Естественнонаучная история против политической историографии
Естественнонаучная история против политической историографии
История, как принято считать — комплекс общественных наук, изучающих прошлое человечества во всей его конкретности и многообразии. Слово «общественных» в этом определении выделено далеко не случайно, поскольку этим совершенно правильно квалифицируется принципиальное отличие традиционной исторической науки от естественных наук, в которых опыт (эксперимент) является мерилом теоретических построений.
В истории же до сих пор главенствует не естественнонаучный подход, а идеологическая парадигма, которая определяется геополитическими и региональными экономическими и политическими интересами. В советский период в нашей стране, например, прямо заявлялось, что история стала наукой только на основе идей К. Маркса и Ф. Энгельса («исторический материализм»).
До XVI века история строилась целиком на «божественной» идее, подчиненной интересам церкви. В период XVII–XIX вв. главенствующей исторической идеей стала идея гуманизма. Таким образом идейная направленность традиционной европейской истории совершенно очевидна. Она сложилась в XVI–XVII веках, в эпоху Реформации и Контрреформации, в результате идейного компромисса между «клерикальными» историками и историками-«гуманистами» на почве укоренения философии национальной государственности. Большинство философов того времени отличалось идеологической беспринципностью: яркие тому примеры — Н. Макиавелли и М. Лютер. Тех же, кто не хотел участвовать в идеологическом компромиссе, попросту уничтожали (Т. Мор в Англии, Д. Савонарола в Италии, М. Башкин в России и др.).
Единственными принципами крупнейших историков того времени стали лозунг Н. Макиавелли «цель оправдывает средства» и клич М. Лютера «кто не с нами, тот против нас». Так, создатель современной хронологии Ж. Скалигер (Бордони), воспитанный своим отцом-философом в духе «бумага все стерпит, лишь бы было красиво» — придворный летописец Генриха IV Бурбона, был вслед за своим хозяином то католиком, то гугенотом. Он сочинил «непрерывную» хронологию французских королевских династий, нацеленную узаконить и увековечить права Бурбонов, изничтоживших прежнюю династию Валуа. Вся остальная мировая история была призвана только служить фоном для этой цели.
Аналогичную работу проделал австриец Куспиниан (И. Шписхаймер) для Габсбургов, выведя их непрерывную родословную от Юлия Цезаря. Наиболее же «наукообразной» стала история Великобритании в редакции отца и сына лордов-канцлеров Бэконов, снабженная к тому же гениальным «пи-аром» в виде пьес-хроник Шекспира. Мирное объединение Англии и Шотландии под короной новой шотландской династии Стюартов предопределило и «непрерывную законную» историю династической смены шотландских правителей (в течение 1200 лет!) при весьма бурной параллельной английской истории.
Римско-католическая церковь, озабоченная сохранением своего политического влияния, приняла в процессе создания наукообразной «всемирной светской» истории самое активное участие, в частности, в лице монаха-иезуита Д. Петавиуса.
Важным поворотным моментом стало и само принятие в Европе современного летоисчисления решением Тридентского Собора 1563 г. — только в этом году было признано, что на дворе именно 1563 г. от Р. Х., а все источники, противоречившие этому, было приказано сжечь. В это же время объявилась и «Книга Пап», зарегистрировавшая якобы непрерывную смену Римских Пап с IV по IX век (до Папы Николая I). Тем не менее, до 1600 г. в Италии годы считали сотнями — например, Треченто (т. е трехсотые годы), а не XIV век.
Но современную историческую традицию, сложившуюся к середине XVII века, создал не только идейный компромисс новых империй и Папского Рима — ее создал и бизнес. С середины XV века, стараниями прежде всего флорентийских банкиров Медичи, история стала предметом весьма выгодного бизнеса — начиная от торговли «священными реликвиями» и кончая изготовлением и продажей «древних рукописей». Ярчайший пример — «Грамота Константинова Дара», подложность которой доказал Л. Валла как раз в середине XV века.
Именно в это время и происходит важное цивилизационное событие — появление книгопечатания, стимулированное неудовлетворенным рыночным спросом на книги. Именно в это время внезапно появляется изобилие только что обнаруженных «древних» рукописей и хроник. Все эти хроники обрываются «где-то в древности»: типичный пример — летопись Саксонского Грамматика, обрывающаяся в 1185 г. и обнаруженная в 1514 г. Эта летопись и была положена в основание истории скандинавских стран. То же касается и других хроник. Например, аналогичную «древнепольскую», простирающуюся до 1113 г., написал некий Галл Аноним, а обнаружена она в том же XVI веке и т. д. В истории каждой европейской монархии в течение XVI–XVII веков появился свой «Нестор-летописец».
