Митрополиты в первые три века христианства.

Митрополиты в первые три века христианства.

Из среды предстоятелей епископально-парикийного строя некоторые возвысились и получили власть над другими за свои высокие личные качества, а иные — благодаря важным городам, где они занимали кафедры. Но не обошлось и здесь дело без участия или вмешательства человеческих страстей, главным образом, честолюбия. Еще ап. Павел предвидел, что некоторые, получив слишком скоро высокий иерархический сан, могут возгордиться и подпасть осуждению с диаволом (См. 1 Тим. 3:6).

Немного спустя, ап. Иоанн обличал уже какого то «первенствалюбца» — Диотрефа, который очень властно распоряжался в Церкви и «извергал из Церкви» (3 Ин. 9-10), не повинуясь даже самому апостолу. С течением времени, к сожалению, такие «Диотрефы» в Церкви не переводились, а наоборот, возрастали в количестве и в претензиях и, как выражается один канонист, создали «теорию епархиального папизма». В особенности, развитию человеческих пороков и страстей благоприятствовало мирное положение христиан со времени Валериана до Диоклетиана. Евсевий так говорит об этом времени: «От излишней свободы течение наших дел превратилось в медленное и вялое… мы начали друг другу завидовать, друг с другом ссориться, а мнимые наши пастыри, презрев закон богопочтения, воспламенялись взаимными распрями, умножали только одни раздоры и угрозы, ревность, вражду друг против друга и ненависть и сильно домогались первенства, будто какой-нибудь неограниченной власти» (Ц. И. VIII, 1). Следы такого печального соревнования из-за власти встречаются уже в «Климентинах», но полное закрепление эта, так сказать, «система епархиального папизма» нашла в Дидаскалии /Дидаскалия целиком вошла в Апостольские Постановления. Отцы Трулльского Собора (правило 2) прямо заявили, что в «Постановлениях» — «иномыслящие ко вреду Церкви привнесли нечто подложное и чуждое благочестия» и потому «оные Постановления благорассмотрительно отложили, отнюдь не допуская порождений еретического лжесловесия и не вменивая их в чистое и совершенное апостольское учение», испорченном (см. Трулльский Собор 2) интерполяциями памятнике половины III в. «Епископ», говорится в Дидаскалии, «могущественный царь для вас; он, управляя вместо Бога, должен почитаться вами, как Бог, ибо епископ председательствует у вас на место Бога… благоговейте пред ними и воздавайте им всякие почести… Тот, кто носит диадему, т. е. царь, властвует, конечно, только над телом… епископ же властвует и над душою и над телом».

Но злоупотребление вещью — в данном случае властью, — не исключает законного пользования ею. Церковь постепенно организовывалась в течение столетий и власть в ней централизовалась. Местность, составлявшая провинцию в гражданском делении, и в церковном отношении получила особое законченное устройство — одного епископа большой общины над всеми епископами данной провинции. Епископ целой провинции обыкновенно назывался папою (Кипр. ер. 8.30.31.36), примасом, ??????, ????????? (Апост. Постанов. VIII, 4), primae sedis, или primae cathedrae episcopus (Ельв. Собор 305 г. К. 58). Примас ?????? созывал соборы подведомственных ему епископов и совместно с ними решал дела и выдвинутые жизнью церковные вопросы, но едва ли он утверждал новоизбранного епископа. По-видимому, ??????’а наряду со всеми прочими епископами округа, только извещали о произведенном избрании и посвящении нового епископа. В знаменитом 67-ом письме Киприана идет речь явно не об утверждении в собственном смысле, а о рецепции. Вообще о формальной правовой власти примаса в своей провинции за данное время не может быть и речи. А дальнейшее время, т. е. вторая половина III-го века может быть рассматриваема, как переходная стадия к позднейшему митрополитскому устройству. До этого времени собственно митрополичьи права епископа большой общины в отношении других епископов недоказуемы. Напротив, для Киприана и его времени твердо стоит положение о равенстве всех епископов. Все положение главного епископа покоилось в то время (до половины III в). на согласии провинциальных епископов и на личном доверии. Личные качества имели в то время, как видно особенно из примера Киприана, огромное значение.

