Глава XIII
Глава XIII
В начале октября мы выехали с тетей Анной за границу. Уже знакомое мне Вержболово, аккуратные домики Восточной Пруссии, Берлин и дальше первый раз мною виденная, богатая и цветущая Западная Германия, за ней дымящая сотнями труб, живущая такой интенсивной жизнью, что пульсация ее чувствуется даже при проезде, Бельгия, – все это промелькнуло перед моими глазами, как в калейдоскопе, и сразу отвлекло от тяжелого кошмара последних недель.
В Париже мы встретились с дядей Сережей Сазоновым, и семь дней нашего там пребывания быстро прошли между осмотром города и примерками моей тети у Борта и Дусэ.
И дядя, и тетя старались меня баловать, и я все больше и больше отходила душой и отдыхала от пережитого, хотя все-таки не поправилась достаточно, чтобы вполне оценить Париж.
В Милане назначена была встреча с Mlle Nour, бывшей гувернанткой, а теперь самым преданным другом тети Анны. С ней я отправилась в Сальсомаджиоре, а тетя поехала прямо в Рим.
Только с момента переезда итальянской границы почувствовала я себя вполне нормальным человеком и всем своим существом впитывала в себя всю волшебную красоту Италии, которую сразу полюбила, как вторую родину.
И язык ее, и природа, и памятники искусства – все меня очаровывало, все мне было дорого и мило с первого шага моего по этой благословенной земле.
Одно Сальсомаджиоре меня разочаровало – голая, некрасивая местность и две гостиницы международного масштаба. Ничего типичного для Италии, никакой «couleur locale».
Зато потом, когда, кончивши скучное лечение, мы поехали в Рим, останавливаясь по дороге в Парме, Болонье, Флоренции, я совсем попала под обаяние этой удивительной страны.
Особенно сильное впечатление произвела на меня Флоренция. Приехали мы туда ночью и долго искал свободной комнаты, переезжая из гостиницы в гостиницу. И эта прогулка по темным, плохо освещенным улицам со средневековыми домами, церквами и дворцами, дышащими таинственным и мрачным прошлым и неизъяснимой поэзией – никогда мною не забудется.
Даже Рим – и тот не изгладил этого впечатления. А как там было чудно! Какой добротой окружили меня тетя и дядя, и как непривычно, легко и радостно чувствовала я себя, когда с утра отправлялась с Бедекером под мышкой изучать «заштатную столицу мира», как дядя Сережа Сазонов называл нежно им любимый Рим.
Днем тетя меня брала с собой кататься по городу, или по Кампанье, или к друзьям с визитами. Казенная квартира Сазоновых была в чудном старинном доме, называемом итальянцами «палаццо Галицын». Старая каменная лестница, прекрасные потолки и двери клали на этот дом отпечаток старины, а его устройство – такое красивое и удобное, с прекрасной стильной мебелью, хорошими картинами, мягкими коврами превращали его в современный нарядный европейский дом.
Вся жизнь там носила совершенно иной отпечаток, чем у нас дома – все было мне в диковинку, но все меня интересовало и очень мне нравилось. Не было в этой жизни и тени патриархальности нашего ковенского быта, ни кипучего темпа жизни петербургской с нелюбимым всеми нами налетом «казенщины», вносимой в нее казенной обстановкой, казенной прислугой и т. д.
Все здесь было нарядно, подтянуто, удобно и приятно. Вся жизнь интересна и содержательна, но размеренна, не утомительна, без болезненных перебоев и глубоких отдыхов русской жизни. Не сразу я ко всему этому привыкла, но, привыкнув, очень оценила.
Дядя Сергей Дмитриевич Сазонов уже давно жил за границей: много лет провел он в Англии, и эта жизнь прочно привила ему западноевропейские вкусы и привычки, которые, сливаясь с его чисто русской натурой, создавали из него очень интересного человека. И он, и тетя массу читали на всех знакомых им языках, и дядя всегда мне говорил:
– Какая ты счастливая, что не обязана читать кроме книг газеты, а я вот, по долгу службы, должен с утра набивать себе голову этой дребеденью.
