Фрески Тассили. Убийцу зовут Сахарой

Фрески Тассили. Убийцу зовут Сахарой

История человечества – длительный эксперимент, вернее, серия экспериментов, большинство из которых неудачны, несвоевременны и даже трагичны. Но не было бы их, неоткуда бы взяться всему богатству нашего опыта, разнообразию наших цивилизаций. Эта банальная истина повторяется здесь, потому что история фресок в Сахаре – история одного из этих экспериментов, поставленных людьми и природой, эксперимента неудачного, забытого тысячи лет назад, открытие которого в наши дни заставляет преклоняться и перед его размахом и значением, и перед его участниками.

За несколько тысяч лет до нашей эры – для каждого района Земли своя дата – первобытные люди, охотники и рыболовы вступают в период великих открытий. Открытие того, как сохранять огонь, как приручить животных, изготовлять разнообразные орудия из камня и кости, наконец, открытие землепашества…

Наиболее благоприятным для прогресса первобытных людей оказался, по выражению известного историка Брестеда, «плодородный полумесяц». Брестед, писавший в начале нашего века, включал в него долины Нила, Тигра, Евфрата и некоторые районы Ближнего Востока. Впоследствии, с развитием археологии, стало ясно, что в полумесяц следует включить долину Инда и долины великих китайских рек. Для всех этих мест характерен был теплый климат с четко выраженными временами года, плодородные земли и, главное, наличие пресной воды.

«Плодородный полумесяц» тянулся от восточных пределов Азии до долины Нила, и именно там возникли самые ранние из великих цивилизаций. А вот западнее Нила цивилизаций, как полагали еще совсем недавно, быть не могло: громадная пустыня заставляла людей жаться к берегам Средиземного моря. Скудные земли, редкое население…

Казалось, так в Сахаре было всегда. В V веке до нашей эры Геродот писал о песчаных дюнах, соляных куполах и пустоте раскаленного мира пустыни. Страбон, живший на четыре века позже, рассказывал о том, как обитатели Сахары берегут воду: кочевники укрепляют бурдюки с водой под брюхом коней. Еще через сто лет Плиний описывает реки, возникающие лишь после редких дождей, колодцы в пустыне… Сахара казалась вечной, незыблемой и постоянной в своей враждебности к человеку.

Но время от времени, по мере того как исследователи все глубже уходили в пески, начали появляться сообщения, что в глубине Сахары существуют какие-то рисунки на скалах – свидетельство тому, что в самых безводных на свете местах когда-то жили или бывали люди.

В середине прошлого века француз Дюверье видел петроглифы близ оазисов Гаг и Ин-Салах в Ливии, через несколько лет изображения быков и верблюдов заметил немецкий путешественник Нахтигаль. Еще чаще находили петроглифы и рисунки на скалах в нашем веке, однако особого внимания они не привлекали, ибо никто не задумывался о их древности и не придавал большого значения их художественной ценности. Да что Африка! Когда были найдены великолепные первобытные росписи в пещере Альтамира в Испании, те самые, с которых сегодня начинается любая история искусств, авторитеты, осмотрев их, понимающе улыбнулись, отобедали с владельцем той местности, где находится пещера, и, разъехавшись по домам, единодушно заявили, что все это нарисовал их гостеприимный хозяин, ибо первобытному человеку такое не под силу, да и зачем ему, бедному, искусство?

Но уже к тридцатым годам нашего века положение изменилось. Новые находки первобытной наскальной живописи в Европе и других местах Земли убедили ученых в том, что наши предки не только любили, но и умели отлично рисовать. Экспедиции, возвращаясь из Сахары, привозили все больше материалов – копий фресок и петроглифов, которые не только изменяли представление о первобытном населении пустыни, но и вызывали недоуменные вопросы: почему, например, на фресках изображены такие животные, как бегемот, страус, слон, носорог и даже жираф? Неужели их авторы уезжали столь далеко на юг, чтобы увидеть этих экзотических для Сахары зверей? Откуда на росписях появляются лошади и колесницы? Почему на одной из них изображена египетская ладья?

