Ода
Ода
(1066) 3 февраля умер Ростислав в Тмутаракани.
Повесть временных лет
Зимовал в Чернигове фряжский[69] купец Джованни Брага. Был он частым гостем в тереме черниговского князя. Святослав любил послушать вечерами рассказы знающих людей про заморские страны, про обычаи тамошние. Брага за свою жизнь повидал немало городов и земель, сам же был родом из города Генуи.
Проявила интерес к торговому гостю и Ода, когда узнала, что собирается Брага по весне идти донским путем на юг к Тмутаракани и дальше, до Царьграда. Задумала княгиня передать через купца послание Ростиславу, упредить любимого, что опять исполняется на него ее супруг.
Написала Ода грамотку, где о грозящей опасности было всего три строчки, а далее княгиня все свои муки сердечные описала и молила Ростислава внять ее совету - повиниться перед Изяславом, взять удел, какой даст ему киевский князь, а там что Бог приведет. Ведь Изяслав не вечен.
Внимание молодой княгини льстило падкому на женщин генуэзцу. Он постарался произвести впечатление богатством своих одежд и изысканностью манер. Разговаривал с Одой генуэзец только на немецком языке, который знал гораздо лучше русского.
Накануне Рождественского поста[70] Джованни Брага преподнес Оде золотой перстень с сапфиром, а на Крещение Господне[71] - золотой браслет подарил. Ода в знак своего расположения позволяла генуэзцу целовать свою руку, когда они были одни. Но не ведала Ода, что любвеобильный купец жаждет большего. По наивности своей Ода думала, что пленила черноглазого генуэзца своими чарами и тот готов на все ради нее. Этого она и добивалась исподволь и с неустанной настойчивостью. Однако Ода не учла, что затеяла любовную игру не с юношей, но с сорокалетним мужчиной, уже вкусившим греховного плода. Она и не догадывалась, что Брага, за свою жизнь совративший немало жен, дал себе слово к весне «отпереть восхитительные врата русской княгини своим чудо-ключом». Многочисленные любовные победы сделали генуэзца необычайно самоуверенным.
Однажды Ода отправилась верхом на прогулку, взяв с собой Брагу.
Февраль был на исходе. Снег по обочинам дороги потемнел и осел под лучами пригревавшего по-весеннему солнца. На проталинах желтела прошлогодняя трава.
Княгиня и генуэзец свернули с широкой дороги в узкую сосновую просеку и поехали медленным шагом под стрекот растревоженных сорок.
Ода решила наконец посвятить генуэзца в свою тайну.
Она сказала Браге про письмо, скользь намекнув о своих отношениях с Ростиславом. К ее удивлению, генуэзец вместо безоговорочной готовности передать свиток прямо в руки Ростиславу заговорил о цене, словно речь шла о какой-то сделке. Причем он намекнул, что цена за такую услугу должна быть немалая. По глазам генуэзца Ода догадалась, на что именно тот намекает, но притворилась глупышкой, желая поставить собеседника в неловкое положение.
- Конечно, дорогой Джованни, я щедро тебя вознагражу серебром и мехами, - сказала Ода. - Какие меха ты предпочитаешь? Беличьи? Куньи?
- Я предпочитаю мехам любовные ласки моей княгини, - с лукавой улыбкой промолвил Брага.
Щеки Оды вспыхнули. Она резко натянула поводья и остановила коня.
- Ты забываешь, кто перед тобой, торгаш! - воскликнула Ода и замахнулась плетью на генуэзца. - Это тебе за дерзость!
Плеть свистнула в воздухе, но Брага, заслонившись рукой, ловко поймал конец кнутовища.
- Полегче, княгиня, - серьезно предупредил генуэзец, - а то твой вспыльчивый супруг сегодня же узнает про любовное послание Ростиславу.
Ода даже смутилась от такой наглости. Как она ошиблась в Браге! Кто бы мог подумать, что у такого благородного на вид человека такая черная душа!
- Отныне я поверенный в твою тайну, милая княгиня, - с улыбкой превосходства сказал Брага, - поэтому меня нужно не бить, а лелеять.
Ода рванула плеть, с каким бы удовольствием она исполосовала наглое лицо генуэзца. Брага крепко держал кнут.
- Если моя княгиня будет сердиться на меня, я не стану ей мстить здесь из уважения к ее гостеприимству, - проговорил он, - но отомщу в Тмутаракани при встрече с Ростиславом. Например, преподнесу ему вина с дурман-травой. И твой ненаглядный сойдет с ума.
С этими словами Брага выпустил конец плети. Ода, не мигая, глядела в лицо генуэзцу, ее губы были плотно сжаты. Она словно забыла про плеть в своей руке.
- Князь Святослав в беседе со мной с неудовольствием упоминал о Ростиславе, - добавил Брага, прищурив свои черные глаза. Но он просто возненавидит своего племянника, если узнает, что его жена когда-то грешила с ним. Сколько раз это было, милая княгиня?
- Ты решил исповедать меня? - со зловещим спокойствием произнесла Ода.
