Глава 4. «ПРОНИКАТЬ В НАМЕРЕНИЯ ПРОТИВНИКА»: РАДИОРАЗВЕДКА КРАСНОЙ АРМИИ

Глава 4. «ПРОНИКАТЬ В НАМЕРЕНИЯ ПРОТИВНИКА»: РАДИОРАЗВЕДКА КРАСНОЙ АРМИИ

Радиоразведка в годы Первой мировой и Гражданской войн была, по авторитетному мнению Николая Батюшина, «единственным средством тайной разведки», которое позволяло «в смысле достоверности, обширности фронта и возможности проникать в намерения противника». При этом в годы Первой мировой войны радиоконтрразведка Российской империи расписалась в полной недееспособности. По свидетельству австро-венгерского разведчика Максимилиана Ронге, во время германского наступления в марте 1916 г. подслушивание оказало большую помощь войскам: были перехвачены приказы Русской армии о наступлении, причем до 3 августа «русские даже не подозревали о существовании подобного нового изобретения». Из перехваченной австро-венгерской радиоразведкой депеши генерала М.В. Алексеева выяснилось, что «русские сочли захваченную… (у противника. — С.В.) станцию подслушивания за германские подземные телефонные аппараты». Технику и методы подслушивания, если верить Ронге, Русской армии объяснил один из австро-венгерских дезертиров. «Радиоразведка обогатилась новым способом засечки (пеленгирования) неприятельских радиостанций при помощи наблюдения с нескольких точек, — пишет М. Ронге. — Впервые новый метод был испытан на русском фронте при участии трех пеленгаторных станций, расположенных в [городах] Броды, Коломыя и Черновицы. Первый опыт 18 февраля 1916 г. еще страдал от неопытности телеграфистов и начальников станций, вследствие чего при засечке уже нам известных станций ошибки доходили до 10 км. Все же при этом были обнаружены 4 новых, неизвестных нам до сих пор, [русских] радиостанций. Вскоре этот метод начал давать отличные результаты. В марте 1916 г. радиослужба на русском фронте получила стройную организацию, причем каждой станции подслушивания был нарезан определенный участок неприятельского фронта… Впрочем, как мы узнали из русских радиограмм, вскоре они (русские. — С.В.) тоже стали применять “радиокомпасные станции”, имевшие такие же задачи, как и наши радиопеленгаторные станции. Мы совершенно прекратили передачу по радио; германцы же от нее не отказались, хотя и знали о возможности засечки и установили наличие в Николаеве специальной школы радиоподслушивания»[512]. По свидетельству Вальтера Николаи, русские радио представляли собой «достоверный источник сведений… Все приказы были, конечно, шифрованные, но система шифра была проста и менялась редко. Легко удавалось поэтому расшифровать»[513].

Николай Батюшин признал позднее: «новое средство связи — радиография — принесло нам больше вреда, чем пользы, донельзя облегчив противникам проникновение в наши оперативные планы. Не имей мы радиотелеграфии, наши действия были бы несравнимо более успешными, доказательством чему могут служить разгром австрийцев в августе — сентябре 1914 г. и успех 1 — й армии генерала Ренненкампфа в августе… в Восточной Пруссии. Эти успешные наши действия совпали по времени с тем периодом, когда австрийцы не умели еще расшифровывать наши радиограммы, а у немцев дело это только еще налаживалось. Отсутствие у нас радиотелеграфии могло иметь последствием тактические неудачи, что несравнимо слабее отразилось бы на общем ходе кампании, чем систематическое проникновение в сокровенные наши стратегические планы»[514]. К тому же «дело расшифровки неприятельских радиограмм на сухопутном флоте было организовано неудовлетворительно, а потому это новое могучее средство тайной разведки совершенно не играло никакой роли в деле осведомления об оперативных замыслах наших противников. Нельзя сказать, что не было сделано попыток в этом отношении. В конце 1915 г. на Северном фронте перехватывались неприятельские шифрованные радиограммы, которые отправлялись затем в Петроград в специальное бюро Главного управления Генерального штаба… Ощутительных, однако, результатов работа этого бюро не дала»[515].

