Глава VIII[29]

Глава VIII[29]

? Общее положение политического розыска в Российской империи.

? Корпус жандармов и шеф его — министр внутренних дел.

? Жандармское управление.

? Охранные отделения.

? Инструкции Столыпина в 1907 году о наружном наблюдении и о секретной агентуре: провокационный характер последней инструкции.

? Провокационная деятельность секретных сотрудников и чинов политического розыска.

? Проникновение секретной агентуры во все области русской жизни и растлевающее влияние этого института.

? Многочисленные циркуляры Департамента полиции последовательно усиливают значение секретной агентуры.

? Самодержцы Российской империи — покровители секретной агентуры и провокации.

? Заключение.

Деятельность заграничной агентуры будет не вполне ясна нашему читателю, если он не ознакомится с общими задачами российского царского правительства на политический розыск и на неразрывно связанный с ним вопрос о «секретных сотрудниках», в революционной среде обычно называемых «провокаторами».

Как известно, политический розыск в Российской империи издавна находился в руках отдельного корпуса жандармов, состоявшего в ведении министра внутренних дел — шефа жандармов; в 1914 году почему-то сочли нужным переименовать «шефа» в «главноначальствующего над отдельным корпусом жандармов»; но с изменением титула суть дела не изменилась: все прерогативы власти шефа жандармов остались при министре внутренних дел.

Министр внутренних дел являлся главным начальником над всеми частями и управлениями корпуса жандармов, за исключением состоящих при войсках полевых жандармских эскадронов. При министре внутренних дел состоял Департамент полиции, который ведал делами по предупреждению и пресечению, охранению общественной безопасности и порядка, делами о государственных преступлениях и объединял всю деятельность местных властей и весь политический розыск; для этой задачи при Департаменте полиции был организован Особый отдел.

Политический розыск вели губернские, областные и железнодорожные жандармские управления, а также «охранные отделения», состоявшие преимущественно из жандармских офицеров, специально командированных в отделения; в 1907 году были созданы еще и районные охранные отделения, поставленные над местными охранными отделениями.

Вначале существовали только петербургское, московское[30] и варшавское охранные отделения, и лишь в 1902 году эти специальные органы политического сыска были учреждены во всех более или менее крупных городах Российской империи; эта реформа была проведена по инициативе знаменитого Зубатова, бывшего в то время заведующим Особым отделом; директором Департамента полиции был тогда Лопухин.

Вот что значится в параграфе 1-м «Положения об охранных отделениях», утвержденного 9 февраля 1907 года министром внутренних дел, шефом жандармов П. Столыпиным:

«В тех местностях империи, где представляется необходимым создание отдельных розыскных органов, негласные расследования по делам о государственных преступлениях возлагаются на особо назначаемых для этой цели офицеров корпуса жандармов или состоящих при Департаменте полиции чиновников, с образованием при них в случае надобности канцелярии, именуемой «охранным отделением».

Тем, что термин «охранное отделение» относится лишь к канцелярии, а также и слова «в случае надобности» — этим хотели конечно замаскировать учреждение совершенно новых органов политического сыска. «Надобность» встречалась всюду, и охранные отделения росли как грибы после дождя.

Начальники охранных отделений работали под руководством Департамента полиции. Начальнику охранного отделения вменялось в обязанность сосредоточить в своих руках все дело розыска в данной местности и главное внимание обратить на негласное наблюдение за подозреваемыми при помощи секретных сотрудников и филеров. Это «положение» требовало от ведущих розыск строгой конспиративности и предписывало начальникам отделений всякий раз доносить в Департамент «обо всех случаях обнаружения следствием или дознанием личности секретных сотрудников отделения, или приемов их агентурной деятельности».

В дополнение и пояснение этого «положения об охранных отделениях» в том же 1907 году Департамент полиции составил и разослал две инструкции по организации наружного филерского наблюдения и инструкцию по организации внутреннего агентурного наблюдения; все три инструкции были утверждены министром внутренних дел Столыпиным.

Мы не станем останавливаться на первых двух инструкциях, упомянем только, что они были весьма подробно и рационально разработаны. К почтенной филерской профессии не допускались ни евреи, ни поляки, и филеры ни под каким видом не должны были знать лиц, состоявших секретными сотрудниками, а секретные сотрудники не должны были знать филеров.

Инструкция по ведению внутреннего секретного наблюдения, попросту по вербовке и использованию «провокаторов», была разослана Департаментом полиции (директор Трусевич) 10 февраля 1907 года всем начальникам районных охранных отделений для их личного руководства и для того, чтобы они ознакомили с началом и духом этого архисекретного сыскного катехизиса всех начальников губернских жандармских управлений и охранных отделений, входящих в район, и вообще всех офицеров отдельного корпуса жандармов, ведущих розыск.

Эта инструкция окончательно положила в основу политического розыска в Российской империи секретную агентуру — «провокаторов», а наружному наблюдению — филерам стала придавать второстепенное значение; секретные сотрудники вербовались из членов революционных организаций или по крайней мере из лиц, тесно соприкасавшихся с более или менее выдающимися революционерами.

