1. ИСТОРИЯ СОЗДАНИЯ, СТРУКТУРА И СТАТУС

1. ИСТОРИЯ СОЗДАНИЯ, СТРУКТУРА И СТАТУС

Как известно, более или менее значительные контингенты иностранных наемников появились на службе императоров еще во времена поздней Римской империи[3]. Необходимость усиления позднеримской и ранневизантийской армий дополнительными профессиональными воинскими формированиями вызывалась причинами как внешнеполитического, так и внутриполитического характера.

Особое значение такие формирования приобрели в период так называемой «византийской Реконкисты» второй половины X — первой четверти XI века. Тогда, в период правления славной Македонской династии, империя после военных катастроф (вызванных прежде всего арабским вторжением) VII–VIII веков восстанавливала утраченные позиции.

Византия почти постоянно находилась в состоянии войны. В течение многих столетий война оказывала сильное влияние на особенности социальной психологии населения империи. Крайнее напряжение сил в борьбе с внешними врагами отражалось и на жизни всех провинций Византии. Почти непрерывно империя подвергалась агрессии на всем протяжении ее сухопутных и морских границ. С каждым столетием количество врагов и их силы возрастали. В X веке это были арабы, болгары, венгры и русы; в XI веке — турки-сельджуки, болгары, норманны, печенеги, половцы, сербы; в XII веке — итальянцы, венгры, крестоносцы, болгары, половцы, турки. В среднем на столетие приходилось не более 20–25 мирных лет. В условиях хронического военного положения империя просто не могла обойтись только собственными силами, мобилизуя под свои знамена лучших представителей иностранных государств.

Высокопрофессиональные наемные воинские контингенты могли успешно действовать на всех фронтах империи — и на Востоке, и на Западе. Такие формирования выставлялись в первую очередь государствами — союзниками Константинополя, вассальными либо дружественными территориями — Арменией, княжествами Кавказа, Болгарией, Венгрией, Киевской Русью. Поставка таких контингентов отдельной строкой прописывалась в торговых договорах Византии со многими из вышеуказанных государственных образований. С 1038 года (300 человек были присланы Геймаром Салернским для участия в сицилийской экспедиции) на стороне ромеев[4] действуют и норманнские воинские контингенты.

Видное место принадлежало иностранцам в императорской гвардии — элите регулярной армии Византии. К X веку существовали следующие гвардейские полки: схолы, экскувиты, арифмы, иканаты (кавалерийские), нумера, тагма стен (пехотные). Наиболее крупный контингент располагался в столице. Гарнизоны всегда были готовы отразить внезапное нападение, а также поддерживали качественный уровень, на который равнялись провинциальные стратиоты[5]. Так как профессиональные солдаты не имели других источников дохода, то получали государственное содержание. Хотя оружие и экипировку кадровые военные также получали от государства, но по возможности приобретали вооружение и доспехи более высокого качества самостоятельно.

Эти части, являющиеся ядром сил постоянной готовности империи, образовали Тагмату — своего рода корпус столичной лейб-гвардии. Особое место в нем заняла императорская Этерия[6].

Этерия (дружина) — гвардейское формирование иностранных наемников на службе византийского императора. По сути дела, это элитный корпус профессиональных солдат.

Одни исследователи (А. Гийу{2}, В. Васильевский{3}) отождествляют Этерию с варяжской Варангой (как по структуре, так и по национальному составу), другие (А. Мохов{4}) понимают под Этерией весь корпус иностранных наемников, считая Варангу ее составной частью. Мы присоединяемся к первой точке зрения, исходя как из понимания термина «Этерия», так и из истории возникновения, функционирования, сущности решаемых гвардией задач.

В этническом плане Этерия (Варанга)[7] включала в свой состав русских, скандинавских и англосаксонских воинов в различном процентном соотношении.

Так, конец X — первая половина XI века (до 1043 года) — период доминирования русов, вторая половина XI века (особенно с 1066 года — после битвы при Гастингсе) — англосаксов, XII — начало XIII века — скандинавов (норвежцев, исландцев, шведов и датчан). Известно, например, что к моменту взятия Константинополя крестоносцами в 1204-м году Варанга состояла преимущественно из датчан и англичан. Наконец, поздний период существования империи характерен смешанным составом Стражи, хотя по традиции преобладали все же англо-скандинавы. Недаром в некоторых поздних источниках помимо наименования «Варангианская» гвардия встречается термин «английская гвардия императора».

Эти этнические преобладания объясняются различными факторами — взаимодействием Византии с тем или иным государством в соответствующую эпоху[8], также тем фактом, что на раннем этапе существования Варанги характерным явлением было поступление в состав Стражи какого-либо князя или конунга со своей дружиной, а впоследствии и во многом наследственным характером ее формирования.

Хотя впервые Константинополь посетили скандинавы в 838 году, честь создания Этерии принадлежит русам. Именно русам, так как византийцы в данное время хорошо различали норманнов и викингов, с одной стороны, и русов и варягов[9], состоящих на их службе, — с другой. Вместе с викингами-наемниками русы, направленные князем в дар императору, и образовали гвардию Варангов. Кстати говоря, термин «Варанга», скорее всего, ведет свое происхождение от староскандинавского var, то есть «дар»{5}. Первый же норманн появился в составе Стражи не ранее 1020 года, а скорее всего, между 1023–1026 годами.