- Я спрашиваю об этом лишь из зависти к счастливчику Ростиславу, - быстро проговорил Брага, видя, что Ода повернула коня и поехала обратно.
Генуэзец догнал княгиню и поехал рядом, сдерживая своего жеребца, рвущегося вперед.
- Не гневайся на меня, дорогая княгиня. Я вижу, что оскорбил тебя своим откровением. Я знаю, русские женщины крайне щепетильны в любовных делах, совратить их с праведного пути почти невозможно. Но ты ведь немка, обожаемая княгиня. И судя по тому, что изменяешь своему мужу, женщина без предубеждений. У тебя был любовником Ростислав, может, кто-нибудь еще, я не осуждаю тебя за это. Боже упаси! В той стране, откуда я родом, всякая знатная женщина имеет любовника, а то и нескольких. А над глупышками, хранящими верность своим мужьям, все смеются.
Ода хранила каменное молчание.
Брага продолжал делать попытки разговорить ее:
- Значит, я ошибся, полагая, что красавица-княгиня влюблена в меня. Напрасно тешил себя мечтами…
- Интересно, какими? - не удержалась Ода. Генуэзец словно ждал этого вопроса. Он весь преобразился, в глазах появился блеск, смуглое лицо с острым носом и черной бородкой озарилось радостью, полноватые губы тронула легкая улыбка. О, хитрец Джованни прекрасно знал женщин и умел затронуть именно те струны в их чувственных душах, которые пробуждали опасные минутные влечения!
Цветок его красноречия раскрылся во всем блеске! Генуэзец умело расставлял сети, как проделывал уже не раз, и Ода, сама того не сознавая, запуталась в них. Даже горячее полуденное солнце, казалось, помогало коварному искусителю. Солнечные лучи били в глаза генуэзцу, такие выразительные и красивые, а как сверкали белизной перламутровые зубы Джованни! Как чувственно он причмокивал своими пунцовыми губами. Целоваться с ним, наверно, приятно любой женщине. Впрочем, и слушать Брагу Оде доставляло удовольствие. Поначалу она не хотела себе в этом сознаваться, но после второй или третьей его шутки засмеялась. Потом позволила погладить себя по руке и скоро забыла об их ссоре в сосновой просеке. В такой чудесный день грех сердиться на столь остроумного собеседника! Княгиня и генуэзец неторопливо ехали по дороге. Впереди уже маячили бревенчатые стены и башни Чернигова.
Брага продолжал опутывать Оду своими незримыми коварными сетями. Ведает ли его обожаемая княгиня, что он может сделать ее самой счастливой женщиной на свете!
- Я буду счастлива только с Ростиславом, - сказала Ода.
- И я к тому веду, - вставил Брага.
Оказывается, в Кафе у него есть знакомый вербовщик наемников, а в Суроже[72] живет богатый судовладелец, его давний друг. Отряд воинов и быстроходные корабли - вот что нужно Ростиславу. Любой итальянский герцог с радостью возьмет к себе на службу такого военачальника, как Ростислав. Не нравится Италия, можно наняться к византийцам, отменные воины везде нужны.
- А как же я? - спросила Ода.
- Ты будешь с Ростиславом. Я помогу тебе бежать из Чернигова в Тмутаракань. Счастье не ждут, моя княгиня, за ним идут даже на край света!
- Я не уверена, что Ростислав согласится служить византийскому императору и тем более какому-то герцогу, - возразила Ода. - Он для этого слишком честолюбив.
- Тогда Ростислав пусть сам станет императором! - проникновенно воскликнул Брага. - У византийцев бывали такие случаи, когда полководцы занимали трон и правили Империей. Например, Василий Первый, основатель Македонской династии ромеев, в юности был конюхом, потом выдвинулся в военачальники, потом выше… Сильный и отважный человек может добиться в жизни всего! Таков ли Ростислав?
- Он таков! - Ода улыбнулась восторженной улыбкой. - Он не станет довольствоваться малым.
- Прекрасно! - Брага хлопнул в ладоши. - Для начала ему нужно завоевать Херсонесскую фему[73] в Тавриде, это произведет переполох в Константинополе. Я уверен, и русские князья сразу зауважают Ростислава. Он будет иметь возможность выбирать между Русью и Византией, если, конечно, не захочет основать собственное государство. Признаться, более выгодного места для этого не найти. С юга Тавриду надежно защищает море, с севера - степи, с востока - высокие горы. И главное, там сходятся торговые пути из Европы и Азии.
У Оды закружилась голова от тех картин, какие нарисовал перед ней Брага.
Она, жена Ростислава и княгиня тмутараканская, живет во дворце с фонтанами, из окон которого видно море. Послы и торговые гости каждодневно толпятся у ее трона, подносят дорогие подарки. Рядом с Одой восседает красавец муж, князь тмутараканский и владыка Тавриды. Как удивится такому ее возвышению германский король! Гертруда и Анастасия умрут от зависти! Ода заберет с собой Ярослава и Регелинду. Жаль расставаться с Вышеславой, девушка так к ней привязалась, но всегда приходится чем-то жертвовать ради счастья.
