Потсдам. Июль 1945

Потсдам. Июль 1945

17 июля 1945 года открылась Потсдамская конференция глав правительств СССР, США, Великобритании. Сначала в ней участвовали И. В. Сталин, Г. Трумен, Черчилль У. Затем Черчилля сменил К.-Р. Эттли, победивший на парламентских выборах 2 августа.

Аллилуев В. С. 195

Первое официальное упоминание о гипертонии у Сталина относится к февралю 1945 года, времени проведения Ялтинской конференции. К этому времени относятся первые субъективные жалобы на головную боль, шум в ушах, состояние головокружения, сопровождающиеся легкой тошнотой. Как это часто бывает у лиц, страдающих гипертонической болезнью, поводом для подобных явлении, послужили, скорее всего, психические перегрузки, вызванные сложными переговорами с партнерами по конференции. Насколько силен был перенесенный Сталиным стресс, показывает серьезное состояние его здоровья по возвращении в Москву: к описанным выше симптомам прибавилась сильная устойчивая боль в области сердца и под грудиной. У него возникало ощущение, что его грудь затянута — типичные симптомы приступа стенокардии. Приглашенный для консультации кардиолог профессор Мясников на основании этих симптомов и резкого снижения кровяного давления (угрожающий симптом у больных гипертонией) высказал предположение о том, что у больного имел место инфаркт. Кардиограмма, снятая немедленно, подтвердила это предположение, показав, что произошел ограниченный инфаркт верхушки сердца. Уже через несколько недель, в мае 1945 года, имел место повторный ограниченный инфаркт, который Сталин также перенес без осложнений. Рецидивы инфаркта значительно чаще происходят у курильщиков, которые не могут расстаться со своей привычкой, и поскольку Сталин проигнорировал запрет на курение, наложенный врачами, не удивительно, что за несколько дней до начала Потсдамской конференции в июле 1945 года у него произошел третий инфаркт, который, как и предыдущие два, держался, естественно, в строгом секрете. Вне всяких сомнений, поездка в Потсдам и такой момент была сопряжена с определенным риском.

Ноймайр А. С. 448–449

На конференцию в Потстдам Сталин отправился на поезде, он хотел собственными глазами увидеть, как выглядела наша земля после фашистского нашествия…

В день прибытия американской делегации в Берлин, рано утром в США успешно прошли первые испытания атомного оружия — взорвана первая атомная бомба. 21 июля, ознакомившись с подробным отчетом об этих испытаниях в Аламогордо, Трумен собрал совещание высших военных чинов, находившихся в Потстдаме: адмиралов У.-Д. Лега, Э.-Д. Кинга, генералов Д.-К. Маршалла, Г.-Х. Арнольда и Д.-Д. Эйзенхауэра, для обсуждения всего одного вопроса — использовать ли бомбу против Японии. Ответ был единодушно положительный. Впоследствии Г. Трумен писал в своих мемуарах: «Я рассматривал атомную бомбу как военное оружие и никогда не сомневался, что оно должно быть использовано».

Через три дня Г. Трумен и военный министр США Г. Стимсон одобрили приказ командующему стратегической авиации генералу Спаатсу об атомной бомбардировке Японии. Ее намечали провести сразу после 3 августа в наилучшую для этих целях погоду. В качестве цели выбраны были четыре города — Хиросима, Нагасаки, Кокура и Ниигата.

Аллилуев В. С. 190, 196

Американцы решили выжать максимум возможного из своего атомного преимущества, им очень хотелось сломать Сталина, запугать его. Трумен и Черчилль полагали, что такая «психологическая атака» заставит СССР быть несговорчивее. После одного из совещаний Г. Трумен, отозвав Сталина в сторонку, проинформировал его о том, что в США создано новейшее оружие огромной разрушительной силы. К его глубокому разочарованию и изумлению, Сталин воспринял эту новость спокойно, и никакой ожидаемой реакции не последовало.

Бережков В. С. 123

У. Черчилль, внимательно наблюдавший в это время за Сталиным, решил, что он «не понял значения сделанного ему сообщения». Но эти политики не знали Сталина, он-то понял, какой реакции от него ждут, понял, о чем идет речь, но у него имелись аргументы, о которых ни Черчилль, ни Трумен не предполагали. Работы по созданию атомной бомбы у нас велись полным ходом, американские испытания только подхлестнули их темпы. Пройдет немного времени, и американская атомная монополия будет ликвидирована нашей страной. Но это будет завтра, а пока сегодня навязать нашей делегации свою волю на Потсдамской конференции США и Великобритании не удалось.