Перед нами лежит «Инструкция по организации и ведению внутренней агентуры», составленная московским охранным отделением; сбоку отлитографировано: «Совершенно секретно. Государственная тайна». По заявлению компетентного лица эта инструкция составлена начальником московского охранного отделения Заварзиным и является местами перепечаткой, местами распространительным пересказом трусевическо-столыпинской инструкции. Отлитографированная в количестве 30–50 экземпляров, она была роздана Заварзиным его ближайшим помощникам — жандармским офицерам. Когда Департамент полиции узнал об этом, то потребовал немедленно изъять ее из обращения… даже среди жандармов; столь секретной считалась инструкция о «внутреннем секретном наблюдении», что даже начальники обычных (не районных) охранных отделений могли знакомиться с этими таинственными предначертаниями лишь «с голоса» своих главных шефов — начальников районных охранных отделений.

В московской инструкции с чрезвычайной точностью определены различные типы секретных сотрудников.

«Единственным, вполне надежным средством, обеспечивающим осведомленность розыскного органа, — говорится в этой инструкции, — является внутренняя агентура. Состав агентуры пополняется лицами, непосредственно входящими в какие-либо преступные организации или прикосновенными к последним, или же лицами, косвенно осведомленными о внутренней деятельности и жизни хотя бы даже отдельных членов преступных сообществ. Лица, состоящие членами преступных сообществ и входящие в постоянный состав такой агентуры, называются «агентами внутреннего наблюдения» или «секретными сотрудниками». Лица, которые хотя и не входят в преступные организации, но, соприкасаясь с ними, постоянно содействуют делу розыска, исполняя различные поручения и доставляя для разработки материал по деятельности партий, в отличие от первых носят название «вспомогательных агентов». Лица, доставляющие сведения хотя бы и постоянно, но за плату за каждое отдельное свое указание на то или другое революционное предприятие или выступление какого бы то ни было сообщества, называются «штучниками». В правильно поставленном деле последнее — явление ненормальное и вообще «штучники» нежелательны, так как не обладая положительными качествами сотрудников, они быстро становятся дорогим и излишним бременем для розыскного органа».

Столыпинская инструкция требовала от секретных сотрудников первой категории систематического доставления сведений о деятельности революционных организаций; за эту «работу» секретные сотрудники получали определенное месячное вознаграждение, размер которого инструкцией не определялся и ставился в зависимости от «ценности» доставляемых сотрудником сведений и от положения, занимаемого им в партии.

К слову сказать, громадное большинство провокаторов получали ничтожное жалование — зачастую 15–20 рублей в месяц; даже в этой наиболее любимой области «государственного управления» царское правительство следовало обычному своему правилу: «числом поболее, ценою подешевле».

Наибольшие жалования, как мы уже знаем, получали заграничные секретные сотрудники, причем рекорд был установлен Загорской, которая в течение нескольких лет получала по 3 500 франков в месяц. Сам Евно Азеф никогда не достигал такой суммы: охранное жалование его никогда не превышало тысячи рублей в месяц.

Столыпинская инструкция предписывала начальникам охранных отделений иметь секретных сотрудников в каждой из существующих в данной местности революционной организации и по возможности даже по несколько в одной и той же организации.

Прочнее всего положение секретного сотрудника, поучает столыпинская инструкция, тогда, когда он играет роль пособника и посредника в революционных делах, но если ему нельзя «уклоняться от активной работы, возлагаемой на него данным сообществом», то «в таком случае он должен на каждый отдельный раз испрашивать разрешение лица, руководящего агентурой, и уклоняться во всяком случае от участия в предприятиях, угрожающих серьезной опасностью» (параграф 8 инструкции).

Это предписание секретным сотрудникам «уклоняться» от какой-то «активной» работы и от каких-то «предприятий, угрожающих серьезной опасностью» (кому? От кого? — В. А.) нарочито составлено глухо и неясно, чтобы представить, с одной стороны, лазейку для настоящей провокационной «работы» секретных сотрудников, а с другой — дать начальствующим лицам право утверждать, что ни в Департаменте полиции, ни в учреждениях и охранных отделениях «провокации» не существует. Такого рода заявление и сделал, например, товарищ министра внутренних дел Макаров в своем ответе на запрос членов Государственной думы 20 ноября 1908 года «о незакономерных действиях чинов Виленского охранного отделения». Он произнес следующие слова: «Категорически, твердо, убежденно и прямо говорю, что с точки зрения министерства внутренних дел то, что называется провокацией, недопустимо. Всякие провокационные приемы являются преступлением, должны претить нравственному чувству всякого порядочного человека и отвлекают чинов охраны от серьезной задачи по борьбе с революцией…».

Теперь документы архивов Департамента полиции, далеко еще не изученные, все же дают достаточный материал для того, чтобы утверждать, что «категорическое» отрицание является сознательной неправдой. Приводим несколько доказательных примеров.

В докладной записке начальника петербургского охранного отделения фон Котена директору Департамента полиции имеются между прочим следующие указания на явно провокационную деятельность секретного сотрудника Владимира Павловича Кулагина.