Брага продолжал восторженно описывать, как благодаря ему Ростислав сумеет заручиться поддержкой генуэзцев и графа тосканского, - себя Брага уже видел флотоводцем Ростислава! - как они обезопасят границы тмутараканского княжества от вторжений кочевников, как приберут к рукам устья Днепра и Дона, построят большой флот, возведут крепости по берегам Тавриды…
- Но все это произойдет лишь после того, как моя обожаемая княгиня допустит меня ко всем тайникам своего прекрасного тела, - напомнил генуэзец и призывно посмотрел Оде в глаза. - Это даже не плата за мои будущие услуги, но своеобразный залог доверия ко мне, моя несравненная княгиня.
Оду смутил откровенный взгляд Браги. Она хлестнула коня и поскакала к распахнутым городским воротам, но, обернувшись на скаку, звонко крикнула:
- Я подумаю, синьор Джованни!
* * *
Вечером, закрывшись в своей светлице, Ода еще раз прочитала письмо к Ростиславу. После всех прекрасных возможностей, раскрытых перед нею Брагой, это послание показалось Оде жалким и лишенным всякого смысла. Да Ростислав скорее умрет, чем склонит голову перед Изяславом!
Ода сожгла письмо и села к окну, обдумывая текст нового послания к любимому. Ей хотелось передать в нем все услышанное от Браги сжато и, главное, убедительно, а у нее между тем из головы лезли сплошные признания в любви. Вот если бы Брага сам написал письмо Ростиславу…
Нет, пусть лучше он расскажет все Ростиславу при встрече с ним. Зачем писать, когда можно сказать. С другой стороны, если Ода окажется в Тмутаракани вместе с Брагой, что помешает ей самой поведать обо всем? Ода представила удивленные глаза Ростислава и улыбнулась. Впрочем, рассказать так, как умеет Брага, у нее не получится. И бежать из Чернигова без его помощи она тоже не сможет. Значит, как ни поверни, а Оде не обойтись без хитрого генуэзца.
На воскресной службе в Спасо-Преображенском соборе Ода стояла рядом с мужем на хорах. Слева от них были Вышеслава и Ярослав, позади плечом к плечу выстроились молодцы-пасынки.
Глянув вниз, Ода заметила среди боярских шуб малиновую куртку Браги. Пронырливый генуэзец протолкался почти к самому амвону[74], но не столько молился, сколько смотрел на стоящую наверху Оду. Увидев, что и княгиня заприметила его, купец принялся строить ей глазки и улыбаться. При этом он не забывал осенять себя крестным знамением, но делал это двумя руками. Боярские жены и дочери косились на странного прихожанина.
На кривлянья Браги обратила внимание и Вышеслава. Она переглянулась с Одой, и обе едва не засмеялись.
Вышеслава подумала, что генуэзец, с которым она была в дружеских отношениях, именно ей оказывает знаки внимания. Не желая, чтобы это заметил отец, Вышеслава немного отступила назад и нечаянно наступила на ногу Олегу. Тот тоже слегка попятился и уперся спиной в грудь Гремыслу. На хорах произошло небольшое замешательство. Однако строгий взгляд Святослава мигом восстановил порядок.
Вышеслава опустила голову и закусила губу, чтобы не засмеяться над проделками генуэзца. Шутовство Браги видел и Ярослав, который несколько раз прыснул в кулак, получив за это подзатыльник от отца.
Никакие молитвы не шли на ум Оде, малиновая куртка притягивала ее взгляд, отвлекая от золоченого стихаря[75] епископа и длинных риз пресвитеров[76], возвышенный настрой ее мыслей сбивался, до нее с трудом доходил смысл богослужения. Наконец, Брагу приметил и Святослав. Князь обжег жену таким взглядом, что у Оды по спине пробежали мурашки. Она сделала вид, будто не замечает генуэзца.
Но Брага сам все испортил. По окончании службы, когда Ода рука об руку со Святославом выходили из храма, генуэзец вдруг закричал: «Многие лета князю и княгине!»
Толпа, стоявшая на ступенях, подхватила этот крик.
Ода по лицу супруга догадалась, какие мысли обуревают его. И приготовилась к буре, которая разыгралась в тот же день.
- Тебе, супруга дорогая, прежде чем слово на людях молвить, подумать следует, тем паче блюстись поступков ветреных, о коих молва разойтись может, - сказал Святослав, придя в покои жены и выгнав прочь ее служанок. - Мне жена неблазная нужна, ибо Богом мне уготовано над людьми власть держать и людям же примером служить. Люди видят, как ты на пару с фряжским купцом по Чернигову верхом разъезжаешь, - промолвил Святослав и, приподняв за подбородок голову Оды, заглянул ей в глаза. - Иль приглянулся тебе купчишка этот? Молви без утайки. Не хочу, чтоб ложь промеж нас гнездо свила.
На губах Оды мелькнула улыбка и тут же пропала. Взгляд ее голубых глаз из насмешливого превратился в пытливый, словно она хотела сказать: тебе бы, муженек, спрашивать, не мне отвечать.