Характерно, что все эти хроники «обнаружились» после некоторого обязательного разрыва во времени, поскольку они по определению не имели однозначной привязки к единой хронологической шкале. К какому времени отнести какую хронику в то время определяла не общепринятая сквозная хронология, которой тогда еще не было, а, скорее, историческая география, привязанная сначала к какому-либо региону, а уж только затем отнесенная ко времени в прошлом. Такие «древние» хроники были, так сказать, «экспериментальным материалом» средневековых хронологов при создании традиционной истории. Однако, это не имеет ничего общего с экспериментом в естественнонаучном смысле.
Любой естественнонаучный эксперимент осуществляется, по крайне мере, в четырех измерениях — в трехмерном пространстве и во времени.
Историки же лишены возможности проведения собственно исторического эксперимента в силу естественной физической причины: одномерности и векторности своей естественнонаучной основы — хронологии, направленной из прошлого в будущее по единственной координате — времени.
При обнаружении хронологического разрыва традиционная история «обходит» его за счет географии и «сшивает» временные отрезки перемещением событий в пространстве. Поэтому в традиционной истории любого региона, страны, нации есть цивилизационные провалы, сопровождающиеся бурным расцветом цивилизации в некотором другом, достаточно отдаленном месте, например: «В Европе настали мрачные века средневековья и цивилизация откатилась на много веков назад, а в это же время на Арабском Востоке наступил расцвет новой цивилизации». Затем, лет через 700, уже «Арабский Восток впадает в варварство, а в Европе наступает Возрождение».
Однако подмена времени пространством принципиально ошибочна, поскольку нарушается строго доказанное следствие физического закона протекания (перколяции), которое гласит: «Для одномерной системы порог перколяции (т. е. вероятность существования какого-либо внутреннего качества системы) тождественно равен единице».
Иными словами, при любом, даже малейшем, разрыве непрерывности в системе по данному качеству, внутреннее качество системы уничтожается: например, достаточно перерезать проволоку, находящуюся под током, и ток по обеим частям этой проволоки прекращается.
И любой разрыв в одномерной (по определению) хронологии так же полностью уничтожает ее сквозную достоверность, причем как на отрезке до разрыва, так и после него. А то обстоятельство, что современная история имеет надежно документированную хронологию событий, начиная примерно с XVII века н. э., еще не дает никаких оснований для обозначения самого этого века номером 17.
Поэтому перед любым историком, если он исследует события до XVII века, стоит архитрудная задача доказательства не только непрерывности предыдущей хронологии, но и непрерывности ее последующего перехода в хронологию новейшего времени, поскольку уровень даже современных естественнонаучных знаний не позволяет создать абсолютную шкалу времени, аналогично, скажем, абсолютной шкале температур, которая отсчитывает состояние от некоей реперной точки — абсолютного нуля.
Даже если историк в своих исследованиях, к примеру, событий Второй Мировой Войны, базируется на непрерывной хронике, охватывающей определенный временной интервал 1939–1945 гг., то «абсолютная» датировка этой непрерывной хроники как целого всегда определяется относительно некоторой другой хроники-шкалы, охватывающей исследуемый интервал и обычно датируемой относительно «начала новой эры», т. е. Рождества Христова. Здесь опять-таки уместно сравнение со шкалой температур: существует несколько температурных шкал, в частности, Цельсия и Фаренгейта, которые калибруются относительно физических констант — например, точек замерзания и кипения воды при нормальном давлении. Однако любая относительная шкала температур строго однозначно связана с абсолютной температурой.
В хронологии же такой однозначной связи нет. Даже устойчиво воспроизводящиеся астрономические циклические события протяженностью от суток до года, лежащие в основе календаря, требуют периодической корректировки (например, введения високосных лет.) Еще сложнее дело обстоит с более крупными циклами, например, с появлением кометы Галлея, открытой им в 1682 г., с периодом обращения около 76 лет, поскольку при обнаружении в какой-либо более ранней хронике упоминания о похожей комете для датировки, привязанной, по крайней мере, к 1682 г., совершенно необходимо, во-первых, независимо доказать, что это та же самая комета, что и открытая Галлеем, и во-вторых, независимо определить коэффициент кратности этого появления кометы от наблюдений Галлея: например, коэффициент кратности, равный 10, отнесет событие хроники назад на 760 лет, а равный 20 — на 1520 лет.