Появление на страницах византийской истории самого имени Варангов объясняется прибытием в Константинополь дружины, находящейся на службе киевского князя. Данный факт датируют 980 годом. Причина — брак князя Владимира с сестрой императора Анной.

Своим созданием Варяжская гвардия обязана междоусобной борьбе в Византийской империи. Василий II стал императором Византии в возрасте двадцати лет как старший сын Романа II и, следовательно, являлся законным наследником империи. Но молодой государь знал реалии византийской действительности: чтобы выжить в условиях придворных интриг и заговоров, он должен был окружить себя надежными сторонниками, а также иметь под рукой реальную и эффективную военную силу, способную быстро реагировать на постоянно менявшуюся ситуацию. Василий был свидетелем убийства императора Никифора и подозревал, что причиной смерти преемника Никифора — Иоанна Цимисхия — было отравление. Усиление военной элиты империи также вызывало опасение молодого монарха. И он не ошибся.

Мятеж Варды Фоки (опытного, прославленного военачальника, наместника фемы[10] Антиохия) против Василия Второго был крайне опасен. Фактически он означал выступление командующего военным округом империи в стратегически важном регионе против центральной власти. Это событие повлияло на решение императора в 988 году образовать из прибывших восемью годами ранее русов подразделение личных телохранителей, так как, по свидетельству Михаила Пселла[11], он «не доверял римлянам, зная их предательскую натуру». Русы же полностью завоевали доверие монарха своей безусловной преданностью и одновременно высокими боевыми качествами. И «…поскольку незадолго перед тем (т.е. за 8 лет до описываемых событий. — АО.) явился к нему отряд отборных тавроскифских (так в летописях именуются русские. — А.О.) воинов, задержал их у себя, добавил к ним других чужеземцев (по-видимому, тех же русов. — А.О.) и послал против вражеского войска». Русские летописи говорят, что в состав отряда, посылаемого в Византию, вошли русские воины, с помощью которых князь Владимир одержал верх над князем Ярополком и овладел Киевом, — то есть обладавшие боевым опытом дружинники.

Боевое крещение корпус прошел под Хрисополем (совр. Скутари) в 988 году и Абидосом (на берегу Дарданелл) 13 апреля 989 года. Под Хрисополем русы высадились с кораблей и под прикрытием холмов обошли лагерь мятежников с тыла, после чего разгромили его. По словам М. Пселла: «…Застали неприятеля врасплох, готовившихся не противника побить, а вина попить; многих убили, остальных рассеяли». По свидетельству А. Ластивертци[12], в боях под Хрисополем и Абидосом действовало не менее 4 тысяч воинов-русов. К. Кекавменом[13] четко разделяется функциональное назначение варягов и русов в этой операции: если русы являются пешими копейщиками, образующими «стену щитов», то варяги — экипажами кораблей и морскими пехотинцами.

Другой византийский историк, Г. Кедрин[14], также пишет, что когда один отряд Варды явился в виду Хрисополя (ныне Скутари), то Василий II «приготовил ночью корабли и посадил на них Русь… Переправившись с ними, он неожиданно нападает на врагов и легко захватывает их в свои руки». Михаил Пселл также обрисовывает в данной ситуации отряд отборных «тавроскифских» (т.е. русских[15]) воинов, выступивших против врага{6}.

Итак, 988 год — время рождения Варяжской гвардии.

О численности отряда мы можем судить на основании свидетельства армянского историка Асохика{7}.[16] Говоря о походе императора Василия в Армению в 1000 году, он называет цифру в 6 тысяч человек, а также показывает, что они были русами и христианами. М. Пселл также отмечает 6-тысячный корпус, присланный Владимиром Василию II. Данная численная традиция поддерживалась и далее, несмотря на этнические изменения в Страже. Более того, можно провести параллель с шеститысячной также пехотной гвардией хускарлов, учрежденной примерно в это же время в Англии (доминируя впоследствии в составе Варанги, англичане следовали и своей традиции). Новая часть заменила старое византийское гвардейское подразделение Экскувитов.

Для более оперативного реагирования на задачи различного характера, а также следуя традиции мобильности позднеримской и византийской армий, Варанга структурировалась на подразделения (вполне осознанно применяем этот термин к византийской армии вслед за императором — военным специалистом Никифором II Фокой) по 500 человек. Так, Г. Кодин свидетельствует, что «…когда императорский отряд состоял из шести тысяч человек, каждые пятьсот человек стояли под отдельным знаменем»{8}.[17] Эти подразделения могли дислоцироваться в разных районах города, а также участвовали в «боевых командировках» в районы военных действий, сменяя друг друга. Харальд Хардрада (см. ниже) командовал такой частью в 500 человек в ряде боевых операций, в битве при Эски-Загр в 1122 году императора Иоанна II Комнина также сопровождали 540 варяжских гвардейцев и т.д.

Участвовала Варанга в походах и в полном составе. Например, в 1034 году Варяжский корпус стоял на зимних квартирах в Малой Азии. Это позволяло накапливать боевой опыт, а также занимать воинов делом, ибо еще римляне считали, что «безделье — главный враг солдата». Византайские военные теоретики и практики (например, Никифор II Фока) также уделяли повышенное внимание дисциплине и занятости солдата.

В сражениях варяги выполняли важную боевую функцию, на улицах и при дворе охраняли особу императора — речь идет, таким образом, о постоянном, регулярном боевом подразделении универсального характера.