Святослав взял Оду за плечи и встряхнул:
- Молви же. Ну!
- Ты хочешь ответ услышать, мой князь, - тихо, но твердо произнесла Ода. - Что ж, будь по-твоему. Я повинуюсь тебе как супругу. Только, прошу тебя, не делай мне больно.
Святослав нехотя отпустил Оду.
- Я не стара еще и могу притягивать к себе мужские взгляды, уж не это ли, муж мой, ты хочешь поставить мне в вину? - продолжила Ода. - Даже старшие сыновья твои подчас смотрят на меня как на желанную женщину, а не как на мачеху. Запрети же им видеться со мной за это, а я постараюсь запретить себе видеть лица тех мужчин, кои мне приятны, если они тебя раздражают. Брага умеет развеселить меня, он всегда чувствует мое настроение. Тебе же, Святослав, на меня наплевать. Скажи, что я не права.
- Ты же знаешь, горлица моя, сколь забот на мне, - вздохнул Святослав, - об ином и помыслить некогда.
- И все-то ты в трудах, сокол мой, - с хитрой улыбкой проговорила Ода. - Однако ж половчанку свою не забываешь.
Глаза Святослава впились в Оду.
- Не ведаю, о чем ты.
- Про пленницу я толкую, которую ты за городом в усадьбе держишь.
- Откель проведала, лиса? Ох, хитра! - засмеялся Святослав. - Моим же мечом меня поразить норовишь?
- Тебе, муж мой, надлежит блюстися поступков ветреных, о коих молва разойтись может, - съязвила Ода в подражание Святославу.
- Не всему слышанному верь! - Святослав отошел от Оды и сел на лавку. - Половчанка та - ханская дочь. За нее выкуп должны дать, потому и держу ее от глаз подале.
- От глаз подале, а к сердцу поближе. Не так ли, свет мой?
Святослав сдвинул брови. Не любил он оправдываться, тем более перед женой, которую лишь в постели ценил да и то до недавнего времени. Половчанка же страсть до чего хороша и в одеждах, и без одежд! Танцует так, что засмотришься, песни поет - заслушаешься. А на ложе с ней и старик помолодеет - огонь-девица!
- Как зовут-то пленницу? - допытывалась Ода. - Сколь лет ей?
- Имя у нее языческое, сразу и не упомнишь, - ответил Святослав, пряча глаза, - и про лета ее не ведаю, но по всему видать отроковица еще несмышленая.
- С тобой, сокол мой, и отроковица быстро войдет во вкус любовных утех, - с улыбкой сказала Ода.
Святослав резко поднялся.
- Дочь ханскую я на поле брани взял, - раздраженно сказал он, - что захочу, то с ней и сделаю! Донеже наложница она моя, а дальше видно будет. Ты же с фрягом своим за городом милуйся, коль люб он тебе. Ну, а ежели о вас слух срамной по Чернигову пройдет, не взыщи. Брагу евнухом сделаю, а тебя в монастырь упеку. Таков мой сказ.
Святослав повернулся и вышел из светлицы.
Этот случай еще раз подтвердил, что характеру черниговского князя были присущи рыцарские черты. Однако Ода знала, что и угроз своих муж ее на ветер не бросает, поэтому запретила Браге появляться в княжеском тереме. Запретила она генуэзцу появляться и в Спасском соборе на воскресных и иных службах. Теперь княгиня посылала Регелинду на подол, где жили все иноземные купцы, и через нее договаривалась с Брагой о встрече.
Впрочем, таким образом они встретились всего дважды. Первый раз в угловой башне детинца, второй раз в березовой роще на берегу Стрижени. Там, во время конной прогулки, княгиня и купец договорились о совместном побеге, когда Десна вскроется ото льда.
На следующую встречу генуэзец пригласил Оду на свой корабль, который был вытащен на берег рядом с судами других купцов. Брага якобы хотел показать Оде каюту, где она разместится со своим сыном, трюм, в котором сможет спрятаться в случае опасности.
Ода догадывалась, что истинная цель этого приглашения совсем иная, однако после короткого раздумья согласилась прийти. В ней продолжало жить сомнение относительно обещаний Браги оказать всемерную поддержку ей и Ростиславу. Быть может, мошенник жаждет утолить с нею свою похоть. Ода решила посмотреть, как поведет себя генуэзец, добившись своего.
На заговенье[77] перед Великим постом в гости к Святославу пожаловал Всеволод со своим семейством. Для Оды это было полной неожиданностью. Муж не сказал ей, что пригласил брата заговляться к себе в Чернигов еще давно. Это было похоже на Святослава, предпочитавшего советоваться лишь с самим собой.
Вместе с Анастасией, очаровательной супругой Всеволода, в покои Оды проник запах восточных благовоний, душистой розовой воды и мускатного ореха. Дочери Анастасии, Янка и Мария, поселились в светлице Вышеславы, а сын ее/ Владимир временно потеснил Ярослава в его комнате. Мальчики быстро подружились, благо разница в возрасте была небольшая: Владимир всего на девять месяцев был старше Ярослава.
