Разлады
Разлады
По первым заморозкам вернулся Ян Вышатич в Чернигов и поведал князю Святославу про все увиденное за время долгого пути:
- У новгородцев второй год недород, токмо торговлей и живут. Князь Глеб их шибко не неволит, недоимки прощает и смердам голодающим хлеб дармовой раздает из своих амбаров. Лихварей Глеб поприжал, холопов выкупает из неволи и на землю сажает. Попенял я Глебу на это, да, чаю, не дошли до него слова мои.
Святослав усмехнулся про себя: «От Глеба этого и нужно было ожидать!»
- Под Ярославлем два волхва смердов возмутили и по реке Шексне дошли до Белоозера с тремястами чем попало вооруженных мужиков, - продолжил Вышатич. - Столкнулся я там с ними, смердов разогнал, а волхвов велел казнить смертию за их злодеяния. Отнимали нечестивцы жито и иные припасы у знатных мужей и жен, самих же убивали дрекольем и тел не хоронили.
В Ростовской земле скудость еще больше, чем у новгородцев, торговлишка там захирела начисто. Разбойные людишки орудуют по дорогам и на реках, грабят купцов и всякого путника. И не токмо разбойники грабят, но и чудь, и меря… Плохое там житье, княже.
- Олег как поживает? - спросил Святослав.
- Сколь дней я гостил у Олега в терему, столь дней он все в печали пребывал, - ответил Вышатич и пояснил со вздохом: - Дочь у него померла во младенчестве, и жена от этого в хвори лежала. Так я уж не приставал к нему с расспросами. Кланяется Олег тебе и мачехе своей. О здоровье Оды все спрашивал. Увидишь, говорит, Оду, передай, мол, скучает по ней ее пасынок Олег…
- Не увидеть тебе княгиню, боярин, - покачал головой Святослав, - уехала она в Саксонию. Вишь, по речи родной соскучилась! Зима ей наша опостылела. Хотела и Ярослава с собой взять, да я не позволил. Довольно из сына моего немчина делать! Ярослав и так с матерью больше на немецком разговаривает. Пофыркала супруга моя и распрощалась со мной без лобызаний. Разобиделась!
Святослав умолчал о том, что размолвка с женой у него произошла больше из-за Вышеславы, нежели из-за Ярослава. Князь запретил сыну ехать с матерью к ее родне после того, как Ода заявила, что намерена по пути завернуть в Краков и пристыдить Болеслава за его жестокое обращение с женой.
- Собирайся в поход, друже Ян, - сказал Святослав, переводя разговор на другое. - Пока ты пребывал в северных землях, на Руси перемены произошли. Всеслав опять объявился и выбил из Полоцка Святополка. Чуть не всю дружину порубил: полочане, конечно же, горой встали за князя своего. Еле ноги унес Святополк из Полоцка. Изяслав ныне войско собирает, жаждет поучить Всеслава.
Триста дружинников тебе даю и сына Ярослава, а то засиделся младень дома. На рожон не лезь, Вышатич, но и в задах не отсиживайся. Да ты сам знаешь, как и что, чего тебя учить!
По слухам, корсь да земигола[132] воинов своих дали Всеславу, дабы Полоцк отбить, а как уйдут язычники обратно в свои леса, Всеслав опять останется с сыном и братом да тещиным сватом.
Через несколько дней триста конных воинов выступили к Киеву.
Ян Вышатич усмехался в бороду, глядя на ерзающего в седле Ярослава: и впрямь, засиделся княжич без дела!
Недовольный Борис упрекнул дядю в том, что не пустил его в поход вместе с Ярославом. «А ведь я-то старше!»
- Не дойдет у Изяслава до битвы, - отмахнулся Святослав от племянника, - потому как нету у Всеслава сильного войска. Засядет в Полоцке, как медведь в берлоге, и будем зимы дожидаться.
* * *
- Не хотят братья мои главенства моего над собой признавать и все тут! - злился в Киеве Изяслав в разговоре с Коснячко. - Святослав вместо себя сосунка Ярослава прислал и всего три сотни воинов с ним.
