Обязанности евнухов

Обязанности евнухов

Обязанности евнухов были чрезвычайно разнообразны. Они должны были присутствовать во время сна и при пробуждении Сына Неба и его домочадцев. К примеру, когда Цыси удалялась на покой, двери ее спальни с внешней стороны охраняли шесть евнухов. Они бодрствовали всю ночь. В самой спальне находилось два евнуха, которые также бодрствовали всю ночь. Евнухи принимали участие в трапезе императора и его домочадцев, должны были постоянно сопровождать императора и его свиту, нести зонты и другие императорские атрибуты. В их обязанности входило: распространять высочайшие указы, провожать чиновников и зарубежных гостей и дипломатов на аудиенцию к императору и принимать прошения, знакомить различные отделы Департамента двора с документами и бумагами; получать деньги и зерно от казначеев вне двора, обеспечивать противопожарную охрану жилых помещений во дворце. Евнухам поручалось следить за хранением книг в библиотеках, антикварных изделий, картин, одежды, оружия (ружей и луков), древних бронзовых сосудов, домашней утвари, желтых лент для отличившихся чинов; хранить свежие и сухие фрукты; евнухи сопровождали императорских врачей и обеспечивали материалами строителей дворца. Они возжигали ароматные свечи перед духами императоров-предков, проверяли приход и уход чиновников всех рангов, регистрировали деяния монарха, хранили императорские драгоценности, наказывали плетью провинившихся дворцовых служанок и евнухов, убирали дворцовые палаты, сады, парки, стригли императора, готовили лекарства, играли в дворцовом театре, читали молитвы и возжигали свечи в городском храме, как это делают даосские монахи, читали вместо императора в качестве ламы молитвы в пекинском дворце Юнхэгун и т. д. Евнухи часто исполняли и обязанности жрецов в императорском дворце. Иметь место жреца, ламы было очень выгодно, так как оно оплачивалось вдвойне (как за евнуха и как за духовника), кроме того, оно давало возможность проявлять свое влияние, активнее участвовать в дворцовых интригах и получать большие доходы. Известно, что на рубеже XIX–XX вв. во дворце было 18 евнухов, которые одновременно являлись духовниками придворных дам.

Вот как описывает очевидец событий русский врач В. Корсаков порядок поздравления 65-летней императрицы Цыси при праздновании ее дня рождения в 1899 г. (60-летие ей пришлось пропустить из-за японской войны) и роль евнухов.

День рождения пришелся на 30 октября. Празднество продолжалось три дня и было обставлено церемониалом согласно установленным обрядам. Приготовления к торжествам начались с утра, а самый порядок поздравления происходил следующим образом: князья и все первые чины, одетые в парадную узорчатую одежду, были расставлены чинами приказа церемоний по обеим наружным сторонам ворот Цзиньюньмэнь. Здесь ставятся на места только князья первой степени и мандарины, имеющие титулы графов до третьей степени включительно; следующие же чины от второго класса и мандарины, носящие низшие титулы, расставляются по обеим сторонам следующих ворот Сицинмэнь, снаружи. Затем уже чины, начиная с третьего класса, гражданские и военные, располагаются по обеим же внешним сторонам за третьими воротами Умэнь. Перед ступенями восточных ворот Ниншоумэнь, к которым должен прибыть император, чины Министерства обрядов и Приказа церемоний устанавливают стол, покрытый желтым атласом; на этом столе должен быть возложен поздравительный адрес. Стол обращен на юг. Перед столом на землю кладется подушка; на ней император совершает коленопреклонения. Когда эти приготовления окончены, то вице-канцлеры Великого секретариата выносят поздравительный адрес императора из секретариата, в жестком футляре, и, в предшествии чинов Великого секретариата и статс-секретарей, приносят адрес к воротам Сицинмэнь, где и передают его статс-секретарям. Статс-секретари, приняв адрес императора, имея во главе чинов министерства обрядов, направляются к воротам Ниншоумэнь. Адрес здесь кладут на заранее приготовленный стол и удаляются на свои места. В это время появляются дворцовые евнухи, которые, будучи предшествуемы двумя старшими из своей среды, переносят стол с адресом императора через ворота и вносят в зал Хуанциньдянь, где находится трон императрицы. Здесь стол с адресом ставят на восточную сторону трона, оборотив его на запад. Когда адрес императора бывает установлен, то чины Министерства обрядов ставят поздравительный адрес от князей, графов, гражданских и военных высших чинов в киоске, который находится вне ворот Умэнь. Когда все готово, чины Астрономического приказа, находящиеся за воротами Цяньциньмэнь, возвещают о наступлении благоприятного момента для поздравления. Министр церемоний обращается тогда к императору с докладом, прося проследовать в зал Хуанциньдянь и совершить обряд поздравления. Император в торжественной одежде садится в носилки и следует из своего дворца, предшествуемый министрами обрядов. Миновав ворота Цзиньюньмэнь, он останавливается перед воротами Сициньмэнь и выходит из носилок. Князья и прочие титулованные лица сопровождают императора до ворот Ниншоумэнь, где и останавливаются: только немногие следуют за императором до ворот Хуанцзимэнь. Министры обрядов подводят его к воротам Ниншоумэнь, и все чины занимают положенные для них места. К это время евнухи приглашают императрицу отправиться в зал Хуанцзидянь. Императрица в торжественном одеянии садится на носилки, и шествие сопровождается все время музыкой, которая прекращается только тогда, когда император всходит на трон. Когда весь порядок установился, герольд провозглашает: «Станьте на колени». Император и все чины становятся на колени. Затем герольд снова провозглашает: «Поднимитесь после поклона», — и все совершают троекратное коленопреклонение с 9 поклонами. По совершении поклонений евнухи просят императрицу вернуться во дворец, и шествие, при звуках музыки, возвращается тем же путем и тем же порядком обратно.

