Тан: опять хуже – потом совсем плохо
Тан: опять хуже – потом совсем плохо
Так уж повелось в Поднебесной: времена ее внешнего процветания, уверенной вроде бы поступи – таят назревание кризиса. Сюань-цзун правил слишком долго, и ему не суждено было в покое закончить свой век.
Первые признаки неблагополучия – те, которые далеко искать не надо. Во дворце складывались группировки, разгорались интриги – их жертвами пало несколько министров, подведенных под меч палача или сами накинувшие себе на шею шелковую удавку. Повсюду «свой» интерес начинал превышать допустимую норму, а кумовство слишком тесно переплеталось со служебными отношениями (совсем без этого в Китае никогда было нельзя). Следующий случай получил скандальную огласку. На экзаменах получил высшие отметки известный своей тупостью молодой человек – сын первого министра Ли Лунфу. Император лично устроил отличнику собеседование и убедился, что с ним, собственно, и говорить-то не о чем.
Но сановник Ли Лунфу остался на своем посту. В то время наметилась не то чтобы аристократическая реставрация, – но знатные роды упорно прибирали к рукам ведущие посты в управлении, а экзаменационное сито не оказывалось для их выдвиженцев непреодолимым препятствием. Особенно старались о приобретении звания поэтически одаренного «продвинутого мужа» – оно открывало путь к четвертому и пятому чиновным рангам, обладатели которых имели право присутствовать на дворцовых церемониях.
Впрочем, сам министр Ли Лунфу был человеком отнюдь не бесталанным. Он бессменно пребывал на своем высоком посту целых девятнадцать лет. Когда же он скончался, государь поставил на его место некоего Ян Гочжуна – двоюродного брата своей любимой наложницы Ян Гуйфэй (любимой настолько, что удостоилась официального звания Драгоценной Супруги). Преемник начал с того, что обвинил покойного в измене, поэтому похороны прошли без всяких почестей – из гроба даже забрали все драгоценности. Многие родственники подверглись опале. Но сам брат Драгоценной Супруги оказался явно не на своем месте, и надежность работы бюрократического аппарата существенно понизилась. К тому же и император был не в прежней своей энергичной форме – годы брали свое.
Стали уменьшаться поступления в казну, в деревне росла напряженность: все резче становилось расслоение на богатых землевладельцев и крестьян, едва сводящих концы с концами или уже превратившихся в арендаторов. Могущественные богачи если и удерживались от откровенного насилия, действовали не лучше того: отводили воду от крестьянских полей и ждали, пока их владельцы «созреют» и сами упадут к ним в объятия. После чего ирригация возвращалась в прежнее состояние. Все беззастенчивее скупали землю чиновники, от них не отставали купцы. Император издал указ, по которому запрещалась купля-продажа тех частей наделов, которые при распределении земли были объявлены частной собственностью владельца – но не помогало и это.
В 751 г. китайская армия потерпела сокрушительное поражение при Таласе от добравшихся уже до Киргизии победоносных воинов ислама – арабов. Поднебесная утратила контроль над Великим шелковым путем. Еще раньше перестала признавать свою зависимость от нее Корея. Возобновились набеги: киданей из Маньчжурии, тибетцев с запада, с северо-запада – уйгуров. Стало проявлять агрессивность, нападая со своих неприступных горных плато, государство Наньчжао (на юго-западе современного Китая). Приходилось тратить большие средства на оборону, ради чего повышались налоги и повинности – деревня громко роптала.
Начался процесс, чреватый тяжкими последствиями: генерал-губернаторы окраинных провинций, будучи по своем статусу не более, чем командующими воинскими гарнизонами, прибирали к своим рукам и гражданскую власть, превращаясь во всевластных наместников. Больше всех преуспел в этом Ань Лушань, командовавший войсками на северной и северо-восточной границах. Существовало предание (сложившееся, возможно, задним числом), приписывающее ему связь с демоническими силами. Матерью его якобы была колдунья, при рождении будущего полководца разлилось какое-то неестественное, внушающее мистический трепет сияние, а вокруг дома выли невесть откуда взявшиеся дикие звери.
Министр Ян Гочжун находился в открытой вражде с генерал-губернатором. Когда до него дошли вести о его самоуправстве, он немедленно отправил одного своего доверенного евнуха с инспекцией. Но Ань Лушань сумел подкупить столичного посланца, и тот по возвращении доложил, что «слухи не подтвердились». Впоследствии это стоило ему жизни – его казнили, когда в конце 755 г. Ань Лушань объявил себя новым обладателем Мандата и двинул свои войска и приставшую к нему конницу кочевников на юг.