Кулагин, — утверждает фон Котен, — в 1906 году «выяснил состав местных боевых дружин партии (с.-р. — В. А.), место хранения оружия, взрывчатых веществ и снарядов, благодаря чему 20 сентября того же года одновременно с арестом членов боевых дружин были арестованы и 22 участника корпуса пограничной стражи ротмистра Месаксуди, причем при обысках у них было обнаружено много оружия, боевые припасы, взрывчатые вещества и большое количество прокламаций. Того же 20 сентября в числе прочих был арестован и Кулагин. Военно-окружной суд присудил его к каторжным работам на четыре года, а 11 апреля 1908 года Государь Император даровал полное помилование Кулагину; и он, отсидев 18 месяцев в тюрьме и не имея более возможности работать в отделении, уехал к себе на родину. Кулагин обратился к директору Департамента полиции с просьбой о выдаче 4000 рублей, обещанных ему генералом Герасимовым в награду за содействие и сведения, благодаря которым 20 сентября 1906 года было предупреждено ограбление казначея штаба отдельного корпуса пограничной стражи ротмистра Месаксуди, и что он, Кулагин, принял участие в этом деле, заручившись от генерала Герасимова гарантией, что получит прощение и упомянутую денежную награду…

Фон Котен настаивает перед директором Департамента полиции о выдаче Кулагину 4000 рублей, так как, пишет он, «по имеющимся у меня сведениям, Кулагину действительно была обещана от отделения единовременная награда в 4000 рублей, которую он не получил…»[31].

Для всякого после прочтения этого документа совершенно ясна излишность в данном деле самой злостной провокации и со стороны _ Кулагина, и со стороны Герасимова.

В архивах Департамента полиции и охранных отделений имеются несомненно сотни примеров подобной провокации агентов политического сыска и их секретных сотрудников.

Основоположниками и отцами провокационной системы в Российской империи являются Рачковский и Зубатов — характерные, но далеко еще не освещенные фигуры павшего ныне самодержавного режима. С первыми шагами провокационной карьеры Рачковского мы уже ознакомили читателя при описании знаменитого дела о парижской мастерской бомб, в организации которой принимал участие достойный ученик и alter-ego Рачковского — Гекельман-Ландезен-Гартинг; мы не теряем надежды, что наконец будет выяснена вся шпионская, провокаторская и политическая деятельность этого российского Макиавелли, несомненно игравшего громадную роль в развитии и деятельности другого, залитого кровью с головы до ног провокатора — Евно Азефа.

Коснувшись здесь вопроса о провокационной деятельности чинов политического сыска русского министерства внутренних дел, мы не можем не указать, что Бакай уже около десяти лет тому назад раскрыл в печати эту гнусную язву романовского полицейского режима и привел целый ряд характерных случаев жандармской провокации:

«В апреле месяце 1906 года с ведома жандармского подполковника Шевякова, — писал Бакай в 1909 году[32], — при участии провокатора Щигельского в деревне Воле близ Варшавы несколько лиц изготовили бомбы и затем были арестованы. Судебный следователь по важнейшим делам Ползиков выяснил, что главным виновником этого дела является Щигельский и потребовал его ареста, но охранное отделение, выдав Щигельскому подложный паспорт, официально ответило, что Щигельский скрылся. Над участниками Вольских бомб состоялся суд, и они в количестве четырех человек были приговорены к каторжным работам от 8 до15 лет. За это предательство Щигельский получил 100 рублей, а подполковник Шевяков произведен в чин полковника…».

Провокатор Бродский, — продолжает свои разоблачения Бакай, — в Петербурге «проник в боевую организацию соц. — дем. партии большевиков и в качестве члена этой организации обучал рабочих за Нарвской заставой изготавливать бомбы. Все это он делал с ведома жандармского полковника Герасимова, начальника петербургского охранного отделения. Тот же Бродский по поручению Герасимова и ротмистра Лукьянова не последнюю роль играл в куоккальской динамитной лаборатории, за устройство которой одиннадцать с.-д. были осуждены в Финляндии и выданы России…».

«Агент Санковский, обвинявшийся и разыскивавшийся по делу об убийстве Ягоды и городового в Праге, спокойно продолжал служить, причем «служение» он понимал очевидно так же, как и покровительствовавший ему начальник Заварзин: он специализировался в провоцировании вооруженных сопротивлений. При участии Сан-ковского было устроено вооруженное сопротивление в Ново-Мин-ске, причем один (Козловский) был убит, а остальные его соучастники были преданы военному суду. Подобные вооруженные сопротивления тот же Санковский устроил в Нивках, Ченстохове и Бендине, причем несколько рабочих было убито, а Бембас, Супернак, Заионц и Эндоутек по приговору военно-полевого суда были казнены. За эти подвиги ротмистры Муев и Федоров получили ордена. Расследование этих вооруженных сопротивлений первоначально вел в административном порядке подполковник Шульц, который нашел в этом деле чистейшую провокацию, главным виновником признал Санковского и отказался вести это дело как явно провокационное, но тем не менее дело направил в военно-полевой суд…».

«В 1906 году ротмистр Левдиков в Николаеве, — продолжает Бакай, — при помощи провокатора и на деньги розыскного пункта поставил типографию местной группе анархистов, потом арестовал ее членов и за это получил перевод на должность начальника одесского охранного отделения. В Одессе на первых же порах ротмистр Левдиков при помощи того же провокатора, якобы скрывшегося из Николаева после провала типографии, изготовил бомбы и сорганизовал группу анархистов для покушения на Каульбарса. Накануне подготавливаемого покушения были взяты бомбы и вовлеченные в это дело лица…».