В 1932 году молодой французский офицер Бренан прибыл к плато Тассилин-Аджор в Алжире, неподалеку от Феццана, для несения тоскливой колониальной службы. Бренан оказался человеком любознательным, энергичным, притом неплохим рисовальщиком. Он облазил в поисках фресок многие районы плато и отсылал свои прорисовки крупнейшему знатоку первобытной живописи А. Брейлю. Прорисовки были настолько интересны, что Брейль стал добиваться разрешения послать туда, в самое сердце Сахары, специальную экспедицию. Однако началась война, разговоры об экспедиции сами собой прекратились, и только через десять лет после окончания войны в Сахару отправилась экспедиция, во главе которой стоял путешественник и историк Анри Лот.

Это была солидная, современная экспедиция, и в первую очередь именно за это мы должны быть благодарны французскому исследователю. Он отправлялся в Сахару надолго, намереваясь скопировать как можно больше фресок и сделать это по возможности точно – не зарисовки в произвольном размере, а точные цветные копии. Неудивительно, что экспедиция, в числе которой было несколько художников, фотограф, кинооператор, за иол-тора года тяжелейшей работы буквально открыла миру искусство Сахары и произвела переворот в наших представлениях об этом крае света.

Есть нечто общее между такими людьми, как Хейердал, Лот, Бомбар, Тазиев, Кусто: они являют собой современную генерацию путешественника и исследователя. Они не только не боятся трудностей, риска, не только умеют находить необычные пути к решению порой, казалось бы, неразрешимых вопросов, но и умеют рассказать о своих достижениях так, что приобщают к своему делу десятки миллионов сторонников. Однако специалисты, признавая сам факт подвижничества, не могут зачастую простить им неортодоксальных путей и громкой известности.

Так же случилось и с Лотом. Именно работы его экспедиции обогатили нас искусством древней Сахары. Но как часто слышишь об их неточности и даже фальсификации!

Все это сказано не ради оправдания ошибок и неточностей Хейердала или Лота, а для того, чтобы напомнить: не сделай они того, что сделали, наша жизнь была бы заметно скучнее и беднее.

Тассили на языке туарегов означает «речное плато». Правда, рек там нет и в помине. «Структура различных участков массива (его длина – 800 километров , а ширина – 50–60), – пишет Анри Лот, – очень разнообразна. Южный край Тассили круто нависает над плоскогорьем Ахаггара, возвышаясь над ним на 500–600 метров. Хребты из песчаника, составляющие массив и рассекающие его лощины, имеют общее направление с юга на север. Водные потоки вырыли многочисленные каньоны, все более углубляющиеся по мере удаления от горных хребтов. Весь массив подвергся воздействию вод, которые буквально изрезали его и придали причудливые формы. Они размывали, выдалбливали, просверливали массив, превращая порой огромные каменные глыбы в кружева. Вода? В краю, где никогда не бывает дождей? Да, вода. Все это, разумеется, происходило в далеком прошлом. Миллионы лет массы песчаника подвергались воздействию стихий… Наш путь лежит среди высоких колонн, напоминающих руины громадного средневекового города с обезглавленными башнями, церковными шпилями, папертями соборов, химерами, диковинными архитектурными ансамблями… Весь рельеф местности, множество впадин в скалах напоминают городскую площадь, окруженную домами. Вполне понятно, почему первобытные народы селились в этих местах…»