На основе русско-византийских договоров (см. ниже) первоначально происходило пополнение Варанги личным составом. Начало XI века вообще характерно значительным притоком русских военных людей в Константинополь. Например, Г. Кедрин пишет, что, когда на Руси умерла сестра императора, а также еще ранее ее муж Владимир, некто Хрисохир, посадив 800 человек на суда, прибыл в Константинополь, желая поступить на императорскую службу. По свидетельству византийских историков, славянский элемент в Страже был заметен и в августе 1030 года — на момент неудачного сражения у Халепа. Ряд хронистов прямо говорят о присутствии русских в Азии в 1031–1034 годах. Временем заката русского присутствия в гвардии считается 1043 г. — год нашествия русов на Константинополь, когда в целях безопасности служившие в Варанге их соотечественники в основном удаляются из ее состава либо отправляются в отдаленные регионы.

В последующем, с теми или иными вариациями, в Страже преобладал неславянский элемент, хотя число русских охотников за удачей иногда бывало весьма велико. Приток скандинавов был столь значителен, что это даже нашло отражение в шведском законодательстве. Русы и шведы появились в составе Варяжской гвардии раньше исландцев, норвежцев и датчан.

Со второй половины XI века доминировали англосаксы, в конце столетия к ним присоединяются и франко-норманны (хотя в Византии последние появляются раньше). Причиной для первых стал исход из отечества после норманнского вторжения, для вторых — начало Крестовых походов.

Для прибытия англосаксов характерна массовость, люди без родины стали мощной опорой василевса. Интересно, что эмигрировали они именно в Византию, которая стала им второй родиной. Помимо высокого статуса, который воины получали на имперской службе, это привело к приобретению земельных участков в империи. Последнее означало, что изгнанники смогли сохранить свою самобытность именно как англичане, по крайней мере еще два столетия после прибытия в Константинополь. Для лиц, чье национальное самосознание было сильно уязвлено норманнским завоеванием родной земли, это было очень существенно.

С 1066 года наблюдался исход англосаксов, усилившийся в 80-х годах XI века.

В 1088 году большая группа англосаксов и датчан (более 5 тысяч человек на 235 судах) прибыла на границы Византийской империи. Источник отмечает, что были среди них три графа и восемь баронов. Руководителем флотилии был Сигурд, граф Глостер. Как отмечает источник, «на кораблях у них была великая сила». Такой массовый исход лиц всех социальных категорий был протестом против политики короля Англии Вильгельма. Потеря статуса и имущественный урон от захватчиков — вот главные причины эмиграции англосаксов в конце XI века. Византийцы, принимая на службу изгнанников, стремились поддерживать сложившиеся в среде последних социальные и субординационные отношения. Так, источники отмечают некоего благородного человека, который получил образование в Сан-Августине в Англии и по прибытии в Византию приобрел подобающую его статусу благосклонность императора, получил титул и руководство над большей частью своих товарищей. Сплоченная англосаксонская община — опора императора Алексея I Комнина. Причем впоследствии василевс даже пытался вербовать наемников непосредственно в Англии.

Многие из англичан-эмигрантов, кто по тем или иным причинам не поступил на службу императору, поселились на берегах Черного моря. Приток англосаксов привел к тому, что с этого времени Варяжская гвардия даже стала неофициально именоваться Англо-Варангой. Изгнанники столкнулись в боях со своими лютыми врагами — норманнами Роберта Гвискара, противника императора Алексея Комнина. Число английских стражников постоянно возрастало на протяжении XII века. На 1180 год источники отмечают, что Стража состояла из людей «английской расы». Но все-таки это были прежде всего те же варяги, но английского происхождения{9}.

Впоследствии был заметен датский контингент в составе Варяжского корпуса. Господствующим языком Стражи вплоть до турецкого завоевания XV века был английские{10}. Приветствовали императора гвардейцы также по-английски. И в варяго-русский, и в англосаксонский периоды истории гвардии ей придавались переводчики.

Одним из направлений военной реформы императора Алексея I Комнина было преобразование гвардии. Показательно, что прежние гвардейские части исчезли, появились новые. И единственным из старых гвардейских полков, который оставил василевс, был Варяжский. Причем Варанга осталась как боевая часть — лишь в позднюю эпоху она превращается почти исключительно в дворцовую лейб-гвардию.

Если рассматривать систему пополнения элитной дружины, то можно отметить следующее.

Северяне приветствовались при византийском дворе.

Во-первых, конунги и вожди со своими отрядами вливались в состав Стражи. Сам статус византийского монарха — первого среди прочих — способствовал их стремлению послужить ромейской короне. Наемники из числа иноземной знати, занимавшие командные должности, получали, кроме платы (руги) и части, добычи богатые дары от императора. Приобретались личные и дипломатические связи, бесценный боевой опыт и значительные материальные средства. Так, во время визита короля Эрика Датского в 1103 году многие конунги из его свиты присоединились к Варяжской гвардии. Когда король Норвегии Сигурд I Магнуссон в 1108 году возвращался из Крестового похода через Константинополь, многие из норвежцев специально сопровождали его для того, чтобы попасть на службу к императору. В 1153 году граф Оркнейский отправился в Крестовый поход с 15 судами, и команды шести из них откололись от отряда в Гибралтаре, прибыв в Варангу.

Учитывая, что варяжские силы стали неотъемлемой частью охраны императора и непосредственно отвечали за его безопасность, а корпус офицеров гвардии базировался на древних скандинавских и русских традициях института конунгов-князей с их личной дружиной, личную преданность императору со стороны руководителей прибывающих в состав Стражи отрядов нужно считать немаловажным обстоятельством.

