Полабье и Поморье

Полабье и Поморье

На рубеже VII/VIII вв. западнославянский мир уже охватывал всю свою нынешнюю территорию — земли Польши, Чехии, Словакии, а также современную Восточную Германию. Точное число сложившихся здесь племенных союзов и самостоятельных племен для того времени определить трудно. Названия многих вовсе неизвестны. Ряд областей — скажем, вся Словакия, — остаются в этом смысле «белыми пятнами». Речь, однако, совершенно определенно идет не об одном десятке независимых славянских «княжений».

Крайний северо-запад славянского мира, низовья Лабы и лежащее к западу побережье занимал племенной союз полабских славян во главе с ободричами. В него входили и другие славянские племена венедского корня — смоляне, варны, вагры. Местные германцы, оставив в наследство варнам и ваграм свои названия, уже полностью ославянились. На западе, по Лабе, ободричи граничили с саксами. Небольшое племя славян — древане — обосновалось уже в VIII в. в лесистых землях по левому берегу Лабы, потеснив германцев. Восточная граница ободричей проходила по землям варнов, от побережья южнее Руяны. Неясно, входили ли когда-нибудь в ободричский союз руяне. Они были потомками здешних германцев ругиев и венедских беженцев, спасавшихся от натиска велетов.

Войны между ободричами и велетами продолжались на протяжении VIII в. с прежней ожесточенностью. Велеты, как правило, наступали.[1744] Их военизированное общество, жившее за счет сбора дани и боевой добычи, не прекращало искать врага и новых земель. Главным оплотом ободричей стал основанный ими на землях варнов стольный Велиград. В 680 г. велетам удалось захватить и разрушить этот вражеский центр. Вскоре, однако, ободричи выбили врагов из Варнии и восстановили свою столицу. Велетские гончары остались в восстановленном Велиграде уже как пленники.[1745]

Знакомство с велетским гончарством закончилось восприятием самими ободричами гончарного круга. Велиград уже с конца VII в. превратился в важнейший центр распространения новой, менкендорфской гончарной керамики. В самом граде она составляла 82 % керамики при 14 % лепной суковской. Продукция велиградских и прочих ободричских гончаров на западе достигала Вагрии и ее важнейшего центра, Старграда. Но здесь она пока не преобладала. Расцвет гончарства сыграл свою роль в обогащении Велиграда. Более чем сто лет остававшийся неприступным для врагов, он постепенно превратился в важнейший центр ремесла и торговли для всех окрестных земель.[1746]

Агрессия велетов, натолкнувшись на упорное сопротивление на западе, искала себе иной выход. В VIII в. велеты вторглись на Руяну и на какое-то время подчинили жителей своей власти. Смешения с местным населением почти не происходило. Власть велетов представляли немногочисленные дружины.[1747]

К югу от велетских лежали земли отчасти родственных им лужичан. Самая северная часть племен здешней торновской культуры — стодоряне — окончательно вошла в состав велетского союза. Произошло это еще в первой половине VIII в. С другой стороны, на остальной торновской территории сложился независимый племенной союз лужичан. На протяжении VIII в. пришельцы с севера, принесшие торновскую культуру, все больше смешиваются с местным населением. На первых порах разница между культурой градов и сел оставалась весьма заметна. Но теперь селяне отказываются от своих полуземлянок в пользу наземных домов. Используют они в основном не обычную для себя срубную, а принесенную торновцами столбовую конструкцию. Лепная керамика с конца VII в. все больше подражает торновской гончарной. Появляются и быстро распространяются различные по форме орнаментированные лепные сосуды «псевдоменкендорфского» типа. Гончары-«торновцы» начинают поставлять свою продукцию в села. В конечном счете во второй половине VIII в. их жители повсеместно сами восприняли гончарный круг. Лепная керамика исчезла.[1748] Подобное смешение происходило и на севере, у самих велетов. Здесь лепная керамика сельской округи тоже полностью уступила место фельдбергской.[1749]