Радиоразведка при этом была блестяще поставлена в Морском Генеральном штабе. По свидетельству старшего лейтенанта флота Стеблин-Каменского, расшифровка немецких морских радиограмм началась осенью 1914 г., после извлечения российскими водолазами секретных документов (в том числе радиотелеграфных шифров) с погибшего, не без участия нашей морской радиоконтрразведки, крейсера «Магдебург». Добытый морской шифр был вручен капитаном 1 — го ранга Кедровым и капитаном 2-го ранга Смирновым первому лорду Адмиралтейства (морскому министру) Уинстону Черчиллю в присутствии первого морского лорда (начальника Морского Генерального штаба) принца Людвига Баттенбергского и начальника штаба контр-адмирала Оливера. С этого времени расшифровка немецких радио на флоте проходила «в полном контакте с англичанами»[516].

В Военно-морском флоте радиоразведка весной 1918 г. фактически перестала существовать. На Балтийском флоте после знаменитого «Ледового похода» под руководством капитана 1 — го ранга А.М. Щастного в марте 1918 г. районы службы наблюдения и флота расформировали, оставив лишь самостоятельную станцию Кронштадт, радиостанцию Новая Голландия в Петрограде и телеграф Морского Генерального штаба — разведывательная деятельность свелась к радионаблюдению. На Черноморском флоте после затопления кораблей в Новороссийске радиоразведка также прекратила свое существование. Особое значение на флоте радиоразведка получила лишь в созданной в октябре 1918 г. Волжско-Каспийской военной флотилии: с белогвардейцами развернулась настоящая война за захват и уничтожение радиостанций[517].

В условиях измен большинства специалистов морской разведки большевикам не оставалось ничего иного, как положить, по крайней мере на первых порах, в основу «сухопутную» радиоразведку, показавшую абсолютную недееспособность еще до всеобщего развала 1917 г.

13 ноября 1918 г. в составе Регистрационного управления создали первое подразделение советской армейской радиоразведки — Приемно-контрольную радиостанцию, на которую возложили перехват радиообмена иностранных интервентов и Белой армии. Другие специальные формирования радиоразведки в Красной армии вследствие нехватки специалистов и техники (имелось всего 38 связных радиостанций) не предусматривались[518]. Но при этом, как выясняется,

Приемно-контрольную радиостанцию временно включили в состав военной контрразведки — Отдела военного контроля Регистрационного управления Полевого штаба РВСР. Таким образом, радиостанция должна была выполнять функции радиоконтрразведки: не исключено, что большевики попытались учесть ошибки царских спецслужб, полностью проигравших германской и австро-венгерской разведке борьбу за информацию. 21 января 1919 г. приказом по Полевому штабу временно приданную ОВК РУ Контрольно-приемную радиостанцию расформировали[519]; судьбу личного состава предоставлялось решить инспектору радиотелеграфа действующей армии[520]. Следует заметить, что ОВК на момент выхода приказа уже находился в структуре ВЧК под названием «Особый отдел»… Вскоре, однако, Приемно-контрольную радиостанцию восстановили, причем понять логику соответствующего приказа представляется делом весьма непростым. Цитирую приказ по Полевому штабу РВСР № 167 от 4 мая 1919 г.: «§ 1. Приступить к сформированию при вверенном мне штабе Приемно-контрольной радиостанции и содержать ее по штатам, объявленным в приказе Революционного военного совета Республики от 12 января сего года за № 143. По сформировании Приемно-контрольной радиостанции, Приемно-информационную радиостанцию именовать “Приемно-информационной”. Основание: приказ Революционного военного совета Республики от 8 декабря 1918 года за № 366. Справка: приказ по Управлению Инспектора радиотелеграфа действующих армий от 26 апреля сего года за № 86; § 2»[521]. Объяснение напрашивается самое простое: приказами намечалось создание, но фактически Приемно-контрольную радиостанцию сформировали только к маю 1919 г.[522] Первоначально радиостанцию возглавлял Николай Николаевич Венедиктов, 24 июля 1919 г. его откомандировали в распоряжение начальника базы телеграфных радиоформирований в г. Владимире и назначили вместо него в качестве временно исполняющего обязанности начальника 3-й неподвижной радиостанции Евгения Федоровича Иванова[523].