- Зато воевода при Ярославе опытный, - вставил Коснячко.
- Опытный да зубастый, - проворчал Изяслав, - дерзит много! Братец Святослав знал, кого посылать! Всеволод и вовсе на зов мой не откликнулся, отговорился тем, что будто бы хан Сугр близ его рубежей рыскает. Ему, мол, войско дома нужнее. Смышленые дюже у меня братья да своенравные!
- На Всеслава и одной киевской дружины хватит, - успокаивал Коснячко, - только бы он в топи не забился.
Княжич Ярополк собирался в поход вместе с отцом, а Святополка Изяслав оставлял в Киеве.
- Негоже ты поступаешь, свет мой, - заступилась за Святополка Гертруда, - сына своего старшего срамишь, от сечи отстраняя. Сначала жениться запретил, теперь вот за меч браться не велишь.
- Не годится Святополк ни для битвы, ни для княжения, - отвечал жене Изяслав. - Бездарь он! Видать, не головой, а ногами вперед на свет появился!
Подобное замечание показалось Гертруде оскорбительным.
- В тебя же уродился! Яблоко,от яблони…
- Замолчи, женщина! - повысил голос Изяслав. - Я в сече крепко стою и от врага не бегаю!
- А на Альте? - Гертруда ехидно усмехнулась.
- На Альте братья мои первыми спину показали поганым, пришлось и мне спасаться вслед за ними, - ответил Изяслав.
В душе он не считал неудачное сражение на Альте своим поражением, но винил в том Святослава и Всеволода.
- Может, скажешь, не терял ты стола киевского? - с той же усмешкой вопрошала великая княгиня. - Не искал спасения в Польше?
- Я потерял стол отцовский, я же и назад его отбил, - возразил Изяслав.
Не убедила Гертруда супруга проявить снисхождение к Святополку. Дня не проходило, чтобы Изяслав не вымещал на нем своего недовольства. Жизнь несчастного Святополка в родном доме постепенно превращалась в ад. Он уже не сидел за столом рядом с отцом, не присутствовал на совете бояр в отличие от брата, в свите великокняжеской тащился чуть ли не самым последним.
Перед самым выступлением из Киева вдруг пришла весть с польского порубежья, то ли поляки грабили русские земли по Бугу, то ли ятвяги вновь взялись за оружие.
- Болеслав мстит мне за прошлое, сукин сын! - ругался Изяслав, собрав воевод. - Он же и ятвягов мог на меня натравить. Песье племя все эти Пясты! Что делать станем, мужи?
Мнения бояр разошлись: одни советовали пока оставить Всеслава в покое и идти походом на поляков, другие предлагали разделить войско и поспеть одновременно тут и там.
- На Всеслава трех тыщ пешцев хватит и дружины черниговской, - сказал Коснячко, сторонник разделения сил. - Вся прочая рать двинет к Бугу. Семь тыщ пешцев и двадцать две сотни всадников, сила немалая!
Изяслав поразмыслил и согласился, но внес свою поправку:
- Черниговская дружина тоже к Бугу пойдет. Как увидит Болеслав стяги черниговские, решит, что и Святослав пришел вместе со мной.
- На Полоцк мы идти ладились, княже, - недовольно пробасил Ян Вышатич. - Болеслав на дочери Святослава женат, поглянется ли князю моему, что я черниговцев на зятя его повел? Пустил бы ты нас с Ярославом супротив полоцкого князя, Изяслав Ярославич.
Юный Ярослав, розовощекий и безусый, также сидевший на совете, вертел по сторонам своей светло-русой головой и хлопал глазами. Отец приучил его помалкивать в обществе старших. Семнадцатилетний княжич более смахивал на красну девицу, нежели на мужественного воина.
Боярин Тука с усмешкой произнес, переглянувшись с киевскими воеводами:
- Не стоит вводить в заблуждение Всеслава. Вдруг он подумает, что ему невесту везут.
Чудин, брат Туки, громко захихикал. Заулыбались и другие бояре. Даже Изяслав усмехнулся, поняв намек.
