§ 2. Эволюция российской монархии к абсолютизму

§ 2. Эволюция российской монархии к абсолютизму

Россия в XVII в. была унитарным государством, с формой правления в виде сословно-представительной монархии. В кто время царская власть, олицетворявшая собой высшее государственное начало, осуществляла свойственные верховной власти функции (главнейшие из них заключались в регулировании жизнеобеспечения социума и организации его защиты) при опоре на институты сословного представительства: Думу и Земские соборы. Характеру сословно-представительной монархии соответствовала незавершенность государственно-политической централизации, дробность социальной структуры господствующего класса и общества в целом. Функционирование всей системы государственных учреждений осуществлялось на основе местнического принципа. Во второй половине XVII в. в организации политической власти и системы управления все отчетливей вырисовываются существенные изменения, которые обычно осмысливаются как показатель постепенного обретения российской монархией абсолютистских черт.

Развитый абсолютизм — это политическая форма государства, характеризующаяся неограниченной властью монарха, опирающейся на централизованную систему бюрократического управления, регулярную армию, единую систему налогов, подчиненную государственному аппарату церковь, постоянные органы суда, полиции, контроля. Разумеется, ни одного из перечисленных элементов абсолютизма в России XVII в. не было. Однако для этого времени речь идет не об утверждении новой формы монархии, а об определенных абсолютистских тенденциях в ее эволюции, получивших завершение в Петровскую эпоху. Причины, вызвавшие изменение формы монархии, сопровождаемое перестройкой системы государственных учреждений и институтов, в литературе определяются по-разному.

О них речь еще впереди. Здесь же уместно заострить внимание на исторических факторах вызревания двух наиболее ярких проявлений эволюции сословно-представительной монархии к абсолютизму — усилении самодержавного характера власти царя и свертывании политической активности ведущих сословии, что в совокупности привело к постепенному затуханию, а затем и полному отмиранию Земских соборов.

Причины этих явлений, находившихся, выражаясь математическим языком, в обратно пропорциональной зависимости, во многом определялись исходными параметрами существования российского социума, выдвигавшими государственное начало в качестве важнейшего фактора его развития. В середине — второй половине XVII в. в социально-экономической жизни России, ее внутриполитическом развитии и международном положении произошли существенные изменения. В этот период в результате длительной и тяжелой войны в состав России были возвращены утраченные в начале века земли; осуществлялось дальнейшее продвижение в Сибирь; была создана грандиозная оборонительная система на юге и юго-востоке страны, потребовавшая огромных материальных и трудовых затрат и не только защитившая центр страны от набегов крымских татар, но и позволившая продвинуться в глубь Дикого поля, начав его хозяйственное освоение; в это же время верховной властью предпринимаются усилия по созданию крупного промышленного производства; развертывается борьба с социальными и национальными движениями; организуются массовые сыски беглых крестьян, проведение подворной переписи; происходит реорганизация военной службы и многое другое. Масштабность задач внутренней и внешней политики в условиях ограниченности податных возможностей населения и других каналов бюджетных поступлений, а также частных накоплений («совокупного прибавочного продукта») требовала от правительства крайней мобилизации внутренних сил и ресурсов. Это не могло не сказаться как на организации политической власти и системы управления, так и на характере ее взаимоотношений с сословиями. Можно сказать, что общество, развитие которого требовало от большинства населения колоссального напряжения и отдачи, нуждалось в сильной государственной власти, обладающей мощной мобилизационной способностью. В феодальную эпоху носителем такой способности выступало самодержавие. В связи с этим обретение российской монархией при Алексее Михайловиче самодержавных черт было закономерным явлением, не связанным с личностью того или иного монарха. Разумеется, эта закономерность стала проявляться лишь при определенных условиях. Не случайно преждевременные амбициозные устремления Ивана Грозного к установлению «самодержавства» могли на какое-то время реализоваться только при помощи жесточайшего террора. Что касается личностных качеств и черт характера Алексея Михайловича, то они вовсе не соответствовали тому облику, который постепенно обретала при нем монархическая власть. Это стоило царю немалых душевных мук и большой внутренней работы.

Усиление царской власти протекало в специфических условиях развития сословного строя в России, характерными чертами которого являлись слабость сословий, незавершенность их формирования и меняющаяся структура. К тому же сами сословия, осмыслив пагубность ослабления верховной власти в годы Смуты, не препятствовали в дальнейшем ее усилению на самодержавной основе. Кроме того, формирование сословий, как и многое другое, в России происходило при активном участии этой власти, укрепление которой обеспечивало ведущим в представительных учреждениях социальным силам осуществление их интересов и запросов. Уложение 1649 г., удовлетворив основные пожелания дворянства и верхушки посада, ослабило их политическую активность.