Во 2-ой половине III-го века церковная организация развивается так, что к началу IV-го в. появляются высшие епископы, или митрополиты над целою областью — таковы были римский, александрийский и антиохийский.

Имя митрополита впервые встречается на первом Вселенском Соборе, но оно звучит здесь весьма твердо. Права митрополитов уже древний обычай, и на Соборе подтверждаются. Первые намеки на группировку Церквей представляют известия Евсевия о пасхальных спорах с 196-го г. На Соборах, созванных по этому поводу, председательствуют (V, 23) — на палестинском: Феофил Кесарийский и Наркис Иерусалимский (ср. VI, 25 Наркис и Феофил), на Галльском — Ириней Лионский, в Греции — Бакхилл Коринфский. Значит, выдвигаются предстоятели главных городов; но личный принцип еще с успехом держится против территориального. Митрополитанская система развивалась из тех же естественных причин, которые располагали апостолов начать свою проповедь с политических центров. Большие города, как сосредоточие гражданской жизни, естественно привлекали к себе массу верующих из провинции: Церковь главного города часто была ecclesia matrix в отношении к провинциям.

Шестое правило 1-го Вселенского Собора гласит: «Да хранятся древние обычаи, принятые в Египте, и в Ливии, и Пентаполе, дабы александрийский епископ имел власть над всеми ними. Понеже и римскому епископу сие обычно. Подобно и в Антиохии и в иных областях да сохраняются преимущества Церквей». 7-ое правило: «Понеже утвердися обыкновение, и древнее предание, чтобы чтити епископа, пребывающего в Элии: то да имеет он последование чести, с сохранением достоинства, присвоенного митрополии». Здесь несомненно идет речь о 4-ех выдававшихся митрополитах древности — александрийском, римском, антиохийском и иерусалимском (и других менее значительных, в «иных областях»). О них то по отдельности мы и скажем.

Римский епископ. Нет сомнения, что еще с конца I в. римская община заняла первое место по своему влиянию во всем христианском мире. Имело значение здесь, конечно, то, что Рим был столицею империи, священным, вечным городом в глазах всего древнего мира. В 1-ом послании Климента римская община выступает пред нами благоустроенною, сильною и с сознанием своей обязанности нести заботу о всей Церкви. Дисциплину «наших воинов» она ставит для себя и для других общин, как образец, и связывает с «христианскою дисциплиною любви». Масштаб предания «она хочет твердо держать». Церковною жизнью должен управлять порядок, дисциплина и послушание, а не мечтание и произвол; всякий энтузиастический элемент является изгнанным. Христианская община Рима уже восприняла в себя характерные черты Рима, хотя она была и греческою общиною, и она чувствовала себя, как община главного города. Она считала в числе своих сочленов ближайших родственников императорского дома (м. б. Флавия, Климента, Домициллу — ср. Флп. 4:22: «иже от Кесарева дома»). Высокое самосознание римской Церкви, оправдываемое возлагаемыми на себя и исполняемыми обязанностями, находило для себя опору и в сознании других Церквей и представительных лиц. Св. Игнатий Антиохийский в выспренних выражениях прославляет её около 115 г., как «?????????? ?? ???? ?????? ‘???????» — Председательствующую В Римской Стране и « ??????????? ??? ??????», и предстоящую в любви (посл. к Рим.). Дионисий Коринфский пишет римлянам ок. 170 г. (Евс. IV, 23): «издревле ведется у вас обычай оказывать всем братьям различные благодеяния и посылать вспомоществования многим Церквам». Папа Виктор чрез конкубину императора Коммода Марцию, подавши список христиан, работавших на рудниках Сардинии, добивается их освобождения. Материальное богатство и организованность римской Церкви не подлежит сомнению. Один Маркион пожертвовал около 140-го г. — 200.000 сестерций (Тертул., De praescript. XXX). Около половины III в. римская Церковь питала 150 духовных лиц, 1.500 вдов и нуждающихся в помощи.