Ярополк, сидевший на одной скамье с Ярославом, увидел, как тот покраснел и смутился. Заметил это и Ян Вышатич.
- Придержал бы ты язык, боров, покуда я тебе его не отрезал! - промолвил он с угрозой, метнув на Туку холодный взгляд.
Чудин перестал смеяться, пропали улыбки на лицах бояр. Толстый Тука набычился:
- Может, позвеним мечами, храбрец?
- Не хватало меч об тебя марать, на тебя и дубины хватит, - презрительно отозвался Вышатич.
Чудин и Тука переглянулись, поддерживая друг друга выразительными взглядами. Назревала распря.
- Угомонитесь, бояре! - поспешил вмешаться Изяслав. - Чай, не драться сюда пришли! Уважу я твою просьбу, Ян Вышатич, поведешь своих черниговцев на Полоцк. Вместе с тобой и Ярославом Ярополк пойдет с моей молодой дружиной. За ним и главенство будет.
Хотел было Вышатич возразить, мол, не пристало ему, сорокасемилетнему мужу, в подчиненных у юнца ходить, но смолчал. В конце концов это не его война, а Изяслава.
Ярополк, видя, что отец лишь из желания унизить Святославова боярина поставил его во главе войска, старался не высказывать свою радость.
Гертруда, которой Изяслав передал неудачную шутку Туки, улыбнулась. В глубине ее карих глаз вдруг промелькнуло нечто такое, что могло бы насторожить супруга, будь он чуть-чуть повнимательнее. Но одолеваемому заботами Изяславу было не до того. Ему нужно было решить, сколько ествы брать в дорогу для войска, каким путем идти на Буг, кого оставить в Киеве вместо себя… На Святополка великий князь больше не рассчитывал.
- Почивай сегодня ночью без меня, голубушка, - сказал перед уходом Изяслав.
Гертруда не выразила ни малейшего сожаления, лишь спросила:
- Когда поднимаешь полки?
- С рассветом, - ответил Изяслав, обернувшись в дверях.
- А Ярополк когда выступает?
- Завтра же. До Турова мы с ним вместе пойдем, а дальше двинем каждый в свою сторону.
Изяслав скрылся за дверью, торопясь управиться с делами.
«Значит, завтра… - подумала Гертруда, разглядывая свое отражение в зеркале. - Немного у меня времени. Придется действовать быстро и смело!»
Княгиня подмигнула собственному отражению.
Она сама не понимала, как возникло в ней такое желание. Ей всегда нравились сильные и решительные мужчины, в объятиях которых Гертруда чувствовала себя слабой и беззащитной. Княгиня постепенно смирилась с грубостью мужа в постели, платила ласковой покорностью своему любовнику Людеку, который уже научился довлеть над нею. Грубость и сила в понимании Гертруды были теми слагаемыми, из которых должен лепиться мужской идеал.
И вдруг она столкнулась с очаровательным голубоглазым юношей, в застенчивости которого было столько обаяния, столько притягательной юной красоты, что мысли княгини невольно перескочили на греховное. В ней взыграла вся ее чувственность, дотоле дремавшая. Предвкушение неведомых сладостных ощущений захватили Гертруду настолько, что ни о чем другом она не могла и думать. Колебаться эта решительная женщина не любила. Грехов она не боялась - жизнь и так уходит слишком быстро. А ее красота еще быстрее.
За ужином Гертруда пригласила Ярослава в свои покои якобы за тем, чтобы показать ему латинские книги, привезенные из Польши. Перед этим Ярослав блеснул в беседе с теткой знанием латыни. Гертруда держалась так свободно и непринужденно, что Святополк, Ярополк и Ян Вышатич ничего не заподозрили. Изяслав же ушел из-за стола самым первым.
Когда подвыпившие княжичи и Вышатич затянули протяжную застольную песню, Гертруда, видя, что Ярослав не подхватывает ее, поднялась со стула и поманила племянника за собой. Юноша покорно пошел, не ведая, что ждет его впереди.
