Тюрки глазами византийца Приска

Тюрки глазами византийца Приска

449 год. Буря в Европе, кажется, улеглась, Аттила сменил гнев на милость. Тогда-то и отправилась к нему делегация, в составе которой был византийский чиновник Приск. Делегация ехала искать мира, мира любой ценой.

«Переехав через некоторые реки, – написал в донесении Приск, – мы прибыли в огромное поселение, в котором был дворец Аттилы».

Как называлось поселение? Неизвестно. Возможно, речь шла о древней столице Болгарии – городе Преслав. Или о каком-то древнем городе Баварии или Австрии. Так или иначе, то был новый город в центре Европы, город, выросший благодаря Великому переселению народов.

Византиец поразился увиденному. Такие города европейцы не строили. Не умели. Особенно их поразил дворец Аттилы. Рубленный из бревен, украшенный резными наличниками, дворец будто парил над землей. Он светился солнцем, настолько тонкой была работа. Его остроконечные шпили подпирали небо.

Около дворца стоял терем царицы Креки, меньше размером, но казался еще лучше – кружевным. Резные узоры делали его сказочным… Сотканным из лучей света.

Покои властителей были обнесены высоким забором с изящными сторожевыми башенками.

Ромул Августул – последний римский император

Приск стоял, завороженно глядя на это невиданное деревянное творение зодчего. Одно слово – чудо. Других слов у него не было. Только немое восхищение. Изумленный Приск, входя во дворец, так и не понял, как можно уложить бревна, чтобы здание казалось круглым? А круглым оно лишь казалось. Оно было восьмигранным согласно архитектурной традиции тюрков, восьмигранники-аилы, как известно, строили на Алтае.

Терем – это тот же аил (курень). Только по-иному сложенный.

«Пол устлан сделанными из шерсти коврами, по которым ходили», – отметил Приск. Верно. Кипчаки на пол жилищ клали половики или войлочные ковры – тоже традиция. Для тепла и уюта.

Византиец был человеком любознательным, он подмечал мелочи быта. Что делали, что носили, что ели… Ничто не ускользнуло от его взгляда – взгляда опытного дипломата и тайного шпиона. Но мы должны быть благодарны этому человеку. Его подробные записи рисуют мир Аттилы таким, каким он был в то время…

Поразился Приск красоте тюрчанок. Их аккуратной, строгой одежде. Особенно – платкам (или шалям), которые украшала длинная бахрома – кисти. Белые шали кипчачки делали для храма и дней траура, пестрые – для праздников и повседневной жизни.

Казалось бы, текст донесения византийца ясен сам по себе. Его надо взять и прочитать. Но нет. Например, терем, в котором жила царица Креки и который Приск впервые увидел у тюрков, теперь называют «греческим»… Якобы терема придумали греки. Изобретение войлока (фетра) приписано французам. А шали – еще кому-то. Хотя это вековое достояние тюркского народа, его культуры. Собственно, предметы быта в первую очередь и отличают культуру любого народа, создают ему лицо, делают узнаваемым и не похожим на других.

А кипчаки? Как они относились к подобным выдумкам? Да никак, оставались тюрками… Людьми широкой души, прощающей всех и вся. Таковы они и сейчас. Знают, что есть Божий суд и что правда все равно победит. Тем и живут.

Вот и Аттила, только что переживший попытку отравления, пригласил посольство Приска к себе на пир… И это был не порыв щедрой души. Тюркский обычай. Не принять гостя считается позором. Аттила не мог не позвать Приска к столу.

Умелые в политике византийцы подмечали все: открытость, гостеприимство, доверчивость тюрков. Они брали эти качества на заметку и пользовались ими себе на пользу, не стесняясь. Вот и получилось так, что степняки сами открыли дорогу к своим алтарям. Таков характер народа, его не изменить указом, он был, есть и будет. Потому что передается по наследству.

Тюрки учили детей трем правилам жизни. Первое, – скакать на коне. Второе, – стрелять из лука. Третье, – говорить правду. Лишь познав эти три умения, можно существовать в тюркском мире. Ребенок усваивал их в раннем детстве. Собственно, в них, в правилах жизни, и заключался тюркский мир, построенный на вере в Бога Небесного. Вере в Тенгри, который все видит и которого нельзя обмануть. Там честность была частью культуры.