Единичные же крупные астрономические события, качественно меняющие наблюдаемую невооруженным глазом картину звездного неба и прослеживаемые на протяжении последних 3000 лет, крайне редки. Например, в истории современной цивилизации есть только одно такое бесспорно однозначное событие — взрыв в 1053 г. н. э. ярчайшей сверхновой звезды, наблюдаемой и сегодня в виде Крабовидной Туманности.
Эта звезда сразу после взрыва светила в Северном Полушарии в течение полугода как второе Солнце, а затем, вследствие прецессии и вторичных взрывов, приобретала форму сначала креста, затем изломанного креста (свастики) и, наконец, современную крабоообразную форму. Именно так и описана Вифлеемская Звезда в Новом Завете и ряде эпосов. Это событие имеет все основания быть реперной точкой хронологии современной цивилизации. С этим событием и надо согласовать зодиакальные датировки (например, в «Апокалипсисе», «Альмагесте», на фресках Дендерского храма и т. д.), которые, в принципе, если и допускают несколько астрономических датировок на протяжении новой эры, но обязательно имеют по крайней мере один вариант датировки после 1053 г. Совокупность таких датировок дает возможность получить еще несколько вторичных астрономических хронологических реперов на протяжении последних двух тысячелетий.
Тем самым, любая хроника, описывающая события до XVII века (поскольку только комета 1606 г. имеет все необходимые и достаточные признаки кометы Галлея), должна быть тестирована относительно этих реперных точек, иначе она физически не может быть датирована достоверно.
Над вопросами хронологии ломало голову и немало средневековых мыслителей. Например, знаменитая «хазарская полемика» представителей трех основных религий в конце XVII века о начале мира, закончившаяся «вничью», привела и к окончательной канонизации 622 г. как начала мусульманской эры хиджры (т. е. отнесенного в конце XVII века примерно на те же 1053 г. назад!), и принятию новой (христианской) эры в России Петром I c 1 января 1700 г. Характерно, что канонизация иудейского календаря произошла еще позже — только в середине XVIII века — и сотворение мира по этому календарю отнесено как раз на 1748 лет позже христианского (византийского) — т. е. за вычетом предыдущего «христианского» периода.
Заметим, что еще один физический метод датирования — радиоуглеродный, предложенный Либби, дает неплохие результаты (с погрешностью порядка 5 %) только для геологических времен, т. е событий, отстоящих, по крайней мере, на 5000 лет и более, в силу неравномерности космического излучения, порождающего радиоактивный изотоп углерода.
Однако, есть и другие хронологические реперы — цивилизационные события, скачком изменяющие состояние цивилизации. Пример из военной истории. Отчего пала Византия в 1453 г.? Не в последнюю очередь оттого, что у турок появилось огнестрельное оружие — осадные пушки. А уже в 1494 г. французы впервые применили мобильную полевую артиллерию, буквально расстрелявшую противостоящее рыцарское войско, что и решило исход сражения за Неаполь. Понадобилось всего около 100 лет для того, чтобы в европейской цивилизации оформился принципиально новый род войск — артиллерия, на порядок превышающий по своей убойной силе остальные, существовавшие в то время. Для сопоставления темпов развития цивилизационных событий напомним, что становление ракетно-ядерного оружия как рода войск потребовало в XX веке уже только около 10 лет (см. статью «Цивилизационные события как основа хронологии»).
Историко-демографические исследования, основанные на зависимости частоты нахождения человеческих останков на единицу площади от глубины культурного слоя, обнаруживают экспоненциальный рост населения Европы… за исключением 1000-летнего плато в I–XI веках. Иными словами, получается, что численность населения Европы была практически постоянной в течение 1000 лет.
Эту невероятную ситуацию можно сравнить с работой такого ядерного реактора, который, как вечный двигатель, сам по себе поддерживает коэффициент размножения нейтронов строго равным единице. Ни чума, ни другие эпидемии принципиально не могли быть таким естественным демостатом — «тонким регулятором» численности населения.
Одно только это обстоятельство прямо указывает на то, что в нынешнем летоисчислении, стараниями средневековых хронологов, появилось «лишнее» тысячелетие, причем именно перед серединой XI века, ознаменованной возникновением наиболее астрономически надежной реперной точки — нынешней Крабовидной Туманности.
