Пруссы и русская династия

Пруссы и русская династия

В Малой Азии находилась легендарная Троя, которую защищали энеты (венеты) из Пафлагонии, ведомые Пилеменом. Схожим именем назывался и легендарный основатель династии литовских князей – Палемон (вспоминаются поляне-палы). Согласно легенде, которая содержится в летописной «Хронике Быховца» (помещика из Гродненской губернии, в чьем имении нашли летопись), сей князь был родственником римского императора Нерона. Палемон, вместе с 500 знатных мужей (среди них рус Ульянус и рог Ектор), покинул Рим, спасаясь от репрессий, и поселился на землях балтов – сначала в устье Немана, потом – до рек Дубисы и Юры, где и основал «Жемайтию».

Этот рассказ считается некоей побасенкой, однако данные о князе Палемоне и о происхождении литовских князей от римлян содержатся во многих других летописях – Литовских хрониках (второе издание), Румянцевской летописи и т. д. Сообщают об этом и средневековые польские историки – Ян Длугош (XV в.) и Матвей Меховский (XV–XVI вв.). Вряд ли стоит считать данную легенду всего лишь выдумкой – какое-то событие там было «схвачено» – и приписано римской истории.

Впрочем, к Апеннинам все же стоит приглядеться. Известно, что в 1 тыс. до н. э. там обитали некие венеты, которых принято именовать «адриатическими» или же италийскими. От них, собственно говоря, и произошло название всемирно известной Венеции. Они же, как очевидно, являлись родственниками венетов малоазийских, чьим вождем был «Пилемен, храброе сердце», воспетый Гомером. Италийские венеты имели обширные торговые связи с населением южного берега Балтики, откуда доставлялся янтарь. Там тоже жили венеты (венеды), о чем сообщают античные авторы I–II вв. н. э. Плиний Старший, Публий Корнелий Тацит и Птолемей Клавдий. Их обычно связывают с Поморской культурой, которая, в свою очередь, тесно связана с культурой Лужицкой и даже считается одним из ее вариантов. Скорее всего, легенда о Палемоне имеет в виду некую миграцию италийских венетов в земли северных славян и балтов. И произошла она приблизительно в 1 тыс. до н. э., а может даже и раньше. Или можно даже предположить, что речь шла об интенсивных контактах между родственными племенами венетов – при активном участии жителей древнего Норика, которые также были венетами, праславянами. (В древнерусской «Повести временных лет» вполне четко определено «нарци еже суть словене».) Они же дали имя поселению, которое позже станет еще одним всемирно известным городом – Веной.

Показательно, что легенда о «литовском» Палемоне выводит нас на легенду о Прусе – предке Рюрика. Гомеровский Пилемен, вождь енетов, выступал на стороне троянцев, но троянским героем был и вождь дарданов Эней, от которого – через Пруса, брата Августа, – вели свой род Рюриковичи. Как видим, все дороги вновь ведут нас в Приднепровье – в землю борисфенитов-паралатовсколотов. А ведь прусская тема теснейшим образом связана с родом Романовых, который взошел на русский престол в 17 в. На это указывают данные многих источников, которые и проанализировал В. Карпец в своем исследовании «От Кобылы до Вейдевута. Баснословие и родословие» («Русь, которая правила миром»). Так, в Родословии инока Ювеналия (18 в.) читаем: «А иные писатели повествуют, что РОД РОМАНОВЫХ происходит от первого Короля Прускаго ВЕДЕВАТА или ВЕЙДЕВУТА, бывшего с 305 по 378 год по Рождестве ХРИСТОВЕ, и продолжался через девять степеней до Князя ГЛАНДАЛА, почитаемого братом Прускаго Князя, пришедшаго в Россию в исходе ХIII столетия и принявшего Святое Крещение в 1287 году, в коем дано ему имя ИОАНН, а у него был сын АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ, прозванный КОБЫЛА и так далее». Пятый сын Кобылы боярин Федор Кошка, собственно говоря, и стал родоначальником Романовых. При этом надо особо подчеркнуть, что словом «прус» в старославянском языке обозначалась кобыла, а среди самих прусов было чрезвычайно развито коневодство. (Необходимо заметить, что коневодство было одним из основных занятий малоазийских и италийских венетов.)

Подтверждение данным Ювеналия находят в рукописи из архива графов Шереметевых (№ 657), которая имеет следующее надписание: «Сия книга глаголемая, собранная из разных летописцев и подлинных разрядных родословцев о потомках Прусского и Оленского короля Ведевита от четвертого сына его Недрона, от потомственного его наследника Андрея Ивановича Камбилы, глаголемаго Гляндуса, происшедших от него нижеобъявленных в сей истории влекущихся родов, которую тщанием конфиромовал Геролтмейстер, ближний стольник Степан Андреевич Колычев, как был в управлении указом Его Императорского Величества у Геролтмейстерских дел, в 722 году. А сия книга дому капитана Ивана Иванова сына Колычева». Повествование Колычева начинается с рассказа о прусском короле Брутено, который отдал свое княжество брату Вейдевуту, а сам стал верховным князем в городе Романове, иначе называемом Ромовой. Там, по преданию, рос огромный вечнозеленый дуб. В конце своих дней Вейдевут разделил Прусскую землю между двенадцатью сыновьями, одним из которых был Недрон, получивший удел на берегу реки Прегеля. Его далекий потомок, князь Димвон, вступил в ожесточенное противостояние с Орденом меченосцев, которое окончилось разгромом пруссов. И уже сын Димвона, князь Русинген, вынужденно принял крещение от католиков – вместе со своим братом Камбилою, иначе называвшимся Гландой или Гландусом. Последний вскоре бежал во Псков, где и перешел в Православие.