При императоре Сяньфэне 300 евнухов служили артистами. Их учили театральному искусству, и когда обнаруживали способности, к ним приглашали наставников. Выучившись, евнухи получали право играть на дворцовой сцене; их спектакли назывались «собственными». Они давали представления для самого императора, а также для его жен.

Один из евнухов, Чэнь Дэ, учился у Тань Синьцэя и высокие ноты брал не хуже его. Другой евнух, Чэнь Фу, исполняя роли служанок, мастерски пел хриплым голосом. Третий, Сяо Фу, отлично играл и пьесе «На лошади», где молодым героем выступал Чжан Дэ, который впоследствии стал главноуправляющим императрицы Цыси.

Евнухи использовались и для проверки пригодности тех или иных лекарств для императора и императрицы. Известно, что в эпоху Мин врачи и фармацевты из Императорской медицинской академии во всех случаях применения лекарств должны были советоваться с евнухами из Аптекарского подразделения. А уже в эпоху Цин, когда Цыси отбирала для себя казавшееся ей лучшим лекарство и повелевала приготовить его для приема, дозу приготовленного лекарства должны были попробовать в ее присутствии врач и двое евнухов, и только после этого она решалась принять лекарство сама.

Иногда евнухи сами готовили какое-то лекарство из лекарственных трав. Варить лекарственные травы — процесс довольно сложный. По рассказам Сунь Яотина, они (начальник евнухов, он и еще один евнух) готовили лекарство для жены Пу И. Через некоторое время, если все получалось нормально, приходил сам император. Перед уходом он сам следил, чтобы евнухи поставили лекарство в специальный ящик и заперли его на замок. Вань Жун, супруга Пу И, принимала лекарства только перед сном. В такие моменты Сунь Яотин, стоя на коленях, просил: «Хозяйка, выпейте, пожалуйста, лекарство». Евнух держал в руках готовое лекарство. Служанка опустив голову, подносила его Вань Жун. По дворцовым правилам императрица всегда должна была видеть, когда открывают замок и вынимают из ящика лекарственный отвар. После приема лекарства придворная служанка приносила воду для полоскания рта. Затем взмахом руки служанку отпускали.

Мы знаем, что с древнейших времен у вана или императора был свой гарем. Гарем предназначался для демонстрации и реализации мужской потенции правителя, обладание которой являлось обязательным качеством государя с точки зрения культа «священного царя». Число обитательниц императорского гарема не ограничивалось какими-то рамками и могло достигать нескольких тысяч женщин. Что касается его минимального состава, то Сыну Неба, по данным Гессе-Вартега полагалось иметь: одну законную жену-императрицу, девять жен второго ранга, 27 — третьего и 81 наложницу. Причем состав наложниц время от времени обновлялся. Каждые три года в императорском дворце происходили своего рода «смотрины», такие же «смотрины» устраивались, когда император искал себе невесту. В период маньчжурского господства в Китае в упомянутой процедуре, по обычаю цинского двора, участвовали исключительно маньчжурки — дочери военных чиновников высших рангов. В маньчжурском Китае существовало девять чиновничьих рангов, среди которых девятый считался самым низким. В «смотринах» должны были участвовать дочери восьмизнаменных чиновников высших рангов. Офицеры маньчжурских знамен обязаны были доставлять всех своих дочерей в возрасте от 12 до 16 лет на подобные «смотрины».

Родственницы императорской фамилии не должны были выставлять своих дочерей на смотрины по случаю выбора невесты Сына Неба — вероятно потому что это создавало опасность кровосмесительства. Китаянок, в отличие от прошлых династий, тоже, как правило, не принимали, но по иной причине: маньчжурские императоры боялись покушений со стороны представительниц порабощенного народа. Но в качестве служанок и в роли наложниц китаянки могли допускаться во дворец.

Некоторые маньчжурские аристократы не желали, чтобы их дочери попадали во дворец императора, поскольку жизнь во дворце Сына Неба была не всегда сладка, к тому же они хорошо знали о скверном характере императора. Поэтому они иногда даже слегка уродовали своих дочерей, чтобы те не попали во дворец, или представляли вместо своих дочерей бедных молодых маньчжурок или китаянок, купленных специально для этого.

Император в сопровождении императрицы-матери устраивал «смотрины» этим девицам и выбирал из них для своего гарема тех, которые ему особенно приглянулись. В гареме наложницы должны были оставаться до двадцатипятилетнего возраста, а затем если у них не появлялось детей, они удалялись из дворца. Наложницы же — матери детей, появившихся от Сына Неба, оставались во дворце и могли претендовать на роль жены императора и императрицы — супруги Сына Неба. Хорошо известно, что будущая императрица Цыси (под именем Ниласы) была отобрана вербовщиками-евнухами за красивую внешность на «смотрины» для пополнения гарема императора.

Так же происходили «смотрины» невесты императора, в которых активное участие принимали и евнухи.

Представить себе, как происходили выборы наложниц в гарем Сына Неба, можно на примере выбора невесты императора Гуансюя. Император вступил на Трон Дракона 4 марта 1889 г. в возрасте 18 лет. По старым китайским законам император, вступая на престол, должен уже состоять в браке. Поэтому свадьба императора была сыграна еще 26 февраля 1889 г, и были соблюдены все китайские обычаи. Вот как описывал упоминавшийся Гессе-Вартег выбор невесты императору Гуансюю. «Еще в 1888 году во дворце были назначены смотрины, на которые собралась тысяча красивейших маньчжурских девушек в возрасте от 12 до 16 лет. Императрица-регентша произвела им смотр и сделала первый выбор. Несколько дней спустя отобранные кандидатки были подвергнуты второму, более строгому разбору. Признанных достойнейшими занесли в список и отпустили по домам с тем, чтобы отцы вновь явились с ними во дворец по первому требованию. 28 октября 1888 г. состоялся третий выбор. Тридцати кандидаткам было предложено во дворце угощение, император беседовал с ними и затем сообщил императрице-регентше свои пожелания».