Добавим, что, по крайней мере, в 500-летней окрестности этой же реперной хронологической точки (т. е. с середины VIII по середину XIII века) в Западной Европе совершенно отсутствует чеканка золотых монет. Этим же временем датируется постройка наиболее старых католических храмов, но на них нет золотых куполов! Что, золото, этот нержавеющий и нерастворяющийся почти ни в чем металл, исчезло в Центральной Европе на 500 лет? А почему оно тогда не исчезло в Византии, на Балканах? Почему, например, у англо-саксов IX века в обращении были арабские золотые монеты? В Британском музее хранятся золотые «арабско-английские» монеты якобы IX века, на реверсе которых стальным чеканом (закалочной техники не ранее XIV века!) выбито поверх арабского оригинала по-латыни «Offa Rex», т. е. «Царь Оффа». А была ли вообще латынь у англо-саксов в IX веке? Ведь «римляне» же ушли оттуда, по традиционной английской истории, аж за 500 лет до того, вместе со своей письменностью, от которой в Англии не сохранилось ничего, и вместе с «центральным отоплением» своих каменных домов, оставив добрую старую Англию зябнуть у камина до середины XX века! И таких вопросов к традиционной истории у ученых, занимающихся естественными науками, да и просто у здравомыслящих людей, возникает немало.
Здесь уже упоминалось такое цивилизационное событие, как книгопечатание. Одним из необходимых компонентов этого события было производство бумаги и типографской краски. Традиционно считается, что бумагу впервые изготовили в Китае во II веке н. э. Там же было развито производство минеральных красок. Что, китайцы были менее развиты, чем европейцы в инженерном смысле и не удосужились изобрести ручной печатный станок? Или, напротив, европейцы были настолько дикарями относительно китайцев, что за 1200 лет не освоили производство бумаги? Просто и бумага, и типографская краска вошли в обращение в то же время, что и стальной чекан для монет, и технология гравирования (не ранее XIV века), т. е., по цивилизационным темпам того времени — в течение не более 100 лет после изобретения таких материалов где-либо — хоть в Китае, хоть в Тмутаракани.
Химическое материаловедение позволяет утверждать, что за 800–1000 лет бумага, как термодинамически неравновесный материал, обязана истлеть полностью. Поэтому никаких бумажных памятников ранее XI века быть в принципе не может. Была ли бумага в Китае II века, или нет — этой бумаги в природе сегодня быть не может в любых условиях хранения, она обязана дезаккомодировать в силу своей неравновесности. Это — термодинамика, одна из самых фундаментальных естественных наук. С ней, как сказал Больцман, не поспоришь.
Технический прогресс развивается волнообразно: периоды накопления опыта использования какого-либо природного ресурса и технологии (эволюционирующее тиражирование продукции), сменяются периодами освоения нового ресурса (или нового качества уже известного ресурса) и рождением новой технологии, т. е. технической революции, которая переводит цивилизацию на качественно более высокий уровень, на котором снова начинается эволюционирующее тиражирование и т. д.
Например, дрова как энергоноситель позволяют развить температуру «красного каления», что достаточно для обжига глины и выплавки олова и свинца, а также сплавов на их основе с участием меди, т. е. бронзы. Однако, для развития черной металлургии необходим другой энергоноситель — уголь, причем для выплавки стали уголь коксующийся, позволяющий достичь температуры «белого каления». Черная металлургия требует также использования флюсов. Только в этих условиях образуется не просто спеченная, но и плавленная керамика, т. е. стекло.
В связи с вышеизложенным, возникновение производства самого примитивного непрозрачного стекла неразрывно связано с освоением угля как энергоносителя и развитием черной металлургии. Причем именно потребность в развитии металлургии стимулировала развитие стекольного производства, а не наоборот. А традиционная история твердит, что производство стекла в Египте было известно за 4000 лет, до н. э., т. е. за 3000 лет до начала «железного века». С естественнонаучной точки зрения это абсурд.
Так же и при исследовании бесчисленных войн, историки часто упускают из вида экономическую аксиому, что все войны на земле — это борьба за контроль над источниками природных ресурсов и путями их транспортировки — начиная с благ Земли Обетованной в Ветхом Завете, и кончая нефтью Персидского залива неподалеку от этой самой земли.
Здесь приведена очень малая часть примеров, когда традиционная история принципиально противоречит естественнонаучным данным. Но даже это ограниченное число примеров позволяет назвать традиционную историю, в частности, европейской цивилизации, политической историографией.
Обратим внимание и на то, что идейная направленность традиционной истории противоречит именно тем философским законам, которые находятся в полном согласии с естественнонаучной методологией, например, диалектике Гегеля или условиям оптимизации общественного устройства, систематизированным Кантом. И не случайно, что традиционная история игнорирует исследования Ньютона и Ломоносова в области истории, основанные на естественнонаучном подходе, а своими героями делает авантюристов-кладоискателей Шампольона и Шлимана или фальсификаторов русской истории и культуры Шлёцера и Тишендорфа.