Вообще Бакай утверждает, что при участии провокаторов «чины Департамента полиции, охранных отделений и жандармских управлений совершают террористические акты, устраивают лаборатории бомб, ставят типографии, фальсифицируя таким образом политические процессы, в которых фигурируют обыкновенно завлеченные жертвы, — и за все это охранники не только не попадают в арестантские роты как следовало бы по существующим законам, но вопреки утверждению г-на Макарова получают награды и повышения в чинах. Мало того, я смело могу утверждать, что без провокационных приемов многих «политических дел» и совсем бы не было.»[33].

По отношению к провокаторской деятельности Азефа Бакай первый высказал совершенно правильное мнение, что об этой деятельности должны были знать и руководители Азефа, и Департамент полиции. «При Департаменте полиции и охранном отделении, — говорит Бакай[34], — разновременно состояли секретными сотрудниками Тата-ров, Маш, инженер Горенберг, Янкельсон и другие (Зинаида Жученко, прибавим мы от себя, — сотрудница с «искренними убеждениями» по мнению всех охранников. — В. А.), все они знали Азефа как руководителя боевой организации, и все они своевременно доносили о нем… Ясно конечно, что Азеф своей роли скрыть от них не мог. Партия с.-р. агентурой освещалась прекрасно, в партии все знали, что Азеф организовал убийство Плеве, и уж во всяком случае Департамент полиции об этом получал неоднократно сведения…».

Известно, что бывшие беспорядки 1914 года в Иваново-Вознесенске были отчасти вызваны прокламациями, которые распространялись в рабочей среде агентами «охранки»…

Секретнейшие бумаги, хранящиеся в несгораемом шкафу в кабинете заведующего Особым отделом, были почти все сожжены в последние часы царского режима одним предусмотрительным охранником, но все же некоторые дела каким-то  чудом уцелели, — среди них доклад расследования вице-директора Департамента полиции Виссарионова об убийстве Петровым полковника Карпова. Щеголев П. Е., который читал это дело, рассказывал мне, что между прочим там описан следующий эпизод: когда Петров вернулся из-за границы для того, чтобы с разрешения центрального комитета партии с.-р. убить Карпова и Герасимова, то он, Петров, все же виделся с Герасимовым, тогда уже не у дел, и сообщил последнему, что хочет убить Карпова, на что Герасимов ответил: «Охота Вам убивать такого дурака, уж лучше Курлова…». Известно, что Курлов был «политический», точнее — карьерный враг Герасимова.

«Секретные сотрудники» конечно не раз исполняли подобные поручения своих начальников, но такие дела велись очень тонко, и вряд ли в ближайшем будущем удастся пролить на них полный свет.

Мы принуждены были сделать это несколько длинное отступление, чтобы осветить вопрос о провокации секретных сотрудников и натравлявших их жандармов и чинов Департамента полиции, — теперь же вернемся снова к столыпинской инструкции 1907 года о секретной агентуре.

Как нужно «заагентуривать», то есть приобретать секретных сотрудников?

Столыпинская инструкция дает подробнейший ответ на этот вопрос:

«Секретные сотрудники приобретаются способами различными. Для приобретения их необходимо постоянное обращение и собеседование лица, ведающего розыском, или опытных подчиненных ему лиц, с арестованными по политическим преступлениям. Ознакомившись с такими лицами и наметив тех из них, которых можно склонить на свою сторону (слабохарактерные, недостаточно убежденные революционеры, считающие себя обиженными в организации, склонные к легкой наживе и тому подобное), лицо, ведающее розыском, превращает их из революционеров в лиц, преданных Правительству. Этот сорт сотрудников можно признать наилучшим. Помимо бесед с лицами, уже привлеченными к дознаниям, удается приобретать сотрудников и из лиц, еще не арестованных, которые приглашаются для бесед лицом, ведающим розыском, в случае получения посторонним путем сведений о возможности приобретения такого рода сотрудников…

При наличии у лица, ведающего агентурой, хороших отношений с офицерами корпуса жандармов и чинами судебного ведомства, производящими дела о государственных преступлениях, — поучает столыпинская инструкция, — возможно получить от них для обращения в сотрудников обвиняемых, дающих чистосердечные показания, причем необходимо принять меры к тому, чтобы показания эти не оглашались. Если таковые даны словесно и не могут иметь серьезного значения для дела, то желательно войти в соглашение с допрашиваемым о незанесении таких показаний в протокол, дабы с большей безопасностью создать нового сотрудника».

Кроме того говорит инструкция, «можно использовать тех лиц, которые, будучи убеждены в безопасности своей личной революционной деятельности, нуждаются в деньгах, и хотя не изменяют коренным образом убеждений, но ради денег берутся просто продавать своих товарищей».

На обязанности лица, ведающего политическим розыском, лежит не только приобретение, но и сохранение секретных сотрудников от «провала».

Для этого сохранения инструкция предписывает чинам, заведующим секретными сотрудниками, соблюдать целый ряд предосторожностей. Во-первых, фамилию сотрудника может знать только лицо, ведающее розыском, остальные же чины розыскного учреждения, имеющие дело со сведениями сотрудника, могут в необходимых случаях знать только псевдоним или номер сотрудника. Никто кроме лица, заведующего розыском, и лица, могущего его заменить, не должен знать в лицо никого из секретных сотрудников. Свидание с секретными сотрудниками должны происходить в особых конспиративных квартирах.

