2.14. Дачедележ, щедрость и скупость

2.14. Дачедележ, щедрость и скупость

Как разделодележные, так и дачедележные отношения имеют круговой характер. Это отношения не между индивидами, взятыми по отдельности, а внутри определенного их круга. Круговой характер разделодележных отношений бросается в глаза. Существует круг, между членами которого делится добыча. Разделодележные отношения являются круговыми и только круговыми. Поэтому свое наиболее адекватное оформление они находят в родовых связях.

Сложнее обстоит дело с дачедележными связями. Они тоже являются круговыми. Существует круг людей, члены которого обязаны делиться и делятся друг с другом. Этот круг чаще всего совпадает с тем, внутри которого осуществляется разделодележ добычи. В таком случае существует один единый дележный круг. В раннем первобытном обществе он первоначально совпадает с родом, затем с локализованной частью рода.

Но совершенно независимо от того, совпадал ли дачедележный круг с разделодележным или не совпадал, его и можно и следует рассматривать особо. Дачедележный круг в отличие от разделодележного выступал по отношению к каждому своему члену как потенциальный. Человек в принципе должен был делиться со всеми членами этого круга, но в действительности он не всегда это делал. И не делал он это тогда, когда ему не хватало продукта, чтобы давать одновременно всем членам круга.

Совершенно верно, что каждый член дачедележного круга был обязан делиться с другими его членами. Но необходимо уточнение. Человек был обязан делиться с другими только в том случае, если что-либо имел. И сами масштабы дележа зависели от объема продукта, которым он располагал. Человек не мог раздать больше, чем имел.

В том случае, когда человек имел очень ограниченное количество продукта, он давал доли его только ограниченному числу лиц из круга потенциальных получателей. Все остальные на этот раз ничего от него не получали. Они могли рассчитывать либо на себя, либо на других давателей. Характерным для дачедележа было противоречие между кругом потенциальных и кругом реальных получателей. Первый был сравнительно неизменным и не зависел от воли давателя. Состав его в значительной степени был предопределен. Даватель от рождения принадлежал к нему. Что же касается того, кто же именно в каждый данный момент реально получит, то это при ограниченном количестве продукта в определенной степени зависело от выбора давателя. Здесь имел место элемент неопределенности, элемент свободы.

Наличие этого элемента отличает дачедележ от разделодележа. Последний всегда носил в значительной мере предопределенный характер. Фиксирован был круг людей, внутри которого осуществлялся раздел. Это были либо все взрослые члены общины, либо все взрослые мужчины, либо участники охоты. Человек, осуществлявший раздел, не мог ни выйти за пределы этого круга, ни обойти ни одного из его членов.

В значительной степени предопределенными были и доли продукта, которые получали дольщики. Добыча либо делилась поровну, либо каждый получал строго определенные части животного. В частности, строго регламентированным был раздел определенных видов животных у части австралийцев, эскимосов и бушменов.

Дачедележ имел более свободный характер. Человек не мог не давать. И были люди, которым он обязательно в первую очередь должен был дать. Но были и такие люди, которым при ограниченном количестве продукта он мог дать, а мог и не дать. Здесь он в какой-то степени был волен выбирать. Был он в какой-то мере свободен и в определении размеров доли, даваемой им каждому конкретному лицу.

Одно из условий обеспечения свободы принятия решения состояло в том, что потенциальные получатели, как правило, не должны были обращаться с просьбой к раздавателю, не должны были стремиться повлиять на его волю. На стадии безраздельного господства коммуналистических отношений просить пищу нередко считалось неприличным. Если человек пришел к чужому очагу, то должен был ждать приглашения, если, конечно, в обществе уже не существовало разборных отношений. Если последние еще были, то он мог есть, не спрашивая хозяев. Если кто-либо раздавал пищу, то человек должен был ждать, когда ему дадут долю. Если он доли не получал, то мог быть недоволен, мог ворчать, но не должен был просить. Были люди, которые все же делали это. Они всегда получали пищу, но общество нередко осуждало подобное поведение. По мере вытеснения коммуналистических отношений иными связями просьбы дать пищу у части народов доклассового общества стали все более частым явлением. У другой части, наоборот, они стали совсем невозможными.

