 212, т. V, с. 607–608 и 611, 636 и 639], лишь со второй попытки[89].
Тем временем в Ци начались внутренние неурядицы. Сначала это были распри во влиятельном клане Цзы, некоторые члены которого были вынуждены бежать в Jly [114, 8-й год Чжао-гуна; т. V, с. 621 и 622]. Затем был составлен заговор против всесильного дома Чэнь, о котором уже упоминалось. Характерно, что в тексте «Цзо-чжуань» заговорщики представлены как вздорные пьяницы, тогда как напавшие на них (в упреждающей манере) кланы Чэнь и Бао обрисованы достаточно сочувственно. В результате противоборства заговорщики из кланов Луань и Гао были разбиты и бежали в Лу. Владения их разделили между собой победители, но затем они, как упоминалось, по совету Янь-цзы отдали их правителю царства. После этого клан Чэнь вызвал из Лу беглых представителей клана Цзы и щедро оделил их землями, создав тем самым себе новых сторонников и сделав еще шаг по пути к овладению фактической властью в Ци [114, 10-й год Чжао-гуна; 212, т. V, с. 627 и 629].
В сообщении «Цзо-чжуань» от 522 г. до н. э. говорится о болезни циского Цзин-гуна и в связи с этим — о реформах, которые тот решил осуществить при помощи и под воздействием поучений Янь-цзы. Интересно не столько само изложение реформ (они были в общем и целом стандартны для соответствующих материалов в «Цзо-чжуань»: сняты излишние таможенные ограничения, прощены недоимки, наведен некоторый порядок), сколько дух и тональность поучения Янь-цзы. На замечание правителя («только Цзю находится в состоянии гармонии со мной») Янь-цзы заметил, что поддакивание правителю не есть состояние гармонии — хэ, это просто единомыслие конформистов (тун). Что же касается гармонии, то суть ее не в том, чтобы поддакивать правителю, но в том, чтобы выработать из противоречивых мнений нечто вроде, как мы выразились бы сегодня, консенсуса. Янь-цзы сослался на повара, который готовит похлебку из рыбы и овощей с добавлением соли, уксуса и иных приправ, используя при этом воду и огонь. Повар добавляет то, что необходимо, а в результате создается вкусное блюдо. Это и есть гармония—хэ. Именно на такой основе должны строиться отношения между правителем и его министрами и советниками: советники своими советами корректируют решения правителя, и в результате достигается гармония [114, 20-й год Чжао-гуна; 212, т. V, с. 679 и 684].
Мудрость Янь-цзы общепризнанна. После Гуань Чжуна и Цзы Чаня он справедливо считается едва ли не наиболее заметной интеллектуальной фигурой в период Чуньцю до Конфуция. Именно ему приписывается авторство текста «Янь-цзы чуньцю», хотя сам текст был составлен много позже. Его советы принимались циским Цзин-гуном и шли на пользу царству Ци. Реформы и идеи Янь-цзы, относящиеся к 522 г. до н. э., явно не вяжутся с мрачным пессимизмом его беседы с цзиньским Шу Сяном в 539 г. до н. э. — при всем том, что власть в Ци в конечном счете действительно попала в руки дома Чэнь.
Разумеется, все сказанное отнюдь не означает, что Янь-цзы был единственным, кто мог влиять на Цзин-гуна, как не означает и того, что циский Цзин-гун легко поддавался влиянию. Однако это не умаляет ни роли Янь-цзы при циском дворе, ни его интеллектуального потенциала. Когда в 516 г. до н. э. над Ци пролетела комета и Цзин-гун решил было совершить жертвоприношение по случаю такого события, Янь-цзы был против, не видя в этом пользы, и вновь обратил внимание на страдания народа — вот куда следует приложить усилия. И хотя подобные упреки призваны отразить добродетельность советника, на деле они свидетельствовали о том, что Янь-цзы, как и большинство других древнекитайских мудрецов, включая и Конфуция, не придавал значения мистической религиозности, но всегда отдавал приоритет повседневной действительности, толкуя ее с позиций высшей гармонии, что включало в себя прежде всего заботу о народе и соответственно о порядке в государстве [114, 26-й год Чжао-гуна; 212, т. V, с. 715 и 718; 103, гл. 32; 71, т. V, с. 58–59].