В видах большей продуктивности работы секретных сотрудников инструкция предписывала начальникам розыска принимать все меры к тому, чтобы провести сотрудников, находящихся в низах организации, «ближе к центру организации в самые верхи этой последней при посредстве ареста более сильных работников», но при этом нельзя арестовывать всех окружающих сотрудника революционеров, а необходимо «оставлять около него несколько лиц более близких и менее вредных; или дать ему возможность уехать заранее по делам партии, или в следствии освобождения вместе с близкими к нему или наименее вредными лицами по недостатку улик. О предстоящем аресте сотрудника всегда нужно войти с ним в предварительное соглашение. Жалование сотруднику во время ареста должно быть обязательно сохранено и по возможности увеличено».

Но если секретный сотрудник уже дал несколько «удачных ликвидаций», то есть выдал уже несколько групп, то иногда и арест не может отвести от предателя подозрений его товарищей-революционеров; его «революционная репутация» может быть спасена лишь при том условии, если он согласился понести кару за свою «революционную деятельность» вместе со своими товарищами, которых он предал. Директор Департамента полиции циркуляром от 24 мая 1910 года и преподает чинам, заведующим политическим розыском, что «в подобных случаях более целесообразно не ставить сотрудников в такое положение и с их согласия дать им в конце концов возможность, если то является необходимым, нести вместе со своими товарищами судебную ответственность, имея в виду, что, подвергшись наказанию в виде заключения в крепость или ссылки, они не только гарантируют себя от провала, но и усилят доверие партийных деятелей к себе и затем смогут оказать крупные услуги делу розыска как местным учреждениям, так и заграничной агентуре, при условии конечно материального обеспечения их во время отбывания наказания…».

И мы знаем, что действительно ни ссылка, ни тюрьма не застраховывали русских революционеров от присутствия в товарищеской среде шпионов и провокаторов…

Столыпинская инструкция о секретной агентуре стремилась объединить разнообразнейшие приемы и навыки многочисленных жандармских управлений и охранных отделений, кроме того, она преследовала и другую цель — оправдать с юридической точки зрения посредством умолчаний, недомолвок и нарочитой неясности преступный институт секретных сотрудников.

Ни той, ни другой цели Столыпин не достиг: начальники политического розыска сохранили каждый свою «хватку», и его инструкция, разрешавшая секретным сотрудникам революционную деятельность, находилась несмотря на все ухищрения и туманности текста в прямом противоречии законам Российской империи. Но министерство внутренних дел всегда ставило выше этих законов цели политического сыска, которые, как гласит все та же инструкция, «должны быть направлены к выяснению центров революционных организаций и уничтожению их в момент проявления ими наиболее интенсивной деятельности; почему не следует срывать дело розыска ради обнаружения какой-либо подпольной типографии или мертволежащего на складе оружия, помня, что изъятие подобных предметов только тогда приобретает особо важное значение, если они послужат к изобличению более или менее видных революционных деятелей и уничтожению организации».

Стоя на этой точке зрения, министерство внутренних дел должно было не только допускать участие секретных сотрудников в революционных организациях, преступных с точки зрения действовавшего в империи закона, но и поощрять этих сотрудников к усилению их революционной деятельности и скрывать следы этой деятельности от следствия и суда.

И хотя столыпинская инструкция лицемерно запрещает секретным сотрудникам заниматься «провокацией», но, во-первых, она понимает под этим словом лишь случаи, когда сам сотрудник создает преступления и подводит под ответственность других лиц, игравших в данном деле второстепенную роль, во-вторых, автор сего иезуитского документа оговаривает, что «провокаторство» отделяется от «сотрудничества» чрезвычайно тонкой чертой, перейти через которую очень легко, наконец, в-третьих, исполнители этой и других инструкций прекрасно понимали, что и ближайшее, и самое высшее начальство за таковой переход этой черты не только не покарает, а даже возблагодарит.

И действительно, мы видим, что вся дальнейшая деятельность министерства внутренних дел и Департамента полиции лишь развивают и дополняют положения, заложенные Рачковским и Зубатовым, хитроумно завуалированные в иезуитской инструкции Столыпина: секретная агентура — «провокаторы» — провозглашается наиболее важным оружием борьбы Правительства с революцией и с обществом, причем и директор Департамента полиции, и министры прекрасно осведомлены, что их секретными сотрудниками зачастую являются уголовные преступники. Так, например, циркуляром от 5 сентября 1913 года директор Департамента полиции Белецкий отмечал, что при вербовке секретных сотрудников розыскные учреждения часто принуждены прибегать к услугам лиц, совершивших государственные преступления и состоявших под судом или привлеченных в качестве обвиняемых к дознаниям и следствиям; эти лица, чтобы уклониться от следствия, суда и вообще от розыска их, живут на нелегальном положении по подложным документам. Белецкий отмечает дальше, что «кроме секретных сотрудников, совершавших преступления до начала сотрудничества, розыскные органы пользовались услугами лиц как привлеченных к дознаниям и следствиям, так и разыскиваемых властями за принадлежность к революционным организациям, по обвинению в общеуголовных преступлениях уже во время состояния их при розыскных учреждениях и впоследствии также перешедших на нелегальное положение, а также лиц, скрывавшихся от воинской повинности и разыскиваемых за неявку к исполнению таковой. Констатируя, что такое положение продолжает существовать и в настоящее время, директор Департамента просил незамедлительно сообщить ему списки всех этих сотрудников, указав степень той пользы, которую они приносят делу политического розыска».

