ИЗЛОЖЕНИЕ РАССКАЗОВ СПАФАРИЯ О ПУТЕШЕСТВИИ В КИТАЙ И ТОРГОВЛЕ С ЭТОЙ СТРАНОЙ

ИЗЛОЖЕНИЕ РАССКАЗОВ СПАФАРИЯ О ПУТЕШЕСТВИИ В КИТАЙ И ТОРГОВЛЕ С ЭТОЙ СТРАНОЙ

Меховая торговля уже очень давно возникла в Московии, но она приняла теперь совершенно иной характер. В старину соболя в Московии были очень мало известны, и москвитяне пользовались только дешевыми мехами, исключая горностаевых, на которые они выменивали, что им было надобно. Дед нынешних царей, Василий (Иван. — А.Б.) Васильевич, прозванный Грозным[299], — справедливому названию этому не будут удивляться, если мы скажем, что жестокость его доходила до того, что он ради шутки забавлялся жизнью людей; так, однажды он велел кучеру своему ехать с каретою, в которой сидела супруга его, по едва замерзшему озеру, находящемуся в четверти мили от Москвы; карета провалилась сквозь лед и все сидевшие в ней утонули. Покорив царство Казанское и Астраханское, он открыл часть той обширной страны, которую называют Сибирью, что на славянском языке значит тюрьма, так как этот жестокий по природе властитель посылал в эту область, тогда не имевшую еще никакого названия, всех, кто лишался его милости.

Этим-то сосланным москвитяне и обязаны открытием дороги в Китай и множества куниц, которых они нашли на этих обширных пространствах, покрытых непроходимыми и неизвестными доселе лесами, которые, вероятно, простираются до самого Ледовитого моря. Охотники проникли в эти леса, подвигаясь постепенно вперед за ловлей разных зверей, как-то: черных лисиц, рысей и других диких животных, которыми изобилуют упомянутые не обитаемые никем леса и шкуры которых так дорого ценятся.

После смерти Грозного сын его, наследовавший ему, решил, что для государства его будет очень выгодно, если он разрешит въезд иностранным купцам. Голландцы первые пытались пройти в Московское море, но безуспешно. Англичане были счастливее их и достигли Архангельска — это порт, находящийся в море или заливе Св. Николая[300]. Царь, услышав о том, даровал им большие привилегии, состоявшие в том, что они не должны были платить пошлин за привозные и вывозные товары; он сделал это с целью побудить их развить свою торговлю в Московии.

Голландцы, завидуя этому открытию англичан, старались всячески повредить им, но царь, опасаясь, что это причинит только задержку развитию торговли, запретил голландцам вход в Архангельскую гавань. Таким образом, англичане остались хозяевами торговли в этой стране до смерти Карла I, короля Великой Британии[301].

Узнав о казни последнего, царь, в видах политики, как бы в наказание за такое деяние, совершенное над особою государя, отнял у англичан все их привилегии и разрешил голландцам въезд в этот порт, под условием платежа 15-ти процентов на все привозные и вывозные товары. Благодаря этому они так развили эту торговлю, что ныне находится в Московии более 200 голландских торговцев, большая часть которых уезжает (из Архангельска) зимой в Москву, по причине жестоких холодов. Тогда в первый раз введены были в Московии деньги, которые ныне там сделались так же обыкновенны, как в Польше[302].

В предместьях Москвы живет в настоящее время более тысячи купцов английских, голландских, фламандских, гамбургских и итальянских. Они торгуют русской кожей и кавьяром, или осетровой икрой, из которой они (русские) делают лепешки толщиною в палец и шириною с ладонь, солят их и просушивают на солнце; этот товар находит у них большой сбыт, так как в устьях Волги и других рек, впадающих в Каспийское море, они ловят бесчисленное множество осетров, которые затем доставляются Волгой в Москву и отсюда уже развозятся по всей Московии и в соседние государства, как это в этих последних делается с сельдями. Товар этот особенно находит себе потребление во время трех постов, которые они строго соблюдают.

Англичане и голландцы меняют москвитянам свои сукна и пряности на хлеб, пеньку, смолу, поташ для краски и золу. Фламандцы и гамбуржцы покупают у них воск и железо. Корабли этих народов приходят в Архангельск в июле и отплывают оттуда в сентябре; оставаясь долее, они рискуют погибнуть в море. Переход из Бергена в Архангельск[303] совершается обыкновенно в 15 или 20 дней, столько же времени длится и обратный путь. Торговля эта очень значительна, хотя в год приходит в Архангельск не более тридцати кораблей.

Прежде персияне возили свои товары на Архангельск, но Голицын разрешил им возить их прямым путем на Ригу, с тем, чтобы уплачивать 15 процентов в Москве, между тем как раньше они платили по 5 процентов в трех разных городах по дороге в Архангельск. Он дал им таким образом возможность выгадывать целый год, так как дорога из Риги в Голландию длилась 4 месяца, а из Риги в Испагань — 3 месяца. Персияне приплывают из Испагани через Каспийское море в конце октября и оттуда едут дальше на санях за счет царя пять недель[304]. Назад они спускаются по Волге и совершают путь в тридцать и сорок дней[305].