И совсем уже интересную информацию сообщает о Вейдевуте Б. Компенгаузен, автор «Генеалогическо-хронологической истории Пресветлейшего Дома Романовых и коренного рода их предков» (издана в Лейпциге, в 1805 году). Согласно ему, сей прусский правитель является родственником нашему Рюрику. А в сборнике старинных литовских исторических писем «Ниедришу Вейдевут» прусский вождь гостит на славянском острове Рюген (Руян) у скандинавского бога Одина. Что ж, и сами скандинавы выводили Одина откуда-то из земель восточнее Дона (Танаксвиля), причем в районе этой реки жили ваны-венеды. Кроме того, Компенгаузен рассказывает о том, что Вейдевут отказался от царствования, став верховным жрецом, как и Прутено. И здесь мы видим одно из проявлений архетипа царя-священника (князя-жреца). И можно предположить, что древнейшие славяне (лужичане) в свое время были приглашены балтами, у которых произошел упадок сакрального начала (выразившийся в вышеупомянутом отношении к янтарю).

Вообще необходимо заметить, что история древнейших славян теснейшим образом связана с историй древнейших балтов. Не случайно литовский и латышский язык очень близки к северославянским диалектам. Исследователи давно уже обратили внимание на поразительное сходство славянской и балтской мифологий. Так, у русских богов Дия, Перуна, Велеса и Огня Сварожича есть свои балтские «тезки» – Диевс, Перкунас, Велс и Угнис. «Наибольшая типологическая близость наблюдается у литовских, белорусских и западноукраинских песен, – пишет П. Тулаев. – Они обращены, как правило, к одной из природных стихий (земля, вода, огонь) и содержат космогоническую символику (мировое древо, гора, река, конь, олень) и сакральные числа (2, 3, 7, 9, 12). Например, в восточноевропейском регионе достаточно распространен фольклорный мотив о сотворении мира. В акте творения участвуют три голубя, которые сидят на вершине мирового древа. Из элементов природных стихий они создают космос. Интересно было обнаружить в литовском фольклоре мотив священной реки Дунай. В песне «Под липой речка течет» действие происходит в воде или реке, которые в различных вариантах называют Дунаем» («Венеты: предки славян»).

А ведь древнерусские источники («Повесть временных лет» и др.) тесно связывают славян с этой великой рекой. Судя по всему, славяне-мигранты глубоко проникли в толщу балтийского этнического массива, сыграв важнейшую роль в их этногенезе. (Впрочем, верным будет и обратное утверждение.) Итак, днепряне-борисфенты, они же боруски-брусы-прусы, представляли собой не просто этнополитическое образование. Под их именами подразумевали выходцев из Приднепровья, нордической страны Борея. Так именовались жители скифо-славянского Севера, которые помнили о своей далекой гиперборейской прародине. И можно предположить, что это наименование сохранили северяне, бывшие этнополитическим образованием славян, находящимся к востоку от Днепра.

Абсурд, но более чем очевидная привязка северян к Северу в современной академической науке подвергается сомнению. Дескать, северяне вовсе не были самым северным образованием славян. Практически полностью утвердился взгляд, согласно которому северяне – это иранский этноним, который происходит от иранского *seu, *sew – «черный». В подтверждение тому приводят название главного города северян – Чернигов, а также обилие иранских гидронимов. Что ж, все это очень характерно – историки занимаются своим любимым делом – приписывают славянским именам неславянское происхождение. Так обошлись с венедами, русами, сербами, хорватами и пр. При этом везде утверждается, что славяне полностью поглотили многие иноэтнические группы, но почему-то взяли себе их имена. Понятно, что все это вырабатывает у самих славян, особенно у русских, некий комплекс неполноценности. Позже эти утверждения еще подвергнутся разбору, пока же надо разобраться с этнонимом «северяне». Начать следует с географического аргумента, который демонстрирует всю ограниченность сугубо рационалистического подхода «академистов» к истории. Указание на какую-либо сторону света вовсе не обязательно должно означать реальное географическое расположение (хотя северяне и находились севернее многих других славян). Оно может указывать на отождествление какого-то народа с самим архетипом Севера, Норда. Эллины ведь не случайно связывали далеко не самых северных днепрян с Бореем. Также не случайно было и отождествление скифов с гиперборейцами. Приднепровье и Скифия (Сколотия) рассматривались здесь как некие символические проекции изначальной северной страны – Гипербореи. Для человека традиционного общества само расположение в материальном пространстве было не главным, на первом месте находилось расположение в мистической, духовной вселенной. И тут важнее всего было наличие сходства с некими изначальными, сакральными реалиями. Теперь о «черных» северянах. В данном случае также налицо непонимание мистических воззрений древности. Черный цвет как раз и символизирует север, причем это характерно для самых разных народов – не только индоевропейцев, но и китайцев, тюрок и североамериканских индейцев. Считалось, что после заката Солнце становится невидимым, погружается в некий мрак, который чреват новым рождением. Таким образом, этноним «северянин» символизирует именно северную ориентацию. А то, что он созвучен иранским словам, легко объясняется общими арийскими истоками, о которых всегда забывают любители приписать славянам тягу к заимствованиям.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.