Аллилуев В. С. 196–197

На одном из послевоенных заседаний Политбюро Сталин сказал:

— Над нашей Родиной вновь нависла серьезная опасность — над делом великого Ленина, над головой каждого советского человека. И прежде всего, она висит над вашей головой, товарищ Берия! Вы будете отвечать перед нашим народом за создание атомной бомбы!

За создание атомной бомбы полагалось звание Героя Социалистического Труда, особая Сталинская премия размером в 600 тысяч рублей, дача, автомобиль и право родственникам поступать в вузы без вступительных экзаменов.

Несколько советских ученых были удостоены этих почестей. Говорят, звание Героя получил и один из немецких физиков-атомщиков, вывезенных нашими разведчиками, но насколько это достоверно, не ручаюсь. Список предполагаемых Героев принес Берии Курчатов, руководивший созданием бомбы. Берия посмотрел и спросил:

— Что ты мне пишешь: Иванов — за открытие каких-то лучей, Петров — за нейтронную реакцию. Я в этом ничего не понимаю. — И обратился к своему помощнику: — Дай-ка наш список!

Тот протянул ему бумагу. Берия заметил:

— Правильно. Иванову можно дать Героя — ему у нас за невыполнение полагается расстрел, а Петрову у нас значится 15 лет, так что, извини, дорогой, ему только орден Ленина и дача!

Говорят, узнав об этом, академик Флеров поспешил уйти из этой системы и остался с одной Звездой, а его коллеги Курчатов, Харитон, Зельдович, Сахаров впоследствии стали трижды Героями...

Чуев Ф. С. 109

Встреча «Большой тройки» 17 июля — 2 августа 1945 года на Потсдамской конференции, которой суждено было cтать последней встречей союзников на высшем уровне, должна была установить порядок демонтажа и выплаты репараций побежденной Германией, а также порядок работы «Контрольного совета» союзников в Берлине. Вместо недавно умершего Рузвельта в конференции участвовал президент Гарри Трумэн, не имевший практически никакого опыта во внешней политике, который появился на конференции одетым в элегантный полосатый двубортный костюм. Черчилль, прибывший в светлом парадном мундире с тремя рядами орденских планок над левым карманом, по сравнению с Ялтой, настолько сдал, что, по выражению доктора Морана, «уже не располагал энергией, достаточной для того, чтобы использовать свои шансы». И действительно, только подключение к переговорам преемника Черчилля, лейбориста Эттли, прибывшего в Потсдам 29 июля, позволило ему отстоять интересы Великобритании. Третий в этой компании, Сталин, появлялся на переговорах в белом парадном кителе с золотыми погонами и в темно-синих брюках с двойными лампасами. Он единственный из всех участников опоздал на один день. Сегодня известно, что за несколько дней до этого он перенес третий инфаркт. Он, естественно, стремился скрыть это от партнеров. Однако от присутствовавших на конференции не укрылась его неуверенная походка и бледность. Трумэну при встрече Сталин сказал: «Прошу простить за то, что опоздал на день, меня задержали переговоры с китайцами. Я хотел лететь самолетом, но врачи категорически запретили» — и выразительно указал на сердце. Несмотря на недавно перенесенный инфаркт, Сталин проявил завидную боеспособность, о чем свидетельствует унылая запись в дневнике доктора Морана: «Нам нечего было противопоставить настойчивости и упорству Сталина». Все это нашло свое отражение в устройстве послевоенной Европы, которое соответствовало «Потсдамской декларации» от 2 августа 1945 года.

Ноймайр А. С. 418–419

Наш вождь любил делать ссылки на царственных правителей Российской империи. Перед Потсдамской конференцией Гарриман, находившийся среди встречавших советскую делегацию на вокзале поверженной столицы «третьего рейха», спросил Сталина, приятно ли ему оказаться победителем в Берлине.

— Царь Александр до Парижа дошел, — невозмутимо ответствовал Сталин.

Была ли это шутка, или тут скрывался какой-то потаенный смысл?!

Бережков В. С. 371

— Говорят, Гарриман спросил у Сталина, что, наверно, ему приятно: вот немцы стояли у самой Москвы, а он сейчас делит Берлин? И Сталин ответил: «Царь Александр дошел до Парижа».

— Правильно.

В. Молотов.

Цит. по: Чуев Ф. С. 148

Вскоре после освобождения Франции руководитель французской компартии Морис Торез, приехав в Москву и встретившись со Сталиным, спросил его:

— Де Голль требует, чтобы участники Сопротивления сдали властям оружие. Как нам поступить?