Таким образом воспроизводилась отличная от византийской армейской система личной преданности вождей Варяжской гвардии своему верховному вождю — императору. Это было тем более значимым в обстановке расширения личных армий византийских магнатов.

Во-вторых, службу в гвардии почитали за честь представители даже знатных северных родов. То есть служба в Варанге была социально и материально привлекательной для представителей элит государств Европы. Молодые люди из Руси и Скандинавии стекались под ее знамена постоянно. Этому в немалой степени способствовал высокий статус Варанги в византийском обществе — ее бойцы пользовались всеобщим поклонением. Гвардеец Болли Болласон так засвидетельствовал этот факт в своей саге: «Его голову украшал позолоченный шлем, в руке он держал красный щит с золотой фигурой рыцаря. Он был вооружен копьем, как принято у чужеземцев. Когда они располагались на ночлег, женщины готовы были отдать все, чтобы хотя бы одним глазком взглянуть на Болли и его друзей во всем их великолепии»{11}. Скандинавские саги и рунические надписи содержат бесчисленные упоминания о людях, служивших в Варяжской гвардии. Учитывая то обстоятельство, что эти источники фиксировали лишь наиболее важные события в жизни воинов и вождей, такие свидетельства иллюстрируют значимость для северян самого факта принадлежности их к Варяжской гвардии Византии.

В-третьих, с XII–XIII веков складываются настоящие служилые династии, когда Стража пополнялась традиционно представителями северных народов по наследству. Преданность императору в последнем случае впитывалась, по сути дела, «с молоком матери». Например, Константинополь в 1453 году защищали т.н. варангопулы (буквально — «дети варягов») — т.е. потомки кровосмесительных связей варягов с местным населением. На Руси и в Скандинавии (прежде всего Норвегии и Швеции) за столетие — к 80-м годам XI века — складываются специфические социальные группы, представители которых несли наследственную службу в Константинополе: «Что до варягов, носящих мечи на плечах, то они рассматривают свою верность императорам и службу по их охране как наследственный долг, как жребий, переходящий от отца к сыну».

В-четвертых, отдельные искатели приключений, воины, оказавшиеся не у дел, паломники и их группы постоянно пополняли ряды Варяжской гвардии. Эти «солдаты удачи» были едва ли не самым надежным элементом Варанги. Воины-профессионалы, к тому же неустроенные в социальном и бытовом плане, верой и правдой служили империи и отрабатывали свой хлеб.

Как уже отмечалось, после смерти императора Алексея I Комнина (1118 год) из всех элитных частей сохранилась только Варанга. Впоследствии, к концу XIII века, вообще большинство гвардейских подразделений (как восстановленных, так и вновь созданных) переводится на выполнение церемониальных или дворцовых обязанностей.

Книга должностей Псевдо-Кодина (XIV век) указывает, что гвардейцы шли впереди императора с прокламациями, а также охраняли и подгоняли всю процессию. Варанги охраняли императорскую резиденцию и приемную во Влахернском дворце, стояли вокруг трона во время официальных приемов (аналог рынд при русском царе), сопровождали государя во время посещения храма: «Варяги сопровождают императора. Они всегда сопровождают его, когда он едет на лошади». То есть гвардия выполняла функции императорского конвоя. Сугубо военных задач более ни одно подразделение Варанги не решает. Варангианская гвардия упоминается в источниках в 1328, 1330, 1341 (например, упомянуто, что Кантакузин выстроил 500 дворцовых стражей для охраны императора Иоанна Пятого), 1404, 1422 годах.

Хотя есть информация, что охрану императорского дворца впоследствии поручили Критской гвардии (прославилась в боях 1453 года в Константинополе), в то время как на Варангу возложили задачу по охране императорской казны, передислоцировав ее в Магнесии. Ввиду экономических и организационных трудностей численность подразделения постепенно снижается. Окончательно складывается наследственное преемство при формировании Стражи.

Командовал Этерией Великий Этериарх, назначаемый императором. История донесла имена некоторых из них, в том числе и русские. В числе последних известен Феоктист, действовавший в Сирии в 1030-х годах.

Если того требовала обстановка, Этериарх мог руководить и сводными частями, и соединениями на театре военных действий.

Великий Этериарх Феоктист отличился во главе Варяжской гвардии в августе 1030 года у Халепа, а затем был вновь отправлен в Сирию со значительными силами, включавшими в себя и византийские части. В 1033 году Роман III Аргир вновь отправил в Сирию Великого Этериарха Феоктиста, и опять с громадной военной силой.

Великий Этериарх Константин в 1047 году командовал Восточной армией, осаждавшей крепость Хелидоний, недалеко от Двина (Армения).

Анна Комнина[18] называет служившего ее отцу Алексею I Комнину Великого Этериарха Аргира Карацу, отмечая: «Несмотря на свое скифское происхождение, этот человек отличался большим благоразумием и был слугой добродетели и истины».

Известен также Великий Этериарх Константин Трипсих, верный слуга императора Андроника I Комнина (время правления — 1183–1185).