В языческой Европе жили по-другому. С другой моралью. С другой нравственностью. Кипчаки пошли в чужой дом со своим уставом. И поплатились. Европа сама начала переделывать их.

Ромул Августул отрекается от престола. Иллюстрация 1880 г.

…Палаты, где проходил пир, пахли свежим деревом. Вдоль стен стояли широкие лавки. Рядом массивные дубовые столы. Аттила сидел во главе стола. Это почетное место (трон) называлось «тверью», оно было закрыто тонкими пестрыми занавесками. Рядом, на ступеньке сидел Эллак – старший сын Аттилы. Он сидел, опустив глаза и не притрагиваясь к еде. Всегда готовый услужить отцу.

Одоакр со свитой перед святым Северином.

Фреска. Нижнеавстрийский дом. Вена

Ухаживать за отцом – благородная обязанность сына! С этим жили кипчаки, и в этом проявлялся их характер. Подчинение старшему было беспрекословным, потому что старший обязан по адату (закону) защищать младшего. Существовал целый ритуал поведения за столом и в быту.

Перед едой, рассказывал Приск, «они помолились Богу». Прочитали молитву и приступили к еде.

Приск оставил подробное описание Аттилы и его приближенных. Один из них, Орест – личность поистине загадочная. Он прекрасно знал европейские языки и был жемчужиной своей эпохи… Помощник Аттилы, его секретарь, переводчик, посол, военачальник, уроженец Дешт-и-Кипчака (точнее, земель нынешней Австрии или Венгрии). Судьба этого человека поразительна. Можно ли его называть тюрком? Можно. Ничто и не указывает на иное, кроме утверждений римских историков, будто он был родом из римлян.

Но утверждать это можно, если ничего не знать об обычаях тюрков. Стал бы Аттила приближать к себе чужестранца? Стал бы ему доверять свои сокровенные мысли и чувства? Стал бы посылать его послом в Константинополь? Никогда. Помощник – это ближайший человек, доверенный, друг.

Любопытно, Орест, как и другие соратники Аттилы, после смерти полководца сделал в Риме блестящую карьеру. Там было много тюрков – и в императорском дворце, и в среде военачальников, духовенства. То было раннее Средневековье, темная пора заговоров, переворотов, тайных убийств – римское общество бурлило, принимая в себя кипчаков. Перерождалось.

В Риме с приходом тюрков повторялась история Византии, и здесь шло активное смешение культур. Кипчаки полностью взяли власть в свои руки. Сделал это Орест, он возглавил армию федератов и возвел на римский престол своего сына, удивительно красивого молодого человека. Сын принял латинское имя Ромул Августул. Так что последний римский император был кипчаком по крови и по духу.

5 сентября 476 года его сверг другой тюрк, хан Одоакр, и тем был положен «официальный» конец Римской империи. Кипчаки, заспорившие у римского престола, решили закрыть его совсем, чтобы избавить себя от соблазна власти. Они передали «ключ» от Империи (все императорские регалии) в Константинополь. Титул на этом и «кончился».

Так имя Италии, отвергнувшей знаки императорского достоинства, наполнилось новым смыслом: «ытала» по-тюркски – «отвергай». Отвергнувшая! Рим из столицы стал обыкновенным провинциальным городом с необыкновенной судьбой. Столицу перенесли в Равенну, ее строили тюркские мастера по своему вкусу.

…Много, очень много раздумий вызовут записки грека Приска у любого здравомыслящего человека: факты не умещаются в прокрустово ложе «официальной» истории…

Как проходило застолье у Аттилы, что пили, о чем говорили, над кем смеялись, что носили – об этом Приск написал весьма достоверно. Застолье, как положено, заканчивалось песней. Той застольной песней, которая сама вливается в душу и хмелит ее лучше всякого вина. Без песни не было тюрка ни в V веке, ни позже, ни раньше.

Ничего не поделаешь, даже музыка, как и речь, у каждого народа своя. Узнаваемая. История фиксирует и это.