Радиоконтрразведка отсутствовала по определению. В декабре 1918 г. решался вопрос о политическом контроле в военном радиотелеграфе. Комиссар военного радиотелеграфа действующих армий Александр Федорович Боярский докладывал Аралову: «В то время, как политический контроль производится в высших органах управления частями военного радиотелеграфа, в мелких… единицах радиочасти таковой контроль отсутствует, а если есть, то постольку, поскольку позволяет бумажная переписка, а самая политическая жизнь и воспитание в духе времени и ее задач среди радиоработников остается в точке замерзания. До настоящего момента военными комиссарами радиотелеграфа лишь назначались лица в главные управления радиотелеграфа…: Инспрадиоарма, Испрадиофронтов, Начрадиобазы, радиоотдел ГВИУ; в ведении этих комиссаров находились и все остальные радиочасти, как-то радиошколы, радиомастерские, дивизионных формирований, мощные, полумощные, автомобильные, отдельные полевые радиостанции, а также и радиостанции незатухающих колебаний, которые, исполняя волю центра на местах, никакого политического контроля у себя не имели, а если и были случаи, так по принципу бывшего военного комиссара при бывшем управлении начальника (комиссара. — С.В.) военного радиотелеграфа [Алексея Георгиевича] Русакова, каковой контроль производился через органы или местных красноармейских частей, или советов, в ведении коих радиостанции находились. Такой принцип контроля в корне неправилен и отражает бездеятельность, т. к. подобное совместительство лиц крайне вредно отражалось на деле работы радиостанций. Из личного моего наблюдения и донесения военного комиссара радиотелеграфа Северного фронта Кирьякова такие комиссары или совсем на радиостанцию не являлись, или [являлись] очень редко. Радиограммы подавались без подписи и просмотра комиссаром, входящие совсем не просматривались, и в довершение всего такие комиссары совершенно некомпетентны в работе военного радиотелеграфа, требуя подчас невозможного, как, например, комиссар в Череповце потребовал передачи радиограммы в Петроград непосредственно», притом что не имел на то никакого права»[524].

Ситуация в радиоразведке при наличие опытного военного специалиста таила в себе угрозу: по 2 комиссара имелись в радиотелеграфе действующий армии на фронтах, по одному на радиотелеграфной базе формирований в г. Владимире и в радиотелеграфном отделе ГВИУ; остальные части радиотелеграфа (докладывал Боярский): «радиошколы, радиомастерские, дивизионы формирований, радиостанции всех видов (мощные, полумощные, автомобильные, полевые и т. д.), разбросанные по территории Республики, в действующей армии и в тылу ее военных комиссаров не имеют»[525]. 8 декабря Боярский просил Аралова провести через Всероссийское бюро военных комиссаров приказ «об учреждении должности военного комиссара во всех отдельных частях радиотелеграфа РСФСР»[526]. При этом в тот же день комиссар радиотелеграфа действующих армий Н. Руссов получил даже большие полномочия, чем рассчитывал Боярский: ему предоставили право «не только назначать, но и утверждать комиссаров во всех частях и учреждениях радиотелеграфа и сообщать об этом для сведения Всебюрвоенкому». По итогам комиссар и Всебюрвоенком параллельно производили назначения военных комиссаров вплоть до февраля 1919 г.[527].

Как пишет В.Г. Кикнадзе, армейскую радиоразведку удалось наладить уже в 1918 г., но при этом формирование пеленгаторних и приемно-информационных радиостанций началось лишь в начале 1919 г. На них возлагались и задачи по контролю за радиопередачами Красной армии. В 1919 г. на Западном, Юго-Западном, Южном, Туркестанском, а к концу года и на Кавказском фронтах радиоразведку вели 24 приемочные и 6 радиопеленгаторных радиостанций[528].