Гертруда заранее позаботилась, чтобы им никто не помешал. Она привела Ярослава не туда, где обычно тайком встречалась с Людеком, а в небольшую светлицу, имевшую два выхода. Добрую половину комнаты занимала печь. В этот вечер она была жарко натоплена; стояла середина октября.
На столе у небольшого оконца, утонувшего в толще каменной стены, лежали две книги; горела толстая восковая свеча в подсвечнике. С одной стороны к столу был придвинут стул, по другую сторону стоял широкий сундук. На полу от порога до печи был расстелен восточный ковер с замысловатым желто-красным узором.
Гертруда бесшумными шагами прошла по ковру, села на сундук и кивнула на книги.
- Полюбуйся, Ярослав, что читает перед сном твоя тетка. Юноша несмело приблизился к столу, взял в руки одну из книг и раскрыл ее на середине. Это было латинское Евангелие.
- Сядь же, Ярослав! - нежно и вместе с тем настойчиво промолвила княгиня.
Княжич присел на краешек стула.
На его склоненное над книгой лицо легли тени от пламени свечи, от этого черты юного лица враз стали и взрослее, и серьезнее.
Ярослав отложил книгу.
- Мы с матушкой тоже читали это. - Он потянулся к другой. - Можно, тетя?
- Ну конечно, мой милый, - улыбнулась Гертруда. - Тебе сегодня можно все!
Ярослав не понял ее намека, углубившись в изучение толстой Хроники Эйнгарда о войнах Карла Великого с саксами. Этой книги он не читал.
Гертруда любовалась его горящими глазами, его тонкими пальцами. «И как только он держит в руке тяжелый меч?» Любовалась лицом Ярослава, его нежными щеками, округлым подбородком.
«Господи, да он - вылитая Ода», - невольно подумала Гертруда.
- Тетя, мне хочется прочитать это, - Ярослав поднял глаза. - Если можно?
- Тебе по душе жестокие Хроники? - спросила Гертруда. Нерешительность Ярослава забавляла ее.
- Да!.. То есть нет, - Ярослав окончательно смутился и опустил очи. - Просто я не читал эту книгу, тетя.
- Мне было бы приятно, Ярослав, если б ты называл меня милая тетушка, - томно вымолвила Гертруда. - Тебе это не трудно?
Ярослав покачал головой, не смея взглянуть на Гертруду. «Эдак у нас ничего не выйдет, дружок! - подумала княгиня, меняя тактику.
- Твой отец неверно наговорил тебе про меня Бог знает что! - с обидой в голосе произнесла Гертруда. - В последний свой приезд в Киев Святослав Ярославич был не слишком-то любезен со мной.
- Нет, тетечка, отец всегда молвит о тебе с уважением, - раскрасневшись от собственной храбрости, заговорил Ярослав. - Он даже сказал как-то, что лучше бы тебе, а не дяде Изяславу сидеть на троне киевском.
- И впрямь твой отец так сказал? - Гертруда не могла скрыть своего изумления, одновременно она была польщена. Значит, гордец Святослав ценит ее ум выше ума Изяслава!
А может, Святослав тайно влюблен в нее? Однако Гертруда тотчас отогнала эту мысль.
- За столь приятную новость, мой ненаглядный, я тебя расцелую, - с нежностью в голосе и лукавством в глазах промолвила Гертруда. - Подойди ко мне. Иди же, ну, не бойся, глупый!
Ярослав приблизился, не выпуская из рук приглянувшуюся ему книгу.
Гертруда встала и мягким движением положила руки на плечи племяннику.
- Ты когда-нибудь целовал свою мать в уста? - тихо спросила она.
Ярослав молча кивнул, не смея взглянуть Гертруде в глаза. Он боялся, что дьявол введет его в искушение и внушит ему нечестивое желание.
- Вот и мы сейчас поцелуемся таким же родственным поцелуем, - прошептала Гертруда, приподняв голову племянника за подбородок.
Невинные глаза, такие большие и доверчивые, изогнутые ресницы, чело, обрамленное кудрями, пробудили в Гертруде самые бурные желания.