— Прячьте оружие! — ответил «вождь народов». — Может случиться, что вы еще окажете нам поддержку.

Что имел в виду Сталин? Опасался ли он, что недавние западные союзники развяжут войну против Советского Союза? Или же сам мечтал двинуть Красную Армию к Атлантике?

Бережков В. С. 272

На переговорах шли споры о послевоенных границах, и Черчилль сказал:

— Но Львов никогда не был русским городом!

— А Варшава была, — возразил Сталин.

Чуев Ф. С. 539

В конечном итоге, даже начальник британского генштаба генерал Брук, поначалу весьма критически настроенный по отношению к Сталину, с удивлением вынужден был признать, что Сталин «всегда быстро и безошибочно улавливал все аспекты любой ситуации».

Ноймайр А. С. 412

Известно, с каким мастерством, выдержкой он вел переговоры с Черчиллем, Иденом, когда они приезжали в Москву; с Рузвельтом и Черчиллем на Тегеранской и Ялтинской конференциях и на Потсдамской конференции, где кроме Черчилля были Эттли — новый английский премьер и Трумэн — президент США после смерти Рузвельта. И теперь, когда перечитываешь записи бесед, чувствуешь превосходство Сталина в манере высказываний и точности формулировок, легкости, спокойствии и разумности. Где нужно, он настойчив, умеет находить новые аргументы в поддержку своей линии, не уступая им; в других случаях делает уступки, которые не противоречат нашим интересам, что производит приятное впечатление на собеседников.

Микоян А. С. 547

В Потсдаме летом 1945 года, после провала Черчилля на всеобщих выборах в Англии, его сменил новый лейбористский премьер Клемент Эттли. Вместе с ним в Потсдам прибыл и новый министр иностранных дел Великобритании, видный деятель английского рабочего движения Эрнст Бэвин.

Как-то в туалете (переводчик порой должен был сопровождать своего шефа и туда) Бэвин, стоя неподалеку от Сталина у писсуара, пошутил:

— Это — единственное место в капиталистическом мире, где трудящийся может с полным правом взять средства производства в собственные руки...

Сталин, хитро улыбнувшись, поддержал шутку:

— То же и в социалистическом мире...

Бережков В. С. 324

Характерная подробность: после победы над Германией при всех неограниченных возможностях Сталина поинтересоваться хотя бы тем, где похоронен его сын, он не только не воспользовался ими, но в 1945 году не ответил на телеграмму советской администрации в Германии, в которой сообщалось о месте захоронения останков Якова.

Васильева Л. С. 104

...В 1945 году в Потсдаме Сталину предложили поехать в Заксенхаузен, посмотреть, где погиб его сын.

— Я приехал сюда не по личным делам, — ответил Сталин.

Маршал Жуков пишет, что Сталин очень тяжело переживал гибель старшего сына, но никому этого не показывал.

Чуев Ф. С. 550

Кто-то, не помню уже сейчас кто, рассказывал мне о Потсдамской конференции и о том случае, который имел там якобы место. К этому времени труп Гитлера был найден, опознан и где-то хранился в том первозданном виде, в каком его нашли. Кто-то, видимо, Берия, или, может быть, Серов, доложив об этом Сталину, предложил не то привезти показать труп, не то поехать посмотреть. Сталин сказал: «Хорошо, завтра утром поеду посмотрю». Потом, когда утром к нему пришли с тем, что нужно ехать, он махнул рукой и сказал: «Не поеду. Пусть Молотов и Берия едут смотрят. Я не поеду».

Конев И. С. 126

На заключительном ужине Сталин поднялся из-за стола с бокалом в руке и сказал:

— Сегодня, как и ранее, мы, трое лидеров, пришли к взаимопониманию. Мы беседуем, едим и пьем, приятно проводим время. Тем временем наши переводчики работают, и их работа не из легких. У них нет времени есть и пить. Мы полагаемся на них в выражении наших мыслей друг другу. Я предлагаю тост за переводчиков!

Он обошел вокруг стола и чокнулся с каждым из переводчиков.

Подняв свой бокал, Черчилль воскликнул:

— Переводчики всего мира, объединяйтесь! Вам нечего терять, кроме своей аудитории! (Эта пародия на коммунистический лозунг очень понравилась Сталину, и он долго смеялся).

Грей Я. С. 195

Во время Потсдамской конференции Сталин дал прощальный концерт для Черчилля.