Голландцы уговорили великого Голицына послать нескольких из их моряков и плотников в Астрахань, которые и построили там два фрегата, на которых легко доходили по Каспийскому морю до Шемахи — первого из персидских городов. Но месяцев восемнадцать тому назад татары сожгли эти корабли[306]; нынешние же московские министры не разрешают строить новых, что окажется впоследствии весьма невыгодным, так как московские суда не что иное, как большие лодки, снабженные двумя рулями и парусом, который в случае непопутного ветра опускается, и судно, таким образом, отдается на волю ветра.

Намерением Голицына было поставить Московию на одну ступень с другими государствами. Он собрал точные сведения о состоянии европейских держав и их управлении и хотел начать с освобождения крестьян, предоставив им земли, которые они в настоящее время обрабатывают в пользу царя, с тем, чтобы они платили ежегодный налог[307]. По его вычислению, налог этот увеличил бы ежегодную доходность земель этих государей более чем вдвое, в то время как теперь получаемая прибыль не превышает 7 или 8 миллионов ливров французской валюты. Что касается до других предметов дохода, то трудно определить их действительную стоимость.

То же самое он хотел ввести по отношению к кабакам и разным продуктам и предметам торговли, полагая, что таким путем сделает народ трудолюбивым и промышленным, так как ему представится надежда на обогащение[308]. Что касается охоты на соболей, он не сделал никаких нововведений.

Добыча соболей производится преступниками, ссылаемыми в Сибирь, подобно тому, как во Франции ссылают на галеры, и солдатами, которых посылают туда полками, под начальством полковника, оставляя их там обыкновенно на семь лет. И те и другие обязаны приносить еженедельно известное количество шкурок. Причем они должны наблюдать, чтобы на них не было дырочек и чтобы они не были замараны кровью, от чего, как говорят, эти шкурки, в особенности же собольи, портятся. Поэтому за каждую продырявленную шкурку охотника наказывают палочными ударами; чтобы избежать их, они не стреляют иначе, как только одною пулею в голову зверька, к чему они почти все приучены, так как москвитяне вообще не знакомы с употреблением мелкой дроби[309].

Так как охота эта требует, таким образом, большого терпения и усердия, то офицерам разрешено, для того чтобы заинтересовать солдат, распределять между ними все те шкурки, которые они добудут сверх того числа, которое они должны еженедельно представлять в казну. Излишек этот бывает очень значителен, так что полковник в семь лет наживает тысяч до четырех экю, подчиненные ему офицеры по соразмерности; заработок же солдат составляет не более шестисот или семисот экю.

Нужно иметь, таким образом, добрых друзей, чтобы быть туда посланным, так как каждый дворянин получает в Московии жалованья не более 1000 экю, половина которых выплачивается притом же соболями, которые при этом оцениваются обыкновенно выше настоящей их цены. Полковник получает четыреста экю, а другие офицеры по соразмерности. Голицын хотел было установить, для пользы царя и офицеров, уплату всех государственных расходов сполна деньгами, для чего он намеревался посылать все меха, в которых не имеется надобности, через надежных людей в иностранные земли, чтобы продать их там или же обменять на нужные товары, которые были бы затем продаваемы в пользу царя[310].

То, что он сделал для утверждения сухопутной торговли с Китаем через Сибирь и Татарию, заслуживает особого описания.

Спафарий, родом волох, был изгнан со своей родины, после того как ему отрезан был кончик носа за то, что он открыл султану тайный договор между волошским господарем, его родственником, и королем польским[311], после чего господарь был низложен и принужден бежать в Польшу, где и получает при дворе короля определенную пенсию.

Спафарий удалился сначала к бранденбургскому курфюрсту, где был принят очень хорошо, так как он очень образован и хорошо знает греческий, латинский и итальянский языки. Но король польский уведомил курфюрста о вероломстве Спафария, и последний тотчас же должен был оставить его двор. Не зная, куда ему обратиться, он отправился в Московию. Голицын принял его очень хорошо, дал ему содержание, а через некоторое время потом отправил его от имени царя в Китай с поручением исследовать возможность учреждения сухопутной торговли между этим государством и Московией[312].

Два года провел Спафарий в путешествии, причем ему пришлось бороться с величайшими трудностями; но, будучи очень способен и умен, он собрал во время этого путешествия множество сведений о положении местностей, которые он проезжал, и по возвращении обнадежил Голицына, что во второе его путешествие можно будет устроить такой путь, который даст возможность ездить по этой стране так же удобно, как по всякой другой.

На основании этих уверений Голицын начал выбирать наиболее удобный и кратчайший путь для перевозки товаров. Найдя его, он стал изыскивать средства для учреждения там постоянного сообщения и решил построить от Москвы до Тобольска, главного города Сибири, несколько деревянных домов на каждой десятой миле. В домах этих должны были быть поселены крестьяне, которым предоставлены были бы доходы с известного количества земель с тем, чтобы каждый дом содержал по три лошади, которых на первый раз он должен был им сам выдать, с правом взимать с проезжающих в Сибирь и обратно по собственной надобности по 3 коп. с лошади за каждые 10 верст, равные двум немецким милям[313].