Ода сразу догадалась, что приезд Всеволода с женой и детьми не случаен и больше смахивает на смотрины. Не зря же старшим сыновьям Святослава были созданы все условия для более тесного общения с Янкой и Марией. Ода заметила также, что Всеволод настроен против браков между двоюродными братьями и сестрами, но не смеет противиться воле своей горячо любимой жены, которая вознамерилась соединить брачными узами красавца Романа и свою дочь Марию. Янке прочили в женихи Глеба или Олега на выбор.
Светло и радостно стало в княжьем тереме от девичьих улыбок, громкого смеха, ярких нарядов. За хлопотами Ода совсем позабыла про Брагу и не пришла к нему на судно в назначенный день.
На Оду вдруг обрушилась непонятная безмятежность, она просыпалась в прекрасном настроении и засыпала с ним.
После торжественного молебна, ознаменовавшего начало Великого поста, на чувствительную Оду словно снизошла божественная благодать, она будто заново родилась. Все дни напролет Ода проводила с Анастасией, черпая в общении с нею отдохновение от серого однообразия зимних дней. Жена Всеволода была не глупа, в меру кокетлива, не злоречива и не злопамятна. Ее красота и чуткость располагали к ней всех. Из любого затруднения Анастасия могла найти выход, устраивающий всех.
В скором времени выяснилось, что златокудрый Роман приглянулся Марии и она сказала об этом матери. Однако на шестнадцатилетнего Романа не произвела должного впечатления одиннадцатилетняя застенчивая девочка с голубыми глазами, прямым греческим носом и русой косой. Красота младшей дочери Анастасии еще не распустилась в полной мере, и те задатки прекрасной внешности и сложения, коими наградила Марию природа, были замечены лишь Одой и Святославом, но никак не Романом.
- Дурень еще Ромка, - выразился о сыне Святослав, - но ничего, время пока терпит.
Огорчило Оду и то, что Янке больше понравился Глеб, а не Олег.
Для своих четырнадцати лет Янка была необычайно серьезна и, судя по отдельным высказываниям, умом пошла в мать. Помимо этого девушка унаследовала от матери-гречанки стройность телосложения, оливковый цвет кожи и красиво очерченные губы. В остальном она пошла в отца-русича. У нее были темно-синие глаза с поволокой, пышные золотисто-русые волосы, расчесывать которые доставляло Вышеславе огромное удовольствие. Когда Янка расплетала свою толстую косу, то могла закрыться волосами до самых икр как плащом.
Янка очень льнула к Оде и все выспрашивала у нее про Глеба. Ее желание стать его женой проявлялось в ее поведении все явственнее. Глеб своей мягкостью и уравновешенностью нравился Янке больше, нежели более замкнутый Олег, в характере которого нет-нет да и проявлялись отцовская жесткость и упрямство.
Однажды Ода, оказавшись наедине с Олегом, напрямик спросила его, нравится ли ему Янка. Что двигало ею? Ода не смогла бы ответить на этот вопрос, но ей почему-то хотелось сблизить синеглазую дочь Всеволода именно с Олегом. Ода чувствовала своим женским чутьем, что Олег, в отличие от Глеба, способен на более приземленную страсть к женщине и не будет витать в облаках возвышенных чувств. Евангельский взгляд на семейные отношения не очень-то устраивал Оду. И она, как женщина женщине, желала Янке полноценной земной любви с ее будущим мужем.
Олег искренне ответил мачехе, что Янка ему не по сердцу. При этом он столь выразительно посмотрел на Оду, что в груди молодой женщины разлился жар и приятная волна прокатилась по всему телу. Заметив перемену в лице мачехи, Олег поспешил уйти и весь оставшийся день старался не показываться Оде на глаза.
Ода была благодарна Всеволоду и Анастасии за покой, установившийся в ее душе с их приездом. Она была почти счастлива, забыв на время про свои печали и не подозревая о жестком ударе, уготованном ей судьбой.
- Ну что же, милая моя, - обратилась как-то к Оде Анастасия, когда обе женщины сидели за пяльцами, - Прощеное воскресенье мы со Всеволодом провели у вас в Чернигове, чем остались весьма довольны. Теперь ждем вас с детьми на Светлое Христово Воскресенье[78] к нам в Переяславль. Приедете?
- Я с превеликой радостью побывала бы у вас, - призналась Ода, - да только Святослав вряд ли на Пасху поедет в Переяславль. Как растают снега, он намеревался опять идти с дружиной до Тмутаракани.
- Так ведь Ростислав-то умер, - растерянно сообщила Анастасия. - Разве Святослав ничего тебе не сказывал?
Ода похолодела и глядела на Анастасию остановившимся взглядом. Услышанное не укладывалось у нее в голове. Нет, этого не может быть!
- Видно, муж твой запамятовал, - между тем продолжала Анастасия. - Катепан херсонесский побывал в гостях у Ростислава и отравил его, подмешав яд в вино. Случилось это еще в конце января. Ростислав же умер не сразу, а на восьмой день. Катепан, вернувшись в Херсонес, не таясь, стал повсюду говорить, что скоро отправится Ростислав на тот свет, чем себя и выдал. Когда Ростислав и впрямь преставился, херсонесцы испугались гнева русичей и побили того катепана камнями. Всеволоду в Переяславль весть эту принес один греческий купец.