Степень свободы, с какой человек распоряжался продуктом, в различных обществах была различной. Она могла быть очень ограниченной, но могла быть и сравнительно большой. Но она всегда была. И наличие этой свободы не осталось незамеченной исследователями. Именно относительную свободу они имеют в виду, когда указывают как на характерную черту дачедележа на его добровольность.

Неопределенность, которая возникала в обществе в результате такой свободы при каждой конкретной раздаче, с неизбежностью порождала напряженность, трения и даже конфликты. Об этом достаточно убедительно свидетельствуют материалы, относящиеся к обществам, в которых безраздельно господствовал трудодележ и дачедележ (бушмены Африки, пилага Аргентины и др.). При этом напряженность в обществе приобретала тем более опасные формы, чем большей была свобода дачедележа. Чрезмерная свобода дачедележа угрожала самому существованию данных отношений и общества.

К тому же нельзя забывать, что человек не только раздавал, но и дарил долю продукта, имевшуюся в его распоряжении. При этом чем больше продукта он раздаривал, тем меньше его оставалось для раздачи между своими людьми. Все это вместе взятое заставляло общество принимать меры, делавшие обеспечение определенного ряда лиц строго принудительным.

В результате общество нередко от чрезмерной свободы дачедележа переходило к жесткой его регламентации. Примером могут послужить некоторые австралийские племена (курнаи, нгариго, волгал, нарранг-га и др.). Там заранее было известно и то, какое именно лицо получит долю добычи, и то, какая именно часть животного составит эту долю.

Принимались обществом и иные меры. С одной из них мы сталкиваемся у гуаяков (Парагвай), у которых все дележные отношения сводились к трудодележным и дачедележным. Ограничение свободы дачедележа, которое мы встречаем у них, заключалось в том, что ни сам охотник, ни его родители не имели права есть убитое им животное. Они могли употреблять в пищу только мясо, добытое другими охотниками. Вполне понятно, что это само по себе вынуждало каждого охотника полностью отдавать все добытое им другим членам группы. Описанный запрет обеспечивал бесперебойное распределение добычи в форме дачедележа между членами группы.

И гуаяки не исключение. Запрет охотнику есть добытое им, обязательство отдавать это другим людям или иные сходные ограничения, существовал и у целого ряда народов, в частности, у сирионо Боливии, хуаненьо и луисеньо Калифорнии, пигмеев ака Центральноафриканской республики, эвенов, юкагиров, папуасов тор, ятмул и йимар.

Однако как строгая регламентация дачедележа, так и запрет охотникам употреблять в пищу мясо убитых ими животных встречаются довольно редко. Относительная свобода дачедележа была объективной необходимостью. Поэтому строгая регламентация и упомянутый выше запрет нередко исчезали и дачедележ снова принимал в значительной степени добровольный характер. Во всяком случае у ряда народов запрет охотнику есть мясо убитого им зверя встречается как пережиточное явление. У эскимосов иглулик, например, этот запрет касался только первых животных, убитых юношей.

Общество, как правило, заставляло людей делиться добытым продуктом друг с другом иным путем. Оно, с одной стороны, порицало и осуждало тех, кто оставлял себе слишком много, и прославляло, окружало почетом тех, кто раздавал по возможности большую часть добытого и возможно большему числу людей. Именно потому, что дачедележ, как правило, всегда имел в той или иной степени свободный, добровольный характер, человека, выступавшего в роли раздавателя, можно было как порицать за скупость, так и превозносить за щедрость. Понятия "скупость" и "щедрость" применимы только при характеристике дачедележа, но не разделодележа.

В обществах, в которых дачедележ получил развитие и стал основной формой распределения, щедрость считалась одним из самых важных человеческих качеств. Щедрость, как правило, приносила человеку всеобщее уважение, высокий социальный престиж. И желая прослыть щедрым, человек стремился не только добыть больше, но и раздать почти все добытое. Нередко охотник при этом оставлял себе самую незначительную часть добычи, причем худшие куски. Одновременно в этих обществах сурово осуждалась скупость, стремление побольше оставить себе. Обвинение в жадности считалось серьезным оскорблением.