Последний абзац показывает, что этот циркуляр составлялся конечно не для того, чтобы избавиться от всех секретных сотрудников, над которыми висело уголовное преследование.

Что касается до уклонения от воинской повинности, то оно было почти всеобщим в среде секретных сотрудников, являлось как бы бесплатной премией за предательство.

Даже во время войны, когда эта негласная льгота встретила сильное сопротивление со стороны военных властей, и многие секретные сотрудники были забраны в армию, министерство внутренних дел не успокоилось и помимо освобождения некоторых из них путем частных ходатайств и давлений пыталось провести общую меру освобождения «наиболее нужных и достойных».

Приводим следующий циркуляр директора Департамента полиции, являвшийся подготовительной ступенью для проведения этой меры:

«Директор

Департамента полиции

Милостивый государь!

Последовательный призыв на действительную военную службу лиц, находящихся в положении военнообязанных, привел в конечном результате к тому, что некоторые розыскные учреждения утратили часть состава секретной агентуры, каковое обстоятельство в свою очередь не замедлило конечно отразиться и на успешности политического розыска.

Ввиду сего и озабочиваясь по условиям переживаемого момента всемерным усилением на местах агентуры, Департамент полиции намерен в этих целях возбудить вопрос об освобождении от военной службы тех сотрудников, кои уже приняты в войска и которые по своим качествам являются вполне заслуживающими доверия и имеющими значение для розыска.

Сообщая об изложенном, имею честь просить Вас сообщить в самом непродолжительном времени с соблюдением циркуляров от 11 января 1911 года за № 117049 и 7 марта сего года за № 134160 сведения о том, кого именно из принятых в военную службу секретных сотрудников Вы признали бы необходимым возвратить в состав подведомственной Вам агентуры, указав в отношении каждого такого сотрудника точную и подробную его установку, а также в какую часть он принят и где в настоящее время находится.

Прошу Вас, милостивый государь, принять уверенье в совершенном моем почтении и преданности.

Начальникам губернских, областных и городских жандармских управлений, отделений по охранению общественной безопасности и порядка и господам офицерам отдельного корпуса жандармов, ведущим розыск.

Подписал Е. Климович.

№ 134211 4 марта 1916 года.

Верно: за заведующего шестым делопроизводством Департамента полиции подполковник Кашинцев».

Общая мера не прошла, но отдельные освобождения продолжались во время войны. Так, например, в архивах заграничной агентуры я нашел переписку Красильникова с Департаментом полиции об освобождении от воинской повинности секретных сотрудников Де-метрашвили и Кокочинского. Директор Департамента полиции Брюн де Сент Ипполит внял просьбе Красильникова и ходатайствовал перед Главным управлением Генерального штаба об освобождении от воинской повинности этих двух провокаторов. Директор Департамента полиции мотивировал свою просьбу тем, что «означенные лица в настоящее время состоят при исполнении возложенных на них министерством внутренних дел весьма важных поручений совершенно секретного характера и без ущерба для дела не могут явиться к исполнению воинской повинности из-за границы, где ныне находятся».

Начальник мобилизационного отдела Главного управления Генерального штаба генерал-майор Аверьянов немедленно ответил директору Департамента полиции о своем согласии — освободить Деметрашвили и Кокочинского от отбывания военной повинности…

Понятно, что при тех колоссальных средствах, которые находились вообще в руках министерства внутренних дел и в частности в распоряжении Департамента полиции, эти учреждения могли «заагентуривать» целые полки секретных сотрудников; революционные партии были переполнены ими, особенно верхи: разные партийные комитеты — и областные, и местные зачастую находились в руках провокаторов, а следовательно и Департамента полиции; не усколь-зали от влияния последнего и центральные комитеты революционных партий. Яркими примерами подобного влияния являются Азеф и Малиновский…

Провокаторы проникают всюду — не только в революционные партии, но и во все общественные организации, в университеты, высшие школы, гимназии, на фабрики, в кооперативы, деревню, наконец в войска — и в солдатскую, и в офицерскую среду. Число провокаторов растет с головокружительной быстротой и к концу режима — перед Февральской революцией — достигает вероятно не менее 30 тысяч человек…

— Я боролся с революцией и секретной агентурой, разлагал партии, — говорил в беседах со мной сидевший в «Крестах» бывший сановник царского правительства.

— Да, совершенно верно, но вы разлагали не только партии, но и все русское общество, даже всю Россию, так как вся Россия была отдана в руки десятков тысяч продажных негодяев, у которых не было ничего святого, кроме наживы, которые за деньги могли продать отца родного и оклеветать собственную мать. В руках этих общественных отбросов находилось все живое, все творческое в России — все, чем движется вперед жизнь. Секретные сотрудники проникали всюду, все выслеживали и доносили, причем многое искажали, многое выдумывали, кое-что создавали сами и провоцировали. На основании сведений, полученных этим позорным и далеко не надежным путем, министерство внутренних дел творило суд и расправу, заполняло тюрьмы и Сибирь, преследовало печать и всякое свободное слово, тормозило просвещение, убивало общественную и личную инициативу во всех областях народной жизни, одним словом — придавало Российской империи характер азиатской деспотии с режимом произвола, насилия и застоя.