Как и любая гвардия, Варяжская стража была кузницей кадров (см. ниже), причем не только византийской, но и иностранных армий. Ведь служить в ней считалось почетным для представителей правящих домов тогдашней Европы: возвращаясь на родину, они занимали ответственные посты в административной и военной иерархии своих государств. Наиболее яркий пример — норвежский король (тогда принц) и будущий соискатель английского трона Харальд Хардрада, в молодости офицер Варяжской гвардии. Находясь на византийской службе, он воюет в Сицилии, Болгарии, Месопотамии и Сирии, участвует в полевых сражениях и штурмах городов. Понятно, какая это была жизненная школа для будущего государя. Зачастую такие вожди и возглавляли отряды в 500 воинов, решавшие специальные задачи. Харальд назван командиром такого подразделения в Солуни в 1040 году.

Такие командиры среднего звена именовались спафарокандидатами. Спафарокандидат — от терминов spatharios и kandidatos, оба из которых обозначали воинов дворцовой стражи в IV–VI веках. Самое раннее упоминание чина — в начале VIII века, первые аттестации известны с начала IX века. Отличительным знаком спафарокандидата была золотая цепь (maniakion), носимая на груди.

Отборные гвардейцы и младшие командиры получали чины манглабитов. Термин «манглабит» (от ?????????? — «дубина») появился в IX веке и означал лиц, которые несут ответственность за личную безопасность императора. Вооруженные мечами и дубинками (manglavion), манглабиты предшествовали ему в церемониях, возглавляя процессию, и были ответственны за охрану и функционирование некоторых ворот императорского дворца каждое утро. Чин манглабита стал значимым в имперской иерархии в связи с его близостью к императору. Исчез в конце XI века. Отличительным знаком манглабита был меч с золотой рукоятью.

Сама организационная система, при которой лучшие боевые офицеры зачислялись в дворцовую стражу, свиту монарха, представляет повышенный интерес. Напрашивается очень интересная аналогия с системой свитских должностей российских императоров — свитские звания могут рассматриваться как военно-придворные.

Наконец, существовала должность Аколуфа — начальника лейб-гвардии, т.е. той части Варанги, которая непосредственно состояла при особе императора. Вначале это был титул, присваиваемый командующему наемным войском и позже — главе варяго-русского корпуса. Аколуф административно был связан с одним из высших военных чинов империи, ведавших охраной дворца, — друнгарием виглы. Ничто не мешало Аколуфу получать время от времени команду над всеми иностранными силами, а иногда и над всей византийской армией.

Впоследствии, в дворцовый период истории Варанги, варангами командует Аколуф (Великий Этериарх же руководит всеми иностранными частями на императорской службе). В сочинении XIV века Псевдо-Кодина[19] дается следующее определение Аколуфа: «Аколуф является ответственным за варангов; сопровождает василевса во главе их, поэтому и зовется Аколуфом».

Аколуф был одним из высших имперских офицеров, доказательством чему является тот факт, что в период отсутствия императора он являлся хранителем ключа от ворот Константинополя. Многие Аколуфы отличились в боевых действиях на бесчисленных фронтах империи.

Так, в 1034 году императорский Аколуф был командующим византийской армией, которая подавила восстание Адама Севастийского. Одним из известных Аколуфов Варанги был Михаил, упомянутый в трудах И. Скилицы[20] и К. Кекавмена. Он отличился в войне 1050–1053 годов против печенегов. Император послал Аколуфа Михаила, который был «гегемоном всего войска», препятствовать набегам печенежских орд, не ввязываясь в решительную битву, и Михаил успешно действовал, разбивая печенегов по частям. Затем он был послан в Ивирию против турок и командовал размещенными в Халдии и Ивирии франками и варягами. В Армении в 1054 году привел варягов и франков к победе над армией турок-сельджуков султана Тогрул-бека. По-видимому, оттуда он и был вызван для новых действий против печенегов. Показательно, что Михаил занимал одновременно еще несколько высоких должностей: был императорским патрикием и архонтом (стратегом) фемы Парастрион. Причисление к рангу патрикия означало зачисление в ряды высшей знати, стратиг — наместник и главнокомандующий фемы — обладал всей полнотой гражданской и военной власти. В византийской табели о рангах стратиг фемы относится к чинам 1-го класса.

Попасть в Варяжскую гвардию было нелегко. Но, как гласят саги: «Они были хорошо приняты, как только стало известно, что они были скандинавами». Кандидат в Варангу должен был уплатить вступительный взнос, но гвардейцы могли помочь своему земляку, кроме того, существовали кредиты от казны. Учитывая высокое материальное обеспечение бойцов гвардии, государство только выигрывало в этой ситуации, с одной стороны, стимулируя приток добровольцев, а с другой стороны, зарабатывая на этом. Известно, что бойцы Варяжской гвардии регистрировались в специальных списках. Помимо имен в них указывались жалованье и меры поощрения воина.

Бойцы Варяжской гвардии получали высокую плату, являясь элитой и по этому показателю. Размер ее колебался от 10 до 15 номисм золота в месяц, что составляло от 45 до 60 граммов золота в весовом эквиваленте. Это в 1,5–2 раза превосходило размер жалования солдат других элитных формирований и в 7–10 раз — размер жалования армейцев. Помимо этого существовали различные надбавки, доля военной добычи. Так, после победы Василия II над Болгарией вся военная добыча была разделена на три части — одну из них получила Варанга. Большим подспорьем были дары императора (например, в день коронации) и специальные подарки (например, на Пасху).

