2

2

31 января 1940 года

8 января я зачислен в Военную академию. Здешняя жизнь – совсем не пикник у озера. Монотонная муштра на плацу в лучших прусских традициях, но я уже привык к этому. «Здесь вы станете твердыми, – твердят они, – твердыми, как сталь Круппа. Каждый, кто даст слабину, будет отчислен».

Наша жизнь – это переходы от занятий на плацу к занятиям в аудиториях. Нам приходится штудировать учебники даже в казармах, часто до поздней ночи. У нас первоклассные инструкторы, офицеры, сержанты, технические работники, они передают нам всесторонние знания по таким дисциплинам, как тактика воздушного и наземного боя, аэронавтика, инженерное дело, артиллерийское дело и метеорология. Вдобавок мы проходим курс для младшего командного состава.

Сейчас мы ждем, когда погода станет устойчивой, – тогда начнутся тренировочные полеты.

17 февраля 1940 года

В 13.50 я совершил мой первый полет на «Фокке-Вульфе-44» – учебном биплане с двойным управлением (идентификационные буквы TQBZ) с инструктором Ван Дикеном.

23 февраля 1940 года

За последнюю неделю я совершил 35 полетов. Земля покрыта глубоким снегом, поэтому к самолетам приделаны лыжи.

Тридцать шестой полет – проверочный: со мной летит старший лейтенант Волль, старший инструктор курса. Он совсем не в восторге от моих действий.

1 апреля 1940 года

Я уже совершил 83 тренировочных полета. Старший лейтенант Волль экзаменовал меня на последних двух. «Это нельзя назвать приземлением – чуть лучше, чем контролируемое падение», – покачал он головой.

Вдобавок я потерял управление, заходя на посадку. Самолет полностью вышел из повиновения, и от безнадежности суетливо дергал за штурвал.

Я поздно понял, что мы вошли в штопор, и чуть было не врезался в церковь, стоявшую неподалеку. Волль схватил штурвал и взял управление на себя, потом повернулся ко мне: «Вы что, хотели сделать мою жену вдовой? Идиот несчастный!» – прокричал он.

Мне дан еще один шанс, определенно последний, после того как я совершу еще десять учебных полетов с Ван Дикеном. Курсанты, которые провалили летный курс в Военной академии, отправляются в войска ПВО. Это очень неприятная перспектива.

2 апреля 1940 года

Сержант Ван Дикен принял меня сегодня на десять заключительных полетов. Остальные курсанты уже давно летают одни. Завтра я сдаю последний раз тест старшему лейтенанту Воллю.

В группу под руководством инструктора Ван Дикена входят, кроме меня, еще три курсанта: Гайгер, Менапасе и Хайн, мы живем в одной комнате.

Гайгер родом с севера Германии, замкнутый, но очень энергичный. Его отец – простой рабочий. Он получил право учиться в «Школе Адольфа Гитлера», и это был прекрасный шанс для такого способного мальчика. Поступив в вуз, он получил право быть аттестованным как офицер.

Менапасе и Хайн – австрийцы. Оба родом с гор Тироля. Сепп Менапасе – лучший летчик из нас. Кажется, он управляет самолетом инстинктивно. Низкий, смуглый и очень выносливый – настоящий хищник. Он робок и неуклюж в отношениях с окружающими, на земле движения его мускулистого тела напоминают работу автомата, но в воздухе он чувствует себя как дома, двигаясь осторожно, по-кошачьи. Природные данные позволяют ему управлять самолетом так, словно он занимался этим всю жизнь.

Хайн стал летать один после сорокового полета с нашим инструктором. Все трое наблюдали мои последние приземления и подбадривали меня. Даже Гайгер процедил: «У тебя все будет хорошо».

3 апреля 1940 года

Ровно в 13.00 я первый раз полетел один.

«При посадке самолет лучше выровнять на десять метров выше, чем на метр ниже земли!» – прокричал мне на прощание старший лейтенант Волль, перекрыв шум двигателя, и с сардонической ухмылкой отступил назад.