Как дядя и тетя хорошо ни знали Рим и его сокровища, им обоим доставляло огромное наслаждение снова и снова пойти полюбоваться на какую-нибудь любимую картину, статую или здание, и они с любовью украшали свой дом произведениями искусств.
Во время моего почти двухмесячного пребывания в Риме дядя Сережа просил для себя, тети и меня аудиенции у папы.
Быть принятой папой римским в частной аудиенции, конечно, очень меня прельщало, и я с восторгом в назначенное утро оделась во все черное с черным кружевом на голове, как этого требовал в то время этикет при представлении папе и что означало траур по утраченной папой светской власти.
Пройдены ворота со швейцарской гвардией в ее удивительных, красных с желтым средневековых костюмах, пройдено много зал с бесшумно снующими по ним духовными лицами, короткое ожидание в приемной, где нас встречает папский «Camerieri di Сара e di Spado» (придворный папский чин), и нас просят в кабинет Его Святейшества.
Из глубины огромной комнаты идет нам навстречу приветливо улыбающийся Пий X. Я старательно делаю глубокий придворный реверанс и целую благословляющую меня руку, украшенную папским перстнем. Потом папа садится к своему письменному столу, поворачивая кресло лицом к нам, и приглашает нас сесть около себя. Начинается разговор, в котором я не могу принимать участия, несмотря на то, что папа обращается несколько раз лично ко мне, так как говорит он лишь по-итальянски, не в пример своему предшественнику Льву XIII, свободно изъяснявшемуся на нескольких языках.
Мой запас итальянских слов очень мал, и хотя я понимаю сказанную в мою сторону с доброй улыбкой фразу: «Corne sta il suo padre e la sua sorella?» (Как поживают Ваш отец и Ваша сестра?), ответить я могу лишь благодарным взглядом и немым поклоном, предоставляя дяде Сереже рассказать все могущее интересовать папу о моем отце и Наташе.
Конец беседы указывается, как у коронованных светских властителей, вставанием самого папы, снова дающим нам поцеловать свою руку.
Уходя, опять же, как у коронованных, не полагается поворачиваться спиной, а надо пятиться к двери спиной, смотря все время на папу.
Я старалась глядеть и на Пия X и на все его окружающее во все глаза, забыла этикет и преспокойно отвернулась от папы, простившись с ним. Тетя Анна испуганно повернула меня за плечи, да так энергично, что я, все еще не соображая, что от меня требуется, быстро повернулась вокруг себя самой, как волчок, и лишь тогда, поняв свою оплошность, страшно покраснев, кинулась к двери.
Последнее, что я увидала, взглянув еще раз на Пия X, это весело смеющееся лицо, когда он, покачивая головой, смотрел мне вслед.
Сазоновы, как члены дипломатического корпуса, аккредитованного при Святейшем Престоле, при дворе короля не бывали, так как в то время оба эти двора считались во вражде друг с другом. В еще более отдаленные времена между так называемыми белым и черным обществами была пропасть и представители их друг с другом не бывали знакомы и никогда в нейтральные дома одновременно не приглашались. В 1906 году эта разница сгладилась, но оставались выражения: «Сегодня я была на «черном» чае. В отличие от чая «белого».
Очень интересны бывали у Сазоновых приемы католических прелатов, людей большею частью в высшей степени культурных и всесторонне образованных. Приемы же кардиналов происходили по определенному традиционному этикету.
Встречали кардиналов два лакея у самой дверцы кареты с высокими, особого типа свечами с гербами и красными бантами (цвета кардинальской мантии) и провожали их до верха лестницы, где их на первой сверху ступеньке встречал хозяин (посол или посланник), а хозяйка – у входа в помещение посольства или миссии.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.