Анастасия умолкла, заметив, как побледнела Ода.
Неимоверным усилием воли Ода заставила себя справиться с волнением.
- Может быть, этот слух пустой? - спросила она.
Она была готова осыпать Анастасию золотом, лишь бы та согласилась с этим.
Гречанка разочаровала ее, качнув своей красивой головой и произнесла со вздохом:
- Я бы многое дала за то, чтобы это было неправдой. Ростислав был такой милый! Он называл меня «синеокая пава» и так почтительно целовал при встречах и прощаниях, словно стеснялся проявлять свои чувства. Я не раз подсказывала ему взглядом, что со мной он может быть и посмелее. Он хоть и доводился мне племянником, но был моложе меня всего на четыре года. Разве думаешь о каком-то там родстве, когда рядом такой красивый молодой витязь. В такие моменты думаешь совсем о другом, пусть это и грех. - Анастасия посмотрела на Оду с подкупающей доверительностью, оставив ненадолго пяльцы. - Не поверишь, я жутко завидовала Ланке, которой так повезло с мужем. Сколько ночей я не могла заснуть, думая о Ростиславе. Я все время ждала встречи с ним и одновременно боялась его видеть. Порой один взгляд или случайное прикосновение его руки пробуждали во мне желание отдаться ему. Я сгорала от стыда. Мне казалось, это заметно всем окружающим и только Ростислав ничего не замечает. - Анастасия печально вздохнула и вновь взялась за пяльцы. - Бедный Ростислав!.. Несчастная Ланка!.. - тихо промолвила она.
Ода слушала Анастасию со смешанным чувством изумления и ревности.
«Так вот ты какая «неприступная греческая богиня»! - подумала она. - Выходит, не столь уж ты неприступна».
«Неприступной греческой богиней» за глаза называл Анастасию Святослав, который как-то под хмельком признался боярину Перенегу, не подозревая, что его слышит Ода, что он «не прочь бы помять дивные перси и бедра Всеволодовой супруги». Но тут же посетовал, мол, «приступу с этой стороны нет никакого».
Воцарившееся молчание было недолгим.
- У тебя что-то было с Ростиславом? - не глядя на Оду, тихо спросила Анастасия.
Ода поняла, что чем-то выдала себя, и, не желая на откровенность подруги отвечать недоверчивой холодностью, призналась:
- Было… Один раз.
- Счастливая! - прошептала Анастасия.
Ода бросила на нее удивленный взгляд. Она не поняла, какой оттенок прозвучал в этом единственном слове, беззлобной зависти или скрытой неприязни.
- Мне казалось, что у тебя все благополучно со… Всеволодом, - промолвила Ода. - Он так сильно любит тебя! Не то, что мой Святослав.
Анастасия помолчала, потом недовольно бросила:
- Знала бы ты, как мне надоел этот ревнивец!
И снова Ода была изумлена и ошарашена, перед ней будто сидела не Анастасия, а совсем другая женщина.
- Всеволод не дает мне повода для блуда с другим мужчиной, он любит меня, не притесняет, блюдет свое тело от других женщин, каких только красавиц я ему не подыскивала! - с какой-то обреченностью в голосе молвила Анастасия. - Он жаждет на ложе только меня, что и доказывает мне ночью и днем.
- И днем? - невольно вырвалось у Оды, которая и ночи-то далеко не все проводила со Святославом.
- Да, дорогая моя, - ответила Анастасия с брезгливой усмешкой. - Это у вас в тереме я отдыхаю, а у себя в Переяславле муж мой иной раз по нескольку раз на дню срывает с меня одежды. Дивлюсь я его ненасытности! Был один человек, с кем и я хотела бы вот так же грешить и денно и нощно, но и тот умер. Потому и завидую тебе. Ты хоть раз да вкусила счастья!
Печаль по Ростиславу еще больше сблизила Оду и Анастасию.
Судьбы их были схожими: обе имели нелюбимых мужей и втайне желали одного и того же человека. И то, что красавец Ростислав ушел из жизни, в какой-то мере уравнивало ту, что однажды побывала в его объятиях, с той, для которой близость с ним так и осталась в мечтах. Теперь у Оды и Анастасии была общая тайна - одна на двоих.
Поздно вечером в ложнице Святослава и Оды произошла ссора.
Ода, лежавшая в постели и тщетно пытавшаяся заснуть, слышала, как пришел муж, как он раздевался, как шепотом читал молитву перед иконой. В конце молитвы Святослав стал благодарить Господа за то, тот взял к себе «строптивца Ростислава» и избавил его от необходимости «обнажать меч на родного племянника».
Эти слова резанули Оду по сердцу, будто ножом отточенным.