У торновцев, так же как у велетов и ободричей, ремесленники уже начали активно работать на заказ. Уже в VIII в. наряду с княжеско-дружинными градами появились первые ремесленные поселки с крупными мастерскими. Такие поселения обеспечивали гончарной посудой, орудиями труда или иными товарами обширную округу. Они становятся естественными центрами меновой торговли.[1750]

К востоку от велетских земель, в Польском Поморье, складывался независимый племенной союз. Здешние племена в первой половине VIII в. еще оставались под мощным велетским влиянием. Это влияние, насколько мы знаем велетов, едва ли ограничивалось только культурой. Есть все основания говорить о том, что велеты господствовали над жителями Поморья.

Культура Поморья, подвергаясь влиянию велетов, развивалась в то же время достаточно независимо. На смену керамике голанчского типа вскоре приходит кенджинская. Для нее типичны сосуды с выпуклыми боками, напоминающие вазы и украшенные орнаментом. Кенджинская культура развивалась еще под воздействием велетской фельдбергской. Под влиянием завоевателей поморяне к середине VIII в. полностью отказались от лепной посуды. Появилось местное гончарное ремесло. Новые типы посуды конца VIII в. — бардыский и волинский — уже меньше связаны с велетскими. Посуда прежних типов, правда, бытует вместе с новой.[1751]

По материалам керамики очевидно постепенное ослабление культурного влияния велетов. Местное население обретало культурную самостоятельность. Сопровождалось это и укреплением самостоятельности политической. Связанные ожесточенными войнами на западе, велеты не могли этому помешать. В VIII в. в Поморье появляется собственные грады, центры независимых племен. Первоначально это небольшие «круглые города» или мысовые укрепления. Старейшим же из градов являлся Голанч (откуда названий голанчской культуры) — крепость площадью 3800 м², защищенная валом, вплотную к которому располагались дома. Возник он еще в VII в. В середине VIII в. был возведен первый вал в Кенджино. Такого же «круглого» типа позднейшие Барды и Радач.[1752]

Славяне в течение VIII в. шире заселяют балтийское Приморье, двигаясь к Висле и выходя к морским берегам. За время расселения поморяне серьезно усовершенствовали свое хозяйство. Они стали выращивать рожь. Резко выросло значение свиноводства. Если в VII в. до 50 % стада составлял крупный рогатый скот, то с VIII в. уже 60,8 % — свиньи. Для строительства домов и укреплений использовали, в первую очередь, дуб и ясень. Развивалось ремесло железоделов, сырьем которым служила болотная руда. В районе Колобжега славяне еще к концу VII в. освоили солеварение, а чуть позже — морское рыболовство.[1753]

Расселение славян вдоль Балтийского моря, освоение морских просторов вовлекали их в разворачивающуюся тут межплеменную борьбу. С конца VII в. воды Балтики стали не только ареной прибрежной торговли, но и театром военных действий. Финские, северогерманские и балтские племена совершали друг на друга грабительские набеги, опустошая богатеющее Приморье. Особенной активностью со временем стали отличаться северные германцы — даны, юты, свеи и другие, — которые вскоре войдут в историю под общим именем «норманны», люди севера. Отбрасывая врага от своих берегов, они сами совершали далекие походы за добычей, подчас обкладывая побежденных данью-откупом. На Севере начиналась эпоха викингов. Балтийским славянам, пока только осваивавшим мореходство, следовало позаботиться о своей свободе и безопасности.

Первые столкновения между северными славянскими племенами и ютами могли происходить еще в прежние века. Датские предания приписывают победы над «вендами» полулегендарным конунгам Фроди и Хельги, жившим в V–VI вв.[1754] Юты могли уже тогда подниматься по рекам, впадающим в Балтику, и разорять разобщенные славянские села. Но действительно реальный характер ютская угроза обрела тогда, когда славяне вышли к морю на землях Вагрии и стали соседями обитателей Ютландского полуострова. Что касается собственно данов, то они тогда занимали архипелаг Сьяланд и Сканей в нынешней Южной Швеции, и непосредственно славянам стали угрожать не сразу.