Тем временем на Украине развлекался неугомонный нарком по военным делам Николай Подвойский: Александр Боярский, которого 26 апреля командировали инспектировать радиочасти Украинского Советского фронта, доложил, вернувшись, Семену Аралову: «Моя работа главным образом сводилась к тому, чтобы помочь военному комиссару радиотелеграфа Украинского фронта т. Алексееву организовать достаточно мощный политический контроль за работой радиостанций и других учреждений военного радиотелеграфа Украинского фронта». Провести ревизию всех радиостанций Боярскому не удалось: помешало восстание атамана Григорьева, а также декрет Совета обороны Украины, согласно которому техническое и политическое руководство на всех телеграфных станциях Украины вручалось радиотелеграфному отделу Наркомата почт и телеграфов Украинской ССР. Боярский обратился к Подвойскому «за соответствующими справками». Наплевав на мандат Боярского, выданный Полевым штабом и заместителем председателя РВСР Э.М. Склянским, Подвойский даже не удостоил Боярского аудиенции и «лишь по дороге направил… за справками в… подчиненные ему учреждения. Направляясь по указанию, я не нашел сведений не только о политической стороне дела, но и о технической. После таких безрезультатных шатаний я обратился к члену Реввоенсовета т. [А.И.] Окулову и просил его совместно поехать к т. Подвойскому и, обстоятельно выяснивши положение радиотелеграфного дела в связи с военными требованиями, урегулировать, сообразуясь с распоряжениями и приказами Реввоенсовета Республики и Полевого штаба. Т[ов]. Подвойский был, очевидно, недоволен моей неотступностью и, прервав меня во время доклада в то время, когда я назвал — вполне обоснованно — радиоотделение Украинского ГВИУ (ГВИУ — Главное военно-инженерное управление. — С.В.) фикцией, пригрозил мне арестом за ложные сведения… Переходя к оценке политической работы и политического контроля — нашел, что, начиная с управления инспектора радиотелеграфа Украинского фронта, где комиссаром т. Алексеев, который великолепно поставил политическую работу… контроль за работой специалистов хороший. Из докладов т. Алексеева о комиссарах на радиостанциях Украинского фронта выяснилось, что нет достаточного числа партийных работников для замещения должностей комиссаров, поэтому он назначает на станции комиссарами радиоспециалистов тех станций, куда они назначаются из числа сочувствующих, если нет партийных. Я дал свое согласие и обещал при первой возможности дать ему пополнение. Теперь я это делаю и предложил т. Алексееву назначить комиссаром радиодивизиона в Белгороде т. Ковшарика — комиссара полумощной радиостанции при Полевом штабе Реввоенсовета Республики. Делая общий вывод политической работы в радиочастях Украинского фронта, [я] могу сказать, что работа налаживается правильно..»[529] Итак, в апреле 1919 г. на Украине только велась работа по обеспечению контроля над телеграфом.

21 января 1919 г. РВС Республики в составе председателя Льва Троцкого, членов Иоакима Вацетиса и Семена Аралова утвердил «Штат приемной радиостанции (Информационной и Контрольной)». По штату полагались: начальник, по 2 радиотелеграфиста 1-го и 2-го разрядов, по одному переписчику, переводчику и посыльному (всего — 8 чел.). В примечании оговаривалось, что радиостанции положен один усилитель с необходимым количеством запасных частей; «настоящий штат имеет силу для всех приемных радиостанций [Народного] Комиссариата почт и телеграфа, перечисленных в военное ведомство»[530].