Основные тенденции эволюции социального и политического строя России уловило и закрепило уже Соборное уложение 1649 г.

Усиление самодержавной власти царя. В Соборном уложении нет специальных глав, характеризующих государственный строй России. Однако наличие монарха, Боярской думы, Земских соборов, приказов, местных органов управления и их основные черты достаточно хорошо характеризуются законом в разных главах.

Уложение закрепило процесс усиления царской власти. Впервые в русском законодательстве Уложение выделило специальную главу, посвященную уголовно правовой защите личности монарха. В главах II «О государьской чести и как его государьское здоровье оберегать» и III «О государеве дворе» в одном ряду с тягчайшими государственными, политическими преступлениями рассматривались действия, направленные против жизни и здоровья царя и членов его семьи, его личнои «чести» и «чести государева двора». Розыск по ним уже с 20-х гг. XVII в. вошел в судебную практику под общим понятием «слова и дела государева». Самые жестокие, вплоть до смертнои казни, наказания применялись в равной мере за участие в восстаниях и заговорах, за самозванство, измену, шпионаж, богохульство, а также за брань и обнажение оружия во время ссоры в царском дворце или близ него, за неосторожные, сказанные без какого-либо умысла слова, которые могли быть истолкованы как «воровские», «поносные» для «государевой чести». В этом проявлялось отождествление власти и личности царя с государством, что свидетельствовало о приобретении монархией с середины XVII в. абсолютистских черт.

В Уложении обращено внимание на правовую защиту всех уровней власти — высшую, центральную, местную. Особые статьи главы II предусматривают наказание за «скоп и заговор», понимаемые как враждебные массовые действия в отношении частных и должностных лиц. Причем если в первом случае наказанием была торговая казнь, то всякое «прихаживанье» толпой «для воровства» к государю или к представителям власти каралось смертной казнью «безо всякия пощады». Введение этих норм прямо вытекало из «бунташной» обстановки конца 1640-х гг., затронувшей центральное правительство и приказных служителей, столицу и периферию. В Уложении особо выделяются преступления против порядка управления: изготовление поддельных грамот, печатей, приказных писем, наложение печати на подложные («воровские») документы, фальшивомонетничество. Все они также карались смертной казнью. В середине столетия еще жива была память о самозванцах начала века, о рассылаемых ими или от их имени различных грамотах. Отныне подобные акции и юридически определялись как преступные. Еще одним тяжким и особо опасным для государственных интересов преступлением признавался отъезд за рубеж без грамоты. В главе VI Уложенная специальное внимание уделено правовой защите государственной безопасности и регламентации выезда в другие страны.

Людям всех чинов вменялось в обязанность извещать царя, думных и приказных людей и воевод о совершенных или готовящихся государственных преступлениях. Впервые в законодательстве смертная казнь предусматривалась лишь за одно недоносительство. При этом за ложный извет полагалась «торговая казнь», т. е. битье кнутом на торговых площадях. Если ложный донос касался наиболее тяжких государственных преступлений, то изветчику полагалось то же наказание, которое должен был понести оговоренный. Расследование извета производилось в виде розыскного-процесса, обязательным элементом которого была пытка. Таким образом, в пяти главах Соборного уложения содержится детальная характеристика политических преступлений, которые впервые выделялись из разряда уголовных, что само по себе свидетельствовало о том, что государственная власть отныне провозглашала свою защиту делом первейшей важности. Причем высшей государственной ценностью и олицетворением государственного начала признавалась сама личность монарха, ограждаемая не только от направленных против нее действий, но и от злого умысла.

Об усилении самодержавного характера власти царя свидетельствовало и резкое возрастание количества «именных» указов, издававшихся им без предварительного обсуждения их в Думе. Так, из 618 указов законодательного характера, изданных после 1649 г., 518 уже были именными. Многие документы времени Алексея Михайловича несут на себе следы напряженной работы царя над ними. На их полях нередко встречаются пометки: «справитца», «подумать», «ведомо», «отписать». С годами для второго Романова все более становится характерным стремление проверить исполнение указов и распоряжений, отступление от которых самим царем рассматривалось как тягчайший грех и преступление.