Гвардейцы получали также ежедневные пайки, государство заботилось об их жилищных условиях. Так, императорская гвардия занимала целые кварталы в комплексе Большого дворца рядом с ипподромом. Когда решался вопрос о распределении помещений между частями гвардии, то между варягами и греками возник спор, решенный с помощью жребия. Один заключенный (в казармах присутствовала своя тюрьма) жаловался на шум, производимый варягами в ночное время на верхних этажах помещения, и на дым, пахнущий хуже, «чем в царстве Аида»{12}, — идущий снизу, из казармы, занимаемой Нумером (другим гвардейским подразделением). Когда император Лев VI посетил помещения варяжского караула, он обратил внимание на разрисованные щитами комнаты варягов{13}.[21]

Нужно отметить значительное количество вьючных животных и слуг, обеспечивающих боевую деятельность и жизнедеятельность Варяжской гвардии. Слуги могли сопровождать гвардейцев и во время боевых походов. Вообще в хозяйственном отношении полки столичной Тагматы находились на содержании фемы Оптиматов.

Во время войны варяги имели приоритет при разграблении вражеского города. Существовал и достаточно интересный обычай — после смерти императора варяги имели право войти во дворец и взять то, что им понравится. Богатству уже упомянутого Харальда весьма способствовало то обстоятельство, что он трижды таким образом посещал императорские сокровищницы, расположенные во дворце. Если ко всему сказанному прибавить также широкие возможности для личного обогащения — огромное количество добычи и трофеев от участия в различных боевых действиях, знаки внимания и поощрения императора и других лиц, — то становится понятным, почему в отношении того же Харальда говорили, что «никто в Северной Европе не видел прежде, чтобы столько сокровищ находилось во владении одного человека». Одно только его присутствие в составе Стражи на коронации 3 императоров уже сделало его богатым человеком.

Харальд, конечно, выдающийся во всех отношениях, образец варяжского гвардейца, но последствия службы и рядовых варягов превосходили все их ожидания.

Применительно к англо-варягам можно говорить и о наделении их земельными участками. Такая мера со стороны Алексея Комнина была особенно благотворна к изгнанникам, лишенным не только имущества, но и отечества. Отслужить и вернуться, как русы и скандинавы, «домой» англосаксы не могли — Византия стала их родиной.

Рассматривая моральный облик Варанги и ее боевой дух, следует отметить прежде всего исключительную преданность Стражи царствующему государю. Когда в марте 1081 года Алексей Комнин решил захватить трон и его армии появились перед Константинополем, город был защищен только Варяжской гвардией и отрядом немецких наемников. Показательно, что Алексей, считая, что подкупить, убедить или принудить варягов невозможно, подкупил немцев, и те открыли ворота. Варяги оставались верны императору Никифору III, даже когда он решил отречься от престола.

Анна Комнина свидетельствует: «Русы соблюдают верность императору, так как охрана его особы является у них семейной традицией, чем-то вроде священной обязанности, бережно передающейся из поколения в поколение. Преданность их венценосной особе нерушима. В их натуре нет и намека на способность к измене».

Арабские путешественники отмечают, что их верность повелителю была столь сильна, что они были готовы «умереть с ним или позволить себе быть убитыми им». Историк И. Зонара[22] рассказывает, что, когда Иоанн Комнин, преемник умирающего императора Алексея, пришел во дворец, варанги, заняв проход в караульной части, где было их местопребывание, не пропускали наследника, отвечая, что, пока император жив, они никого не пропустят. Лишь по предъявлении доказательств смерти монарха Стража уступила. Когда Харальд Хардрада участвовал в мятеже против императора Михаила V, закончившемся низвержением и ослеплением последнего, ему пришлось преодолевать сопротивление бывших сослуживцев. Несмотря на непопулярность Михаила, Варанга осталась верна ему, и ее численность после беспорядков в Константинополе заметно сократилась. Часть стражей после переворота была повешена новой властью, о чем пишет Михаил Пселл, лично присутствовавший при ослеплении императора, а также видевший повешенных. Преданность царствующему монарху высоко ценилась императорами, особенно в неспокойные времена дворцовых переворотов. Недаром про последнего Комнина — Андроника — говорили, что он доверяет лишь своей собаке у кровати да Варяжской страже за дверью.

Затем следует отметить высокие моральные качества варангов. Так, Кедрин упоминает случай, когда один из варягов, встретив в пустынном месте женщину, предпринял попытку изнасилования. Женщина, выхватив его же меч, убила воина. Сослуживцы убитого, собравшись вместе, воздали ей честь, отдав имущество насильника, а его бросили без погребения как самоубийцу. Византийские историки пишут также о том, что немецкие (в широком понимании слова) наемники отличались от варангов своей продажностью.

Наконец, в подавляющем большинстве случаев варяги были людьми верующими и христианами, о чем свидетельствует, в частности, их особая «полковая» церковь Святой Богородицы, расположенная при западном фасаде храма Святой Софии. Уже император Константин Багрянородный упоминал о «крещеных русах», стоявших в карауле во время приема арабского посла. Посещали гвардейцы и храмы в городе. Русы имели церковь Святого Ильи уже в 1-й половине X века.

Первый специально выстроенный варяжский храм, вероятно, существовал с начала XI века, но был закрыт в 1052 году. Вторая скандинавская церковь в честь святого Олафа Харальдсона и Божьей Матери была построена недалеко от храма Святой Софии. Выстроенный во исполнение обета, данного императором полку варангов в сражении при Эски-Загре, этот храм был известен как Панагия Варангиотисса (Богородица Варяжская). Согласно легенде XIII века, над алтарем этого храма висел меч святого Олафа.