Соловьев Б., Суходеев В. С. 285

Сталин дал для Черчилля прощальный концерт с участием лучших артистов. Сам выполнял роль конферансье. Разговаривая с каждым исполнителем, был очень любезен. Однако все здорово волновались. Успокаивая их, Сталин по секрету шепнул, что зря они так переживают — их будут слушать простые любители. Это всем придало уверенность. Работали на концерте в полную силу, исполняя произведения Баха, Моцарта, Чайковского.

Вдруг случилось непредвиденное. Сталин попросил исполнить что-либо из русских народных и советских песен. Оказалось, что никто к этому не готов. Спасла положение Г. Баринова, смело севшая за рояль. Она спела знаменитую «Землянку», «В лесу прифронтовом» и другие песни. Сталин долго стоял у рояля, задумчиво слушая артистку. Потом преподнес ей роскошный букет прекрасных роз. Так завершился на рассвете незабываемый концерт в Бабелсберге.

Рыбин А. С. 36–37

А я отца увидела снова лишь в августе, — когда он возвратился с Потсдамской конференции. Я помню, что в тот день, когда я была у него, пришли обычные его посетители и сказали, что американцы сбросили в Японии первую атомную бомбу... Все были заняты этим сообщением, и отец не особенно внимательно разговаривал со мной. А у меня были такие важные — для меня — новости. Родился сын! Ему уже три месяца и назвали его Иосиф... Какое значение могли иметь подобные мелочи в ряду мировых событий, — это было просто никому неинтересно... К тому же мой брат успел что-то наговорить отцу нелестное о моем муже, — и отец был холоден, безразличен, замкнут.

Аллилуева С. С. 325

«Я никогда еще так не радовалась как в тот день, когда получила твое письмо и мандарины. Ты прав, я теперь, действительно, не воробушка, а целая «ворона», в соответствии с этим и твое письмо с посылкой обрадовали меня намного больше, чем когда я была «воробьем». Даже сынишка попробовал апельсинный сок, но пока он еще не понимает толку ни в чем, кроме каши.

Я очень, очень рада, что ты здоров и хорошо отдыхаешь. А то москвичи, непривычные к твоему отсутствию, начали пускать слухи, что ты очень серьезно заболел, что к тебе такой-то и такой-то врачи поехали, и волей-неволей пугаешься и думаешь не похоже ли это в какой-то мере на правду; ведь твои-то «верные стражи» и не скажут мне ничего, из всего тайну делают...

Одним словом, как я и была уверена ничем ты не болеешь и преспокойно отдыхаешь; продолжай так же и дальше, милый папочка, нечего тебе тут сейчас делать.

В Москве последние дни тепло совсем, от -1 до +2°, мокро и противно; сплошной грипп и насморк. Кроме того, москвичей последние полмесяца, стали жутко грабить и убивать по ночам какие-то бандиты и хулиганы.

Доходит до того, что в центральных районах (по ул. Горького, например) люди боятся с наступлением темноты выходить на улицу и особенно в темные переулки;

Сегодня мне сказали, что ходит слух, что «Сталин вернулся в Москву и издал приказ ликвидировать бандитизм и воровство к Новому году». Люди всегда если приписывают тебе что-нибудь, то хорошее...»

С. Аллилуева — Сталину. 1 декабря 1945 г.

В 1946 году Василий служил в Германии при группе Советских войск. Он занимал двухэтажный особняк. При нем были дети: сын и дочь. Охрана — пограничники в зеленых фуражках. Продовольствие ему привозили пограничники на двух ишаках. Славился жестокостью. Его боялись военные, но особенно — немецкое население. И в то же время он очень заботился о семьях офицеров.

После очередного хулиганства уехал в Москву. Думали, отец сурово накажет его, но вскоре на обложке журнала «Огонек» появилась его фотография в кабине самолета....

Е. Савицкий (маршал авиации).

Цит. по: Грибанов С. С. 125

Василий Сталин повадился ездить к нам в штаб фронта и неизменно, как барышник, интересовался «новинками», автомашинами, которые исправно пригоняли по распоряжению командарма Чуйкова. Приятное он сочетал с полезным, обходил кабинеты начальства, вел там какие-то беседы. Не обходил и Г. К. Жукова. Везде, понятно, к Васе должное внимание, почет и уважение. Как-то Вася отправился на охоту в леса неподалеку от Берлина вместе с Жуковым, Телегиным, Серовым. Когда загонщики, а за ними маршал и генералы скрылись из виду, Вася — не таков он был, чтобы лазить по чащобам, поэтому остался на стоянке — обратился ко мне: «Сашка, скажи самому, чтобы отдал мне тот «паккард». Он положил глаз на отличный четырехместный «паккард» серого цвета, взятый для нужд штаба. Мне довелось прокатить его разок на нем.