- Стыдись, князь черниговский! - вскричала она, выскочив из-под одеяла. - Как тать молишь Бога о милости, через которую в помыслах своих корыстных видишь себя во главе земли Русской! Помышляешь о богатстве и славе, не довольствуясь отцовым наследием и почестями княжьими. Таишь злобные замыслы против братьев своих, как таил против Ростислава. Мнишь о себе, как о светломудром властителе, Бога в союзники взял! Благодаришь Властителя Небесного за подмогу против родного племянника, пред коим ты сам оказался бессилен и жалок, ибо одолел тебя Ростислав без сражения одною хитростью.
Попроси же Всевышнего, чтоб послал он скорую смерть Изяславу и Всеволоду и всем их сыновьям. Представляю, сколь роскошные поминки справил бы ты за их упокой, князь черниговский!
Ода не могла продолжать, рыдания душили ее.
Святослав, поначалу оторопевший от неожиданности, шагнул к супруге, желая ее успокоить.
Но Ода отпрянула от него, как от прокаженного:
- Не приближайся!.. Гадок ты мне!
- Что с тобой, горлица моя? - забормотал Святослав. - Одумайся! Куда ты?
Видя, что Ода отступает к двери, Святослав бросился наперерез и схватил жену за рукав исподней рубашки.
Ода рванулась, послышался треск раздираемой ткани. Святослав хотел подхватить Оду на руки, но после сильной пощечины невольно отпрянул.
Воспользовавшись заминкой, Ода выбежала из спальни.
Ласковые объятия Регелинды вызывали у Оды целые потоки слез. Она жаловалась служанке на злодейку-судьбу, на постылого мужа, на его братьев, на свое одиночество, поминая Ростислава, которого «отравили подлые люди, такие же подлые, как Святослав и его братья!».
Регелинда толком ничего не могла понять. Она уложила Оду в своей комнатушке, напоив ее чистой родниковой водой, освященной епископом Гермогеном в ночь на Крещение Господне. Служанка не допустила к Оде Святослава, который пришел взглянуть на нее.
- Что с ней, Регелинда? - допытывался князь. - Жар, что ли? Такой я Оду еще не видывал.
- Хворь у нее чисто женская, княже, - шепотом отвечала Регелинда. - Завтра встанет твоя женушка как ни в чем не бывало! Не кручинься. Ложись спать.
Святослав стоял перед Регелиндой с толстой восковой свечой в руке. Желтый язычок пламени освещал встревоженное лицо князя. Глаза Святослава в упор глядели на Регелинду с тупым недоумением, словно он силился понять, что кроется за выражением «женская хворь», и не мог.
Вдруг в тишине раздалось шлепанье босых ног. Из-за спины Святослава выскочила Вышеслава в длинной ночной рубашке со светильником в руке.
- Что случилось? - спросила девушка. - Я слышала плач матушки. Где она?
Регелинда всплеснула руками.
- Да ничего не случилось, глупая. Спать иди!
- А вы-то отчего не спите? - подозрительно молвила Вышеслава.
Святослав беззвучно выругался и, резко повернувшись, ушел в свою опочивальню.
- Чушь-то не городи! - оборвала девушку Регелинда и, крепко взяв за руку, повела за собой. - Распрекрасных тебе снов, лада моя! - с этими словами служанка втолкнула Вышеславу в ее спаленку, забрав у нее светильник.
Возвращаясь обратно, Регелинда услышала, как скрипнула дверь князя Всеволода и его жены. Служанка невольно замедлила шаг, прикрыв светильник ладонью, заметив впереди во мраке коридора смутную женскую фигуру в белых ниспадающих одеждах - Анастасия!
Регелинда не успела сообразить, что сказать гречанке, если и та обратится у ней с расспросами, как вдруг дверь снова приоткрылась, вместе с полоской света в коридор высунулась обнаженная мужская рука и втащила Анастасию назад в спальню.
Путь освободился, и Регелинда на цыпочках двинулась дальше. Проходя мимо только что затворившейся двери, она не удержалась и приникла к ней ухом. До нее донесся раздраженный голос Анастасии: «Пусти меня!.. Грех в Великий пост сладострастьем заниматься. О теле не мыслишь, так о душе промысли, Всеволод!» - «Иль не жена ты мне, Настя?» - прозвучал недовольный голос Всеволода. «Жена, но не раба!» - ответила княгиня.
«У этих свои кочки да ухабы! - с усмешкой подумала Регелинда. - Гречанка-то набожна, а муженек ее сластолюбив. Такому молодцу на ложе любая будет рада!»
Под «любой» Регелинда подразумевала себя. Она сразу положила глаз на Всеволода, еще когда увидела его впервые в Киеве лет десять тому назад…
Наступила первая суббота Великого поста: день поминовения усопших.
Спасо-Преображенский собор был полон молящимися. На этот раз князья, их жены и дети стояли перед алтарем. Бояре со своими женами и детьми теснились широким полукругом за ними. Черный люд заполнил все проходы у пяти столпов храма, толпился в распахнутых настежь главных вратах.
После выноса Святых Даров епископ Гермоген начал службу, гулкое эхо вторило его сильному зычному голосу в высоких сводах собора. Торжественное молчание многих сотен людей, стоящих плотно друг к другу, придавало всему обряду что-то завораживающее.