Вообще культ святого Олафа, покровителя купцов, путешественников и воинов, был очень популярен в Северной Европе (в Новгороде в XI–XII веках был храм Святого Олафа). Олаф выступал главным образом как покровитель варягов и в первую очередь Харальда Хардрады, своего сводного брата и предводителя скандинавских наемников в Византии. Вначале в Константинополе была построена часовня Святого Олафа, затем церковь в его честь, в дальнейшем меч Олафа перевозят в Константинополь. Причем, по легенде, император строит или участвует в строительстве церкви, а также выкупает меч у его владельца за тройную цену (или за три меча) и отдает его в церковь Святого Олафа. В любом случае именно Харальд был наиболее вероятным источником зарождения культа святого Олафа как святого патрона скандинавских воинов в Византии: ведь сам Хардрада как брат Олафа мог претендовать и претендовал, судя по рассказам саг, на особое покровительство святого.

Английским контингентом Варанги посещалась специально построенная английская церковь в Константинополе — базилика Святых Николая и Августина Кентерберийского.

В традицию у гвардейцев вошли посещения Иерусалима и святых мест. Например, Анна Комнина называет имя одного такого паломника — Петра по прозвищу Кукупетр. Отмечались христианские праздники — прежде всего Рождество, Пасха, а также день Богоявления (полковой праздник варягов с 1122 года — дня победы при Эски-Загре). Христианская атрибутика присутствовала на вооружении и снаряжении воинов Варяжской гвардии. Археологи на местах боев Варанги находят в большом количестве нательные крестики.

В целом в империи культивировался и внедрялся образ «варяга-христианина». И это не было преувеличением. Сама служба Византии приучала варангов к соблюдению христианских традиций и обрядов. Для армии, находившейся в походе, увеличивалось количество религиозных обрядов. Пение Трисвятого в военных лагерях звучало утром и вечером, солдаты исповедовались перед сражением, а крест и ковчег несли от самого Константинополя. Ветераны Варанги, познавшие византийский образ жизни и сущность христианской веры, являлись проводниками христианства в Северной Европе. В этом, без преувеличения, проявлялась цивилизаторская миссия как Византии, так и ее Варяжской гвардии.

Занимались гвардейцы различными видами спорта. Борьба, игра в мяч, настольные и другие игры активно практиковались среди варягов. Имели место групповые игры — своеобразные матчи. Так, Харальд Хардрада и солдаты его отряда даже во время похода в Италию играли в мяч. Причем устроили состязание прямо под стенами осажденного города, показывая тем самым презрение к его защитникам. Уже упомянутый король Сигурд Норвежский был фанатом ипподрома. Как-то он предпочел осмотр имперской сокровищницы (а это, как правило, сопровождалось богатыми дарами) зрелищу игры на ипподроме. Участвовали варяги и в таких развлекательных мероприятиях, как пантомима, демонстрация греческого огня, музыка и пение. Император и императрица активно участвовали в этих мероприятиях, зачастую выступая в качестве покровителей состязающихся сторон или команд.

В минуты отдыха варяги посещали общественные бани (посещение бань — излюбленное занятие византийцев, один из элементов ромейского образа жизни), осматривали достопримечательности Константинополя, например храмы Святой Софии и Святого Петра, дворцовые комплексы. Посещали гвардейцы городские таверны. Так, когда король Сигурд возвращался из Крестового похода через Константинополь, он оставил все свои корабли (60 единиц) в дар императору. По крайней мере в части из них были устроены рестораны на воде. Размещенные в задней части корабля, такие заведения, с одной стороны, позволяли приходившему варягу ощутить специфику далекой родины, а с другой — очутиться в роскошной атмосфере развлекательного заведения «столицы мира» — Константинополя.

Один из варягов нашел время, чтобы вырезать надписи в балюстраде храма Святой Софии, другой — на плече каменного льва из Пирея, третий — в стенах дворца Буколеон. Возможно, это также было своеобразным хобби варангов. Вероятно, некоторые из воинов занимались торговлей или предпринимательством — византийские законы не накладывали жестких ограничений на военнослужащих в этой сфере. Некоторые свидетельства позволяют сделать вывод о том, что варяги занимались охотой и рыбалкой, — благо в то время близ Константинополя было достаточно лесов. О рыбе, добываемой в те времена даже в бухтах столицы, знала вся Европа.

Все это, прежде всего христианство, причудливо сочеталось с военной демократией и кровной местью в рядах Варяжской гвардии — пережитками древнескандинавских обычаев. Так, один варяг, приехавший из Норвегии служить в Варанге, по непонятной причине на родине убил другого человека. Сын убитого преследовал его, и в Константинополь они прибыли почти одновременно. Оба были зачислены в Варангу, которая готовилась к выступлению в поход. Походу должен был предшествовать смотр с обязательным осмотром оружия. Онгул (убийца) показал меч, принадлежавший некогда Греттиру (убитому), и, когда его спросили, отчего такой прекрасный меч имеет в середине зазубрину, он рассказал о том, какого храброго человека победил и как рассек ему череп этим самым мечом: с тех пор и осталась зазубрина. Дромунд (мститель) взял вслед за другими воинами диковинное оружие, как будто желая полюбоваться им, но тотчас же рассек им голову Онгула. Власти распорядились немедленно схватить Дромунда, так как он оскорбил священное собрание и применил оружие в стенах императорского дворца. Дромунд в оправдание рассказал свою историю и указал на долг мести, который на нем лежит. Так как убийство наказывается смертной казнью, он был взят под стражу. А далее, если его никто не выкупит, должна была последовать казнь. Проходившая мимо тюрьмы знатная византийская дама услышала разговор заключенных и выкупила Дромунда, втайне от мужа спрятав его у себя дома. Несмотря на закон, варяги поддержали прошение о помиловании правонарушителя, понимая, что сын должен отомстить за отца. В итоге Дромунд был помилован, отличился в боях, был другом Харальда Хардрады.