С ослаблением Цзинь и утратой этим царством прочного верховенства в Поднебесной Ци почувствовало себя в силах вести более активную внешнюю политику. В 503 г. до н. э., добившись союза с Вэй и Чжэн, оно готово было выступить против царства Jly, союзника Цзинь. В 501 г. до н. э. Ци по просьбе бежавшего туда Ян Ху собиралось вторгнуться в Jly, и лишь щекотливость ситуации заставила Цзин-гуна воздержаться от этого [114, 7-й и 9-й годы Дин-гуна; 212, т. V, с. 764–766, 771 и 773]. В том же, 501 г. до н. э. произошел вооруженный конфликт между Ци и Цзинь, завершившийся победой Цзинь, а в 500 г. до н. э. были урегулированы отношения Ци с Jly [114, 10-й год Дин-гуна; 212, т. V, с. 774 и 777; 71, т. V, с. 59]. В 496 г. до н. э. наметились сближение Ци с Сун и создание коалиции Ци-Вэй-Сун-Лу, направленной против Цзинь, а в 494 г. до н. э. Ци и Вэй приняли сторону мятежного цзиньского клана Фань [114, 14-й год Дин-гуна и 1-й год Ай-гуна; 212, т. V, с. 786 и 788, 793 и 795].
Смерть Цзин-гуна в 490 г. до н. э. заметно дестабилизировала ситуацию в Ци. Многие претенденты на трон бежали в соседние царства, а сановники Го и Гао, выполняя предсмертную волю правителя, посадили на трон его младшего сына от любимой наложницы. Однако глава клана Чэнь с помощью искусной интриги восстановил сановников и го-жэнь (вспомним рассказы о щердых раздачах клана Чэнь) против Гао и Го, обвинив их в узурпации власти. В результате в 489 г. до н. э. оба сановника с их сторонниками вынуждены бьйш бежать в Jly, тогда как Чэнь Ци оказался хозяином положения в Ци. Бежавшие сыновья Цзин-гуна возвратились, и Чэнь Ци выбрал одного из них в качестве наследника престола. Оставалось уговорить остальных влиятельных сановников санкционировать этот выбор.
В комментарии «Гунъян чжуань», воспроизведенном Сыма Цянем, рассказана драматическая история о том, как во время пира победителей Чэнь Ци развязал большой кожаный мешок, откуда показался спрятанный им претендент на власть. Вначале мнения присутствующих на его счет разделились, причем самый влиятельный из них, сторонник Чэнь Ци из клана Бао, заметил было, что воля Цзин-гуна была иной. Претендент скромно, чтобы не сказать униженно, заметил на это, что если он не подходит, то готов уйти. Тогда Бао смягчился, и было решено, что новый кандидат подходит. В «Цзо-чжуань» столь красочного эпизода нет, хотя тоже упомянуто о сомнениях Бао. Как бы то ни было, но дело было сделано: новый правитель под именем Дао-гуна сел на отцовский трон, а его малолетний братец был изгнан и затем убит. Впрочем, сразу же после этого изменившийся скромник решительно направил Чэнь Ци послание, суть которого сводилась к тому, что в государстве не может быть двух правителей и что управлять царством Дао-гун намерен сам. Чэнь Ци вынужден был смириться с этим [114, 5-й и 6-й годы Ай-гуна; 212, т. V, с. 806–811; 103, гл. 32; 71, т. V, с. 60–61].
Дао-гун недолго пробыл на троне и, судя по всему, несмотря на свое решительное заявление о намерении править самостоятельно, утвердиться в Ци так и не сумел. В источниках мало сообщений о его правлении. Пожалуй, самый любопытный эпизод касается его матримониальных дел. Суть в том, что за время пребывания в Jly после бегства туда в 490 г. до н. э. он успел жениться на сестре всесильного Цзи Кан-цзы. Сев на трон, он послал за ней. Однако юная ветреница успела забыть об уехавшем в Ци муже и нашла себе другого любимого. А так как отношения между Ци и Jly в этот момент были натянутыми (стороны то спорили, то мирились, то вновь спорили, в том числе за землю), Цзи Кан-цзы не стал настаивать на том, чтобы сестра ехала к мужу. Тогда Дао-гун пошел на JЛy войной и захватил пару городков, после чего его жену все-таки отослали в Ци, где она заняла главное место в гареме правителя, а отобранные города Лу получило назад [114, 8-й год Ай-гуна; 212, т. V, с. 816–817; 71, т. V, с. 61]. На этом, однако, злоключения Дао-гуна не закончились.
Во-первых, обострились отношения со все более усиливавшимся и все активнее вмешивавшимся в дела Чжунго царством У, чьим союзником к этому времени стало и соседнее Лу. Объединенными усилиями Лу и У напали на Ци, что, видимо, сильно подорвало позиции Дао-гуна. А во-вторых, как раз в 487–485 гг. до н. э. Дао-гун попытался укрепить свои позиции и ради этого пошел на рискованный шаг, вступив в конфликт с влиятельным сановником Бао Цзи из клана Бао. Источники расходятся по поводу того, как развивался конфликт[90]. Но в сообщении «Цзо-чжуань» от 485 г. до н. э. ясно сказано, что в момент осады циской столицы войсками царства У «цисцы убили Дао-гуна», причем это так поразило правителя У, что он снял осаду и три дня оплакивал убитого [114, 10-й год Ай-гуна; 212, т. V, с. 820 и 821].
