Наводнение, 1924 год Николай Измайлов

Наводнение, 1924 год

Николай Измайлов

В 1924 году, ровно через 100 лет после катастрофического подъема воды в Неве, на город обрушилось очередное стихийное бедствие – самое сильное в XX столетии наводнение.

Н. В. Измайлов вспоминал:

Через месяц после нашей поездки, 23 сентября, произошло сильное наводнение, подобное и почти равное наводнению 1824 года, описанному Пушкиным в «Медном всаднике». Случилось оно в погожий, теплый и солнечный осенний день, что как будто противоречило нашим традиционным представлениям.

В пятом часу, когда мы расходились по домам после работы, никто бы не мог предвидеть размеров наводнения: ветер был сильный, Нева волновалась, «обратно шла», белые барашки пробегали по ее волнам, но все, казалось, могло ограничиться обычным подъемом воды. Я пришел домой (мы жили тогда на Мойке, 21); Невы от нас не было видно, на улицах спокойно, только пусто.

Вдруг прибежала к нам жившая ниже нас очень почтенная смотрительница помещений Пушкинского Дома Алида Карловна с известием: Мойка выступает из берегов. А через несколько минут пришла моя сестра, сотрудница Эрмитажа, с трудом дошедшая до нас уже в воде по щиколотку. Мы побежали в залы Толстовского музея и взглянули в окна: Мойка действительно вышла из берегов и быстро затопляла тротуары; решетки еще были видны, но на глазах исчезали; Конюшенный мост возвышался своим каменным горбом, окруженный со всех сторон водою, и на его вершине, остававшейся вне воды, стояла ломовая телега с лошадью и возчиком. Вскоре на месте узкой Мойки оказалась одна сплошная широкая и бурная река, сравнявшая все пространство от одного ряда домов до другого. Наш двор наполнился водою. Жившие в нижнем, полуподвальном этаже дворники-татары перебрались в более высокие квартиры – к Шахматовым, занявшим к этому времени второй этаж, и к другим. Подъем воды, однако, был короток: часам к 8 она достигла максимума и стала спадать, ветер утих или переменился, к ночи Мойка вернулась в свои берега, ломовик благополучно уехал, стали появляться люди. Но мы не имели во всем доме телефона и были отрезаны от мира.

Утром я поспешил в Пушкинский Дом. Город носил еще все следы «беды минувшей»: против Эрмитажа, у Зимней канавки, лежала поперек набережной огромная баржа, выброшенная волнами; торцовая мостовая на набережной у Зимнего дворца была поднята водою, торцы частью унесены, частью лежали грудами (в тот же вечер я видел вдоль всего Каменноостровского пр. – улицы Красных Зорь – груды торцов, в беспорядке лежавшие на улице и на трамвайных рельсах, прекратив всякое движение по проспекту).

В главном здании Академии наук все квартиры первого этажа Надворного корпуса были залиты водою на 1,5 метра; в квартире С. Ф. Ольденбурга погибли все его буддийские коллекции, вывезенные в последнее путешествие из Индии и еще не обработанные. В самом Пушкинском Доме была суета. Амбарные помещения, расположенные на уровне земли, были залиты (так же как академические квартиры) почти на два метра. Вода ушла, но все, сложенное в этих амбарах, главным образом книги, а также мебель, запасное оборудование, музейное имущество всякого рода – все было пропитано водою.

С раннего утра туда пришел Нестор Александрович (директор Пушкинского Дома Н. А. Котляревский. – Ред.). Двери амбаров были открыты, промокшие книги и прочие вещи мы выносили наружу. К счастью, день был солнечный и теплый и такие же стояли дни, словно «бабье лето», до конца месяца. Под аркадами и везде, где можно было, протягивали веревки и на них развешивали книги, корешками кверху, предварительно обтерев их. Усиленная работа продолжалась несколько дней. Сам Нестор Александрович подавал пример, в своем синем халате перебирая книгу за книгой, вещь за вещью. И, нужно сказать, почти все удалось спасти, даже без заметной порчи.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.