Сначала он вышел к Великому каналу неподалеку от старой столицы Лояна. Здесь он получил страшное известие: император казнил его сына, а жене приказал покончить с собой. В отместку Ань Лушань распорядился поголовно вырезать всех захваченных при штурме одной из крепостей воинов. Но правительственным войскам удалось остановить продвижение мятежников в горных проходах, а затем и перехватить инициативу.
Однако Ян Гочжун переоценил этот успех. Он двинул все наличные силы, чтобы решительным ударом добить воинство самозванца – а в результате армия угодила в горную ловушку и была истреблена.
Императору удалось спастись из столицы бегством, но его ждали трагические испытания. С ним вместе находились наследник престола – тридцатый из его сыновей Су-цзун, по-прежнему горячо любимая Драгоценная Супруга, несколько вельмож, евнухи из гарема и небольшой отряд воинов. Путь держали на Сычуань. Но вскоре солдаты стали выходить из повиновения, вести себя попросту дерзко. Сначала они прикончили министра Ян Гочжуна, которого винили во всех обрушившихся на Поднебесную бедах, а потом черед дошел до его двоюродной сестры Ян Гуйфэй. Государю был предъявлен жестокий ультиматум: его Драгоценная Супруга должна умереть. И несчастный изгнанник (не будем награждать его другими эпитетами) подчинился – женщина была задушена одним из евнухов.
Перед тем, как продолжить путь, император отрядил своего сына, чтобы тот попытался организовать отпор мятежникам. И Су-цзуну это, как ни странно, удалось. Собрав оставшиеся верными войска, заручившись поддержкой губернаторов нескольких центральных областей, призвав на помощь северные племена – тех, что признавали себя данниками Сына Неба (по большей части это были уйгуры) – наследник оказался во главе немалых сил. Можно было приступать к решительным действиям. Одно только «но»: все приближенные и командиры потребовали, чтобы он провозгласил себя императором. Времени на раздумья не было, и Су-цзун согласился. Узнав о поступке сына, Сюань-цзун сразу же отправил ему свои властные регалии.
Вскоре были возвращены и Лоян, и Чан?ань. Демонический Ань Лушань в 757 г. погиб – по всей вероятности, был убит собственным сыном. Тот тоже недолго возглавлял остатки мятежников – как, в свою очередь, и его убийца. Один за другим, лишая предшественника жизни, сменилось четыре предводителя.
Окончательно мятеж был подавлен только к 763 г. Но были и другие восстания. Одно из них произошло в низовьях Янцзы, где находилось много разбогатевших на приморской торговле городов. При его подавлении распоясавшиеся за годы смуты правительственные войска устроили страшный погром, было убито до 10 тысяч иноземных торговцев.
Эти потрясения не могли пройти для страны бесследно. Позднейшие исследователи, со своей временной дистанции, уверено констатировали: в Поднебесной назрели глубинные противоречия. А простые китайцы, которым некогда было пускаться в глубокие размышления, – им надо было выживать в свои противоречивые времена, – стали проникаться мыслью, что династия Тан изрядно «утратила лицо».
Новый император Су-цзун, как только Чан?ань была отбита у мятежников, пригласил отца вернуться в столицу – что тот и сделал. Окруженный почетом, но вряд ли с успокоенной душой, он скончался в 762 г., в возрасте 77 лет. Благодарные потомки охотно признают, что время его правления совпадает с эпохой необыкновенного взлета китайской культуры.
То, что династия «утратила лицо», подтвердило поведение высших командиров: они стали присваивать себе власть не только в приграничных областях, но и неподалеку от столицы. Причем свои наместнические полномочия объявляли наследственными (это не мешало им занимать и высокие придворные должности и подолгу пребывать в столице).
Су-цзун, который, судя по всему, мог войти в историю, как сильный правитель, скончался сразу же вслед за отцом. Разыгралась хрестоматийная драма: императрица устроила покушение на жизнь его наследника, потому что им был объявлен не ее сын. Но попытка оказалась неудачной – заговорщиков выдал евнух.
Последовали полагающиеся в таких случаях казни и самоубийства, и на трон законным образом взошел Дай-цзун (правил в 762–779 гг.). Печальным итогом этих событий стало то, что евнухи опять обрели немалый вес при дворе – и от года к году добивались все большего влияния.
Дай-цзуну пришлось отражать уже не набеги, а полномасштабную агрессию с Тибета – однажды даже была захвачена и разграблена Чан?ань. Нашествие удалось отбить, но нелегкая война продолжалась в течение полувека. В результате лошадей для армии приходилось покупать не у тибетцев, как прежде, а преимущественно у уйгуров. Покупать за весьма высокую плату шелком, к тому же уйгуры тоже были настроены весьма не мирно – на их счету был успешный налет на Лоян.