Первый имеющий реальные очертания конфликт со славянами приписан в датских средневековых хрониках конунгу Хрёрику Метательное Кольцо. Правил он ютами и частью данов на рубеже VII/VIII вв.[1755] По сведениям написанной в XII в. «Хроники Лейре», Хрёрик «покорил Курланд, Вендланд и свеев; они платили ему дань».[1756] Покорение свеев здесь — явное преувеличение. Покорил их на самом деле родич и тесть Хрёрика, позднее сгубивший и его королевство, конунг данов Ивар Приобретатель. Хрёрик, впрочем, мог участвовать в этом.

Писавший позднее Саксон Грамматик донес до нас целое эддическое сказание о войне Хрёрика с куршами и вендами. Он, правда, пытается убедить, что речь идет о восстании покоренных прежними королями данников. Но это, как можно судить по «Хронике Лейре», где-то домысел, а где-то лукавство. Впрочем, обычное для многих хронистов.

По словам Саксона, курши в союзе со свеями напали на Данию. Хрёрик хитростью победил приплывших по морю врагов, уничтожив их флотилию. Славяне-венды, отказавшиеся платить дань Хрёрику, заключили союз с его врагами. Не зная об их гибели, изнемогая от неизвестности и ожидая легкой победы, они решились ударить по вражескому конунгу первыми. Когда датский и славянский флоты встретились, стало ясно, что предстоит жестокая битва. Тогда один славянский воин, славившийся как колдун, обратился к врагам со словами: «Выдержать поединок — предотвратить общее избиение, угроза для многих выкупается ценой немногих. И если у кого из вас достанет мужества сразиться со мной, я не увильну от условий схватки. Но прежде всего я требую от вас принятия следующих, мною придуманных условий. Если я одержу победу, то мы будем свободны от податей; если я проиграю, то будем платить вам дань. Ибо сегодня я или освобожу свой край от ига рабства своей победой, или порабощу его своим поражением. Примите меня как поручителя и заложника при любом исходе».

Вызвался один молодой дан. Он погиб в первой же схватке со славянином. Славяне почтили своего победителя «процессией» и «плясками» — зарисовка явно с натуры, хотя неизвестно какой эпохи. Возгордившийся славянский герой решил попытать счастье еще раз. Он вновь пошел к датскому становищу и поставил сызнова те же условия. Но в этот раз на битву вышел прославленный датский воин Убби. Он сошелся со славянином — и после жестокого поединка оба героя пали, сразив друг друга. Тогда-то якобы «мятежники» признали свое поражение и согласились платить Хрёрику дань.[1757]

Историческая основа этого сказания, искаженного к тому же средневековым хронистом, восстанавливается с трудом. Едва ли можно сказать больше того, о чем мы уже осведомлены из «Хроники Лейре». Хрёрик сражался с балтийскими славянами, победил и взял с них «дань»-откуп. Славяне, конечно, могли являться и нападающей стороной. Позднее они не раз нападали на данов и ютов — как и те на них. Но поводом к войне, как можно заключить из Саксона, явилось именно требование Хрёриком дани.

Столь же туманно, с какими именно славянами имел дело Хрёрик. В начале IX в. даны называли «Хрёриком», «Рериком» славянский Велиград.[1758] Напрашивается смелая мысль, что Хрёрик сыграл определенную роль в восстановлении города — как раз в его времена — после велетского разгрома. В этом случае его главными противниками являлись велеты, а ободричи воспользовались вторжением данов для оттеснения своих врагов. Ясно, что без использования конунгом распрей между славянскими племенами дело не обошлось. Непрестанная война между велетами и ободричами создавала все условия для чужеродного вмешательства. Как бы то ни было, ни о каком подлинном завоевании или даннической зависимости речь не шла. Вряд ли Хрёрик обложил данью воинственных велетов. Самое большее, он отбросил их на восток от Велиграда — и от подступов к Ютландии. Что касается ободричей, то они могли какое-то время выплачивать данам откуп — если дело не ограничилось единичной выплатой. Выплата же эта являлась то ли «данью», то ли платой за военную помощь. Итак, события могли выглядеть и совершенно иначе, чем в датском героическом сказании.