Охотники, как водится, вернулись без добычи, мы хорошо закусили привезенной с собой снедью. Вася крепко выпил. По пути назад я все примеривался получше затеять разговор с Жуковым, как он вдруг сам спросил меня, не стоит ли отдать Василию Иосифовичу серый «паккард», наверное, машина нам не очень нужна. Что тут сказать, конечно, нам она ни к чему. Через несколько дней пригнал «паккард» в расположение 286-й дивизии. Застал Васю на квартире в душевной беседе с шеф-пилотом маршала Женей Смирновым. «Царский сын» усадил меня за стол. Все как подобает: икра черная, икра красная, коньяк, водка, Вася на взводе. Разговор о машинах, их у В. И. Сталина, наверное, набралось с полдюжины. Он запомнил услугу и в дальнейшем радостно приветствовал «Сашку» при каждой встрече, именовал другом…

А. Бучин (личный шофер маршала Жукова).

Цит. по: Грибанов С. С. 50

В заключение этой военной темы хочу рассказать об одном интересном эпизоде. Как известно, для увековечения подвига советского народа и его Вооруженных Сил, спасших мир от коричневой чумы, решено было соорудить в Берлине монумент. Скульптор Е. В. Вучетич, автор этого знаменитого мемориального комплекса, вспоминал, что сразу после Потсдама его пригласил к себе К. Е. Ворошилов. Он посоветовал скульптору сделать центральной фигурой мемориала Сталина, поскольку именно он подписывал от Советского Союза исторические решения Потсдамской конференции, определившей судьбы мира и Европы на многие годы.

Аллилуев В. С. 200

Вучетич сделал соответствующий эскиз. Однако подготовил еще один — «Воин-освободитель», вдохновленный рассказом о советском солдате, спасшем, рискуя жизнью, немецкую девочку во время штурма Берлина. Оба эскиза выставили для обзора в одном из залов Московского Кремля. Посмотреть работу скульптора пришло много народа. Все столпились около полутораметровой скульптурной фигуры генералиссимуса и громко высказывали свое одобрение. Фигуру солдата с девочкой будто не замечали. Появился Сталин. Не торопясь прошел вокруг эскизов, повернувшись к скульптору, спросил:

— Слушайте, Вучетич, вам не надоел этот... с усами? — Он нацелился мундштуком трубки в лицо полутораметровой фигуры.

— Это пока эскиз, — попытался кто-то заступиться за скульптора.

— Автор был контужен на фронте, но не лишен языка, — прервал Сталин и устремил взгляд на фигуру под целлофаном. — А это что?

— Это тоже эскиз, — ответил Вучетич.

— Тоже и... кажется, не то же, — заметил Сталин. — Покажите...

Вучетич снял целлофан с фигуры солдата. Сталин скупо улыбнулся и сказал:

— Вот этого солдата мы и поставим в центре Берлина на высоком могильном холме... Пусть этот великан в бронзе, победитель несет на своей груди девочку — светлые надежды народа, освобожденного от фашизма.

Потом добавил:

— Только знаете, Вучетич, автомат в руке солдата надо заменить чем-то другим. Автомат — утилитарный предмет нашего времени, а памятник будет стоять в веках. Дайте ему в руку что-то более символичное. Ну, скажем, меч. Увесистый, солидный. Этим мечом солдат разрушил фашистскую свастику. Меч опущен, но горе будет тому, кто вынудит богатыря поднять этот меч... Согласны?..

— Дайте подумать, — ответил Вучетич.

— Думать никому не запрещено. Думайте. Желаю успеха... Возражений не слышу. Да и нет в них нужды...

Сталин крепко пожал Вучетичу руку.

Так был сооружен широко известный тридцатиметровый бронзовый воин-освободитель в плащ-палатке, с непокрытой головой, стоящий в полный рост и попирающий сапогом поверженную и разбитую свастику, левой рукой поддерживающий прижавшуюся к его груди девочку, а в опущенной правой руке держащий тяжелый меч.

Красная звезда. 1999. 12 янв.

«Памятник воинам Советской Армии, павшим в боях с фашизмом» был открыт 8 мая 1949 года. Между прочим, еще в 1937 году Гитлер хотел здесь, в Трептов-парке, соорудить памятник, прославляющий его эпоху. Венчать ансамбль должен был дворец победы. Тысячи обработанных элементов, некогда предназначавшиеся для нацистского памятника, пошли на отделку памятника-ансамбля воинам Советской Армии.

Аллилуев В. С. 201

Данный текст является ознакомительным фрагментом.