Степень личного вмешательства царя в управление резко возросла в связи с созданием Приказа тайных дел, стоявшего вне существующих органов управления и над ними. B этом смысле наличие подобной структуры станет характерным для политической организации российского абсолютизма в послепетровское время. Примечательно, что усилия Алексея Михайловича как непосредственного руководителя нового учреждения в первую очередь были направлены на усиление пригляда за служилыми людьми, на получение «независимой» от официальных источников информации об их служебном рвении и его соответствии царской воле. Не найдя продолжения у ближайших преемников Алексея Михайловича (приказ был ликвидирован вскоре после его смерти в 1676 г.), эта линия в деятельности Тайного приказа в петровское время разовьется в создании систем фискалитета и прокуратуры.

В пышном титуле, принятом царем Алексеем Михайловичем после вхождения Украины в состав России, окончательно закрепился термин «самодержец». Прежние слова «государь царь и великий князь вся Русии» были заменены выражением «Божией милостью великий государь, царь и великий князь всея Великия и Малыя и Белыя России самодержец». Обязательным формулярным этикетным приемом в официально-деловых и частных челобитных на имя царя были уходящие в глубину веков уничижительно-пренебрежительные формулы имен писавших («пишет холопишка твой», «молит тебя рабишка твой» и т. д.). Причем если «рабами» были тяглые разряды населения, то «холопами» по отношению к царю выступал весь служилый люд, включая бояр и другие думные чины, что подчеркивало высочайший статус и могущество персоны самодержца. Однако внешний характер отношений между верховной властью и различными чинами далеко не всегда отражал их суть, как и реальный вес того или иного лица в окружении царя. Например, всесильный Б. И. Морозов даже в период его абсолютного лидерства в правительстве Алексея Михайловича до московского восстания 1648 г. внешне являлся всего лишь «государевым холопом», возглавлявшим правительство по воле морарха.

Усиление самодержавного начала проявлялось не только в сугубо политической сфере. Не менее показательным было наступление государственной власти на права и сферу влияния церкви, вызвавшее сопротивление высших духовных иерархов и лежавшее в основе острого конфликта Алексея Михайловича с патриархом Никоном. Значимой была и радикальность ликвидации в городах «белых» слобод, принадлежавших отдельным светским и духовным лицам и монастырям. Проведенная в интересах усиления государева посада в целях укрепления финансов реформа по своей сути означала упрочение самодержавного строя. Приоритет государственного начала проявлялся даже в существовавшей на Архангельской ярмарке практике начала вольной торговли только после закупки привозимое на нее товаров царской казной.

О царе Алексее Михайловиче Г. Котошихин писал как о «самодержце», который «государство правит по своей воле», «что хочет, то учинити может». Это замечание справедливо лишь отчасти. Оно отражает скорее внешнюю сторону характера власти царя, ее деспотические черты. В глазах русских и иностранных современников они затмевали еще продолжавшееся разделение царем правительствующих функций с Боярской думой и патриархом, представлявшими две могущественные политические силы — феодальную знать и церковь.

Эволюция важнейших политических институтов. Перемены коснулись и Боярской думы. Следует подчеркнуть особо, что активность думных структур к концу XVII в. не падала, как не падало и значение думного чина, хотя оно и трансформировалось в условиях отмены местничества и борьбы политических группировок за власть. Не снижалось и участие думных чинов — этой традиционной властной элиты — в государственном управлении. Однако постепенно менялся характер деятельности Думы. Сокращалось ее значение как высшего законодательного органа, и расширялись непосредственно управленческо-исполнительные функции. Это выражалось, в частности, в численном росте ее членов. Если в первой половине XVII в. численность Боярской думы не превышала 40 человек, то в конце 1660-х гг. состав Думы возрос до 67 человек, достигнув к концу века более 150 человек. В составе Думы к концу века заметно возросла доля низших думных чинов (до 30 %). Обычно этот известный факт интерпретируется как показатель «демократизации» и бюрократизации Думы и при этом меньше обращается внимания на сохранение аристократической группой (бояре и окольничьи) численного преобладания в составе думных чинов и в конце XVII в. Причем среди этой группы по-прежнему лидировали княжеские и боярские фамилии. Выводы новейших исследований не согласуются с высказанным ранее в историографии мнением о враждебности и оппозиционности боярской аристократии Петру I. Более половины думных чинов служили в высших и центральных учреждениях, в боярских комиссиях, Палате об Уложении 1700–1703 гг. Многие бояре входили в ближайшее окружение Петра I в 1690–1700 годах. Это не исключало примеры неповиновения и неприятия Петровских реформ среди бояр, в основном по личным мотивам, однако в целом традиционная чиновная элита составила одну из основных социальных сил преобразований петровского времени.

