Глава X. В СТЕНАХ АКАДЕМИИ РККА

Глава X.

В СТЕНАХ АКАДЕМИИ РККА

1927 год. Приказом наркома обороны А.И. Верховскому присваивается категория высшего командного состава «К-12». Всего в РККА командный состав имел 14 категорий (совсем как в Петровской Табели о рангах). Таким образом, Верховский в то время стоял на третьей от самого верха ступени военной иерархии, что соответствовало должностному положению помощника командующего войсками округа или начальника штаба округа. В том же году Александр Иванович получил звание профессора.

В середине 20-х годов в Красной Армии сложилась определенная концепция по вопросам применения танков в бою. Профессор А.И. Верховский в своем труде «Огонь, маневр, маскировка» писал: «С XVI века броня вышла из употребления на поле сражения, ибо сила человека и лошади не была в состоянии передвигать такую броню, которая защищала бы от появившегося огнестрельного оружия, но с появлением двигателя внутреннего сгорания все меняется, и боец снова получает возможность одеться в броню…

Старые рода оружия — артиллерия и пехота — должны будут уступить свое место новым силам, где решающее значение будет иметь двигатель внутреннего сгорания. Было время, когда огнестрельное оружие вытеснило рыцаря с поля сражения. Мы стоим сейчас на грани новой эпохи, когда «рыцари» вытеснят огнестрельное оружие. Только вместо одной лошадиной силы у него будет 400-сильный мотор, вместо панциря и щита — броня, которую не пробивает пуля, а вместо пики — скорострельная пушка»{519}.

Известные военные теоретики профессора А.И. Верховский и А.А. Свечин утверждали, что массовые армии, укомплектованные на основе всеобщей воинской обязанности, подобные тем, что участвовали в Первой мировой войне, рано или поздно уйдут в прошлое. Как показало время, они смогли предугадать на многие десятилетия вперед, что будущее в военном искусстве за хорошо оснащенными, мобильными элитными армиями (по современной терминологии — частями постоянной боеготовности). Верховский сравнивал их со средневековыми рыцарскими армиями.

В.О. Ключевский был выдающимся историком, но, как оказалось, его некоторые мысли почти полностью совпадали с мнением будущих крупных военных теоретиков XX века. Он писал: «Наша государственная машина приспособлена к обороне, а не к нападению… Нападая, мы действуем только 10% своих сил, остальные тратятся на то, чтобы привести в движение эти 10%»{520}.

В 1930-х годах А.И. Верховский и А.А. Свечин аргументированно выступили против М.Н. Тухачевского с его идеей массовой механизированной армии, ведущей войну на полное поражение противника (так называемой «теории сокрушения») и призывали больше внимания уделять обороне. По мнению Верховского, оборонительное сражение дает крупные политические выгоды и позволяет наращивать силы. Такая позиция вызвала резкую критику со стороны большинства советских военных теоретиков (и не только), бывших сторонниками массовых армий. М.Н.Тухачевский, отдавая дань научным заслугам Верховского и Свечина, все-таки считал обоих профессоров проводниками «влияния буржуазной идеологии на теорию военного искусства», обвинял их в «упадничестве» и в неполном понимании «марксистского подхода» к теории «военного дела…»{521}.

Нельзя не отметить, что относительно недавно Тухачевский и Верховский, как военспецы» были если и не единомышленниками, то и заметных расхождений в военных вопросах между ними, видимо, не наблюдалось. На торжественном собрании на Высших Академических курсах (18 февраля 1922 г.), посвященном 4-й годовщине РККА, состав выступавших с речами и их очередность была такой: Л. Троцкий, затем командующий Западным фронтом М. Тухачевский, потом командующий Московским военным округом Н. Муралов, затем А. Верховский и др. Так складывалась «неуставная иерархия» в новой военной элите, которая во второй половине 1930-х годов была в значительной степени «обновлена».

Профессор А.И. Верховский обладал масштабным мышлением и мог научно предвидеть особенности будущих войн, в которых будут широко использованы танки, артиллерия, авиация. Свои научные теории он выводил, имея за плечами опыт двух войн — Русско-японской и Первой мировой.

Он видел грозное лицо войны на всех фронтах: в Восточной Пруссии, в Галиции, в Карпатах, в Малой Азии, в Румынии; наблюдал боевую работу на всех ступенях управления: в стрелковой цепи, в штабе бригады, корпуса, армии, фронта, на суше и на море. Должность военного министра значительно расширила его мировоззрение и кругозор, и война разворачивалась перед ним всесторонне освещенной, всеобъемлющей картиной.