15 февраля 1919 г. секретарь Склянского Иван Медянцев рапортовал своему шефу: «В настоящее время в моем ведении имеются шифры: 1) “военный” — напечатан в типографии Всероссийского главного штаба, разослан по центральным учреждениям военного ведомства, в штабы фронтов и армий, в действии с 20 января с[его] г[ода]; 2) составленный мною, известен мне и т. Шляпникову и 3) составленный мною, известен мне, моему помощнику т. Вельмеру и секретарю т. Троцкого. Довольно широкий круг лиц, знакомых с шифрами, составленными во Всероглавштабе, представляет слабую гарантию тайны, кроме того, неумелое пользование шифром ведет к быстрому нахождению ключа. Так, например, мною дешифрована для тов. Ленина телеграмма, зашифрованная ключом ВЧК, которого у меня не было, и дешифровано перехваченное радио, содержавшее разговор Киева с Одессой. Радио было зашифровано последовательно семью ключами и все же три из них были мною прочтены. В обоих случаях при шифровке не были соблюдены правила пользования шифрами. Вследствие этого, а также в целях наиболее полного сохранения тайны мною и были составлены упомянутые шифры. Таким образом, исключительной важности депеши т. Ленина, посылаемые т. Троцкому, недоступны для прочтения их при передаче моим шифром. Но т. Ленин посылает весьма важные депеши товарищам, командированным на тот или другой фронт с полномочиями из центра. В этом случае мне приходится шифровать общим ключом, действующим в данный момент по военному ведомству (шифр меняется через 2–3 месяца). Такой порядок для депеш, имеющих кроме военного и политическое значение, дает минимальную уверенность в сохранении тайны и потому мало пригоден и совершенно недопустим для особо важных депеш…»[531] Если военный шифр разрабатывался во Всероссийском главном штабе, он был точно известен военной организации контрреволюционного Всероссийского национального центра, из чего следует, что значительная часть военных сведений и переписки Ленина и Троцкого, а также ВЧК могла быть расшифрована, по крайней мере, белогвардейским подпольем.

В мае — июне 1919 г. советская радиоразведка добыла информацию о подготовке к участию в боевых действиях на стороне Антанты Польши[532]. Фактически о неизбежной войне в Польшей Советская России узнала задолго до ее начала.

27 сентября Сергей Гусев сделал на заседании РВСР доклад «О секретной информации». РВСР поручил помощнику начальника Полевого штаба Карлу Данишевскому «выяснить цель и порядок распространения перехватываемых Полевым штабом радиограмм, а равно и других сведений секретного характера, которые предполагает установить РОСТа»[533].

29 января 1920 г. состоящие при Полевом штабе РВСР приемные радиостанции (Информационная и Морская) РВСР приказал расформировать, а личный состав их обратить на пополнение «Приемно-информационной радиостанции при Полевом штабе РВСР». По штату в Приемно-информационной радиостанции служило 22 человека: начальник (радиотехник или радиотелеграфист с большим стажем), 12 телеграфистов (оговаривалось, что все они могут быть 1-го разряда «при условии приема иностранной прессы латинским шрифтом со скоростью не менее 110 букв»), 2 электромеханика 1-го разряда, по 2 переписчика, переводчика (обязанных знать 3 иностранных языка и имевших 10-й разряд оплаты труда против 8-го у начальника радиостанции) и посыльных, 1 уборщик. Радиостанция была рассчитана для работы одновременно на 2 приемника, для чего ей полагалось следующее имущество: «а) для приемника с диапазоном волн до 20 000 метров — со сложной схемой; б) один приемник для коротких волн; в) приемная антенна с принадлежностями; г) приемная рама с конденсатором; д) усилителей 10-кратных — 3; е) генераторов незатухающих колебаний с диапазоном до 20 000 метров с французской лампочкой — 2; ж) агрегат для зарядки аккумуляторов — 1; з).. инструмент и материалы для мелкого ремонта; и) пишущих машинок — 2». Хозяйственное обеспечение радиостанции возлагалось на Полевой штаб. Реорганизация была проведена к 6 февраля 1920 г.[534]

В начале 1920 г. началось восстановление радиоразведки на Балтийском и Черноморском флотах [535].

В августе 1920 г. начальник Полевого штаба поручил Регистрационному управлению при РВСР разработать новую организацию радиоразведки, поскольку из-за увольнения в запас старых квалифицированных специалистов и нехватки техники ведение радиоразведки практически прекратилось[536].

Положение осложнялось тем, что приемно-информационные радиостанции, производившие перехват всех радио противника, находившиеся при штабах каждой армии и фронта, передавались в ведение Наркомата почт и телеграфов.