Перемены, происходившие в составе Думы, не препятствовали ее работе. (Имеющиеся данные опровергают сохраняющиеся в литературе представления о снижении активности Боярской думы в конце XVII в. С начала единовластия Петра I и до конца 1700 г. царь более 38 месяцев находился вне столицы, но боярские собрания стабильно функционировали (с царем в походных условиях и без него, в полном и частичном составе, в Москве и вне столицы). Причем с середины 90-х гг. резко возрастает число приговоров, принятых без пребывания в боярских собраниях царя, достигая максимума в 1698 г. — 95 % от всех видов думских актов. Воеводы с думным чином по-прежнему назначались в крупные города. К 1680-м гг. думные люди возглавляли до 4/5 государственных приказов. Традиционными видами их нестоличной службы оставались экспедиционная, связанная с выполнением ответственных военноадминистративных поручений, и дипломатическая.

«Ближняя дума», возникшая еще при Михаиле Федоровиче и не имевшая тогда определенного состава, во второй половине XVII в. начала формироваться в учреждение: вошло в практику пожалование — назначение отдельных думных в «комнату». Таким образом, из членов Боярской думы и внедумных чинов постепенно складывался совет при царе, практически игравший роль своеобразного кабинета. В 1663 г. в него входили Я. К. Черкасский, И. Д. Милославский, С. Л. Стрешнев, П. М. Салтыков, Б. М. Хитрово, Ф. М. Ртищев, А. Л. Ордин-Нащокин, дьяки Ларион Лопухин и Дементий Башмаков.

В 1681 г. из Думы выделилась еще одна составная часть — Расправная палата в составе 15 членов. Она рассматривала апелляции на дела, уже решавшиеся в приказах или местных учреждениях. Расправная палата действовала при Федоре Алексеевиче, Софье и, возобновив работу сразу после свержения царевны в 1689 г., просуществовала до 1694 г. Она являлась постоянной комиссией Думы, имела законодательной закрепленные функции, процедуру решения дел и постоянное присутствие из думных людей во главе с председательствующим. В ней, кроме думных, были и простые дьяки, которые действовали постоянно и с подьячими составляли своеобразную канцелярию для делопроизводства. Эти черты свидетельствуют о происходившей трансформации традиционной системы организации власти и управления в сторону ее бюрократизации. Правда, состав этой наиболее бюрократизированной боярской комиссии хотя и был стабилен, но ее члены по-прежнему занимали закрепленное место в традиционной иерархии Государева двора, согласно которому они и получали за службу поместные и денежные оклады.

Свидетельством трансформации высших органов власти в сторону их бюрократизации было возникновение в 1701 г. Ближней канцелярии, ставшей органом финансового контроля. Она располагала собственным штатом и присутствием во главе с Н. М. Зотовым, превратившись в канцелярию и место собрания «бояр», позднее названных Петром I «консилиями». Их участники, часть из которых не имела думного чина, именовались «министрами» или «боярами». Консилия министров использовала делопроизводство и штат Ближней канцелярии для оформления и исполнения своих решений. Однако это были различные структуры, соответственно высшего и центрального звеньев управления. Хотя деятельность Консилии развернулась уже после начала Северной войны и продолжалась вплоть до учреждения в 1711 г. Сената, однако типологически это высшее учреждение оставалось в рамках традиционной формы. Для него была характерна нестабильность личного состава, отсутствие правового определения обязанностей «министров», казуальный, а не регламентированный характер разграничения поручений между ними. Но имелись и некоторые черты рационально организованной системы управления: протоколирование дел и скрепление приговоров подписями членов присутствия как свидетельство их личной ответственности за принятые решения, тетрадная форма делопроизводства. К деятельности этого учреждения относится знаменитый указ Петра I 1707 г., предписывавший съезжавшимся в собрание «министрам» подписывать принимаемые ими решения, «что зело нужно… ибо сим всякого дурость явлена будет». Новейшие исследования по истории высших государственных учреждений конца XVII— начала XVIII в. позволяют сделать важный вывод о жизнеспособности и эффективности структур традиционной государственности, справлявшихся в наиболее тяжелый период Северной войны с решением сложных военно-финансовых и хозяйственных вопросов.

Важные перемены в политической жизни Русского государства во второй половине XVII в. были связаны с затуханием деятельности Земских соборов.