Но не одними материальными средствами была богата римская община и не чрез них только она достигла влияния и авторитета в древней Церкви. Её нравственная сила, её духовный авторитет также всеми признавались. Об этом свидетельствует послание Климента к Коринфянам и послание св. Игнатия римской Церкви. Последний поручает свою осиротевшую общину римской Церкви, между тем, как Антиохия пространственно очень далека от Рима. «Помните в молитве вашей Церковь сирскую: у неё, вместо меня, пастырь теперь Бог. Один Иисус Христос будет епископствовать в ней и любовь ваша» (с. IX). Подобно Клименту и епископ Сотир (166-174 г.). /Многие исследователи (напр. Гарнак) оставшееся неизвестным послание еп. Сотира Коринфянам хотят видеть в т.н. «2-ом послании Климента к Коринфянам», Клименту не принадлежащее/ также увещевает чуждую общину, и последняя воспринимает наставления с такою благодарностью и благоговейною почтительностью, что послание его приемлет, как богодухновенное произведение. В ответном письме Дионисия Коринфского говорится, что коринфяне будут читать это послание каждый воскресный день, как они практиковали к 1-му посланию Климента (Евс. IV, 23). Первенствующая в любви, римская община первенствует также и в развитии церковного учения. Все великие вопросы из христианского учения, которые возникли во II-III веке, находили в Риме свое решение для всей Церкви. «Замечательная историческая случайность», удивляется проф. Болотов (Лек. 111,255), то мнение, которое римские епископы отстаивали, в конце концов одерживало победу. Так было с вопросом о праздновании Пасхи, о дисциплине относительно падших, о перекрещивании еретиков. Все это не могло не импонировать на весь христианский мир /Проф. В. В. Болотов неправ, когда утверждает, что по этому вопросу о перекрещивании возобладала практика Римской Церкви, а не Карфагенской. В действительности, ни той, ни другой, ибо 2-ой Вселенский Собор решил (7 прав). одних еретиков перекрещивать, а других нет. Ср. 1 Вселенский Собор, прав. 8, 19/. Еще большее значение принадлежало Риму в области развития церковного устройства. Если единоличный епископат появился не в Риме, а на Востоке, то в Риме он приобрел высокое значение. Идею апостольского преемства впервые провозгласили римские епископы (Климент — 1 посл. к Коринф. VII и XLIV). Римский епископ был первый между епископами, который приобрел наиболее полную власть. Первый епископский каталог был составлен в Риме; он начинался с Петра и Павла… Все достигнутые преимущества римской Церкви нашли выражение у св. Иринея, лица, родившегося и воспитавшегося на Востоке, жившего и действовавшего на Западе, говорившего и писавшего по-гречески. Вопреки гностикам, он говорил, что кафолическая Церковь может доказать свое происхождение от апостолов и именно чрез преемство епископов … «укажем на предстоятелей великой и древней Церкви, основанной и устроенной от славных двух апостолов Петра и Павла, — Церкви Римской. Предание, которое она имеет от апостолов, хранить чрез преемство епископское… Поэтому необходимо в этой Церкви, вследствие её преимущественного значения, сходиться всей Церкви, т. е. всем верующим, ибо в этой Церкви сохраняется предание» /Ad hanc enim (sc. romanam) ecclesiam, propter potentiorem principalitatem, necesse est оmnem convenire ecclesiam, hoc est, eos qui sunt undique fideles, in qua semper ab his qui sunt undique conservata est ea, quae est ab apostolis, traditio. (Adv. Haeres. III, 3.2)./ Ириней, как это едва ли справедливо заметил Гарнак, только будто бы выделяет Римскую Церковь, как самую большую, древнюю и апостольскую общину из ряда других Церквей. По-видимому, больше: по Иринею Римская община — это масштаб для всех других Церквей. Всякая истинная Церковь должна согласоваться с Римскою общиною, как в вере, так и в церковном устройстве. В этом заключается «potior principalitas» (более важное значение). В этом свойстве коренится сила Римской общины. Вне римской Церкви нет христианства, т. к. Римская Церковь, по выражению Св. Киприана (ер. 48), Matrix et radix ecclesiae catholicae. Только в общении с Римом возможно существование отдельной истинной христианской общины. И это не есть личное воззрение Св. Иринея и Киприана, напротив, это есть убеждение всей древней Церкви. Господством этого воззрения объясняется, как упомянутый выше факт путешествия в Рим различных еретиков с целью добиться признания своего учения, так и то значение, какое имело на практике римское отлучение. Одна уже возможность последнего доказывает ту страшную силу, которую имела римская община в древнее время для всей Церкви. Когда Восточные Церкви не хотели отказаться от своего обычая празднования «Крестной Пасхи» (с иудеями), папа Виктор угрожал им отлучением или даже прервал сношения с ними (ср. Евс. Ц. И. V, 22), которые снова были восстановлены лишь на Никейском Соборе: горячо к этому делу отнеслась процветавшая тогда Церковь Галльская. Её великий представитель св. Ириней пишет папе Виктору (189-199) особое увещевательное послание (Еве. Ц. И. V,…). В половине III-его века папа Стефан I (254-257 г.), подобно папе Виктору, также выступает с сознанием как бы своего права решать недоуменные или спорные вопросы для всей Церкви, когда зашла речь о церковном чине, чрез какой принимать снова в Церковь отпавших от неё, а потом раскаявшихся и пожелавших вернуться в Церковь еретиков и раскольников.