Проблем было несколько, и неизвестно, какая из них главнее и мучительнее. Жара. С жарой еще можно было мириться хотя бы потому, что жара неотъемлемая черта Сахары, так сказать, фирменный знак. Холод. Холод был не менее частым гостем, чем жара: ночью на плоскогорье вода в канистрах замерзла и спальные мешки порой покрывались инеем. Ветры. Вернее, бури, засыпающие песком лагерь, рвущие бумагу и сносящие палатки. Наводнения. Да, даже наводнения. После нескольких лет без дождя дважды обрушивались грозные ливни, преображающие каменный город в сонм ревущих потоков. Змеи и скорпионы. Лот уверяет читателей, что рогатая гадюка, поселившаяся рядом с его палаткой, была миролюбива и труслива и скорпионы, которых каждое утро вытаскивал из своего спального мешка художник Гишар, тоже отличались миролюбием, хотя поверить в это не так легко. Перевалы. Там падали от усталости и умирали верблюды, там приходилось разгружать караван и тащить на руках по бесконечным каменным осыпям припасы и металлические столы для рисования. Жажда и голод. Частые спутники экспедиции, когда приходилось пить грязь со дна пересохших, кишащих насекомыми водоемов. И так далее…

Ради чего же полтора года без перерыва, почти без выходных, многократно рискуя жизнью, болея, голодая, Лот и его товарищи ползали, подобно мухам, по крышам и стенам пещер и скальных выемок, накладывая на фрески громадные листы бумаги, переводя на них контуры фигур и раскрашивая их потом, чтобы достичь точного соответствия? Они делали это, потому что были поражены и околдованы талантом древних художников, потому что почитали непременным долгом разделить свое восхищение с человечеством, и вряд ли кого-либо из них тогда беспокоили мысли о славе. Кстати, в добровольцах у Лота недостатка не было, и работала в экспедиции в основном молодежь. Не все выдерживали каторжные условия Сахары, но те, кто выдержал и остался до конца, научились радоваться редкому дождю, случайному дереву, рассвету или чистому роднику под скалой и, главное, не уставали восторгаться найденным и искали новые шедевры древнего искусства.

Сегодня тысячи фресок Тассили, скопированные экспедицией Лота и занявшие почетное место в музее Человека в Париже, и тысячи других копий и снимков, сделанные учеными, пришедшими туда по следам Лота, позволяют не только оценить уровень и размах созданного древними обитателями центра Сахары, но и узнать немало об истории этой пустыни, оказавшейся совсем иной, нежели предполагалось.

Самые ранние фрески Тассили созданы по крайней мере семь тысяч лет назад. Изображены на них, сначала схематично, затем со все большей точностью и выразительностью, охотники (круглоголовые) и животные – слоны, муфлоны, антилопы, носороги.

Однако удивление историков и искусствоведов, когда они увидели тропических зверей и поняли, что Сахара относительно недавно была благодатным краем, можно объяснить лишь их незнанием истории Земли. Ведь последний ледниковый период завершился менее 10 тысяч лет назад. Причем слово «завершился» весьма условно. В то время, когда появились первые фрески Тассили, значительная часть Европы была еще покрыта ледником, а в сибирской тундре можно было встретиться с мамонтом. Цивилизация в Сахаре старше цивилизации в долине Нила по той причине, что нижняя часть этой долины была непригодна для оседлой жизни: значительно более широкая и полноводная, чем сегодня, река текла среди обширных болот. Климат на всей Земле 8 тысяч лет назад был куда более прохладным и влажным, и «плодородный полумесяц» был действительно плодородным.

Прогресс определяется обстоятельствами. От хорошей жизни охотники и собиратели не становятся скотоводами или пахарями. Это случается лишь тогда, когда охота перестает кормить – либо (чаще всего) по причине изменения климата, либо из-за появления избытка голодных ртов.

Зеленая Сахара начала высыхать, жирафы откочевали южнее, все меньше становилось слонов и антилоп, разводить скот стало надежнее и практичнее, чем отыскивать диких животных. Примерно за 4000 лет до нашей эры в Сахаре наступает эпоха скотоводов.