Вы разлагали революционные партии — бесспорно, но режим, в котором царскими «ушами и глазами» являлись десятки тысяч людей насквозь аморальных, профессионалов-предателей и провокаторов, этот режим был уже окончательно обречен на разложение. И достаточно было дуновения ветра, чтобы колосс превратился в кучу мусора…

Из ряда циркуляров Департамента полиции и товарищей министров внутренних дел мы видим, с какой настойчивостью, упорством и последовательностью внедряло министерство своих секретных сотрудников во все закоулки России, в самую глубь, в самую гущу ее жизни…

Мы не станем долго останавливаться на циркулярах, требующих от начальников политического розыска приобретения во что бы то ни стало, всеми возможными способами и мерами секретных сотрудников в революционных партиях; таких циркуляров многие десятки, их рассылали во все учреждения без исключения с ведома директора Департамента полиции, и характер этих бумаг в большинстве случаев довольно однообразный…

Укажем лишь на следующие особенно пикантные циркуляры, относящиеся к партийной секретной агентуре:

в циркуляре от 21 июля 1908 года Департамент полиции (директор Трусевич) обращает внимание розыскных органов, что некоторые представители местных организаций партий социалистов-революционеров высказываются за ограничение применения политических убийств и грабежей, но зато другие члены партий настаивают на возможно широком использовании террора. Поэтому Трусевич рекомендует розыскным органам употребить все усилия к приобретению новых сотрудников среди организаций крайней — террористической — части партии, а помимо того принять меры к тому, чтобы наличные сотрудники теперь же «путем постепенного проявления в своей революционной среде все более и более резких суждений вошли в боевые группы партий для их надлежащего освещения в недалеком будущем».

Но не было ли ясно и самому Трусевичу — автору этого циркуляра, — и начальникам розыска, получившим его, и секретным сотрудникам, которым ближайшее начальство сообщило директивы Его Превосходительства, что недостаточно одних «резких суждений», чтобы «войти в боевые группы партии», что для этого нужно проявить себя более определенно и что такое проявление будет неизбежно носить характер «провокации», которой несомненно и требует от секретных сотрудников директор Департамента полиции Трусевич.

Другой циркуляр, относящийся к области партийной секретной агентуры, указывает как раз на то «разложение партий», о котором как о цели своей деятельности говорил мне бывший сановник. Мы приводим его целиком:

«М. В. Д.

Департамент полиции

по девятому делопроизводству.

16 сентября 1914 г.

№ 190791.

Лично.

Совершенно секретно.

Циркулярно.

Начальникам губернских, городских и областных жандармских управлений, отделений по охранению общественной безопасности и порядка и господам офицерам отдельного корпуса жандармов, ведущим розыск.

Поступающие из партийных агентурных источников сведения указывают на стремление, проявляемое за последнее время в среде Российской социал-демократической рабочей партии, к объединению различных существующих в таковой партийных течений в целях как общего усиления партии, так и для придания всем последующим активным ее выступлениям большей планомерности, энергии и полной согласованности в действиях.

Учитывая исключительную серьезность настоящего намерения и всю нежелательность осуществления такового, Департамент полиции считает необходимым предложить начальникам всех розыскных учреждений безотлагательно внушить подведомственным им секретным сотрудникам, чтобы они, участвуя в разного рода партийных совещаниях, неуклонно-настойчиво проводили и убедительно отстаивали идею полной невозможности какого бы то ни было организационного слияния этих течений и в особенности объединения большевиков с меньшевиками.

Подписал директор Брюн де Сент Ипполит.

Скрепил: заведующий делопроизводством М. Броецкий Верно: подполковник Долгов».

Интересную иллюстрацию того как проводился в партийную среду этот лозунг Департамента полиции — борьба против объединения большевиков с меньшевиками дает В. Жилинский[35] на основании данных, извлеченных из архивов московского охранного отделения: «… два представителя сообщают пославшим их организациям подробный отчет о своих переговорах. Через несколько дней в охранку поступил отчет большевика об этом совещании, а за ним поступил и второй — от меньшевика, ибо провокаторами были оба. Конечно друг друга они не знали, и донос был взаимным…».

В этой же брошюре Жилинского приводятся интереснейшие диаграммы, составлявшиеся московским охранным отделением для иллюстрации жизни и развития каждой революционной организации центральной области Российской империи. Мы приводим разбор одной из таких диаграмм для характеристики тайного, но могущественного влияния Департамента полиции на революционные партии: как известно, в январе 1912 года по инициативе Ленина и его единомышленников была созвана «всероссийская конференция партии c.-д.». Как и при каких условиях она собиралась, видно из того, что охранное отделение было в точности осведомлено о выборах на конференцию, и сам Департамент полиции принял при этом самую определенную позицию. Не препятствуя самому созыву конференции, Департамент полиции принял все меры к тому, чтобы на конференцию попали исключительно представители «большевистского» толка, арестовывая членов всех других фракций. Видимо тактика Ленина не расходилась с намерениями Департамента полиции, ибо командированные им лица свободно разъезжали по России с ведома охранки, не менее шести агентов ее принимали самое живое участие в созыве ленинской конференции. Результаты совместных усилий ярко выражены на этой диаграмме, составленной начальником московского охранного отделения: вверху, из пяти членов ленинского совещания, двое опубликованы как сотрудники охранки. Нижние четыре кружка представляют собой членов областного бюро в Москве, направлявших и руководивших работой большевиков в центральной области России. Из этих четырех опубликованы два сотрудника, бывшие на службе начальника московской охранки. Больше того. При выборе в Государственную думу кандидат большевиков и кандидат охранного отделения являли собой одно и то же лицо; совместными усилиями с.-д., большевиков и охранки кандидат в Думу прошел, и начальник московской охранки телеграфно поздравил с «блестящим успехом» свое прямое начальство — Департамент полиции! Поистине убийственное для партии совпадение. Этим избранником был Р. Малиновский[36].