Время Коммода составляет эпоху в частности и в Римской Церкви. С этого времени по Евсевию (V, 21) произошло большое движение в пользу Римской Церкви, — именно «в Риме многие, по богатству и происхождению, знаменитые граждане целыми семействами и со всем родством обращались ко спасению». Прогресс христианства именно в высших кругах, среди женщин, вызвал в Риме эдикт еп. Каллиста, который считал церковно-канонически позволительным брачную родовую связь между невольниками и патронами (ср. Tertull., De pudicitia, С. 1). Значение христианства в Риме вытекает из многочисленных мест сочинений Тертуллиана, из положения римского епископа со времени папы Виктора и громадного числа сект, которые в начале III-го в. завладели римскою общиною: мы знаем рядом с католическою — монтанистическую, теодосианскую (адопцианскую), модалистическую, маркионитскую, многие гностические общины и к тому еще общину Ипполита… Ближайшую значительную эпоху после управления Коммода и папы Виктора представляет собою время правления Филиппа Аравийского и епископства Фабиана (236-250 г.). Два учреждения этого времени свидетельствуют о возрастающем величии римской общины — создание низшего клира в пяти ступенях и разделение римской общины на 7 округов. О значении римской общины или точнее — возглавляющего её епископа — свидетельствует тот факт: император Декий говаривал, что охотнее потерпел бы в Риме соперника (противника) императора, чем одного епископа (Cypr. LV,9).

При громадном значении римской общины в первые века и сильном влиянии её епископа на весь христианский мир, тем не менее нужно признать за ними только власть духовную. Реальную власть Папа имел лишь над Западною Церковью (ср. 1 Всел. Соб. кан. 6). Поэтому, «пока римские епископы развивали свои права только на Западе, они стояли на почве канонической. Но они захотели быть Папами на Востоке, и в этом стремлении своем сошли с исторической канонической почвы на догматическую» (проф. В.В. Болотов).