Я пристегнул ремень безопасности. Постепенно прибавлять скорость, движение вперед, когда возрастет скорость – штурвал на себя. «TQBZ» практически взлетел сам, и я оказался в воздухе раньше, чем кончилась взлетная полоса. Кончики крыльев задрожали, в динамике прозвучало предупреждение: «Осторожно! В воздухе курсант, он совершает свой первый самостоятельный полет. Будьте внимательны, если вам дорога жизнь».

За несколько минут я облетел аэродром. Напряжение постепенно ушло, и я начал расслабляться. Не нужно большого напряжения, чтобы держать самолет в повиновении. Я посмотрел вниз и увидел тени облаков, несущиеся по земле. Я действительно лечу, свободный, как птица!

Пора на посадку. Я начал снижаться, земля устремилась мне навстречу. Сбросить скорость, выровнять машину, сейчас помягче, касание! Я на твердой земле, и даже самолет цел.

Моя первая посадка была далеко не блестящей, следующие четыре тоже оказались далеки от совершенства, хотя были лучше, чем первая. Но по крайней мере, я не сломал шасси.

10 мая 1940 года

На западе наша армия начала наступление на Францию, но я боюсь, что не успею поучаствовать в этой операции.

16 мая 1940 года

Несколько недель устойчивой хорошей погоды позволили нам усовершенствовать наши летные навыки. Я уже совершил около 250 полетов. Теперь нас обучают технике высшего пилотажа на «Фокке-Вульфе-44» и «Бюкер-Юнгмане». Мы осваиваем боевые самолеты: устаревшие истребители и самолеты ближней разведки типа «Арадо-65» и «Арадо-68» и «Хейнкель-45», «Хейнкель-46». Мы летаем на «Юнкерсе W-34», на котором Коль и Хюнефельд перелетели Атлантику, и на специальном «Фокке-Вульфе Вайе», предназначенном для дальней навигации. Вчера я летал в Восточную Пруссию на древнем «ГО-145», и у меня заглох мотор. Отказал основной канал подачи топлива. Я летел на высоте всего лишь 150 метров, и у меня было не очень много шансов найти подходящее место для экстренной посадки. Я приземлился на вспаханное поле. Шасси снесло, самолет перевернулся, я вылез из-под обломков, стирая с головы кровь.

Я вынужден возвращаться на поезде. Голова основательно перевязана. Глядя на меня, пассажиры, очевидно, думают, что я ранен в боях во Франции. Мне было бы стыдно признаться, что я всего лишь приземлился, уткнувшись в землю носом.

19 мая 1940 года

Кажется, неудачи преследуют меня. Сегодня у меня опять отказало шасси, когда я заходил на посадку в Альтдамме. Дул сильный ветер, и мой старый «KL-35» не выдержал.

Я снова был вынужден вернуться на поезде.

16 августа 1940 года

Я получил удостоверение пилота, период учебных полетов закончен.

1 июня мне присвоено звание капрала.

Война тем временем продолжается. Франция капитулировала в июне. Французская армия не смогла противостоять высокому боевому духу и современному техническому оснащению немецкой армии. Они пользовались давно устаревшим вооружением; часть тяжелой артиллерии была задействована еще в Первой мировой войне.

Британские подразделения, по-видимому, остались более или менее невредимыми, несмотря на то что они потеряли много техники в Дюнкерке. Искусные маневры высшего британского командования позволили большинству английских частей вернуться домой без ощутимых потерь. Воздушные силы Германии явно упустили прекрасную возможность разбить англичан, упустив их в Дюнкерке.

Британия, кажется, недостаточно хорошо вооружена для участия в войне, и Королевские военно-воздушные силы проводят свои операции на сравнительно низком уровне. Я не понимаю, почему мы не использовали наше преимущество в воздухе над англичанами – это означало бы конец войны.

Авиация Франции также не могла принять достойное участие в боях. Во Франции, как и в Польше, немецкие военно-воздушные силы еще раз продемонстрировали свое преимущество в технике и выучке личного состава. Это не значит, что английским и французским летчикам недоставало храбрости в воздушных боях, просто они имели не столь хорошие технические возможности.