История весьма запутанная. Такого, чтобы народ убивал своего правителя в момент смертельной опасности для царства, еще не было. Видимо, стоит учесть все: и ссору с Бао, убийство которого Дао-гуном не могло пройти для цисцев бесследно хотя бы потому, что Бао Цзи был верным союзником клана Чэнь, столь щедрого по отношению к цисцам; и скрытые от внешнего взора интриги клана Чэнь, который, быть может, делал ставку на то, что наложение внутреннего конфликта на внешний покончит наконец с правящим домом Ци; и неприязненное отношение к Дао-гуну со стороны Чэнь Ци, которого Дао-гун отстранил от управления Ци[91]. Словом, могло сыграть свою роль несколько разных факторов, которые и побудили в конечном счете цисцев (обратим внимание, речь именно о народе, о жителях осажденной столицы Ци) столь суровым образом решить все проблемы. Но факт остается фактом: в 485 г. до н. э. Дао-гун был убит, правитель У снял осаду, а циские войска тем временем нанесли ему поражение и вторглись в Лy. Так что если убийство Дао-гуна было результатом коварной интриги дома Чэнь, то можно считать, что этот клан своих целей добился.
В сообщении «Цзо-чжуань» от 484 г. до н. э., едва ли не целиком посвященном изложению только что описанных событий [114, 11-й год Ай-гуна; 212, т. V, с. 822–826], сказано, что лусцы в конечном счете, хотя и не без труда, отстояли свою столицу в сражении с циской армией, после чего объединенные силы У и Лy вновь выступили против Ци и на сей раз взяли верх. Тем временем наследник Чэнь Ци стал соперничать за влияние с приближенным нового правителя Ци, сына Дао-гуна — Цзянь-гуна.
Дело в том, что Цзянь-гун, долго живший в изгнании в Лy, привез с собой в Ци своего близкого советника Цзянь Чжи (Цзщ Во). Сыма Цянь подробно рассказывает, как Цзы Во пытался убедить правителя покончить с могущественным кланом Чэнь. Однако Цзянь-гун колебался. Тем временем клан Чэнь, узнав о происках Цзы Во, решил перейти в наступление, которое с помощью ряда интриг успешно завершилось: сначала был убит Цзы Во, а затем и его господин Цзянь-гун [103, гл. 32 и 46; 71, т. V, с. 61–63; т. VI, с. 110–111]. В «Цзо-чжуань» же просто сообщено, что клан Чэнь в 481 г. до н. э. убил своего правителя [114, 14-й год Ай-гуна; 212, т. V, с. 837 и 840]. На трон был посажен младший брат убитого, Пин-гун (480–456 гг. до н. э.). И хотя Пин-гун сидел на циском троне четверть века, он не был фактическим правителем царства.
Сыма Цянь с подробностями рассказывает, как сожалел перед смертью Цзянь-гун, что он не прислушался к советам Цзы Во и решительным образом не покончил с всесильным кланом Чэнь [71, т. V, с. 63; т. VI, с. 111]. Можно, однако, усомниться в том, что решительные действия со стороны Цзянь-гуна принесли бы ему успех — достаточно вспомнить аналогичную ситуацию во взаимоотношениях луского Чжао-гуна с могущественным кланом Цзи. Но как бы то ни было, падение Цзянь-гуна приблизило клан Чэнь к заветной цели: после этого правителя все остальные были марионетками в руках представителей клана Чэнь (Тянь). Это видно и из сообщений Сыма Цяня о том, что львиная доля территории Ци находилась под непосредственным управлением клана Чэнь, что этот клан заключал договоры с чжухоу, расправлялся с потенциальными соперниками (прежде всего с кланом Бао) и по-прежнему стремился привлекать на свою сторону циский народ щедрыми раздачами [71, т. V, с. 63; т. VI, с. 111]. Д.Легг, опираясь на преобладающее мнение специалистов, утверждал, что с этого времени царством Ци фактически управляли именно представители клана Чэнь (Тянь) [212, т. V, с. 840]. Формально же Тянь Хэ стал правителем Ци и был признан сыном Неба в качестве чжухоу лишь столетие спустя, в 387–386 гг. [71, т. VI, с. 112].
Данный текст является ознакомительным фрагментом.