Вверх по Лабе от ободричей, к западу от лужичан, между Лабой и Заале, жили белые сербы. У них еще с VII в. существовало единое княжение во главе с общим вождем, делившееся на малые племенные земли. В VIII в. сербы сохраняли и независимость, и племенное единство. Не вступая в крупные столкновения с соседними славянами, расселялись они на запад — насколько позволяли союзные отношения с тюрингами. Сближение с германцами ускорило исчезновение у сербов обряда сожжения умерших. В VIII в. у них, единственных из западных славян, уже господствует ингумация. Это было и одним из отражений окончательного смешения сербов с покоренными ими племенами.[1759]

Для сербов и их южных соседей в Чехии было естественно искать дружбы и с франками Австразии. Особенно с конца VII в., когда Австразия начала усиливаться под властью майордомов из рода Арнульфингов. Влияние Арнульфингов до Карла Мартелла еще не распространялось на Тюрингию. Но верховья Майна в районе Вюрцбурга находились под прямой властью Австразии. Помимо того, что и здесь, во Франконии, расселялись славяне, эти земли вплотную примыкали к племенным волостям и сербов, и лучан. Потому не видим основания сомневаться в том, что в конце VII в. славянские послы бывали при дворе майордома Пипина II Геристальского — и наоборот. Об этом сообщают поздние Мецские анналы.[1760]

Еще одна особая племенная группа славян проживала еще в конце VII в. к юго-востоку от Поморья, в Мазурском Поозерье. Здесь в результате серии внешних завоеваний сложилась своеобразная культура, в числе строителей которой были и туземные галинды, и лангобарды с гепидами, и славяне. Одну часть правящего слоя составляли потомки пришедших с юга вместе со славянами авар. Другую — знать земледельческих племен. «Мазонами», по прусским преданиям, совместно предводительствовали князь Антонес (Ант?) и вождь пришедших из «Паннонии» кочевников-«роксоланов» с тюркским именем Чинбег. «Мазоны», как повествуют те же предания, сохраненные хроникой Симона Грунау, брали дань со своих северных соседей, пруссов. Пруссы вынуждены были отдавать воинственным угнетателям свое главное сокровище — янтарь, а также копченую рыбу. Но главной тяготой была обязанность отдавать мазонам детей мужского пола от каждой семьи. Это и обеспечивало Мазуры рабочей силой, и ослабляло сопротивление пруссов.

Наконец, пруссы восстали. Предание связывает восстание с основателями Пруссии братьями Видевутом и Брутеном, но это лишь результат объединения вокруг их имени разновременных преданий. Сначала Антонесу и Чинбегу удалось вместе разбить Видевута. Но затем, будто бы заручившись покровительством бога грозы Перкунса, которому поклонялись пруссы, Видевут разгромил противника. Оба вражеских вождя погибли. Пруссы разорили Мазуры, истребив или поработив тамошних жителей. На этом история Мазурской культурной группы завершилась. Славянский, аварский или германский элемент в Галиндии более не прослеживается. С другой стороны, началось усиление Пруссии — одного из крупнейших племенных княжеств Балтии.[1761] Набеги пруссов и других балтских племен привели к оттеснению за Вислу славянских общин, начавших было расселяться в Мазовии. В VIII в. мазовецкие земли оставались необитаемыми.[1762]

Данный текст является ознакомительным фрагментом.