По всей сибирской дороге, так, как и по всей Московии, поставили столбы для указания пути и числа верст. В тех местах, где снег так глубок, что лошади не могут идти, также построили дома, в которых поселили осужденных на вечное изгнание, снабдив их деньгами, припасами и заведя у них больших собак, которые должны были вместо лошадей тащить сани по снегу. В Тобольске[314] же, городе, расположенном на реке Иртыше, который неправильно называют Обью, в которую он только впадает, Голицын велел выстроить большие магазины и в них иметь запасы, а также барки, караваны которых могли по реке подыматься до Кизильбаша[315], — озера, находящегося у подошвы гор Прагогских[316], где также были устроены необходимые для продолжения путешествия удобства.

Спафарий уверял меня, что он совершил свое последнее путешествие через Сибирь в пять месяцев[317], и так легко и удобно, как в нашей Европе. Я хотел узнать от него все подробности, а также имена рек, гор и областей, через которые он проезжал, но я нашел его очень осторожным в этом отношении и очень молчаливым. Я понял хорошо, что если он не удовлетворил моему любопытству, то только из боязни, что если это узнается, его обвинят в том, что он открыл что-либо, что они желают держать в тайне от всех других народов, и угождение, которое он оказал мне, объяснив мне то, о чем я его спрашивал, будет награждено палочными ударами, от которых не избавляют в Московии никого, начиная с последнего крестьянина до бояр[318].

Из слов его я, однако, понял, что он собирается в следующем своем путешествии найти путь более короткий и удобный. Голландцы, всегда завистливые к другим народам, что доказали они всеми учреждениями своими на Востоке, стараясь захватить в свои руки всемирную торговлю и исключить из нее все другие народы, убедили москвитян, после падения Голицына, запретить всем иностранным купцам проезд через русские владения (в Китай). Они опасались, что если эта дорога будет узнана лучше и по ней откроется легкий проезд, то французы непременно постараются завладеть ею, станут перевозить лучшие предметы торговли, которые охотно покупают китайцы и татары, отдавая за них свои лучшие и ценные товары; а это со временем может нанести значительный вред голландской торговле через мыс Доброй Надежды, Батавию, Малакку и другие места на Востоке, которые голландцы отняли у португальцев и англичан[319].

Они предвидели, что удобство и безопасность сообщения по сухому пути, раз навсегда уже установленному, заставит всех иностранных купцов предпочесть именно его, чем видеть себя подверженными ежедневно бурям, неудобствам, болезням и всякого рода случайностям морского пути — не говоря уже о годах, которые нужно употребить на такое путешествие. Таким образом, благодаря иностранцам могла бы со временем развиться по этому пути обширная торговля. Москвитян голландцам опасаться было нечего, ибо, как это им хорошо известно, они слишком мало имеют ума, чтобы добиться чего-либо значительного. Кроме того, они слишком бедны, чтобы покупать драгоценные товары этих стран, а потому они ничего и не будут в состоянии вывозить оттуда, кроме небольшого количества шелка, чая, деревянных изделий и разных безделок. Таким образом, голландцы могут быть уверены, что москвитяне ни теперь, ни в будущем не в состоянии будут соперничать с ними в торговле.

Король польский спустя несколько лет жаловался через своего посланника на это запрещение, так как оно совершенно противоречит трактату 1686 года, в котором прямо сказано, что подданные короля польского могут ездить по этому пути туда и обратно. Но в ответ на это он получил только то, что так приказали цари. Подобный же ответ дан был и шведскому королю, посланник которого Фабриций[320], для поддержания всеобщего мира, заключил в 1686 году с ними трактат по поводу торговли с Персиею. Москвитяне полагают, что они делают уже очень многое, разрешая польским послам ездить через их владения в Персию и доставляя им экипажи на всем протяжении до Астрахани.

Польский король включил вышеозначенную статью в трактат 1686 года по просьбе иезуитов, которые надеялись пробраться этим путем в Китай. Но Голицын, несмотря на все свое могущество, не мог, однако же, добиться позволения тем иезуитам, которых граф Сири посланник польский в Персии, привез с собою в Москву в 1688 г.[321], с просьбой короля об облегчении им пути в Китай. Дело в том, что голландский посланник в Москве, действуя в духе своей нации, немедленно дал под рукою знать москвитянам, что в числе 12-ти польских иезуитов находятся отцы Авриль и Бовилье, французы которых христианнейший король посылает будто бы разведать о пути в Китай[322].

После этого эти варвары объявили польскому посланнику, что он может взять с собой в Персию подданных польского короля, но что касается французов, король которых оскорбил царского посла (князя Я.Ф. Долгорукова), то им не будет никакой милости, кроме той что они могут ехать обратно дорогой, которой приехали в Москву. По возвращении их в Польшу, король польский препроводил их в Царьград.

Но можно надеяться, что по заключении мира, который принесет королю Франции столько же, а быть может и еще более славы, нежели заключенные раньше, ему легко будет принудить москвитян разрешить его подданным учредить торговый путь с Китаем[323].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.