Следует сказать, что как правило перед Сыном Неба и вдовствующей императрицей обычным посетителям полагалось стоять на коленях, но для кандидаток-девушек делали исключение, так как иначе их трудно было разглядеть, оценить их стройность, пропорциональность тела, привлекательность. После всех туров «смотрин» монарх и его мать через евнухов вручали лучшим на их взгляд девушкам нефритовые жуи[11]. Первая из выбранных девушек отныне считалась императрицей, а остальные — императорскими наложницами.

Как считает доктор философских наук, китаист М. Е. Кравцова, все приведенные выше числа наложниц и жен (9,27,81) имеют космологическую семантику. «Интимная жизнь императора тоже подчинялась строжайшим регламентациям, проистекающим из натурфилософских эротологических теорий и сводящимся к поддержанию в организме партнера равновесия янной (мужской — В. У.) и иньной (женской — В. У.) энергии, — пишет она. — Считалось, что преобладание Инь над Ян приводит к истощению мужской половой потенции, преждевременному старению, болезням и летальному исходу… Каждая обитательница гарема полагалась имеющей степень активности иньной энергии, соотвествующей ее статусу в гареме. Наивысшей степенью активности иньной энергии наделялась императрица. Поэтому император мог вступать с ней в интимный контакт не чаще одного раза в месяц. В результате фактическими госпожами гарема становились, как правило, наложницы низких рангов, имевшие постоянный доступ в покои императора».

Обычно евнухи доставляли наложниц к кровати императора. Сын Неба, желая провести ночь с какой-либо наложницей, повелевал главному евнуху доставить ее в свои покои. И делалось это по особому правилу. В приемной комнате императора на небольшом столике находился «драконовый» ларец, в котором, разделенные на секции, стояли рядами нефритовые жетоны, на которых были выгравированы имена и фамилии его наложниц (их могло быть до 280). Когда император делал выбор, он вынимал соответствующий жетон, ударял в настольный гонг и молча протягивал табличку вошедшему евнуху. По отобранному жетону дежуривший евнух находил нужную наложницу. Служанки уводили ее в спальню, раздевали донага и умащивали благовониями. Обнажали ее с целью безопасности; в таком виде она не могла прихватить с собой кинжал или нож (так как был известен случай, когда одного императора пытались убить с помощью наложницы то ли в эпоху Мин, то ли в начале Цин). Обнаженную наложницу пришедший евнух-посланец завертывал в специальное покрывало из пуха цапли (почему из пуха цапли — неизвестно, возможно потому, что цапля хорошо ловит змей и символизирует в Китае защиту от всякого коварства). После таких приготовлений физически крепкий евнух сажал наложницу к себе на плечи и доставлял в опочивальню императора. Здесь евнух снимал с нее накидку. К решающему моменту император уже должен был лежать в постели, так что наложница проскальзывала к нему прямо под одеяло. Пока эта парочка предавалась наслаждению, главный управляющий Палаты важных дел и евнух, принесший наложницу, должны были ждать в соседнем помещении. Если наложница задерживалась у императора слишком долго, главный управляющий кричал: «Время пришло!» (то, что на Западе любой счел бы неслыханным, в Поднебесной воспринималось как естественное, ибо там даже монарх был опутан церемониями, шедшими из древнего Китая) — и так до трех раз, пока Сын Неба не откликался. Тогда евнухи входили, снова завертывали наложницу в накидку и уносили. Но до этого главный управляющий становился перед императором на колени и почтительнейше спрашивал: «Оставить или нет?» Речь шла о драгоценном «драконовом семени». Если следовал ответ: «Не оставлять!», то главный управляющий нажимал на живот-женщины особым образом, так что все «драконово семя» выходило наружу. А если Сын Неба говорил: «Оставить», то евнух записывал в специальной регистрационной книге учета: «В такой-то месяц, такого-то числа, в такой-то час император осчастливил такую-то наложницу». Таким путем определялась законность рождения ребенка от императора. Эти правила крайне строго соблюдались в зимних дворцах Запретного города. Что же касается летних резиденций, то там богдыхан мог себе позволить нарушить строгие предписания, установленные на заре династии Цин.

Если наложниц приносили в спальню императора, то к своей жене он приходил сам и на время, которое ничем не ограничивалось. Тем не менее каждое такое посещение все равно должно было фиксироваться в особой книге учета. По выходе богдыхана из опочивальни коленопреклоненный евнух почтительно ждал ответа о том, состоялось соитие или нет. Если нет, то Сын Неба бросал небрежно: «Уходи!», и соответствующая графа в книге оставалась пустой.

Если же богдыхан проходил молча, главный управляющий, стоя на коленях, смиренно осведомлялся, что ему следует записать.

Итак, мы видим, что император сам оказывался пленником жесткого этикета, существовавшего во дворце. Всяческие условия и условности определяли и сферу любовных развлечений Сына Неба.

«В самом начале возникновения маньчжурской династии, — пишет известный китаист О. Непомнин, — маньчжурские ханы Нурхаци и Абахай установили для будущих властителей правила «ограничения разврата». Более того, — «регулировать» услады Сына Неба была призвана Палата важных дел, штат которой набирался исключительно из числа евнухов высшей категории. Именно поэтому они имели свободный доступ и в гарем, и в комнаты, смежные со спальней Сына Неба, и в покои рядом с опочивальней императрицы.

Здесь уместно вспомнить одну из древних легенд, связанную с красавицей Ван Чжаоцзюнь (она же Ван Цзян). Ханьский император Юаньди (48–33 гг до н. э.), выбирал себе очередную подругу на ночь по портретам обитательниц своего гарема (видимо из-за большого количества наложниц он ни разу не видел некоторых их них «живьем»), никогда не звал в свою опочивальню Ван Чжаоцзюнь, так как придворный художник (может быть и евнух?), не получив от нее, как от других девиц, взятки, изобразил ее на картинке уродливой. Ее же, как самую некрасивую, император решил отдать в жены вождю племени сюнну (гуннов). О красоте Ван Чжаоцзюнь император узнал лишь на прощальной аудиенции, где он с первого взгляда влюбился в нее. Но дело было сделано, договор был заключен, и Ван Чжаоцзюнь пришлось уехать на север к вождю племени сюнну, где она вскоре умерла, тоскуя по родине. Она была не только красавицей, но и отличной поэтессой, оставившей потомкам несколько великолепных стихотворений, которые китайцы помнят до сегодняшнего дня. Вот одно из них: «Песнь одиночества и печали».

Осенний лес. Куда ни погляжу —

Увял и пожелтел зеленый лист.

Слетелись в горы птицы из долин,

На тутовых деревьях собрались.

Они себе разыскивают корм,

Сверкая опереньем меж ветвей…

Я милости судьбой не лишена —

Живу себе в обители моей.

Рассталась я с дворцом давным-давно,

В недугах коротаю жизнь мою.

А чувства — чувствам воли не даю.

Пусть быт и пища непривычны мне

И многое здесь чуждо для меня.

Но на чужбине я совсем одна,

Привычки давние должна менять.

С залетной ласточкой себя сравню:

Гнездо ее отсюда далеко —

В Сицзяне, где разливы бурных рек,

Где пики гор до самых облаков.

О мать родная! О родной отец!

Видать, на этом свете правды нет,

Как я тоскую, убиваюсь как!

Глазам бы не глядеть на белый свет![12]

Уже говорилось, что евнухи использовались как сводники. Так, известный писатель У Вояо, специалист по историческим романам, в своей книге «История страданий» описывает один сюжет, связанный с одним из героев романа — главным евнухом У Чжуном, когда последний помогает канцлеру южносунской династии (1127–1279) Цзя Сыдао выкрасть понравившуюся ему императорскую наложницу из дворца Сына Неба. Чтобы кража была не столь заметна, У Чжан заменил наложницу «грубой служанкой», а затем, чтобы скрыть все следы подлога, умертвил и тайно похоронил эту служанку.

Известен случай, когда главный евнух дворца Ли Ляньин повстречал в одном из пекинских ресторанов официанта по имени Ши, изумительно красивого и стройного юношу. Ли Ляньин привел его в Запретный город и представил императрице Цыси. Она была поражена его красотой и определила юношу обслуживать императорский стол. Так Ши стал фаворитом вдовствующей императрицы под видом официанта. Закончилось это тем, что Цыси забеременела. Тогда ей было 36 лет (1872 г.). Когда родился ребенок, его неудобно было держать во дворце, и он был передан на воспитание ее сестре Дафэн, жившей в западной части Пекина. А чтобы замести следы, юноша Ши был умерщвлен с помощью яда.

В. И. Семанов приводит пример из исторического романа Сюй Сяотяня «Сказание о тринадцати маньчжурских императорах» следующего содержания: один молодой человек по имени Гуань Цюйань был большим шалопаем, в его доме увлекались легким пением, живописью, музыкой. Семнадцати лет он сбежал с одной театральной труппой. Два года пел в музыкальной драме, затем проигрался, украл вещи своего учителя и вновь сбежал. Через шесть месяцев кочевой жизни он вновь вернулся домой, однако отцу надоели его выходки, и он выгнал сына. Тогда Гуань ночью проник в дом, похитил все деньги отца и отправился в Пекин, где целые дни проводил в публичных заведениях. Через три месяца он истратил все деньги, одежда, которую он носил, оборвалась, а купить новую денег не было, из увеселительных заведении его гнали. Тогда он стал петь и просить милостыню на улицах. Северяне, слыша его томные южные напевы, иногда раскошеливались, но по-настоящему ему повезло лишь у чайной «Весенний Цвет», где собирались главным образом евнухи из дворца. За чайной была специальная певческая площадка для развлечения гостей, и, если песня им нравилась, они платили щедро. И вот однажды Гуаня услышал евнух Ли Шестой. Захлопав от удовольствия в ладоши, он подозвал певца к своему столику, спросил его имя и дал ему целых три ляна серебром. После ухода евнуха, которого здесь почти все знали, посетители стали поздравлять Гуаня и советовать ему познакомиться с Ли Шестым поближе.

Гуань Цюйань был человеком сообразительным, и когда Ли Шестой вновь пришел в чайную, он с глубоким почтением поклонился гостю, завел с ним льстивый разговор и попросил его самого выбрать что-нибудь по песеннику. Евнух выбрал арию о снеге, и Гуань постарался спеть ее со всем искусством, на какое был способен.

— Ты очень недурно поешь, мой мальчик, — сказал довольный евнух. — Наша Старая Будда (Цыси — В. У.) обожает слушать арии, и я мог бы кое-что посоветовать тебе.

Гуань, ни секунды не мешкая, стал просить дать ему этот совет.

— Сейчас при императорском дворце создается Студия Исполнения Желаний[13], а которую ищут нескольких красивых юношей, умеющих петь и рисовать, — молвил Ли Шестой. — Тебе, мой мальчик, стоит подать на конкурс, особенно, если ты хоть немного владеешь мастерством живописи…

Умением рисовать?! — возбужденно и радостно воскликнул Гуань. — Да живопись для меня еще ближе, чем пение. Я умею рисовать и горы, и реки, и цветы, и травы. Если не верите, я могу сейчас показать Вам.

— Отчего же? Верю и очень за тебя рад, — сказал скопец. — Тогда завтра же я отведу тебя во дворец.

На следующее утро он принес молодому человеку новую одежду, заставил его чисто выбриться, критическим взглядом осмотрел привлекательного юношу и остался всем доволен. Рекомендация евнуха Ли Шестого оказалась совсем не лишней, так как все кандидаты должны были иметь рекомендации, а Ли пользовался определенным влиянием при дворе. Помогла и красота юноши, и то, что его рисунки понравились императрице Цыси, — короче говоря, вскоре Гуаня сделали управляющим Студии Исполнения Желаний.

Однажды вечером, когда он развлекался какой-то игрой с молодыми евнухами, к ним подошла фрейлина и сказала;

— Вы тут веселитесь, а Великая Императрица беспокоится!

Гуань Цюйань посерел от страха, не понимая цели вызова и раздумывая, чем он мог вызвать беспокойство Цыси. Фрейлина улыбнулась, открыла коробку, которую принесла с собой, и протянула растерявшемуся Гуаню:

— Старая Будда жалует тебе эти кушанья. Не исключена возможность, что она вызовет тебя, готовься! Тут только у молодого человека отлегло от сердца. Он взглянул на присланные кушанья и понял, что они с императорского стола. Юноша, хотел поблагодарить за милость, но фрейлины уже не было, она исчезла.

Через некоторое время она появилась вновь и заявила, что Великая Императрица изъявила священное согласие принять Гуань Цюйаня во дворце Море Мудрости.

Юноша поправил свою одежду и вслед за фрейлиной пошел по дорожкам парка. Всюду сияли разноцветные фонари, под ними стояли евнухи, готовые тщательно с пристрастием допросить каждого прохожего, но фрейлина подала им тайный знак, и они отступили. Все беседки, террасы, башни и павильоны были словно нарисованы искусным живописцем. Одна из беседок так и называлась: «Прогулка по Картине». Недалеко от нее оказалась пещера, пройдя которую Гуань увидел высокое строение с надписью «Море Мудрости». Юноша почтительно остановился у ворот, расписанных драконами и фениксами, но фрейлина велела идти смелее, провела его через анфиладу комнат и, доложив о приходе Гуаня, сказала ему:

— Императрица ждет тебя, будь внимателен к ней!

Гуань Цюйань осторожно с опаской вошел, и взору его предстал роскошный зал, выложенный каменными плитами. На противоположной стороне над дверью висела надпись: «Зал Человеческих Радостей», а за дверями шла еще одна анфилада великолепно обставленных комнат. Посреди одной из них сидела императрица Цыси и читала книгу. В ответ на почтительный поклон Гуаня она медленно отложила книгу и, велев ему сесть, стала с улыбкой интересоваться у молодого человека, сколько ему лет, из какой он семьи. Наконец она спросила:

— Вот ты умеешь рисовать, а можешь ли определить возраст картины?

— Я человек маленький, — ответил Гуань, — учился немного, но, пожалуй, смогу догадаться.

— Тогда я покажу тебе одну вещицу! — сказала императрица и направилась в соседнюю комнату. Юноша, дрожа всем телом, пошел вслед за ней. Однако выбрался он из той комнаты лишь к следующему полудню. Какую древнюю картину показывала ему вдовствующая императрица, неизвестно, но с тех пор она вызывала его очень часто, подарила ему большой загородный дом и даже разрешила жениться на одной из фрейлин.

Если предшественники Цыси старались блюсти строгие конфуцианские традиции и в придворных театральных постановках обходились артистами-евнухами (их было около 300 человек), то вдовствующая императрица впервые ввела во дворец актеров извне, причем эту операцию осуществляли придворные евнухи.

Первого и пятнадцатого числа каждого месяца в императорском дворце устраивались театральные представления. Во время традиционных китайских праздников: Начала лета, Середины осени и Седьмого вечера спектакли продолжались целых три дня, а на Новый год — с самого сочельника и до шестнадцатого января.

Торжественно обставлялся и день рождения императрицы Цыси. Актеры должны были играть три дня до ее рождения и четыре после.

Перед каждым спектаклем исполнители главных ролей в костюмах, но еще без париков, совершали на открытой сцене по три земных поклона в сторону Дворца Радости. Во время данной церемонии сановники Управления двора тоже поднимались на сцену и стояли рядом с актерами.

Официально императорскому двору принадлежала труппа южной, куньшаньской драмы, отличавшейся от столичного театра. Куньшаньский жанр театра был распространен уже в период Мин. Как и в пекинской музыкальной драме, в ней играли мужчины, но певшие еще более высокими голосами. Большинство при дворе не любило таких голосов, но куньшаньская драма была завещана предками, поэтому ее не разрешалось ни упразднить, ни изменить (Однако сама Цыси любила куньшаньскую драму, причем, по утверждениям современников, не только любила, но и изучала. По ходу пьесы она посматривала в партитуру пьесы, иногда отбивала ладонью такт и чувствовала малейшую ошибку исполнителя.). Она существовала для проформы, а главное место в спектаклях занимала столичная драма, исполнителей которой привозили евнухи из города. Чаще всего в императорском дворце тех годов появлялись такие известные актеры как Тань Синьпэй, Чэнь Дэлинь, Ян Сяолоу, Ван Яоцин и другие.

Скопцы же доставляли во дворец и молодых юношей под видом евнухов для потех Цыси.

«Описывая мое детство, — вспоминал император Пу И, — нельзя не упомянуть евнухов. Они присутствовали, когда я ел, одевался и спал, сопровождали меня в играх и на занятиях, рассказывали мне истории, получали от меня награды и наказания. Если другим запрещалось находиться при мне, то евнухам это вменялось в обязанность. Они были моими главными компаньонами в детстве, моими рабами и моими первыми учителями». Действительно, если верить автору книги «Тайны евнухов последней династии», то евнухи были первыми учителями маленького Пу И не только в получении научных знаний и изучении китайских церемоний, но и в иной области. Когда мальчик стал императором, ему было всего три года. С тех пор он все время жил во дворце. Хотя наличие во дворце 72 наложниц было на закате династии Цин просто формальностью, придворных дам и служанок вокруг императора было все же много, и сексуальная жизнь тяготила его. Юный Сын Неба мог набирать себе наложниц только по достижении совершеннолетия, то есть в 17–18 лет, и лишь по истечении положенного срока траура по усопшему императору. Причем пользоваться гаремом своего покойного отца он права не имел.

Когда десятилетний Пу И жил в императорском дворце, служившие там евнухи беспокоились, чтобы император ночью куда-либо не убежал. Некоторые из евнухов ночью, думая немного отдохнуть, уходили к себе. Поэтому они клали в кровать императора для «присмотра» служанок. Те всячески ублажали императора, «присматривали», не допуская, чтобы он встал с кровати. Все служанки были намного старше Пу И, а он был еще совсем ребенком, ничего не понимал. Поэтому он слушался их. Иногда он попадал в окружение не одной, а двух или даже трех служанок сразу. Служанки тоже были не прочь заняться любовью с самим императором, хотя и малолетним, который лежал рядом с ними, молодыми, пышущими здоровьем, полными сил и энергии. Вот они-то и научили его «заниматься любовью», различными плохими делами. Только когда он был уже в полном изнеможении после любовных утех, служанки его отпускали спать. На другой день утром, когда император вставал, он всегда казался усталым. Даже на солнце у него рябило в глазах. Он рассказывал о своих недугах евнухам, и те приносили ему какое-нибудь лекарство. Лекарство на время помогало, и он опять занимался любовью со страстными молодыми служанками. Как признавался евнух Сунь Яотин, здоровье Пу И было таким слабым не только потому, что евнухи подстрекали его к занятиям «любовью» со служанками, но еще и потому, что евнухи мучили молоденького императора, занимаясь с ним гомосексуализмом.

Кстати сказать, о гомосексуальных наклонностях августейших персон открыто сообщается в официальных историографических хрониках древнего Китая. Как утверждается в них, уже во II–I вв. до н. э. в штат императорского двора стали включаться мальчики-фавориты. В начале новой эры в период династии Хань жили императоры, чье увлечение гомосексуализмом превратило их почти в садистов. Часто любовниками императоров становились и евнухи. Известно, что у одного старшего военачальника ханьской эпохи Лян Цзи любовником был евнух Цинь Гун. Как утверждает китайский историк Лю Дацзянь в книге «Секс и китайская культура», из 25 императоров тех лет по меньшей мере 10 человек — то есть 40 % были гомосексуалистами[14]. Пристрастие к «любовникам» даже получило свой особый термин в литературе — «отрывание рукава». В основе его лежит следующее историческое повествование: Дун Сянь (I в. до н. э.) попал во дворец Айди путем протекции и по заслугам отца. Он вошел в необыкновенный фавор у государя, который стал его быстро выдвигать и отличать и, наконец, не расставался с ним ни днем, ни ночью. Однажды днем они оба спали рядом. Дун повернулся и лег на рукав государя. Тому нужно было встать, но Дун не просыпался. Тогда государь оторвал рукав, чтобы его не беспокоить, и поднялся, оставив его спать, С этих пор в китайской литературе и существует такой образ для обозначения предосудительной любви мужчин друг к другу. Только у Уди ханьского, по данным историка Лю Дацзяня, было более пяти таких «любовников».

Последние правители династии Хань, как считают некоторые, по той же причине были слабы и даже дегенеративны настолько, что власть оказалась в руках их жестоких евнухов. Даосские учителя возглавили восстание, и династия пала. Такого же типа императоры были в эпоху Тан и Мин, были они и в цинскую династию.

В детские годы, когда юный Пу И пострадал от половых излишеств, он стал искать возможность покончить с этим. Тогда он попал в развратную жизнь с евнухами. В то время во дворце был евнух, которого звали Маленький Ван Саньэр. Это был красивый, статный и высокий парень с тонкими правильными чертами лица, он был похож на юную прекрасную девушку, некоторые евнухи говорили даже, что он женственнее и красивее. Он был необыкновенно белолицый с оваловидным безусым лицом.

Пу И полюбил красивого молодого евнуха и дал ему официальное имя Ван Фэнчи. Маленький Ван уже с детства страдал во дворце от сексуальных домогательств некоторых евнухов. Он был «игрушкой» в руках старых евнухов, их сексуальным партнером. А в 17–18-летнем возрасте возмужавшему Ван Саньэру, который набрался «опыта» у своих старших товарищей, уже самому нравилось развратничать с новыми маленькими евнухами в темных углах дворца. По воле судьбы он стал евнухом в покоях императора. Он был старше Сына Неба на несколько лет. Вскоре, став неразлучными друзьями, они всегда бывали вместе. Однако евнухи занимались развращением не только Пу И. Точно так же они поступали с сыном императрицы Цыси наследником Тунчжи. Увлеченная государственными делами страны и будучи от природы человеком жестоким и бессердечным, Цыси не занималась воспитанием своего сына должным образом. В пятилетием возрасте он почти полностью перешел на попечение евнухов, которые потворствовали его капризам, воспитывали его своенравным и избалованным человеком. С возрастом у Тунчжи росло чувство неприязни к матери и к укладу жизни в Запретном городе, эта жизнь его тяготила.

Евнухи развращали его эротическими рассказами и порнографическими картинками. Как результат — он стал скрытно посещать увеселительные места за пределами Запретного города. До женитьбы он пристрастился бывать в театрах, где ставились вульгарные пьесы с сексуальными сюжетами, посещал публичные дома, где развлекался с «цветочными девушками».

Переодевшись простолюдином, Тунчжи посещал знаменитый книжный базар Люличан и интересовался прежде всего порнографическими и эротическими картинками и книгами. А таких тогда было довольно много: эротические рисунки были в альбомах и отдельно в картинках, такие же рисунки на вещах: кошельках, чайной посуде, маленьких пиалах, из которых пьют водку. Продавались даже специальные нагрудники с изображением сцен половых сношений (нагрудники надеваются китайцем девушке на шею), которые наглядностью изображения акта действия усугубляют, как считалось, чувственность. Изображение сцен половых сношений в самых разнообразных положениях и позах, начиная с грубо и аляповато исполненных на фарфоровой посуде, картинках или тканях, до таких работ, которые достигают высокохудожественного исполнения, на дереве с инкрустациями фигур из Цветного камня, перламутра, с тонкой резьбой по дереву или резьбой из слоновой кости, можно было найти в то время на Люличане и прилегающих улицах.

Тунчжи находили в компании пьяных и распущенных молодых людей, проводивших время в оргиях и разврате. «Духовным отцом» Тунчжи на этом поприще был преданный евнух по имени Чжоу. Он устроил потайной выход в стене императорского дворца и под покровом ночи на повозке отвозил своего повелителя в «злачные» места, а затем, перед рассветом привозил домой.

В соответствии с местными условиями жизни в Пекине публичные дома были сосредоточены главным образом в китайском городе, где им разрешено было открываться беспрепятственно за определенные деньги (следовало только, чтобы не ссориться с местной полицией, доплачивать ей в виде благодарности по 100, 200, 300 лянов. Лян по тогдашнему курсу равен был 1 руб. 40 коп.). В маньчжурском же городе, хотя и были публичные дома, но они существовали нелегально, их называли «полуоткрытые двери».

Некоторые историки считают, что история публичных домов тянется с ханьского времени. А вот какими были публичные дома в старом Пекине в то время, когда их посещал Тунчжи.

В китайском городе были целые кварталы, состоящие почти сплошь из публичных домов, особенно знаменитым был переулок «Ванпи Хутун» («княжеской кожи»). Надписи на увеселительных заведениях были чисто в китайском духе: «Горы и Море» или «Храм Распускающегося Грушевого Цветка» и т. д. Публичные дома были четырех видов, в зависимости от достатка гостя. Понятное дело, что Тунчжи водили в богатый публичный дом. Там было богатое внутреннее убранство. Посетителю предлагался не только чай, но вино и фрукты, арбузные семечки, которые очень любят китайцы до сегодняшнего дня, и прочее. Все подается в весьма ограниченном количестве в виде порции, счет за которую выставляется в 3 рубля. Обычно сюда собираются богатые люди, которые любят шикануть и, угощая девиц, доводят счет до 10 порций и более. Прислуге у стола полагаются чаевые размером в 50 копеек, а всей остальной прислуге около 2 руб. Плата девушке входит уже в общий счет всех расходов, так что посетитель, если оставляет что девушке отдельно, то это составляет уже ее собственность. Во главе публичного дома стоит хозяйка и содержательница дома (лаобаоцзы, ляобань, цишиняо, минцзяма). В обслуживающий персонал входят также: конторщик (он же ведает и всеми делами с полицией), горничная, которая у каждой девушки своя и получает жалованье и от хозяйки, и от девушки. Имеются и вышибалы, которым жалованье платится хозяйкой и доплачивается — девицами. Эти «вышибалы» составляют домашнюю полицию и охраняют порядок в доме, «Вышибалы» бывают двух видов: 1) «твердые» (инь), которые принимаются за дело при усмирении крупных дебошей, когда следует принять решительные меры, пуская в ход не только кулаки, но и ножи или другое оружие и 2) «мягкие» (жуаньдэ) — когда ссора может быть улажена мирными переговорами. Эти «мягкие» имеют связи в полиции и местном полицейском управлении, особенно когда надо предпринять и «интимные» меры. Затем в штат входят обычные служащие на кухне, привратники и т. п. Количество девушек в публичных домах разное: от 5 до 15, смотря по наличию финансовых средств, возраст девушек — от малолетних в 10–12 лет, до 30. Лишение невинности в китайских публичных домах составляло событие и оплачивалось особенно дорого.

Публичный дом ничем не отличался по внешнему виду от обычного китайского строения. Посетителя, перешедшего его порог, встречают привратники и вызывают хозяйку, которая и ведет гостя в приемную или в одну из свободных комнат. Прежде всего предлагается чай или иное угощение, смотря по категории дома. В богатых домах есть особые приемные покои. Выпив чай, гость говорит хозяйке о цели своего посещения, и тогда раздается громкий ее зов: первая, вторая, третья и т. д. Девушки одна за другой входят в приемную и проходят перед гостем, который выбирает себе по вкусу. Девушки именуются обычно номерами, не имея имен, исключая самых выдающихся, которым присвоено посетителями какое-нибудь ласкательное прозвище, к примеру, «Радостный Ветерок», «Золотая Орхидея», «Послушная Добродетель».

Если гостю ни одна из девушек не пришлась по вкусу, то, заплатив за чай и угощение, он любезно уходит в другой дом. Знакомые посетители нескольких публичных домов свободно могут вызывать к себе девушку и из другого дома, которая является уже гостьей.

Именно в таких домах частенько и бывал сопровождаемый евнухами Тунчжи. Он считается одним из самых развращенных правителей Китая.

Систематическое посещение публичных домов не прошло бесследно для Тунчжи: он серьезно заболел, подхватив сифилис. Цыси пригласила для его лечения известных врачей, но состояние больного все ухудшалось. Царствование Тунчжи продолжалось всего три года с февраля 1873 г. по январь 1875 г. И в этом были повинны как его мать Цыси, так и евнухи императорского дворца.

Мы видим, что иногда евнухи выполняли довольно деликатные поручения, о которых больше никто не знал. Часто они были связующим звеном между императором и императрицей, между императором и его наложницами.

Еще с древних времен, в результате господства натурфилософских эротологических воззрений и отсутствия правовых гарантий формального статуса обитательниц императорского гарема, внутри него шла непрерывная, а часто и жестокая борьба между наложницами и официальными женами, стремившимися всеми возможными, а иногда и невозможными способами, не исключая и грубое насилие, устранить своих соперниц и обеспечить собственное благополучие и благополучие своих детей. Известно, что для избрания партнерши для очередной любовной встречи было недостаточно только личного желания самого Сына Неба. Его избранница должна была отвечать всем требуемым на тот момент космолого-астрологическим показателям: в соответствии со временем (год, месяц, точное время суток и т. д.) интимного соития учитывались число, месяц, год ее рождения, магическая связь со стихиями и астральными объектами и тому подобные данные. Мы знаем, что точно так же, через специальное гадание в Китае по традиции определялись любые будущие жених и невеста. Так как в гареме все эти расчеты проводились и контролировались евнухами, то они, понятное дело, со временем превратились во влиятельнейшую политическую силу, власть которой далеко выходила за пределы Запретного города.

Наложницы императорского дворца до их любовной связи с Сыном Неба должны были все быть девственницами. Регулярные специальные чиновники, как правило, из евнухов (или псевдоевнухов — хитрецов, каковых, как это подтверждает китайская история, было немало при дворе), объезжали страну с целью набрать новых «непорченых» красавиц для императора, но в дальнейшем этих отобранных евнухами красавиц император мог даже почти и не видеть. Известно, что не каждая, увы, удостаивалась чести разделить ложе с императором. Потерять же невинность иным способом, например, при помощи псевдоевнуха, многие опасались, во всяком случае до тех пор, пока в душе еще надеялись на высшее благоволение, ибо если уже совершившая грехопадение потом все-таки попадала в опочивальню Сына Неба, то кончалось это великим позором для нее, для ее ближайшей родни, избежать ужасных последствий которого можно было, лишь наложив на себя руки.

Но если наложница, после того как она побывала в опочивальне императора и провела с ним счастливые часы, забывалась на долгие годы Сыном Неба, то часто она уже самоудовлетворялась с помощью мастурбации или лесбиянской любви.

Чтобы скрасить одиночество таких забытых мужьями женщин, а также чтобы на всякий случай поддержать их чувственность, китайцы придумали различные самовозбуждающие приспособления — искусственные пенисы. Торговцы на рынках бойко торговали подобными предметами. Эти весьма насущные предметы иногда изготовляли из различных материалов, иногда применяли уже готовые природные формы, подвергнут их предварительной обработке. Мастурбаторы в императорский дворец часто по просьбе наложниц и за хорошие деньги доставлялись евнухами.

Среди природных мастурбаторов наиболее известен черный гриб с прилегающей шляпкой, своей формой сильно напоминающий мужской половой член. Попадая во влажную среду влагалища, гриб приобретал живую упругость и теплоту. В случае одинокой мастурбации его прикрепляли к пятке, в случае же лесбийского обращения привязывали к пояснице, дабы иметь возможность полноценно ублажать свою «ароматную наперсницу». «Любовь с ароматной наперсницей» — именно такой лирический термин применялся в старом Китае для обозначения лесбиянства.

Известно, что в старом Китае, да и в Японии благоверная супруга (особенно когда муж надолго уезжал на войну или умирал) должна была иметь у себя изготовленную из панциря черепахи, слоновой кости или сандалового дерева копию пениса («нефритового стебля») своего мужа с выгравированными иероглифами его имени. Дорогой предмет хранился в особом ларце. Копии лингама в Японии назывались хариката и использовались, как и в Китае, не только для почитания, но и для мастурбации или сексуальных игр с другими женами и наложницами, в которых старшая супруга брала на себя роль мужа.

Как подчеркивает петербургский ученый-китаевед М. Е. Кравцова, уже в I–II вв. евнухи были уравнены с членами привилегированных сословий в социальных и имущественных правах: они могли возводиться в аристократические титулы, иметь приемных детей и передавать им по наследству свои титулы и имущество. «Неудивительно, — пишет она, что штат евнухов пополнялся главным образом за счет тех же представителей социальной элиты общества, шедших на добровольное оскопление ради получения материальных благ и власти. В отдельные периоды китайской истории евнухи составляли придворную партию, находящуюся в оппозиции к аристократическим и высокопоставленным чиновничьим кланам, а противоборство между ними выливалось в междоусобные войны».

Интересны воспоминания Сунь Яотина, когда его в начале весны 1922 г. перевели на новую более высокую должность — ухаживать за императрицей Вань Жун в павильоне Чусюгун.