Анастасия сбоку глянула на Оду. Княгиня сосредоточенно молилась, склонив голову в темном платке и беззвучно шевеля сухими губами. Гречанка догадалась, по ком ее молитва.
С самого утра Ода была бледна и неразговорчива. Святослав тоже был не такой, как всегда. Всеволод и Анастасия, Вышеслава и Янка, пасынки Оды - все видели, что-то случилось. Но только одна Анастасия догадывалась об истинной причине молчаливого отчуждения между Святославом и Одой.
Когда архидиакон[79] приблизился к Святославу с пучком тонких свечей, в наступившей тишине прозвучал негромкий голос черниговского князя:
- Светлая память отцу моему великому князю Ярославу Владимировичу, в православии Юрию, матери моей великой княгине Ирине, в иночестве Анне, старшему брату моему Владимиру Ярославичу, в православии Василию, моей первой супруге княгине Брониславе, в православии Елизавете, моему младшему брату Вячеславу Ярославичу, в христианстве Петру, и другому младшему брату Игорю Ярославичу, в христианстве Федору.
После каждого произнесенного имени Святослав брал свечку, разжигал ее от свечи, горевшей перед Распятием, и ставил на канун - подсвечник в форме круглого стола.
Назвав последним брата Игоря, умершего шесть лет назад, Святослав перекрестился на Распятие и хотел было вернуться к алтарю, как вдруг Ода стремительно прошла мимо него к архидиакону, выхватила из его рук свечку и громко воскликнула:
- За упокой души христолюбивого племянника нашего Ростислава Владимировича, в православии Михаила!
Даже не удостоив мужа взглядом, Ода вернулась на свое место.
Святослав кивнул священнику и встал рядом с Одой, хмурый и недовольный.
Архидиакон нараспев затянул поминальную молитву:
- Упокой, Господи, души усопших рабов Твоих родителей и сродников князей Святослава и Всеволода Ярославичей: великого князя Юрия, жены его инокини Анны, сыновей их Василия, Петра и Федора Юрьевичей, а также внука их Михаила Васильевича и княгини черниговской Елизаветы и всех православных христиан и прости им все прегрешения вольные и невольные и даруй им Царствие Небесное!..
* * *
К концу марта растопило весеннее солнце сугробы и потекли по кривым улочкам Чернигова, по крутым переулкам на Третьяке и Подоле веселые ручейки. В лужах отражались голубые небеса. Края крыш украсились бахромой сосулек, истекающих прозрачной холодной влагой. Сосульки срывались вниз, не выдерживая единоборства с жаром солнечных лучей, и со звоном разбивались о твердые наледи. Их блестящие продолговатые обломки искрились на солнце, как горный хрусталь.
В один из солнечных дней уходящего марта Ода объявила Святославу, что намерена поехать в Саксонию к отцу. Она попросила мужа отпустить с нею Ярослава и Вышеславу.
Святослав не стал перечить. Его отношения с женой после отъезда Всеволода и Анастасии в Переяславль становились все хуже. На раздражительность Оды, на ее упорное молчание Святослав отвечал вспышками гнева и бранью.
Ода быстро собралась в дорогу. Кроме Вышеславы и Ярослава с нею отправлялись две молоденькие служанки и Регелинда. Ехать было решено верхом из-за надвигающейся распутицы.
Святослав для сопровождения супруги и детей отобрал сотню дружинников, поставив во главе всего Инегельда, владевшего немецким языком.
Прощание вышло сухим и коротким. Святослав хлопнул по плечу Инегельда и что-то коротко бросил ему по-шведски. Инегельд молча кивнул и отошел к своему коню. Затем князь поочередно прижал к себе Вышеславу и Ярослава. Подойдя к жене Святослав едва коснулся губами ее бледной щеки.
Протянув пергаментный свиток, он промолвил, не глядя на Оду:
- Вот грамотка твоему батюшке от меня.
Ода с безразличным видом взяла свиток и, не проронив ни слова, передала его Регелинде.
Святослав повернулся и ушел в терем.
Вышеслава расцеловала на прощание братьев. Олег помог сестре сесть верхом на коня, потом подошел к мачехе, чтобы проститься и с нею. Глеб, Давыд и Роман тоже садились на коней, они вызвались сопровождать Оду до развилки дорог.
Ода притянула к себе голову Олега и коснулась его лба горячими губами.
- Прощай, мой юный князь, - тихо сказала она.
- Мыслю, не на век прощаемся, - постарался улыбнуться Олег.
- Бог ведает, - прошептала Ода.
Опираясь на руку Олега, Ода села в седло. Лошадь под ней была смирная, она даже не тронулась с места, лишь пошевелила ушами.
Ода взяла в руки поводья, прежде чем направить лошадь со двора в распахнутые ворота, она подняла голову в круглой шапочке и перекрестилась на купола Спасского собора.
Олегу, не спускавшему с мачехи глаз, вдруг показалось, что она прощается с Черниговом навсегда. Олег снял с головы мурмолку, чтобы помахать ею, если Ода обернется.
Но Ода не обернулась.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.