В это время созыв Земских соборов стал явлением редким, и их деятельность перестала быть важным фактором политической жизни. Из 57 соборов за более чем столетнюю историю их существования как учреждения всего шесть приходится на это время. После соборов 1651 и 1653 гг. о русско-польских отношениях и вхождении Левобережной Украины в состав России наступил 30-летний перерыв в их деятельности. В дальнейшем уже никогда соборы не созывались в полном составе и более походили на совещания, в которых принимали участие представители тех сословий, во мнении которых правительство было заинтересовано. В 1681–1682 гг. были созваны 4 сословных совещания ограниченного состава с полномочиями собора по ряду военных и финансово-административных вопросов, отмены местничества, а также наследования престола (апрель 1681 г. — о признании Петра царем, май 1682 г. — Избирательный собор Ивана и Петра и оформление власти Софьи). В конце 1683 — начале 1684 г. был созван последний из известных Земский собор по поводу утверждения договора о мире с Польшей, переговоры о котором велись под Смоленском. Но так как переговоры были прерваны, то собор был распущен, не начав работы. Некоторые историки говорят еще о соборе 1698 г., который упоминается лишь у И. Корба («Дневник путешествия в Московию»). Возможно, Петр I собирался его созвать для следствия и суда над Софьей, но не собрал.

Деятельность этого важного института сословно-представительной монархии отныне пресеклась окончательно.

Отмена местничества. Важным этапом эволюции грсударственного аппарата стала отмена местничества в 1682 г. Этим была реорганизована система пожалований и производства в государственные чины, основанная на феодальном счете «мест» и прежней службе, в том числе других представителей рода, государям. Местничество было отменено, потому что к этому времени в нем перестали нуждаться и верховная власть, и различные служилые «чины». Более того, система местничества закрепляла разобщенность господствующего класса, сословные различия внутри него. Местничество вносило разногласия даже в среду родственников. В акте об отмене местничества («Соборном деянии») подчеркивалось, что распри между отдельными служилыми «чинами» наносят вред и тем, кто их ведет, и государству в целом. Областью, где местничество особенно мешало, была военная служба. Не случайно уже при Иване IV накануне военных походов объявлялся царский указ «быть без мест». Начавшаяся в XVII в. реорганизация армии вела к созданию нового, регулярного войска, руководство которым было невозможно при системе мест. На практике отмена местничества стала результатом деятельности комиссии В. В. Голицына «о ратных делах», незадолго до этого подготовившая проект военного устройства с делением полков не на сотни, а на роты во главе с ротмистрами и поручиками. При составлении примерного списка командиров и натолкнулись на вопрос о местничестве.

Местничество являлось одной из помех на пути формирования послушной монарху чиновно-дворянской бюрократии, поскольку принципы местничества должен был учитывать и государь при назначении на государственные посты. Например, местническая иерархия лиц и чинов явно сказывалась при росписях дворян и детей боярских по полкам, нередко производимых лично Алексеем Михайловичем.

Местничество становилось неудобным вследствие перемен, происходивших в составе правящей верхушки. Старое боярство постепенно распадалось как за счет происходившего вымирания родов, так и их экономического упадка, а потому местничество теряло свою ценность для этого боярства. Для новой служебной аристократии счет мест не имел смысла. Это, разумеется, не означало, что само явление уже полностью отжило И не было его сторонников.

В 1682 г. на специально созванном «соборном» совещании выборных представителей от всех «чинов» служилого дворянства, членов Боярской думы и церковного собора во главе с патриархом царь Федор Алексеевич официально объявил об отмене местничества. По решению собора разрядные книги, содержащие местнические случаи, были сожжены. Сам факт их сожжения показывает, что институт этот был достаточно живуч, и правительство опасалось его возрождения.

Отмена местничества, бесспорно, облегчила главе государства, будь то Федор Алексеевич (1676–1682), царевна Софья (1682–1689) или правительство Натальи Кирилловны в годы детства Петра, возможность назначений угодных им лиц на различные государственные посты. Этой возможностью они пользовались в период активной придворной борьбы за власть. Пришедшие в 1689 г. к власти Нарышкины осуществили масштабные думные пожалования за счет своих сторонников, подняв их на уровень «властной элиты». С сентября 1689 г. по сентябрь 1693 г. думные чины пополнили 69 человек, т. е. примерно половина списочного состава. Но вместе с тем отмена местничества в течение почти двух последующих десятилетий имела практически очень незначительные последствия. Пожалование в чины шло по давно заведенному порядку, который продолжал почти неукоснительно соблюдаться. Отмена местничества фактически влияла на назначения и перемещения только в рамках отдельных сословных групп (т. е. можно было, например, назначить на какое-то место одного боярина в обход другого или одного думного дворянина вместо другого, не вызывая спора о «местах»). Возможностью же назначения думного дворянина на место боярина или окольничего правительство до самостоятельного правления Петра почти не пользовалось.