Как следует из всего сказанному, хотя дачедележные отношения в целом являются круговыми, любой индивид, принадлежащий к определенному дачедележному кругу, является центром, от которого отходят линии, связывающие его с каждым другим членом этого круга. Круговые отношения при дачедележе дополняются линейными, канальными, которые неразрывно связаны с первыми. Вероятно, в применении к дачедележу можно говорить о круго-линейных отношениях.

Линейные отношения, существующие как дополнение к круговым отношениям и проявление последних, существенно отличаются от линейных отношений, существующих самостоятельно, подобно отношениям дарообмена. Эти отношения в отличие от дарообменных имели, если можно так выразиться, не двусторонний, а односторонний характер. Это были каналы с движением только в одну сторону. Движение по этим линиям шло только в одном направлении: от человека, являвшегося центром системы линий (А) к остальным людям.

Конечно, каждый другой человек в принципе тоже был центром, и от него в свою очередь отходил целый веер линий, среди которых была и связывающая его с А. От А отходили линии, связывающие его с Б, В, Г и т.д. От Б, В, Г и т. д. отходили линии, связывающие их с А. Но линия, связывающая А с Б, и линия, связывающая Б с А, не совпадали, не были одной линией. Это были две линии, два канала движения продукта, идущие параллельно. И движение продукта от А к Б вовсе не было с необходимостью обусловлено его движением от Б к А, как в случае дарообмена. А давал Б не потому, что ранее Б давал А, а потому, что оба они принадлежали к одному дележному кругу.

Иначе говоря, при дачедележе во всех случаях мы имеем дело с одной только дачей и никогда с отдачей. Человек всегда дает и только дает и никогда не отдает, никогда не возмещает полученного. Конечно, в определенных случаях взаимные дачи могут покрывать друг друга, но это не обязательное условие и вообще не условие существования и функционирования дачедележа. И если А по какой-либо причине перестает давать Б, то это не снимает с Б обязанности давать А. И Б давал А даже в том случае, когда последний (А) ничего не давал ему.

На принципиальную безвозмездность, точнее даже, безответность дачедележных и вообще дележных отношений, на качественное их отличие от отношений обмена указывают многие исследователи. В первобытном обществе всегда были люди, которые получали, но сами не давали. Это больные, калеки, престарелые.

Но если в отношениях между А и Б совершенно не обязательно должна была существовать взаимность, то тем более не требовалось эквивалентности между тем, что А получал от Б, и тем, что он сам давал Б. Всегда были люди, которые давали больше, чем получали, и люди, которые получали больше, чем давали. Были, разумеется, и такие, которые получали столько же, сколько давали сами. Во всем этом нагляднейшим образом проявлялся круговой характер дачедележных отношений.

Однако в существовании линий таилась возможность превращения дачедележных отношений в качественно отличные от них подлинные линейные отношения. И эта возможность в дальнейшем развитии не замедлила превратиться в действительность.

Характерным для дачедележа является и то, что отдельные люди, входящие в круг потенциальных получателей, выступали по отношению к давателю как более близкие или, наоборот, как менее близкие. Дачедележ предполагает существование разных степеней близости к раздавателю. И степень близости к давателю имеет существенное значение. Чем ближе потенциальный получатель к давателю, тем больше вероятность, что он станет реальным получателем.

Адекватной формой выражения и закрепления разборных и разделодележных связей, имевших исключительно лишь круговой характер, были родовые отношения. Наиболее адекватной формой для выражения и закрепления дачедележных связей были отношения линейно-степенного родства. Как известно, характерной особенностью последних было то, что отсчет родства велся от определенного лица - “Я”, или “Эго”, и все родственники располагались по степени удаленности от него.

Однако, хотя степень родственной близости очень часто была одновременно и степенью дачедележной близости, их совпадение имело место далеко не всегда. Важным фактором было поселение. С отдаленным родственником, жившим рядом, в одном лагере, делились чаще, чем с близким родственником, принадлежавшим к другой группе. Другим важным фактором была объективная нужда в пище. Как говорят материалы об эскимосах, человек давал пищу прежде всего тому, кто больше всего нуждался в ней. Более обеспеченные получали во вторую очередь и нередко чисто символические доли.