Чтобы пополнить казну, правительство ужесточило соляную монополию. Теперь производители соли, оплатив право на добычу, должны были продавать всю свою продукцию государству – а то опять извлекало доход, перепродавая ее с большой накруткой торговцам. Потом нечто подобное проделали и с чайным листом. Надо сказать, что в финансовое ведомство в те годы пришло хорошее пополнение из молодых чиновников, ребята это, как видим, были изобретательные.
Дай-цзуна сменил его сын Дэ-цзун (правил в 779–805 гг.), и наступила пора реформ. Возглавил их первый министр Ян Янь.
При сложившихся к тому времени реалиях надельная система полностью исчерпала себя. Она была ориентирована на взимание налогов преимущественно не с земли, а с землевладельцев – а их стало уже совсем мало. И в 780 г. вышел указ, по которому основным объектом налогообложения стала земля, единица ее площади (с учетом качества). Имей, сколько хочешь и можешь – только плати со всего, что имеешь.
Государство перестало быть заинтересованным в том, чтобы как можно больше крестьян являлось собственниками земли (и очень зря!). Поэтому запреты на ее куплю-продажу были отменены. Налоги стали взиматься дважды в год – летом и осенью, потому что во многих местах давно уже собирали по два урожая. Платить можно было как натурой, так и монетой. Не оставили без внимания и горожан: после длительного перерыва обложили подоходным налогом ремесленников и торговцев.
Император и его первый министр замахнулись и на большее. Наместники, – там, где они верховодили, успели поставить дело так, что собираемые на их территориях налоги поступали к ним, а в императорскую казну они отправляли своего рода дань. Но когда правительство посягнуло на узурпированные ими права – они спровоцировали в своих владениях мятежи.
В результате было прервано сообщение по Великому каналу и прекратился подвоз риса из южных провинций в Чан?ань. А там в это время как раз приступили к взиманию подоходного налога с горожан, что явно не вызывало у них чувства радости, и по совокупности мотивов они восстали. Император со всем своим двором бежал из столицы, и смог вернуться только через год. Ему пришлось смириться с воцарившейся самостийностью – хотя она стала уже захватывать и области на Юге.
В целом реформы Ян Яня, исходящие из трезвого анализа ситуации, привели к стабилизации жизни Поднебесной. А какой ценой пришлось за это платить в не столь отдаленной перспективе (где-то через столетие), об этом, опять же, куда легче судить отдаленным потомкам, в их всеоружии исторического знания.
Когда в 805 г. умер Дэ-цзун, его наследник (старший сын) начал с того, что на целый месяц затворился в своих покоях с любимой наложницей. Оказалось, что бедняга попросту не был в состоянии управлять страной – он перенес инсульт и онемел, а потому честно сдал власть старшему из своих 23 сыновей – Сянь-цзуну (правил в 805–820 гг.).
Глава даосской церкви Чжан Даолин, нашедший элексир бессмертия (III в.)
С ним Поднебесной повезло куда больше. Сянь-цзуну даже удалось подчинить столице почти все провинции – для этого, правда, иногда приходилось вести самые настоящие боевые действия. К этому времени стала приносить полновесные плоды реформа Ян Яня, а приведенная в порядок бюрократическая система стала достаточно четко и без лишних утечек выполнять свои обязанности. Даже евнухи были водворены туда, где им и подобает находиться – в боковые гаремные покои.
На евнухов и пало подозрение, когда в 820 г. император скоропостижно скончался. Но если эта смерть и была насильственной – с такой же долей вероятности можно было нехорошо думать и на других придворных – во дворце опять гнездились интриги. Впрочем, скорее всего, Сянь-цзун стал очередной жертвой поисков вожделенного «эликсира бессмертия».
Думать можно на кого и на что угодно, но факт то, что после смерти Сянь-цзуна евнухи опять вышли на сцену и отвели душу по-полной, и занимались этим, с небольшими перерывами, до самого конца династии (только не надо списывать на них все беды – среди них попадались люди по-настоящему талантливые. Главное – люди дела. А на что, как не на дело, было растрачивать им свои таланты? Не только же на интриги).
Сначала евнухам удалось возвести на трон сына покойного императора – Му-цзуна. Но он правил совсем недолго: во время игры в поло упал с лошади, сильно покалечился и в 824 г. скончался. Правда, за это время северо-восточные провинции успели снова вернуться под военное правление, а двор раскололся на непримиримо враждующие партии, которые состояли из глав аристократических кланов – самыми могущественными были Ниу и Ли, ученых-конфуцианцев из Академии Ханьлинь и, конечно же, из охранителей гарема.
Следующим императором стал сын Му-цзуна – Цзин-цзун, тоже выдвиженец евнухов. Но он оказался человеком никчемным, да к тому же гулякой и пьяницей. А так как и от заводной куклы желательно, чтобы она вела себя пристойно – Цзин-цзуну суждено было погибнуть во время одного из своих ночных приключений.