Такую быструю капитуляцию Франции я воспринял как должное, вследствие низкого боевого духа французской армии (французские офицеры впоследствии с горечью говорили об этом). Французские солдаты 1940 года были не похожи на тех, которые столь храбро и упорно сражались, защищая каждую пядь земли своей родины в Первую мировую. Последние 20 лет Франция безмятежно почивала на лаврах Версальского договора. Каждая победа таит в себе опасность подобной безмятежности.

Настроения в Германии радужные, может быть, даже слишком.

26 августа 1940 года

Я стану летчиком-истребителем.

Несколько дней назад пришли приказы о переводе Менапасе и меня в школу летчиков-истребителей № 1 в Вернойхене. Сегодня днем мы совершили наш первый полет на боевых «AR-68». Наш инструктор – сержант Куль, который отличился в боях в Польше и Франции. Конечно, его опыт бесценен. От волнения у меня даже выступила испарина, когда мы приземлялись.

Продолжается и наша общая военная подготовка. Мы изучаем базовую тактику воздушного боя.

Начальник нашего училища – полковник, граф Хувальд, служил в знаменитой эскадрилье «Рихтхофен» во время Первой мировой войны. Главный инструктор – майор фон Корнацки. До недавнего времени он был заместителем рейхсмаршала Геринга. Каждый из офицеров и инструкторов – опытный боевой в прошлом летчик.

12 октября 1940 года

Я надеялся, что меня отправят в действующие части в этом месяце. К несчастью, наши тренировки отстают от расписания из-за плохой осенней погоды.

Сейчас мы занимаемся очень интенсивно. В последнее время каждую неделю происходят одна или две катастрофы в нашей группе. Сегодня разбился сержант Шмидт. Он был из нашей пятерки.

Несколько дней мы проходили теоретический курс подготовки к полетам на «Мессершмитте-109», он очень сложен в управлении, очень опасен поначалу. Мы уже можем повторить каждое движение даже во сне.

Этим утром мы выкатили из ангара первый «109-й» и подготовились к полетам. Мы бросили жребий, решая, кому лететь первым. Выпало сержанту Шмидту. Он взлетел на большой скорости, такая поспешность может привести к аварии на взлете, если не соблюдать осторожность. Преждевременная попытка набрать большую высоту могла привести к тому, что самолет стремительно войдет в штопор. Я видел это много раз, чаще всего это заканчивалось смертью пилота.

Шмидт пошел на посадку, совершив один круг над аэродромом, но неверно выбрал скорость. Она была выше той, к которой он привык, поэтому Шмидт не попал на взлетную полосу. Он зашел на посадку снова, но опять неудачно. Мы начали волноваться – было видно, что Шмидт потерял хладнокровие. Он поднялся и совершил последний разворот, перед тем как заходить на посадку, когда машина заглохла из-за слишком низкой скорости, потеряла управление и, рухнув на землю, взорвалась в пятистах метрах от начала посадочной полосы. Мы как безумные рванули к месту катастрофы. Я подбежал первым. Шмидта вышвырнуло из кабины, и он лежал в нескольких метрах от обломков самолета. Весь в крови, он кричал как дикий зверь. Я наклонился над телом моего товарища и увидел, что у него оторваны обе ноги. Я приподнял его голову. Его крики привели меня в ужас, кровь текла по моим рукам. Я еще никогда не чувствовал себя таким беспомощным. Потом крики прекратились, и наступила еще более страшная тишина. Когда подбежал Куль вместе с остальными, Шмидт был мертв.

Майор Корнацки приказал немедленно возобновить полеты, и менее часа спустя другой «109-й» выкатился из ангара. Теперь наступила моя очередь.