Вышли музыканты и начали вытворять удивительное. Под их руками оживали струны, взлетали смычки… Приск онемел. Он впервые слышал ту музыку. Поразительнейшую музыку. Увидел диковинные музыкальные инструменты, которых греки не знали. (То были бабушки и дедушки виолончели, скрипки, арфы, балалайки, тальянки.)

После песен в круг вышел юродивый. Он нес всякий вздор, заставляя смеяться до слез. Аттила хохотал над своим шутом вместе со всеми… Потом были акробаты, жонглеры, их сменили поэты, они на лету ловили рифму и слова, чем тоже удивили Приска… Такая поэзия была недоступна византийцам.

Охотник с соколом. Церковь Святого Саввы в Риме

А не отсюда ли, из желания подражать великому Аттиле, пришли во дворцы европейских королей шуты, которые веселили и развлекали гостей на балах, говорили королям правду в глаза, и им, по их шутовству, все сходило с рук? Причем опять же (что показательно!) шуты были в тех королевских домах, чья родословная восходила к тюркскому корню. У славян, например, или римлян шутов не было. Не в традиции…

Еще Приск отметил удивляющую скромность Аттилы. Царь жил не по-царски. Одежда, еда великого человека ничем не выделялись. Были такие же, как у всех.

Выделяли полководца люди, с восторгом смотревшие на своего героя. За дела, за поступки уважали Аттилу. Его храбрость и мудрость не оставляли равнодушным. На охоте, например, мало кто мог сравниться с ним, он охотился верхом на коне. Кабанов, оленей, медведей загонял и бил на ходу булавой или секирой.

Очень ценил соколиную охоту. Сок-кол по-тюркски «навестить руку», бер-кут – «принести добычу». Названия птиц говорят сами за себя. Как и коршу – «вредитель», поэтому коршунов на охоту не брали. При дворце Аттилы служили «соколчи» – те, кто следил за ловчими птицами, кормил их, готовил к охоте.

Были люди, доставлявшие диких медведей для праздничных забав. Они ловили зверей в лесу и привозили их в клетке в столицу. Медвежьи бои очень высоко ценились у тюрков.

В загон выпускали дикого медведя. К нему под разгоряченные возгласы публики выходил смельчак с рогатиной в руке или ножом. Выходил беззаботно, как бы ничего не замечая. Зверь чувствовал приближение смерти, но не мог ей воспрепятствовать. Не выдерживал и… Собравшийся народ замирал от восторга, когда разъяренный медведь бросался на человека, а тот ловко в мгновение броска по самую рукоять загонял ему нож в сердце. Овацией приветствовали победителя.

Любили тюрки и борьбу на кушаках, понимали в ней толк. Без национальной борьбы праздник не праздник. Призом победителю назначали барана. Древнейшая традиция!

А кулачный бой? То же, что рыцарские турниры, милая забава для настоящего тюрка. Это не состязание, не спорт. Священнодействие, которое в характере народа! Каждый мог выйти в круг, опробовать силы, согреть кровь. С детства ходили степняки на «кулачки», в открытом бою проверяли себя. Двор на двор, улица на улицу. Так решали споры – когда глаза в глаза с противником. Только ты и он.

В обществе жило кулачное право как форма правосудия. Его уважали и боялись. Бились стенка на стенку, один на один. До первой крови. Строго по правилам. А за нарушение правил и убить могли, тут же, на месте. И никто не мстил за это справедливое убийство, потому что Справедливость жила царицей в тюркском обществе…

Тан Мор. Пир у Аттилы. 1870 г.

Много радостей было в жизни кипчаков, много праздников украшало им жизнь. После удачного военного похода затевали любимую игру – чавган. Всадники брали в руки не мечи, а длинные кривые клюшки и гоняли ими по полю голову врага, завернутую в кожаный мешок. Величественная игра победы!

Эта дикая забава не забыта поныне, сейчас она называется «поло». Ее особенно любят англичане, может быть, потому что их предки пришли на острова вместе с внуками Аттилы? Но гоняют теперь не отрубленную голову врага, а деревянный шар. Зато по тем же правилам!

Традиции, как и народ, не умирают… Умирают лишь воспоминания о них.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.