14 и 16 января 1921 г. состоялись совещания Комиссии по организации радиоразведки в составе: начальника разведывательной части Полевого штаба РВСР генштабиста К.Ю. Берендса (председатель), помощника начальника радиоотдела Управления связи Красной армии военного инженера электротехника В. Олейникова, флагманского радиотелеграфиста штаба Командующего всеми морскими силами Республики (штакоморси) радиотехника Престина с опытом работы в Балтийском флоте времен Первой мировой войны, Регистрационного управления О.П. Дзениса, дешифровальщика шифровального отдела Полевого штаба с 3-летним стажем Портнова; в качестве эксперта — сотрудник штакоморси и ученик известного дешифровальщика Фетерлейна, работавшего в 1921 г. в английской разведке, Орлов. В ходе работы комиссии ее члены четко отстаивали интересы своих ведомств.

Подводя итоги из опыта Первой мировой войны, комиссия брала за основу опыт радиоразведки Балтийского флота и военно-статистического отдела Морского Генерального штаба: в распоряжении советской военной разведки было двое учеников Фетерлейна из 20–25 подготовленных им (вероятно, остальные благополучно перешли на службу Антанте). В целом состояние радиоразведки комиссией признавалось неудовлетворительным: на фронтах имелись всего 6 пеленгаторных радиостанций (2 на Западном фронте, 3 на Украине и 1 на Кавказском фронте) вместо необходимых, по мнению комиссии, 22. Комиссия высказалась за предложение руководству Полевого штаба войти в сношение с Наркомпочтелем на предмет оставления в распоряжении военного ведомства «20 приемно-информационных радиостанций, которые должны быть полностью укомплектованы радиоспециалистами высшего качества», «для выполнения задач “особого назначения” — перехвата радио противника». Тем более что к весне 1921 г. морское ведомство было в состоянии поставить только радиостанции особого назначения, пеленгаторные станции в РСФСР вовсе отсутствовали. Решение взять за основу радиоразведку отечественного ВМФ было свидетельством положительных тенденций в развитии советской радиоразведки. Совещание наметило целый ряд мер по организации радиоразведки и дешифровального отдела, включая создание специального Радиоинформационного отдела. Работа комиссии усложнялась намечавшейся в это время реорганизацией Полевого штаба и Всероссийского главного штаба в единый Штаб РККА. Итоги этого преобразования фактически оставили вопрос открытым. Вопрос о реорганизации дешифровального аппарата оставался открытым вплоть до издания приказа РВС Республики № 1051/187, которым объявлялись штаты и положения о Центральном шифровальном отделе Штаба РККА. Отдел подчинялся комиссару Штаба РККА «через его 1-го помощника»[537].

Поворотным событием в истории советской радиоразведки стало ознакомление в январе 1921 г. с отдельными материалами о результатах работы радиоразведки в годы Первой мировой и Гражданской войн В.И. Ленина. Председатель СНК, отметив значение этой работы, поручил РВСР и ВЧК «заняться организацией специальной радиоразведки. Вопрос об организации радиоперехвата, шифрованной радиопереписки был решен путем создания станций особого назначения. Для этого использовались все имевшиеся в войсках приемные, приемоконтрольные и пеленгаторные радиостанции. Таким образом, была создана и начала функционировать служба специальной радиоразведки, работавшая в интересах ВЧК»[538]. 5 мая 1921 г. СНК, рассмотрев вопрос о шифровальных отделах, постановил создать в структуре ВЧК Специальный отдел, который объединил все шифровальные органы РСФСР[539]. Это означало параллелизм в работе советской радиоразведки, которая теперь находилась как в структуре военного ведомства, так и органов государственной безопасности.

К концу 1921 г. отдел радиоразведки был изъят из РУ и передан в Управление связи Красной армии, созданное в 1919 г.[540].

Руководящие кадры Управления связи Красной армии

Нами уже приводились слова преподавателя Академии Генерального штаба РККА С. Савицкого (1920-е гг.): к концу Гражданской войны радиоразведка, находящаяся в структуре Управления связи Красной армии, фактически действовала недостаточно согласованно как с агентурной, так и с войсковой разведкой[541].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.