Спартанский вопрос

Спартанский вопрос

А во-вторых, и в этом, как и во многих других случаях, и он сам, и следом за ним многие его ученики (в том числе – и даже в первую очередь – Ксенофонт и Платон), когда им надо сослаться на чей-то авторитет, обращаются чаще всего к примеру спартанцев. На первый взгляд это кажется странным – ведь Спарта была злейшим врагом их родных Афин. Многим афинянам это, должно быть, казалось не просто странным, а подозрительным. В Афинах существовала довольно влиятельная партия, которая не хотела воевать со спартанцами, а, наоборот, хотела бы использовать их для установления в Афинах аристократической формы правления взамен демократии. И если мы бегло просмотрим имена наиболее влиятельных членов этой партии, то найдем там много тех, кто упоминается Платоном или Ксенофонтом в качестве почитателей, собеседников или просто слушателей Сократа. И тогда выходит, что сократовская «мыслильня» действительно была рассадником вредных для государства идей? И не был ли Сократ, как это сейчас называют, «агентом влияния» вражеского государства?

В связи с этим любопытно еще раз перечитать комедию Аристофана, особенно те эпизоды, в которых описывается «мыслильня». Впервые заглянув в нее, Стрепсиад замечает каких-то странных людей и спрашивает:

– Геракл великий, это что за чудища?

Ученик

– Чему дивишься, за кого ты принял их?

Стрепсиад

– Да за спартанцев пленных, взятых в Пилосе…[9]

Стрепсиад имеет в виду эпизод Пелопоннесской войны, когда афинянам на острове Сфактерии после долгой осады удалось взять в плен 120 спартанцев. Те так оголодали, что своим истощенным видом поначалу привлекали к себе всеобщее внимание в Афинах, где содержались в плену. Как нам истолковать этот эпизод? С одной стороны, Аристофан, конечно, хочет сказать: Сократ так плохо кормит учеников, что они становятся похожи на людей, долгое время голодавших. Но почему не предположить, что за этой шуткой скрывается второй план? А может, Аристофан намекает на то, что в доме философа могли находить приют враги, плененные на Сфактерии, а то и какие-то другие (афиняне любых спартанцев, не только подвергшихся осаде, считали тощими, оборванными и страшными на вид). И что Сократ по тем или иным причинам не желал, чтобы это получило огласку. Недаром ученик Сократа (афинянин) тут же гонит этих странных людей прочь.

Ученик

– Идите в дом, чтоб здесь он не застигнул вас.

Стрепсиад

– Нет, нет, не надо! Пусть они останутся!

Поговорю я с ними о делах моих.

Ученик

– Никак нельзя! Им строго запрещается

Дышать так долго чистым, свежим воздухом.

Ученики уходят.

Но и на этом «спартанская» тема не исчерпана. Увидев в «мыслильне» большую карту Греции, Стрепсиад делает по ее поводу несколько нелепых замечаний, а потом спрашивает:

– Но где же Лакедемон? (Страна лаконцев-спартанцев.)

Ученик

– Где он? Вот он где.

Стрепсиад

– Бок о бок с нами? Позаботьтесь, милые,

От наших мест убрать его подалее.

Ученик

– Никак нельзя.

Стрепсиад

– Свидетель Зевс, поплатитесь!

Чрезвычайно двусмысленный диалог, особенно если учесть характер обвинений, предъявленных Сократу более двадцати лет спустя. Маловероятно, что он поддерживал тайные связи с врагами своего города – это полностью противоречило бы его принципам, а они были главной ценностью в его жизни. Но не исключено, что он совершенно открыто помогал находившимся в Афинах спартанским пленникам, побуждал к тому же своих учеников, сам беседовал со спартанцами, чтобы уяснить себе разницу между прагматичным, но слишком прямолинейным мышлением лакедемонян и куда более «кудрявым», но и несобранным складом афинского ума.

Мы и сегодня видим: как только между народами начинается вражда, да еще сопровождающаяся вооруженной борьбой, в сознании большинства людей противник сразу же превращается в исчадие ада, средоточие всевозможных пороков, чудовище, полностью лишенное человеческих чувств и добродетелей. Но для такого человека, как Сократ, на первом месте, конечно, всегда оставалась истина. Даже воюя со спартанцами, он продолжал видеть в них людей, обладающих кроме пороков и достоинствами, которым можно было бы и поучиться.

Но у большинства афинян насмешки Аристофана наверняка вызывали враждебные чувства к лаконофильству Сократа, а может, и подозрения – если не в предательстве, то в недостатке патриотизма. И, наверное, не один из них сетовал: и такой человек воспитывает наших детей! Через двадцать лет, когда великая война со спартанцами была окончательно проиграна, все это Сократу припомнили.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.