Вернувшись домой после 2-летней службы, гвардеец был принят в число придворных короля Магнуса Доброго.

О случае, когда гвардейцы осудили насильника из числа своих рядов, признав правоту убившей его женщины, уже упоминалось. Этот случай также говорит о судебном иммунитете членов Варяжской гвардии от обычных военных судов.

Христианину Харальду Хардраде ничто не мешало кроме русской официальной жены (Елизаветы Ярославны) иметь и скандинавку-наложницу (Тору).

Такое важнейшее качество гвардейцев, как доблесть, будет заметно при рассмотрении боевой службы Стражи. Мужество и стойкость варягов помогли выиграть многие ключевые для империи сражения и кампании. Византийской военной традицией было то, что после победы войско служило благодарственный молебен, а затем хоронило погибших. Затем проводился смотр, в ходе которого награждались отличившиеся в бою солдаты. Военные руководства советуют поощрять отличившихся «славой и дарами». Героев благодарили перед строем, а затем награждали оружием, доспехами и дополнительной долей трофеев. Командиры отличившихся частей также награждались или получали повышение. В то же самое время наказывали тех, кто не выполнил своего долга. Виновных в неприкрытой трусости казнили, тогда как провинившихся меньше пороли перед строем.

Очень важным является то обстоятельство, что если для европейской средневековой армии терпимым был уровень военно-оперативных потерь (то есть общих — убитыми, ранеными, пленными) в размере 15–20% от ее численности, то византийская армия могла выдержать более высокий уровень потерь. А Варанга — элита этой армии — выдерживала потери и до 70–80% от своего состава. Ярким примером являются сражения у Монтемаджоре 1041-го и Диррахия 1081 года. И после таких потерь боеспособность восстанавливалась достаточно быстро.

Императоры ценили Варяжскую гвардию прежде всего за верность и мужество, высокие боевые качества и способность выполнять команды эффективно и без лишних вопросов. Византийские обыватели варягов уважали и боялись. У гвардейцев была отличная репутация за пределами империи, но они часто вызывали неприязнь у представителей высших сфер имперской элиты. Так, первоначально в византийской литературе они именовались как «благородные варвары» (Анна Комнина). Но, несмотря ни на что, Варяжская гвардия была одним из самых престижных и уважаемых военных формирований в Византийской империи. Изолированность Варанги от региональных и придворных интриг, политических и религиозных партий, византийской аристократии и населения делала гвардию бесценным инструментом в руках самодержца. В XI и XII веках репутация Варяжской гвардии была важным столпом имперской идеологии. Византийские летописцы распространяли возвышенные легенды о Варанге, способствуя славе Нового Рима и его императора. Для скандинавских летописцев Византия была образцом государства, символизируя Асгард, дом скандинавских богов. Время службы Харальда Хардрады в гвардии стало важной составной частью его королевской мифологии, сделавшей его чуть ли не преемником славы римских императоров. В русских былинах образ Византии также стоял очень высоко. Гвардейская дисциплина и нахождение в культурной среде Константинополя способствовали становлению и облагораживанию правящих элит стран Северной Европы. Для путешественников возможность попасть в ряды гвардии также была путеводной звездой.

Наконец, агрессия в то время варварских и полуварварских народов выплескивалась, если так можно выразиться, в «мирных целях»: в руках императоров Варанга была щитом, защищающим Европу от многочисленных волн экспансии кочевых и полукочевых хищников — печенегов, турок-сельджуков и пр. То есть такую мотивацию воинов, как служба твердыне христианства (прежде всего православия), нельзя сбрасывать со счетов. Наконец, служба в Варанге ярко высвечивала и социальные мотивы для желающих попасть в ее ряды (а они всегда были очень сильны). Кратко они звучат так: верно, честно и мужественно служи и получай достойное (даже очень достойное) вознаграждение за верность и мужество. Государство заботилось о своих воинах.

Тем не менее этериоты страдали и весьма заметными огрехами. Самым, пожалуй, видным было злоупотребление спиртными напитками. Ряд свидетельств современников пестрит фактами подобного рода. В XII веке столичные обыватели называли варягов «императорскими винными бочонками». Посетивший в 1103 году Константинополь король Эрик Датский даже призывал варяжских гвардейцев «вести трезвый образ жизни, не давать волю пьянству». Множество византийских анекдотов отражают этот порок гвардейцев. Большинство преступлений варягов, в том числе и против государя, совершались в нетрезвом виде. Например, восстание против Никифора Вотаниата в 1079 году совершалось именно в такой обстановке. Пытаясь в пьяном угаре с помощью клинкового оружия открыть дверь, ранив императорского секретаря, варяги были отброшены подоспевшей Стражей из числа греков. Интересно, что доблестно защищавшийся император помиловал раскаявшихся дебоширов, лишь зачинщики были им отправлены служить в отдаленные гарнизоны.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.