В биографии Тухачевского такой практики не было. Несомненно, что на фронтах Гражданской войны Тухачевский проявил себя незаурядным специалистом, обладавшим большими «оперативно-стратегическими способностями». В 1921 году командующим войсками по борьбе с «антоновщиной», — писал Маршал Советского Союза Г.К. Жуков, — был назначен М.Н. Тухачевский, и «бойцы радовались, что ими будет руководить такой талантливый полководец»{522}.

В воспоминаниях маршала Г.К. Жукова можно заметить противоречивость в отношении к репрессиям в армии. Видимо, сказалось воздействие цензуры. С одной стороны, Георгий Константинович осуждал массовые аресты, имевшие место в армии и справедливо называл их «противоестественными, совершенно не отвечавшими ни существу строя, ни конкретной обстановке в стране, сложившейся к 1937 году»{523}. С другой стороны, буквально на соседней странице, изменения в классовом составе армии были названы «благотворными». Для сына своего времени Г.К. Жукова было отрадным, что к 1937 году рабочие и крестьяне составляли более 70 процентов комсостава, а более половины командиров были коммунисты и комсомольцы. «Одним словом, дела шли хорошо», — констатировал маршал{524}.

В начале 30-х годов массовыми тиражами издавалась патриотическая литература. В одной из таких книг можно было прочитать, что численность Красной Армии составляла 562 тыс. бойцов и что «Красная армия состоит из рабочих, колхозников, батраков, бедняцко-середняцких масс крестьянства и служащих. Буржуазия — кулаки, торговцы, нэпманы — в Красной армии служить не имеют права… Если становится известным, что в Красную армию пролез кулак или торговец, необходимо немедленно об этом сообщить в военкомат или непосредственно в красноармейскую часть»{525}.

Иным был социальный срез армии в дореволюционное время. Служили представители всех слоев общества, обеспечивая внутреннее единство армии: аристократы (в основном в гвардии), в остальных воинских частях и во флоте — представители дворянства, мещане, крестьяне и рабочие, т.е. практически все сословия и национальности.

Маршал И.С. Конев в своих воспоминаниях объективно указывал, что «перед войной при расстановке кадров в армии было допущено немало ошибок, и эти ошибки сказались буквально в первые же месяцы войны…»{526}. Маршал И.С. Конев, к сожалению, не указал «цену» этих кадровых ошибок и не упомянул в своей книге профессора А.И. Верховского, но его дочь восполнила пробел, допущенный ее знаменитым отцом. В своей книге она писала: «Профессор Верховский в лекциях о механизмах управления войсками предлагал вниманию слушателей сопоставления с методами управления большим производством, скажем, в США, и советовал задуматься об инициативе и самодеятельности исполнителей, описанных в книге автомагната Форда «Моя жизнь». И далее: «В академии отлично читал лекции по тактике профессор Верховский, бывший военный министр в правительстве Керенского»{527}.

Сын А.И. Верховского Николай Александрович, гордясь своим отцом, вспоминал, что в годы Великой Отечественной войны многие выпускники курсов «Выстрел», Академии Генштаба РККА, ученики профессора Верховского, стали полководцами и крупными военачальниками, фактически они выиграли войну. По семейным преданиям, идея создания воздушно-десантных войск принадлежала именно профессору Верховскому и была доработана до практического применения Тухачевским. Первый в СССР десант в количестве 12 человек впервые был высажен на окраине Воронежа 2 августа 1930 года; — эта дата считается днем зарождения воздушно-десантных войск.

«Гитлеровские генералы, — писал Маршал Советского Союза А.И. Еременко, — не в состоянии отрицать того, что при создании парашютных войск они использовали наш опыт»{528}. Маршал А.И. Еременко в своих воспоминаниях подчас не называл конкретных имен, но становится совершенно ясно, о ком шла речь. Вопросам приоритета обороны, как известно, придавали основополагающее значение профессора Верховский и Свечин. Маршал А.И. Еременко писал: «Вскоре в связи с грубыми ошибками Сталина в вопросах обороны (выделено мной. — Ю.С.) и истреблением командных кадров многие положительные стороны нашей военной доктрины, нашедшие блестящее подтверждение в ходе киевских маневров, были преданы забвению. Лишь накануне нападения гитлеровцев, когда бушевавшая на Западе уже многие месяцы Вторая мировая война воочию показала правильность основных принципов маневров 1935 года, к нам вернулись вновь — конечно, не ссылаясь на опальные имена тех, кто их разработал и пал жертвой необоснованных репрессий»{529}.

Служба в Академии была постоянно сопряжена для профессора Верховского с огромными трудностями. В ответ на жалобы сестры, что он стал редко писать ей письма, Верховский отвечал:

«…Танюша, милая, я совершенно выбился из сил. Я веду громадную по объему работу, [которая] просто не оставляет у меня ничего живого внутри. Ибо силы мои подорвались за эти годы. Мечтаю хоть в этом году отдохнуть в санатории летом. Те короткие отпуска, которые мне давали, были передышками, но не давали возможность стать на ноги…»

(Из Москвы. 8.04.1923, л. арх.)