Современные отечественные апологеты традиционной истории ополчились на работы математической школы А. Фоменко, применившего методы статистического анализа к самой традиционной истории. Почему же специалисты в области макроэкономики не ополчаются на математиков, применяющих те же самые методы в их дисциплинах? Да потому, что экономика как современная наука практически перестала быть идеологизированной. История же пока остается политической историографией. При этом нисколько не умаляется роль историков, археологов, палеографов и т. д. Наоборот, для них открыто колоссальное поле деятельности по созданию именно научной дисциплины истории, свободной от каких-либо идеологических установок — вместо нынешней идеологизированной историографии.
Политическая историография имеет и своего родоначальника — выдающегося государственного деятеля Византии, основоположника учения о государстве Георгия Гемиста Плифона (иначе — Плетон, 1355–1450 гг.). Этот человек предвидел распад Византийской Империи и пытался обосновать необходимые перемены в государственном устройстве, но не успел — Византия была объективно обречена. Именно этот 83-летний старец, эмигрировав из Византии во Флоренцию и привезя туда свой архив, основал там на деньги банкиров Медичи «Платоновскую Академию», которую правильнее было бы назвать Плифоновской.
Образовавшаяся «Платоновская семья» после падения Византии в 1453 г. и начала бурную деятельность по «обнаружению» и тиражированию «древних» источников, в частности, руками книгоиздателей и торговцев типа П. Браччолини, которого собственные современники неоднократно уличали в подделке рукописей. Некто Л. Бруни, флорентийский канцлер, славно поработал на своих хозяев Медичи, дабы возвеличить их род: опубликовал в 1439 г. (т. е. через год после приезда во Флоренцию Плифона с византийскими архивами) 12-томную «Историю Флоренции» (и это — до начала книгопечатания!), в которой ничтоже сумняшеся просто переписаны византийские хроники с заменой места действия и действующих лиц на флорентийские. И средневековая история Флоренции сразу «удлинилась» примерно на 260 лет (как раз на срок «татаро-монгольского ига на Руси»!).
С этого времени Флоренция и становится всемирным художественным салоном, торгующим «византийским антиквариатом» до сих пор. И именно на задворках мастерской великого Микельанджело в XVI веке «откапывают» новоиспеченного «древнегреческого Лаокоона», и после появления шедевров Леонардо да Винчи и Рафаэля внезапно «обнаруживают» творения и итальянских художников «Проторенессанса» (Джотто, Чимабуэ и др.), поскольку «византийских» изделий на рынке уже не хватало. Характерно, что иконами во Флоренции не торговали, поскольку за кражу православных икон в мусульманской Османской Империи отрубали руки, это было опасно, а писать иконы флорентийские художники не умели. А вот изготовление «древних» рукописей было поставлено на поток — и не только во Флоренции, и продолжалось до XIX века.
И в XIX веке есть блестящее подтверждение фальсификации европейской культуры. Вещий Александр Сергеевич Пушкин был не только великим поэтом, но и скрупулезным историком, о чем знают сравнительно немногие (см. статью «Песнь Вещего Александра»). При написании цикла «Песни западных славян», он заподозрил, что поэтический сборник Проспера Мериме «Гузла» («Guzla», 1827 г.) основан не на настоящем боснийском фольклоре. По просьбе Пушкина, его друг С. А. Соболевский в 1835 г. написал письмо П. Мериме, с просьбой объяснить происхождение, по выражению Пушкина, этих «странных песен».
В своем ответе честный Проспер Мериме признался в том, что сам придумал весь свой «боснийский» фольклор, желая, ради шутки, посрамить бесчисленных, по его выражению, «фальсификаторов древней поэзии» и просил Соболевского извиниться за него перед Пушкиным, поскольку «даже Адам Мицкевич попался на удочку и счел мои песни подлинно боснийскими, а правду теперь знают всего девять человек, включая Пушкина и Соболевского».
Этот пример наглядно показывает, как легко было даже в XIX в. фальсифицировать «древние» памятники. Если бы не проницательность Пушкина и не честность Мериме — имели бы мы теперь «древнебоснийский» = византийский фольклор образца XIX в.
Полвека спустя после падения Византии флорентийским канцлером стал незабвенный, умнейший циник, Никколо Макиавелли. Он-то первым и подвел теоретическую базу под политическую историографию: история нужна правителю такой, какой она необходима ему для эффективного управления своим народом.
С тех пор традиционную историю, и, в частности, европейскую историю вплоть до конца XVII века, можно сравнить, с одной стороны, с художественным переводом, а, с другой стороны — с женщиной: если она красива, то неверна, а если некрасива — то кого интересует ее верность?