Возвратиться в прах Еврейское Дорогомиловское кладбище

Возвратиться в прах

Еврейское Дорогомиловское кладбище

Первая малочисленная еврейская община в Москве сложилась в 1670-е годы. За несколько лет до этого в столице поселился цирюльник-фельдшер из Силезии Даниил фон Гаден, по-русски — Фунгаданов. Позже он принял православие и стал именоваться Стефаном. Однако, судьба его была незавидна: восставшие в 1682 году стрельцы схватили «жидовина»-лекаря и буквально искромсали его топорами на части.

Но к этому времени в Москву переселилось множество родственников и знакомых лекаря Фунгаданова. Потом подъехали еще и их знакомые и родственники. И, таким образом, в Первопрестольной образовался обычный для городов Восточной Европы еврейский кагал. Причем большинство этих евреев придерживались своего традиционного верования. А, следовательно, они не могли быть похороненными на христианском кладбище. Вспомним, что до середины XVIII века умерших в Москве хоронили либо на приходских погостах, либо в монастырях. Мог ли на такое кладбище попасть иноверец, тем более «жидовин»?!

Но где именно хоронили евреев до появления еврейского кладбища в Дорогомилове, точных сведений не имеется. Одно можно сказать с уверенностью: на православных кладбищах их не хоронили.

Та, первая, еврейская колония конца XVII — начала XVIII веков компактно расселялась в двух московских слободах — Немецкой и Мещанской. В Немецкой слободе тогда жили большей частью лютеране и латиняне. И у этих «ино-славных» уже имелось свое немалое кладбище — в Марьиной роще. Обратим внимание: если Немецкая слобода находится от Марьиной рощи довольно далеко, то Мещанская прямо с ней соседствует. Это лишь наша гипотеза, но, в связи со сказанным, представляется следующее: скорее всего, на старом лютеранском кладбище в Марьиной роще, или вблизи него, был и невеликий еврейский участок.

До самого царствования Екатерины Второй евреев в России вообще было очень мало. Естественно, и в просторных погостах малочисленные отдельные кагалы тогда не нуждались, — есть где-то клочок земли, и довольно. Но после раздела Польши, когда на территории империи оказались десятки тысяч евреев и часть из них — преимущественно купечество — стали постоянными или временными жителями столиц, в Москве, в частности, потребовалась и дополнительная площадь для устройства места захоронений этих иноверцев.

В 1788 году такая площадь для еврейского кладбища была выделена. Евреям тогда отмерили восемьсот квадратных саженей за недавно появившимся православным Дорогомиловским кладбищем. Это теперь почти центр города. Но тогда это была даже не Москва: только от Дорогомиловской заставы до кладбища по пыльному проселку выходило все полторы версты пути! Спустя без малого век — в 1874 году — к кладбищу была прирезана еще тысяча с небольшим квадратных саженей. По современной системе мер это в сумме получается что-то около гектара. Или приблизительно два футбольных поля. Немного.

Каким было еврейское Дорогомиловское кладбище двести с лишним лет назад, можно разве только вообразить. Да и то не получится. Но вот уникальное свидетельство столетней давности сохранил для нас наш старый знакомый — гид из прошлого — Алексей Тимофеевич Саладин. Он пишет, что на еврейском Дорогомиловском ближе к входу стояли обычные гранитные, как на многих московских кладбищах, разве без крестов, монументы известных московских евреев — И. И. Левитана (обелиск-часовня), Г. Б. Иоллоса (красивый невысокий гранитный портал), М. С. Демент (черный мраморный столб с пылающим светильником и небрежно брошенной пальмовой ветвью), М. И. Эфроса (серый портал полированного гранита, с урной наверху). Так же Саладин упоминает «богатые усыпальницы» столичных евреев-миллионщиков — Понизовских, Высоцких, Слиозбергов. Что именно такое еврейские «богатые усыпальницы», автор не объясняет. Скорее всего, что-то вроде наших часовен.

Но дальше Саладин рассказывает нечто необычное: «Беднейшие могилы расположены в глубине кладбища, ближе к берегу реки Москвы. Здесь мрачно и даже жутко. Какие-то миниатюрные кирпичные домики с железной крышей или просто деревянные ящики, в которых как будто чудится пребывание духа умерших. Приятнее видеть простые доски с надписями на еврейском языке, вколоченные на могилах совершеннейших бедняков».