Интриги в Академии против Верховского начинались еще в 1920-х годах. 7 ноября 1924 года он писал в Ленинград:

«Сейчас начало учебного года, и меня не выпускают из Москвы. Но в декабре поездка в Питер намечена для инспекции Академий… Год этот вообще начался для меня очень тяжело. Прежде всего жалованье сокращено вдвое, затем моя работа, намеченная к печати, не печатается. Поэтому сидим с самыми ограниченными средствами. Кроме того, много разных еще и других неладов и по службе и дома. Б[ыть] м[ожет], придется уходить из Академии. Словом, огорчений много, а в таком настроении трудно говорить и писать…» (л. арх).

Что же было делать в такой ситуации? Альтернативы у Александра Ивановича не было и оставался единственный выход — «…теперь снова впрягаемся в хомут и снова ведем борьбу» (из Москвы 5.Х. 1925 г., л. арх.).

В 1927 году Верховский посетил Дагестан, а в 1929 году — Туапсе, где на него произвели тяжелое впечатление наблюдаемые им развал колхозов, гибель садов. В то время он отрицательно относился к колхозному строительству, не понимал его и считал ошибочным.

Несмотря ни на какие жизненные трудности, напряженная работа не прекращалась. Профессор А.И. Верховский увлеченно, как и всегда, работал над новой для него темой об автомобилях и военном их значении. И не только писал книгу, но и на практике постигал азы вождения. Будущая вторая жена Александра Ивановича, Н.С. Мануйлова (проживала тогда в Москве, Дурновский пер., д. 18, кв. 2) прислала сестре Верховского в Ленинград открытку, в которой 10 июня 1928 года она сообщала: «От Саши письма из разных мест он очень кажется доволен некоторыми моментами своей поездки, напр. он от Екатеринодара до Анапы проехал в автомобиле. Не пишет только, когда вернется… Жду письма, т.е. открытки» (л. арх.).

Из писем к сестре видно, что Верховский был не чужд и сентиментальности, тем более что ему, бывшему камер-пажу императора, было что вспомнить:

«Сейчас я в Киеве на маневрах. Был у Нелли[60]. Мы с ней целый день бродили по городу, были в художественном музее, в Лавре, обедали вместе, вспоминали тебя. Хотели даже вместе послать открытку, да не нашли… Сегодня с Нелли, гуляя с ней по Киеву, я так ярко вспомнил далекие дни Питерской жизни, когда папа и мама еще были живы; обеды, на которых давался «ris a la emperatice» и грушевый мед. Я совсем и забыл это лакомство. Нелли его напомнила мне. После обеда кофе в маленькой гостиной. Все эти детали давно прошедшего, в них что-то грустное. Я очень был рад повидать Нелли. Все порывы, искания молодости, жизнь завтрашним днем, все, что было так характерно для моей жизни тогда. Теперь этот завтрашний день стал сегодня. Итак ценишь те немногие дружеские, теплые отношения, которые жизнь сохранила…»

(Из Киева. 7.IX.1928 г., л. арх.)

В то же время Александра Ивановича посещали мысли не только о непростом настоящем, но и воспоминания о тяжелом прошлом:

«…Готовимся к 10-тилетию Академии. Видимо, будет большой праздник; как незаметно прошли 10 лет жизни.

Помнишь 10 лет тому назад мрак и холод Питера и отсутствие горизонта. Что тогда окружающий разгром застилал перспективу. Но как я рад, что смог все-таки разобраться и встать на верный путь. Я вспоминаю, что ты эту мысль поддерживала…»

(Из Москвы. 31.Х. 1928 г., л. арх.)

К 10-летию РККА Верховский был награжден золотыми часами с надписью «А.И. Верховскому за защиту революции. От РВС СССР». Эти часы можно заметить на фотографии Александра Ивановича 1930-х годов.

Постепенно накал страстей в Академии повышал свой градус, и Верховский в письмах стал осторожно намекать:

«Со мной ведут разговоры о годичном отъезде в Ростов на стажировку, но я не знаю, что еще из этого выйдет, ибо дело сие надо рассматривать как некое повышение по службе…»

(Из Москвы. 17.XII.1928 г., л. арх.)

В начале 1929 года Верховский снова побывал в Дагестане, где внимательнейшим образом изучил опыт действий РККА в борьбе с басмачами. По результатам той поездки им был написан труд, в котором заметно глубокое знание и понимание специфики организации военных действий в горах{530}.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.