«Отведаю и я запретного плода», - подумала княгиня.
Ее горячие жадные уста соединились с робкими губами Ярослава, и оба они застыли в упоении. Гертруда намеренно продлила поцелуй, будучи уверенной, что Ярослав не посмеет оттолкнуть ее.
Наконец, они отстранились друг от друга.
Ярослав хотел было вернуться на прежнее место за столом, но Гертруда удержала его.
- Почему ты бежишь от меня, мой мальчик? - ласково спросила княгиня.
Большие темные очи Гертруды сияли, прелестная улыбка приоткрыла ее уста. Драгоценные камни сверкали на диадеме в волосах и на вороте узкого платья.
- Я не кажусь тебе слишком старой, мой милый? - жалобно спросила Гертруда, почти с мольбой глядя племяннику в глаза.
- О нет, нет, милая тетечка, - с готовностью ответил Ярослав и впервые посмотрел на Гертруду так, как ей хотелось.
Прочитав по взгляду юноши все, что творится в его душе, Гертруда нетерпеливо добавила:
- Запри поскорее дверь! Да брось же эту книгу, Ярослав! - И словно спохватившись: - Впрочем, дай ее мне. Я положу ее себе под голову вместо подушки, чтобы ты сильнее желал меня!
Гертруда засмеялась, глядя, как Ярослав дрожащими от волнения руками задвигает дубовый засов на двери и вновь приближается к ней с отчаянием в глазах.
«Ну наконец-то в отроке проклюнулся мужчина!» - с удовлетворением подумала Гертруда, протянув Ярославу руку.
С целеустремленной решимостью княгиня увлекла племянника за печь. Там стояла кровать. Мягкая постель со взбитыми подушками была готова для приятного уединения вдвоем.
* * *
Помаячила половецкая орда за Стугно-рекой, подымила кострами становищ, попугала дальним топотом множества конских копыт и исчезла в великой Степи.
Всеволод, державший дружину и пеший полк наготове у Змиевых валов, облегченно перевел дух и перекрестился.
- Возвращаемся в Переяславль! - объявил он воеводам. Город встречал своего князя колокольным звоном. На лицах горожан светились улыбки: избавил Господь от напасти!
Едва Всеволод снял с себя воинские доспехи, как к нему со слезами на глазах ворвалась старшая дочь.
- Батюшка, избавь меня от оскорблений моей мачехи! Иль отпусти из Переяславля, свет белый мне тут не мил!
- Да куда же ты подашься, доченька? - ласково молвил Всеволод плачущей Янке. - Больно мне слышать такое.
- В Чернигов поеду к дяде Святославу, супруга его мне как мать, - отвечала Янка сквозь слезы, - а то подамся в Новгород к милому Глебу. Отпусти меня к Глебу, батюшка!
- Голодно ныне в Новгороде, - хмуря брови, промолвил Всеволод, - язычники в тех краях народ мутят. Глеб сам же тебе писал об этом.
- Не страшусь я язычников. - Янка перестала плакать и смело посмотрела отцу в лицо. - Ответь мне, батюшка, сильно ты любишь свою половчанку?
Всеволод тяжело вздохнул: не в первый раз задает ему Янка этот вопрос. Понимал князь, что не может она своим девичьим сердцем простить ему женитьбу на половчанке, считает это изменой покойной матери. И как объяснить своенравной Янке, что усопших не вернешь, а жизнь продолжается.
- Не век же мне скорбеть по Анастасии, доченька, - пряча глаза, сказал Всеволод. - Не может князь бесконечно путаться с рабынями, у него должна быть законная супруга. Не мною это заведено, и не мне это ломать. Твой обожаемый дядя Святослав тоже вторым браком на Оде женат.
- Почему ты не женился на русской, отец?
- Ода тоже не русского племени, тем не менее ты ее любишь…
Янку не смутил неумелый отцовский упрек:
- Да, люблю! Оде никогда не придет в голову унижать меня.