Я зашел в ангар и смыл с рук кровь. Затем механики затянули мне ремень безопасности и отбуксировали мой самолет к взлетно-посадочной полосе. Мое сердце бешено колотилось. Даже оглушительный грохот двигателя не мог заглушить предсмертных криков Шмидта, раздающихся в моих ушах. Еще до взлета я заметил на моем комбинезоне большие темные пятна крови. Я испугался. Меня охватил дикий, парализующий страх. Единственное, что меня утешало, – это то, что никто не видит, как я напуган.

Я несколько раз облетел аэродром и постепенно успокоился, ко мне вернулось хладнокровие. В конце концов я настолько овладел собой, что смог пойти на посадку. Все прошло хорошо. Я еще раз взлетел и снова посадил самолет, потом проделал то же самое в третий раз.

Слезы стояли у меня в глазах, когда я откинул крышку кабины и снял шлем. Спрыгнув с крыла, я не мог остановить трясущиеся колени.

Неожиданно передо мной вырос Корнацки. Суровый взгляд стальных глаз сверлил меня насквозь.

– Вам было страшно?

– Да, господин Корнацки.

– Вам лучше скорее привыкнуть к этому, если хотите участвовать в бою.

Мне было очень стыдно. Лучше бы я провалился сквозь землю.

14 октября 1940 года

Этим утром я в числе других кандидатов из сержантского состава участвовал в траурной церемонии похорон сержанта Шмидта.

Позже вечером над летным полем опять случилась катастрофа – столкнулись самолеты. Два курсанта, совершающие второй полет, погибли мгновенно. И снова я оказался среди тех, кто первым прибыл на место катастрофы, и вытащил из-под обломков тело одного из пилотов. Его голова превратилась в бесформенное месиво.

При таких обстоятельствах меня скоро перестанет пугать вид окровавленных останков летчика, лежащего среди обломков самолета.

15 октября 1940 года

Замечательный день 1 октября 1940 года – мне присвоено звание прапорщика военно-воздушных сил.

17 октября 1940 года

Вернойхен расположен совсем недалеко от Берлина, и я завел привычку проводить каждые выходные в большом городе. Обычно я останавливаюсь в маленьком отеле недалеко от Фридрихштрассе. Быстро обследовал все кабаре и бары, расположенные недалеко от зоопарка, на улицах Курфюрстендамм и Фридрихштрассе, рядом с музеями, театрами и прекрасными зданиями на Унтер-ден-Линден и в Лустгартене. На выходные я возвращался в город, где царило неистощимое веселье. Каждый раз погружался в водоворот развлечений большого города, блеск которого еще не затронула война.

Мой девиз: «Живи и учись у жизни».

У меня еще никогда не было достаточно денег с тех пор, как я приехал в Вернойхен.

8 ноября 1940 года

Получен приказ: «Прапорщики Хардер, Хопп и Кноке, сержант Куль, инженер капрал Хензе должны отправиться в Мюнстер (аэродром Лодденхайде) на самолете „Юнкерс-16 °СЕКЕ“ с целью получения и доставки в Вернойхен трех самолетов „Мессершмитт-109“.

„СЕКЕ“ – новейшая модель транспортного самолета. Из-за плохой погоды мы отложили взлет до 10 часов.

В воздухе мы не смогли убрать левое шасси, поскольку сломался вал. За штурвалом Куль. Мы летим низко – высота от 30 до 60 метров. Бортмеханик пытается произвести ремонт прямо в воздухе, и приблизительно через двадцать минут ему удается исправить положение. Затем мы поднимаемся на высоту 200 метров. Куль передал управление мне, а сам пошел отдыхать в уютный салон, к Хоппу и Хардеру.

Я сделал крюк к югу от Берлина и полетел вдоль оживленной дороги на запад. Слева от меня за пеленой тумана виднеются радиомачты передатчика в Кенигвустерхаузене. Высота 350 метров.

Что-то случилось с двигателем: упало давление подачи топлива. Я больше не могу сохранять эту высоту. Мотор кашлянул, зашипел и замолк.

– Держитесь крепче – аварийная посадка! – крикнул я в салон.

Позади меня бортмеханик закрыл лицо ладонями. Под нами густой лес, слева радиомачты, а справа крошечное поле размером с почтовую марку – это наш единственный шанс.

Слишком поздно я заметил впереди линии электропередач. Это конец. Куль побледнел как полотно.

Я дернул штурвал на себя, и самолет устремился вверх, чудом не задев провода, мы прошли всего в нескольких сантиметрах от них. Затем машина снова стала падать, и ветер засвистел в ушах.

И вот удар!

Три огромных дерева с треском переломились, как спички, левое крыло отвалилось, самолет с глухим звуком рухнул на землю, пронесся еще более 30 метров, круша все на своем пути.

Куля бросило на приборную доску, он ударился головой.

Наступила тишина – могильная тишина, нарушаемая только шумом топлива, вытекающего из пробитых баков.

Куль лежал без сознания, весь окровавленный. Кажется, его основательно приложило. У меня течет кровь из раны на голове. Я хотел открыть крышу кабины, но ее заклинило, как и дверь кабины. Запах керосина сводит меня с ума. Мы в смертельной ловушке – если баки взорвутся, мы сгорим заживо. В отчаянии я начал бить кулаками по плексигласовому стеклу.

Неожиданно я увидел лица Хоппа и Хардера, вглядывающихся внутрь. Они разбили стекло. Мы вытащили Куля и бортмеханика и положили их на траву. Они были живы. Я попытался оказать первую помощь. Хопп и Хардер отправились за подмогой.

Рана на моей голове оказалась легкой.

Я снова вынужден возвращаться на поезде.

18 декабря 1940 года

Три тысячи будущих офицеров сухопутных войск, военно-морского флота, военно-воздушных сил и элитных подразделений СС собраны в берлинском Дворце спорта в ожидании прибытия фюрера и главнокомандующего вооруженными силами. Три тысячи молодых, увлеченных солдат, практически завершивших период обучения, через несколько месяцев должны быть в качестве офицеров направлены на фронт. Я – один из них.

Гитлер будет говорить с нами.

Первым из командующих этими тремя родами войск прибыл рейхсмаршал Геринг. Он и члены его штаба расселись на широкой сцене. Один из курсантов школы военно-воздушных сил – высокий, худой юноша с бледным и нервным лицом – был представлен ему лично. Курсанта зовут Ханс Иоахим Марсель, он уже имеет Железный крест первой степени. Получил эту высокую награду в битве в Англии как самый молодой летчик-истребитель в германских военно-воздушных силах. (Через два года ему вручат высшие награды Германии за героизм, он станет самым знаменитым летчиком-истребителем в африканском корпусе, его больше всего будут бояться вражеские летчики.)

Прошло несколько минут, и мы вскочили, повинуясь приказу. „Идет фюрер!“ Руки взметнулись в молчаливом приветствии. Я увидел его, идущего по центральному проходу к сцене, в сопровождении фельдмаршала Кейтеля и адмирала Редера. Абсолютная тишина воцарилась на несколько минут в огромном зале. Это был торжественный момент. Гитлер начал говорить.

Думаю, что мир не знал более блестящего оратора. Магнетизм его личности был неотразим. Весь зал пронизывало излучение его невероятной силы воли и могучей энергии.

Нас было 3000 юных идеалистов. Мы слушали его заманчивые речи и воспринимали их всем сердцем. Никогда до сих пор мы не испытывали такого взрыва патриотических чувств. Здесь и сейчас каждый из нас поклялся посвятить жизнь сражению за родину, ожидавшему нас впереди. (В последующие годы наша готовность к высоким жертвам была проверена. Большинство из этих 3000 погибли в боях на суше, на море и в воздухе.)

Это событие глубоко затронуло меня. Я никогда не забуду выражение восторженного экстаза, которое было написано на лицах окружавших меня людей.

19 декабря 1940 года

Сегодня получен приказ о моем назначении в авиакрыло № 52. Я должен прибыть в распоряжение резервной эскадрильи авиакрыла в Крефельде 2 января, а до этого дня получил отпуск.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.