Как теперь известно, знаменитый провокатор — член Государственной думы Малиновский — талантливо и успешно осуществлял партийную программу, начертанную ему Департаментом полиции…

Из многочисленных циркуляров, касающихся секретной агентуры в рабочей среде, мы остановимся лишь на одном, но ввиду значительного интереса приводим его целиком:

«М. В.Д.

Департамент полиции

по Особому отделу.

19 мая 1912 года.

№ 112555.

Совершенно секретно.

Циркулярно.

Начальникам районных охранных отделений и отделений по охране общественной безопасности и порядка. Ряд забастовок, последовавших после ленских событий и 1 мая сего года в большинстве фабричных и заводских предприятий, а также в мастерских нескольких железных дорог обеих столиц и в некоторых отдельных _ местностях империи, показал, что в настоящий момент после более или менее значительного подавления революционной вспышки в России рабочие массы легко вновь поддаются организации, о чем свидетельствует и отмеченная стойкость, дисциплинированность означенных выступлений рабочих, носивших в большинстве мирный характер.

По имеющимся в Департаменте полиции сведениям, даже сравнительно крупная агентура некоторых розыскных органов не была своевременно осведомлена о готовящихся забастовках и демонстрациях, почему необходимо предположить, что движением руководят силы, подобные тем, как это имело место в 1904–1905 годах, стоящие может быть и вне партий, но задавшиеся целью вызвать новую смуту в государстве, возбуждая через посредников к движению и оказывая ему материальную поддержку.

Из изложенного явствует, насколько необходимо теперь же розыскным органам всемерно озаботиться освещением происходящего и выяснением как ближайших активных деятелей в рабочей среде, так и стоящих как бы в стороне их вдохновителей.

Для сего представляется желательным использовать происходившие в сем году забастовки в целях приобретения солидной агентуры как по партии социалистов-революционеров, так в особенности по Российской социал-демократической рабочей партии.

Достигнуть этого возможно не путем обысков и арестов по недостаточно разработанным агентурным сведениям неблагонадежных лиц в определенном районе, а путем тщательного совершенно негласного изучения происхождения забастовок на одном-двух наиболее крупных предприятиях, причем надлежит поставить себе единственной целью выяснение сказанным путем активных и интеллектуальных руководителей ее, дабы из их среды постараться приобрести агентуру, которая в этом случае может быть получена даже без производства ликвидаций.

Сообщая об изложенном нами для исполнения, Департамент полиции выражает полную уверенность, что в интересах охранения общественной безопасности и порядка Вы в осознании важности переживаемого момента не преминете принять все зависящие от Вас меры к осуществлению поставленной Вам задачи государственного значения.

Подписал и. д. директора С. Белецкий.

Скрепил: заведующий Особым отделом полковник Еремин.

Верно: подполковник Васильев».

Не прошло и месяца после рассылки этого циркуляра, как тот же Белецкий посылает начальникам жандармских полицейских управлений железных дорог специальный циркуляр, в котором категорически предписывает «озаботиться безотлагательно приобретением секретных агентов в среде всероссийского рабочего союза», предваряя, что если в каких-либо жандармских отделениях не будет такой агентуры или агентура эта окажется недостаточно удовлетворительной, то Департамент полиции войдет к министру внутренних дел с докладом «о несоответствии таких начальников отделений и управлений занимаемым должностям».

Заботы Департамента полиции о том, чтобы рабочая среда была облагодетельствована достаточным количеством «провокаторов», не отклонили внимания попечительного начальства и от деревни: и мужику посвящено соответственное число соответствующих циркуляров. Так, например, в циркуляре от 16 мая 1908 года директор Тру-севич по приказанию министра внутренних дел Столыпина предлагает «начальникам губернских, областных жандармских управлений, охранных отделений и всем жандармским офицерам, ведущим розыск, обратить главное внимание на приобретение постоянных секретных сотрудников в составе местных крестьянских братств, организованных партией социалистов-революционеров…».

Как известно, одной из трагедий русской общественной жизни было то, что в политической борьбе с деспотическим царским режимом принимала участие главным образом молодежь. Понятно, что Департамент полиции не мог поэтому оставить ее без отеческого попечения: сотнями «заагентуривались» в секретные сотрудники студенты и гимназисты; соблазнами, деньгами и угрозами развращались нестойкие детские и юношеские души и умело, систематически подготавливались к шпионству, доносу и предательству.

Так, в циркуляре Департамента полиции (директор Зуев) от 18 декабря 1910 года значится между прочим следующее: