Его лицо было залито чернилами…
Его лицо было залито чернилами…
У Министерства внутренних дел до 1917 года были две служебные министерские квартиры. Одна находилась в доме № 16 по набережной Фонтанки. Другая занимала дом № 61 по Большой Морской улице, на набережной реки Мойки. Когда в конце апреля 1906 года саратовский губернатор П.А. Столыпин согласился принять предложенную ему должность министра внутренних дел, то ему пришлось выбирать одну из этих квартир для предстоящей жизни в столице. Столыпин выбрал дом, что был на реке Мойке. Во-первых, потому что у него была большая семья — пять дочерей и сын, — а этот дом был более приспособлен для семейной жизни. А затем и потому, что «фонтанный дом» вместе с богато убранными апартаментами имел и дурную репутацию «золоченого саркофага Сипягина»: в нем жили погибшие в недавние годы министры внутренних дел Сипягин и Плеве. Такое неожиданное и резкое повышение по службе Петра Аркадьевича не радовало. В это смутное, революционное время всякое новое назначение являлось не радостным вознаграждением, а, скорее, наказанием. Особенно назначение на министерское кресло. На министров охотились — в них стреляли, в них кидали бомбы.
Однако обстоятельства сложились так, что, несмотря на первоначальный выбор, Столыпину пришлось все же жить в доме на Фонтанке.
П.А. Столыпин.
Прибывшая из Саратова в мае семья Столыпина вначале разместилась на Министерской даче, что была на Аптекарском острове, рядом с Ботаническим садом. Дача представляла собой двухэтажный деревянный дом на набережной Большой Невки. На нижнем этаже были служебные помещения (кабинет, приемная, зал заседаний), на верхнем — жилые комнаты.
В эту весну 1906 года в Петербурге появилась еще одна, не виданная ранее достопримечательность — Государственная дума в Таврическом дворце. Ее обширные ложи, предназначенные для публики, были переполнены, как в театре. Побывала там и старшая дочь Столыпина, Мария, в день выступления отца. Она так описала свои впечатления:
«Я первый раз увидела моего отца, выходящего на трибуну! Ясно раздались в огромной зале его слова, каждое из которых отчетливо доходило до меня… Он был поразительно серьезен и спокоен… Недолго дали говорить моему отцу спокойно: только в самом начале его речи все было тихо, но вот понемногу на левых скамьях начинается движение и волнение, депутаты переглядываются, перешептываются. Потом говорят громче, лица краснеют, раздаются возгласы, прерывающие речь… Скоро возгласы превращаются в сплошной рев. Папа все стоит на трибуне и лишь изредка долетает до слуха, между криками, какое-нибудь слово из его речи. Депутаты на левых скамьях встали, кричат что-то с искаженными, злобными лицами, свистят, стучат ногами и крышками пюпитров… Невозмутимо смотрит папа на это бушующее море голов под собой, слушает несвязные, дикие крики, на каждом слове прерывающие его, и так же спокойно спускается с трибуны и возвращается на свое место».
Несмотря на такие бури в Таврическом дворце, Столыпин все же пытался договориться с кадетским большинством в Думе. В одну из июньских белых ночей на своей министерской даче он вел секретные переговоры с лидером кадетов П.Н. Милюковым о создании совместного «правительства общественного доверия». Они оказались безрезультатными. Кадеты хотели сами формировать правительство. Столыпин пришел к выводу, что «выполнение желаний к.-д. партии было бы гибельным для России». (Опыт февраля 1917 года показал, что он был прав.) Таким образом была решена судьба Первой Думы: 9 июля, в воскресенье, с утра по городу был расклеен указ о ее роспуске. Одновременно с этим указом был опубликован и другой — о назначении Столыпина председателем Совета министров.
Таких «резких движений» Петру Аркадьевичу не простили. В революционной среде решено было покончить со Столыпиным. Этим делом лично занялся глава Боевой организации партии эсеров — Азеф. В свое время он руководил ликвидацией В.К. Плеве. Новое покушение на главу правительства было уже налажено, но оказалось сорвано непредвиденным обстоятельством. Солидную Боевую организацию опередила анархиствующая группа максималистов из Киева. Она совершила экспроприацию в Московском обществе взаимного кредита, теперь решила прославиться и в Петербурге. Еще раз взлететь над серой обывательской жизнью и, если придется, погибнуть (подобно горьковскому соколу).
Группа состояла из трех мужчин и одной женщины. Последняя, Климова, позднее давала показания: «Мы решили убить Столыпина во что бы то ни стало. И так как были уверены, что исполнители в помещение допущены не будут, то изготовили разрывные снаряды особой силы по 16 фунтов каждый — долженствующие совершенно разрушить здание дачи».
Террористы сняли квартиру в доме № 49 по Большой Морской улице, затем приобрели ландо, лошадей и несколько дней посвятили вкушению радостей жизни в увеселительных местах столицы.
12 августа у Столыпина был приемный день, и к трем часам этого дня трое покатили на Аптекарский остров. Двое переоделись в жандармскую форму, а один — в штатское. Бомбы положили в портфели. Женщину с собой, в отличие от нынешних героев, они не взяли.
Дача была за высоким забором, наружную охрану они уверенно преодолели, и ландо подкатило прямо к главному подъезду дачи. Из него вышли жандармские ротмистры с солидными портфелями в руках. На пути приехавших стал старик-швейцар: Леонтий Клементьев опытным глазом подметил, что у мнимых жандармов и форма не в порядке, и белье из-под нее выглядывает не первой свежести. Он заподозрил неладное и позвал на помощь. Впрочем, террористы считали свое дело уже сделанным. С криком «Да здравствует свобода! Да здравствует анархия!» они подняли над головой бомбы-портфели и с силой бросили их на пол. Раздался страшный взрыв. Сторона дачи, обращенная к Невке, была разрушена…
Дача П.А. Столыпина на Аптекарском острове после взрыва 12 августа 1906 г.
В минуту взрыва приемная была полна народа. Многие из представлявшихся, просителей и часть прислуги при доме были убиты (30 человек), немало оказалось раненых. Среди последних были сын и дочь премьера. Трехлетний Аркадий и пятнадцатилетняя Наташа в момент взрыва находились на балконе — прямо над подъездом. Балкон рухнул вместе с детьми и няней на набережную. Их немедля увезли в ближайшую больницу — Б.М. Кальмейера на углу Большого и Каменоостровского проспектов (Каменоостровский пр., 35). С ними поехала и мать — Ольга Борисовна. Ранения Аркадия оказались незначительными. Наташе угрожала ампутация ноги.
Сам Петр Аркадьевич не пострадал. Только лицо и руки его оказались обильно залитыми чернилами: при взрыве около головы пролетела массивная бронзовая чернильница. Другие четыре дочери премьера, бывшие на верхнем этаже, отделались нервным потрясением. Их Столыпин на катере и под наблюдением своего брата отправил в дом на Фонтанке. Он был ближе и лучше охраняем.
Таким образом, вопреки первоначальным намерениям, Столыпины вынуждены были поселиться в министерском доме у Пантелеймоновского моста на Фонтанке. Сначала ненадолго (через неделю царь предложил им жить в Зимнем дворце), а с ноября 1909 года окончательно. Увы, Столыпина постигла такая же судьба, как предыдущих жильцов этого дома: 1 сентября 1911 года он был смертельно ранен выстрелом из пистолета во время парадного спектакля в Киевском оперном театре.
Наверное, было бы нетрудно восстановить разрушенную часть дачи и снова использовать ее по назначению. Однако министр не стал этого делать. Столыпин обратился к царю: «Желая почтить память невинно погибших, я, для увековечивания их памяти, остановился на мысли соорудить на месте взрыва памятник, на передней стороне которого будет установлен образ Воскресения Христа Спасителя, а на обратной стороне помещена доска с именами и фамилиями погибших». Памятник представлял собой гранитный обелиск. Проект на него был составлен архитектором P.P. Марфельдом.
12 августа 1908 года памятник был открыт. Присутствовали при этом Столыпин, его семья и родственники погибших.
После гибели Петра Аркадьевича это мемориальное сооружение стали даже в официальных документах именовать памятником Столыпину.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.