Саладин приводит неожиданное свидетельство: оказывается, в его эпоху и несколько раньше в Москве жили евреи — «совершеннейшие бедняки». Как же, интересно, они выходили за черту оседлости? Всегда считалось, что в столицах дозволялось селиться евреям либо высших купеческих гильдий, либо с университетским образованием. Но среди таковых вряд ли нашелся бы хоть один «совершеннейший бедняк». Так, может быть, прочная, как государственная граница, черта оседлости — одно из произведений талантливого на мифотворчество еврейского народа?

Еврейские похороны в старину представляли собой совершенно необыкновенное зрелище. Вот какую картину мог видеть русский обыватель, который жил в Дорогомиловской слободе или случайно встречал процессию на Можайской дороге. От заставы к кладбищу процессия двигалась обычным порядком, так же как на похоронах русских: дроги с гробом, экипажи с родными и близкими, или, если последние были не Понизовскими, Высоцкими и Слиозбергами, шли, понурясь, пешим ходом, вслед за дрогами, — все в лапсердаках и широкополых шляпах. Но у самого входа на кладбище происходило нечто потрясающее: закутанного в простыни покойного вдруг вынимали из гроба и бегом — именно бегом! — на руках относили к могиле, где и предавали земле. Наверное, русские мужички, глядя на эту картину, крестились и шептали молитву.

Но это все делалось в соответствии с еврейскими обычаями. Дело в том, что по древнему закону, еврей должен быть похоронен в тот же день, когда он умер, за исключением субботы и национальных праздников. Предположим, еврей умер под вечер, а похоронить его требуется сегодня же. Естественно, выполнив наскоро все причитающиеся обряды, близкие бегом — чтобы успеть засветло, — относили его на кладбище. Причем, предавали земле без гроба. Потому что евреи буквально понимают слова Бога, адресованные провинившемуся Адаму: «В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят; ибо прах ты, и в прах возвратишься» (Быт. 3:19). То есть прах, оставшийся от человека, должен непосредственно соприкоснуться с «прахом»-землей. А гроб — это уже что-то незаконное промежуточное между тем и другим.

А почему евреи все это проделывали практически уже на самом кладбище, а не, скажем, от самого дома покойного? — потому что по российским законам умершего можно было везти, или нести, по городу не иначе как в гробу.

Традиция предавать «прах — праху» у евреев, хотя и сильно в видоизмененной форме, сохранилась до нашего времени. Нет, хоронят они теперь не без гроба. Но только в днище гроба евреи предварительно вырезают небольшое отверстие, чтобы прах умершего все-таки касался «праха» земного.

Итак, проследим весь традиционный еврейский похоронный обряд — от последнего вздоха умирающего, до обустройства его могилы. Сведения взяты нами из хасидской брошюры «Помни!».

Последние часы жизни

— Запрещено приближать кончину человека даже на одно мгновение, даже по его просьбе.

— На каждом лежит обязанность выполнить любую просьбу умирающего, если она не противоречит Закону (например, кремация, медицинские опыты).

— Нельзя оставить умирающего одного. Принять последний вздох — проявление высшего уважения.

С момента смерти до похорон. Обращение с телом умершего

— Человеческое тело создано по образу Божьему, и неуважительное отношение к нему — оскорбление Творца. Тело запрещено вскрывать или кремировать.

— Глаза и рот после кончины должны быть закрыты близкими.

— Тело выпрямляют, снимают с кровати на пол (предварительно подстелив подстилку) ногами к двери. Покойного накрывают простыней. Запрещено выставлять его на обозрение.

— У изголовья ставят свечу.

— Нельзя оставлять покойного в комнате одного. Кто-либо из членов семьи или любой другой еврей («шоймер») должен находиться с ним все время. Принято читать у тела псалмы.

— В комнате, где лежит умерший, нельзя есть, пить, курить и вообще удовлетворять потребности живых.

— Тело нельзя двигать и даже прикасаться к нему без крайней нужды.

— Выливают всю воду, бывшую в доме в момент смерти.

— Зеркала и зеркальные поверхности в квартире должны быть завешаны.

— Открывают окно.

— С момента смерти и до конца траура в доме должна гореть негасимая свеча или лампадка — «немошэ лихт» (электрическая лампочка нежелательна).

Подготовка к похоронам

— Тело должно быть омыто и очищено. Моют все тело самым тщательным образом водой комнатной температуры. Абсолютно чистое тело должно быть последовательно и равномерно омыто минимум 20 литрами воды.

— На глаза покойного кладут щепотку земли или глиняные черепки.

— После этого умершего одевают. Одеяние, по традиции, должно быть из белой материи, простое и одинаковое для всех, без узлов и карманов («тахрихим»).

— Не надевают обуви на покойного.

— Омовение и одевание совершают евреи.

— Очищенного и облаченного умершего кладут в гроб. Гроб должен быть деревянным с выбитой одной из нижних досок или просверленным отверстием не менее 4 см в длину, как сказано: «ибо прах ты и в прах возвратишься».

— Не кладут на тело ничего, в том числе цветов.

— Гроб закрывают сразу же. Выставлять останки напоказ — кощунство и надругательство над беззащитным телом. Уважение не позволяет делать из него куклу.

Время похорон

— Не хоронят в субботу и еврейские праздники (йомтов).

— Кроме этих случаев, откладывать похороны даже на один день запрещено. Задержка похорон — дополнительные мучения для души.

В последний путь. Законы похорон

— Тело выносят ногами вперед.

— Несут гроб только евреи.

— Высшим проявлением скорби является «крие» — надрыв одежды в знак траура и отчаяния от потери. По родителям «крие» делают с левой стороны, по другим близким — с правой. «Крие» не делают на белье и верхней одежде (куртка, пальто).

— После «крие» скорбящий произносит благословение: «Борух Ато А-дой-ной Э-лой-гейну Мэлэх го-Ойлом Даянго-Эмес» — «Благословен Ты, Г-сподь, Б-г наш, Царь Вселенной — Судья праведный».

— Лопату не передают из рук в руки; один человек втыкает лопату в землю, а другой берет ее.

— «Моле» (траурную молитву «Кель моле рахамим») читают после того, как могила засыпана. Читают также «Циддук га-Дин» — «Оправдание Суда», псалмы 17 (не читают в те дни, когда не читают покаянной молитвы «Таханун»), 23, 49, Надгробный кадиш. Кадиш читают только в присутствии «миньяна» — 10 евреев, мужчин старше 13 лет.

— Дают цдоку — пожертвование бедным.

— Утешающие обращаются к скорбящим со словами: «Га-Моком инахэм эсхэм би-сойх шэор авийлей Циёйн в-Ирушо-лаим» — «Вездесущий утешит вас и всех скорбящих Сиона и Иерусалима».

— При выходе с кладбища обязательно омывают руки, не вытирая их.

— Запрещено устраивать так называемые поминки, не устраивают застолья. По возвращении с кладбища скорбящим подают трапезу сочувствия: хлеб, крутое яйцо и вареную чечевицу (или бобы). Все время траура не едят мяса и не пьют вина (за исключением суббот и праздников).

Правила поведения на кладбище

— Евреев запрещено хоронить на нееврейском кладбище, в окружении языческих символов.

— Мужчины должны быть с покрытыми головами.

— На кладбище нельзя: есть и пить, садиться или ходить по могилам, брать домой что-либо с кладбища (цветы, плоды и т. п.), вести себя легкомысленно (петь, рассказывать анекдоты).

Установка памятника

— Время установки памятника регулируется обычаем, в любом случае — не более года со дня похорон.

— Не принято ставить роскошные памятники, ибо не должно быть конкуренции перед лицом смерти.

— Не принято сажать рядом с могилой деревья.

— В еврейской традиции приняты горизонтальные памятники.

— Запрещено выполнять скульптурные изображения покойного.

Дополнительные сведения

— Евреи не кладут цветов или венков к могиле. Цветы на могилу, а тем более положенные в гроб, — языческий обычай жертвоприношения духам предков, запрещенный у евреев. Если по ошибке цветы уже принесены, их можно положить у могилы без обрядов и церемоний других вер и народов. В некоторых общинах существует обычай класть на могилу камешек.

— Запрещено принимать участие в религиозных и этнических обрядах других народов.

— Подойдя к могиле, кладут левую руку на могильный камень.

— Не принято посещать могилу дважды за одно посещение кладбища.

— Принято посещать могилы предков и праведников в месяц элул (месяц перед Рош га-Шоно) и в дни между Рош га-Шоно и Йом-Кипуром.

Не правда ли, в глаза бросается поразительная смесь веры в Бога истинного и суеверий: молитвы благословения, псалмы, кадиш у евреев странным образом сосуществуют с обычаем не передавать из рук в руки лопату, что сродни нашему суеверному правилу не передавать каких-либо вещей через порог. Впрочем, это чужой монастырь. Кстати, евреи абсолютно правы в отношении цветов: возлагать цветы на гроб и на могилу — это древний языческий, в том числе и славянский, обычай, странным образом перекочевавший из дохристианских похорон в похороны по христианскому обряду. Теперь нередко даже кресты на могиле украшают цветами! Другое дело, что люди, конечно, уже отнюдь не связывают этот обычай с какими бы то ни было религиозными нехристианскими представлениями. Цветы на кладбище теперь имеют чисто эстетическое значение. Да и то! — какая это жертва? — бумажный или пластмассовый цветок на проволочной ножке?!

Но для нас особенно важен пункт, запрещающий хоронить евреев на нееврейских кладбищах. Если этот пункт рекомендуется выполнять на рубеже XX–XXI веков (брошюра «Помни!» выпущена в 1995 году), то, очевидно, он еще с большей ревностью выполнялся в старину. Это косвенно подтверждает нашу версию о том, что до появления Дорогомиловского еврейского кладбища, московские евреи имели где-то свое отдельное место погребение. И, скорее всего, в Марьиной роще, рядом с «инославными».

С начала 1930-х годов, в соответствии с постановлением о ликвидации Дорогомиловского кладбища — и русского, и еврейского, — довольно много захоронений были перенесены на другие московские кладбища. Но еще больше могил пропало: какие-то захоронения при застройке Кутузовского проспекта вообще были вывезены с грунтом неизвестно куда, какие-то до сих пор скрыты под газонами и дорожками во дворах между Кутузовским и Москвой-рекой.

Довольно много «дорогомиловских» покойных — по некоторым сведениям до трети — оказалось на новом Востряковском кладбище. Туда, например, перенесли прах двух знаменитых «дорогомиловцев» — банкира, «московского Ротшильда», как его называли, Лазаря Соломоновича Полякова (1843–1914) и раввина московской Хоральной синагоги Якова Исаевича Мазэ (1858–1924).

Л. С. Поляков — фигура, очень неудобная для антисемитов всех времен. В их представлении любой еврейский магнат — это непременно шпион и слуга некоего иудейского закулисья, обер-гешефтмахер, который неправедно наживает капиталы в среде доверчивых, простосердных «гоев» только для того, чтобы затем эти самые капиталы перевести на нужды мирового еврейства и, прежде всего, упомянутого закулисья. Деятельность Л. С. Полякова совершенно опровергает этот стереотип. Братья Поляковы столько вложили в Россию, в ее экономику, что и спустя век после смерти последнего и самого знаменитого из них — Лазаря Соломоновича — русские люди продолжают пользоваться наследием этой еврейской фамилии. По-ляковские капиталы служат нам до сих пор!

Уже будучи крупнейшим в России банкиром, Л. С. Поляков в 1888 году унаследовал состояние своего брата Самуила Соломоновича — «железнодорожного короля», — построившего на юге девять ж.-д. линий протяженностью около четырех тысяч верст! Причем состояние последнего заключалось, прежде всего, в акциях ж.-д. компаний. И, таким образом, «железнодорожным королем», продолжившим дело брата, с тех пор стал сам Лазарь Соломонович.

И все-таки, прежде всего, Л. С. Поляков оставался банкиром. В 1899 году на углу Кузнецкого и Рождественки по проекту архитектора С. С. Эйбушитца было построено монументальное здание в стиле римского барокко для главного банка Л. С. Полякова — Международного торгового. Интересно, что и в советский период, и в наше время это здание служит одному и тому же учреждению — банку.

Л. С. Поляков был акционером многих промышленных предприятий. Прославился он так же и как щедрый благотворитель и меценат: делал значительные вклады на попечительство неимущих, выделял средства музеям. В благодарность за помощь, оказанную Л. С. Поляковым Музею изящных искусств, один из залов музея был назван его именем.

Умер Л. С. Поляков 12 (25) января в Париже, где вел переговоры с финансовыми партнерами. Похоронен был через десять дней в Москве на еврейском Дорогомиловском кладбище. На Александровском вокзале, куда прибыл поезд с телом умершего, его встречали свыше двух тысяч человек во главе с самим московским градоначальником А. А. Адриановым. Но это и не удивительно: Л. С. Поляков был не только крупнейшим коммерсантом и промышленником, но еще и высокопоставленным чиновником — тайным советником, а также кавалером трех Станиславов.