Скотоводство изменило характер труда. Если охотника в буквальном смысле слова кормили ноги, то стада домашнего скота внесли новый порядок и закономерность в жизнь племен. Это отразилось и в искусстве Сахары. Оно стало монументальнее и разнообразнее. Человек в нем – социальное существо с многочисленными занятиями. Мы видим сцены пастьбы, повседневной деревенской жизни, добывания воды из колодцев, праздников, перекочевок, даже суда. В то же время художники как бы отрываются от действительности и создают образы богов или каких-то фантастических существ, достигающих колоссальных размеров. Художник, словно впервые задумавшись над смыслом окружающего его мира, потрясен этим миром и пытается воссоздать в своих творениях внутреннюю взаимосвязь и отношения его частей. Привидениями поднимаются на высоту 5 метров фигуры «марсианских богов», давших благодатную пищу приверженцам иноземных пришельцев, со стены пещеры смотрит четырехметровый лев, порой встречаются гибриды – антилопа с туловищем слона, страус с львиной мордой… К этому же периоду Лот относит великолепную фреску, названную им «Белой дамой», – легко бегущую чернокожую женщину в странном головном уборе.

Искусство переплетается с первобытной магией, и власть его выходит за пределы разума.

Художники Сахары отлично умели использовать естественные краски: белую глину, охру и разноцветные сланцы, выходы которых нередки в Тассили. Они смешивали охру с растительным клеем или молоком и писали фрески на стенах выемок и пещер, часто высоко на потолке или в нескольких метрах над землей, умело выбирая наиболее выгодную точку обзора, но никак не заботясь об удобствах будущих копировальщиков. С течением времени меняются вкусы художников, палитра становится все богаче.

Скотоводческий период, охвативший две с половиной тысячи лет, завершился приблизительно за полтора тысячелетия до нашей эры и сменился эпохой лошади, за которой примерно в 600 году до нашей эры пришел период верблюда.

Конец скотоводческого периода – закат фресок Тассили. В это время Сахара уже стала пустыней. Может, не такой страшной и бесконечной, как сегодня, но достаточно негостеприимной. Постепенно высохли могучие реки Тафассасет и Соро, несшие воды в Палеочад, оскудели родники в горах. Земледелие не успело развиться в Сахаре. Египетская цивилизация, напоенная полноводным Нилом, к этому времени далеко обогнала сахарскую. К тому же с севера в эти области все активнее, по мере того как слабели сахарские поселения, вторгались берберийские племена Северной Африки. На поздних фресках Тассили изображены битвы с врагами. К этому времени относится и удивительно драматичное «полотно», на котором раненый или умирающий воин, вернувшийся домой, падает у ног жены, все еще сжимая в руке лук.

Фрески Тассили, начавшись с наивных и экспрессивных картин охотников в скотоводческий период, поднялись до высот мирового искусства. Когда же Сахара и враги добивали эту удивительную, но не выдержавшую борьбы с природой цивилизацию, искусство Тассили быстро деградировало. И одна из самых поздних фресок, изображающая воина на верблюде, нарисована будто двухлетним ребенком: «точка, точка, два крючочка…».

Жизнь завершилась. Лишь редкие шатры туарегов можно найти в этой пустыне. Но туареги не помнят, кто и почему создал эти картинные галереи, и не знают животных и людей, изображенных там, людей разных – и с негроидными чертами лица, и похожих на египтян или ливийцев.

Самая большая в мире картинная галерея, протянувшаяся на сотни километров, – память о том, как развивалась здесь согретая солнцем и напоенная реками человеческая цивилизация, создаваемая неизвестными нам народами, позднее влившимися в иные культуры. Фрески подробно и правдиво рассказывают о возможностях сахарской цивилизации, о том, что она занимала западный рог «плодородного полумесяца», развиваясь так же, как культура Египта, Инда и Хуанхе, но эксперимент закончился неудачей: природа оказалась сильнее людей и отняла у них плоды их труда.

Сахарская цивилизация оборвалась, так и не построив городов и храмов… Но и то, что она создала, заставляет нас преклоняться перед художественным гением этих кочевников, скотоводов и ранних земледельцев, во многом превзошедших своих соседей и совершивших художественный подвиг. И никак нельзя объяснить эти сотни тысяч рисунков лишь религиозными побуждениями. Художники радовались красоте окружающего мира, они были первыми, кто смог воспеть истинную гармонию человеческого тела, грацию зверя, пластику танца, рассказать подробно и красочно о мире, который был убит пустыней.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.