- Анна и не помышляет об этом, доченька. Она чувствует твою неприязнь к себе и от этого мечется между обидой и желанием хоть чем-то понравиться тебе, - молвил Всеволод. - Ведь вы почти ровесницы. Почему бы вам не стать подругами?
- Лучше в монастырь, - отрезала Янка и направилась прочь, давая этим понять, что разговор окончен.
- Езжай в Чернигов, коль хочешь, - бросил Всеволод вослед дочери, - токмо до Рождества домой воротись.
Янка замерла на месте, обернулась. Ее большие темно-синие глаза с удивлением глянули на отца, словно удивляясь внезапной его уступчивости.
- Могу я взять с собой Марию? - спросила Янка.
- А она согласна ли ехать в Чернигов? - усомнился Всеволод.
- Согласна, - с уверенностью высказалась за младшую сестру Янка.
Всеволод почувствовал, что старшая дочь говорит правду, а вовсе не желает досадить ему. Князю стало обидно и досадно, что его дочери все больше отдаляются от него, и он сам виноват в этом.
- Поступайте, как хотите, - сказал Всеволод. - Но мне больно будет, коль мои родные дочери, ища участия, настроят Оду и Святослава против меня и Анны. Молвлю это тебе, Янка, ибо знаю, что Мария твоим умом живет.
Янка грациозным жестом перебросила пушистую длинную косу с груди на спину, своим видом и взглядом прищуренных глаз давая понять отцу, что этого он мог ей не говорить.
…В конце октября Янка и Мария прибыли в Чернигов. Их приезд совпал с известием о сражении Ярополка со Всеславом, которое привез дружинник Потаня.
- Ярополк наткнулся на войско Всеслава под Голотическом, - рассказывал Потаня Святославу, кося глазами на двух очаровательных племянниц князя, находившихся тут же. - Жаркая была сеча, насилу одолели мы полочан. Отступили Всеславовы ратники в сосновый бор, а у нас уже и сил не было, чтобы преследовать их.
- Как вел себя в сече Ярослав? - спросил князь.
- За спинами дружинников не прятался, - ответил Потаня, - ни стрел, ни копий не страшился. Где рубился Ян Вышатич, там и он был.
- Вот пострел! - с довольной улыбкой промолвил Святослав.
- Хоть и победил Ярополк в сече Всеслава, но Полоцк взять не смог, - продолжил Потаня, - зело сильно укрепили полочане град свой. Камней и смолы наготовили немало, а стрелы аж тучами со стен сыпались.
- Где же князь Изяслав был в это время? - удивился Святослав. - Он-то что поделывает?
- Князь Изяслав с войском к Юугу подался. Там будто бы ятваги русские села жгут, а может, это поляки бесчинствуют, мне про это неведомо, - пожал плечами Потаня.
На лице Святослава одновременно отразились удивление и негодование: какое еще зло замыслил Болеслав? Мысли князя перекинулись на Оду: если начнется война с Болеславом, как она проедет из Германии на Русь через недружественные польские земли?
- Ступай, Потаня, - сказал Святослав.
Дружинник с поклоном удалился, напоследок бросив взгляд на два прелестных девичьих личика в уголке светлицы.
Янка и Мария были огорчены внезапным отъездом Оды в Саксонию. Однако радушие Святослава, его светлый терем, полный воспоминаний, дорогих девичьим сердцам, очень скоро утешили девушек.
- Стало быть, удержался на полоцком столе кудесник Всеслав, - задумчиво проговорил Святослав, подходя к окну, за мокрым стеклом которого порывистый ветер раскачивал ветви яблонь, срывая с них пожелтевшие листья. - Теперь не жди покоя!
- Это Господь пособил Всеволоду сесть в Полоцке, - вдруг сказала Янка, - ибо сказано: Всевышний владычествует над всеми царствами человеческими и дает их, кому хочет и какое хочет.
Святослав взглянул на племянницу. Он сразу догадался, кому она сочувствует. Гонимый Всеслав мил ее чувствительному сердцу.
«Дал бы мне Всевышний Киев, а уж я бы отблагодарил Его за это!» - подумал Святослав.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.