В 1930-е годы прах Л. С. Полякова был перенесен на Востряковское кладбище. По всей видимости, на старом месте над могилой миллионера и статского генерала стоял впечатляющий монумент. Перенести же его вместе с останками умершего в Востряково, очевидно, возможности тогда не было. И, скорее всего, надгробие — тонны ценного камня — пустили на нужды народного хозяйства, как это нередко случалось в то время. На новом же месте лишь совсем недавно, уже в 2000-е годы, над могилой Л. С. Полякова был установлен довольно приличный, хотя и вовсе не помпезный, памятник — невысокая черная полированная гранитная плита, на которой написано: Председатель Московской Еврейской Общины Лазарь Соломонович Поляков скончался 28 Тевет 5674 г.

Справа от Л. С. Полякова на камне надпись: Московский раввин Яков Исаевич Мазэ 1858–1924.

Мазэ, или Мазе, — это аббревиатура еврейского словосочетания «Ми-Зера Аарон Хакоэн», что в переводе означает: из рода Аарона первосвященника. Родился будущий московский раввин, как и полагается, в черте оседлости — в Могилеве. Он учился на юридическом факультете Московского университета, по окончании которого семь лет служил помощником присяжного поверенного и стряпчим. Одновременно Яша изучает еврейское богословие и участвует в богослужениях. И, в конце концов, получает должность раввина московской синагоги.

Именно при раввине Мазэ в Москве появилась новая настоящая достодивность — Хоральная синагога в Спасоглинищевском переулке. В 1886 году архитектор Семен Семенович Эйбушитц разработал проект величественного здания с куполом. Эйбушитц был родом из Австрии, и за основу проекта он взял синагогу в Вене. Но окончательно достроено здание было только в 1906–11 годах под руководством знаменитого архитектора Р. И. Клейна. Столь долгий срок строительства объясняется всякими претензиями к проекту со стороны властей.

Раввин Мазэ является основоположником сионистского движения в России. Он даже выезжал в Палестину для переговоров о закупке земли для еврейских переселенцев. Впрочем, результата это тогда не принесло.

Но настоящая известность пришла к раввину Мазэ в 1913 году, когда он выступал в качестве эксперта по вопросам иудаизма на нашумевшем на весь мир деле Бейлиса в Киеве. В значительной степени именно благодаря доводам раввина Мазэ Бейлис был оправдан. Впрочем, приговор суда по этому делу оказался неожиданным для всех: присяжные решили, что Бейлис не виновен, но убийство — ритуальное. Следовательно, русского ребенка все равно убили какие-то евреи по своим религиозно-обрядовым соображениям. Удивительно, почему же сторонники Бейлиса — и прежние, и нынешние — празднуют свою победу по этому делу? Дело-то как будто до сих пор открыто…

Во время Первой мировой по инициативе раввина Мазэ было учреждено Московское еврейское общество помощи жертвам войны. Стараниями этого общества был устроен лазарет для раненых, оказывалась помощь отставникам, вдовам и сиротам погибших солдат-евреев. Деятельность общества и лично раввина Мазэ высоко оценил император Николай Александрович.

После революции, когда начались гонения на любое вероисповедание, в том числе и еврейское, у раввина Мазэ появилась новая забота — отстоять Хоральную синагогу от закрытия. Он встречался со многими большевистскими лидерами, дошел до самого Ленина, но своего добился: главная московская синагога осталась у верующих.

Когда Мазэ умер, проводить его в последний путь вышли все московские евреи. Так велик был авторитет раввина. Многотысячная похоронная процессия двигалась от Спасоглинищевского переулка до еврейского Дорогомиловского кладбища несколько часов.

В 1930-е годы останки Мазэ по известной причине были перезахоронены на еврейском участке в Вострякове.

Судьбы других знаменитых евреев-«дорогомиловцев» сложились по-разному. Исаака Ильича Левитана и революционера Абельмана тогда перезахоронили на Новодевичьем. А могила известного публициста, редактора газеты «Русские Ведомости», депутата Второй Государственной думы Григория Борисовича Иоллоса вообще пропала под сталинским ампиром, — никто не позаботился прах этого достойного человека куда-либо перенести. Кстати, вот благая и благородная задача для современной московской еврейской общины, которую возглавляет Леопольд Яковлевич Каймовский, — установить где-нибудь среди «дорогомиловских» могил Вострякова символическое надгробие Г. Б. Иоллосу. Это была бы дань памяти не только знаменитому москвичу и выдающемуся российскому гражданину, но всей его эпохе, всей той противоречивой — обильной и голодающей, высокодуховной и невежественной, толерантной и антисемитской — предреволюционной России.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.