Заменой погибшему стал его брат Вэн-цзун. Это был человек совсем иного, серьезного склада. Верховные евнухи, как и он, радея о государственном благе, не были против, когда император повел борьбу с придворной роскошью и отправил по домам немалую часть их очаровательных подопечных, а также возродил, для пользы дела, традицию ежедневных дворцовых аудиенций – своеобразных «планерок».
Но следующей целью Вэн-цзуна стала борьба с непомерно возросшим влиянием кастратов. После неудачи первых поползновений император понял, что противник осведомлен о всех его планах и действовать надо скрытно и решительно – особенно имея в виду то, что все командование столичным гарнизоном состоит из ставленников гаремных лидеров.
Повелителю Поднебесной пришлось устраивать заговор. Его участники воспользовались тем, что евнухи на тот момент сами были расколоты на враждующие партии: при помощи главы одной удалось заманить в ловушку и умертвить предводителя другой.
После этого вооруженные сторонники императора незаметно разместились в шатрах в дворцовом саду, а сам он оповестил на утренней аудиенции, что на гранатовое дерево выпала медвяная роса и все должны немедленно пойти смотреть на это чудо. Успех был близок, но во время шествия резкий порыв ветра распахнул пологи палаток, и зоркие кастраты увидели притаившихся там людей и услышали лязг оружия. Они в ужасе бросились врассыпную, и большинству удалось спастись.
Чем сильнее был пережитый ими страх – тем беспощадней последовавшая расправа. Происшедшее было повернуто как попытка покушения на императора, и верные евнухам части устроили в столице настоящую бойню, жертвами которой стали тысячи вельмож, чиновников и ни в чем не повинных горожан. Схваченных пытали, добиваясь от них новых имен – в результате были публично казнены многие сановники, в том числе все высшие министры, вместе с семьями. Эти события вошли в историю как «заговор медвяной росы».
После такого сокрушительного поражения Вэн-цзун впал в длительную депрессию. Евнухи тем временем действовали: заботясь о своем безопасном будущем, они добились от императора казни его собственного сына, наследника престола. После этого Вэн-цзун не прожил и года.
Следующего императора – У-цзуна (правил в 840–846 гг.), брата покойного, возвела на престол одна из враждующих группировок, состоящая преимущественно из евнухов – и после коронации она устроила поголовное истребление всех возможных конкурентов своего ставленника – тех особ царского дома, за которых стояли другие группировки.
Однако гаремной братией политическая жизнь Поднебесной не ограничивалась, и «несмотря на всемогущество евнухов, главной политической фигурой в период шестилетнего правления У-цзуна был первый министр Ли Дую, член Академии Ханьлинь и опытный чиновник. Его назначение ознаменовало победу партии Ли, к которой он принадлежал, над партией Ниу. Это был приятный в общении, бойкий на язык, образованный, расчетливый, скрытный и надменный человек, превосходный поэт и эссеист, любивший уединение своего огромного поместья, где он выращивал редкие растения. Пользуясь доверием дерзкого, вспыльчивого и упрямого императора, он значительно улучшил работу правительства и обуздал евнухов» (Р. Крюгер).
Такой человек как раз был нужен Поднебесной. Теснимые киргизскими племенами, на нее устремились уйгуры, и Ли Дую употребил всю свою энергию, чтобы организовать отражение их натиска. Более того, успешным рейдом была уничтожена степная ставка уйгуров, многие тысячи их были перебиты или захвачены в плен.
Вскоре после этого разгрома уйгурам пришлось замириться. Но не только вследствие него: дипломатам Поднебесной удалось завязать дружественные отношения с киргизами. Ли Дую удалось также подавить опасное восстание на востоке собственной страны.
Но, пожалуй, наиболее памятным и в то же время неоднозначным его деянием стал удар, нанесенный по буддийским монастырям. В 845 г. вышел указ, по которому у монастырей отбиралось все их имущество: не только земли, построенные на них здания, несметные накопленные сокровища, но даже и многое из храмовой утвари – в первую очередь то, что могло пойти в переплавку. При этом погибли бесценные произведения искусства.
Помимо монастырского, многие монахи и монахини обладали немалым личным имуществом. Чтобы сохранить его, они должны были выйти из монастырей и жить как частные лица, платя налоги. В противном случае и их достояние подлежало конфискации. Около четверти миллиона буддистов вынуждено было покинуть свои обители.
В предшествующие десятилетия буддизм нередко подвергался нападкам со стороны не только властей, но и убежденных конфуцианцев. Так, когда в Чан?ани бесчисленные толпы восторженно встречали священную реликвию – мощи Будды, известный писатель Хань Юй разразился гневными тирадами по поводу «поклонения гнилым костям». Но образованные конфуцианцы, в том числе Хань Юй, в то же время понимали, что одними подобными ругательствами ограничиваться нельзя. Необходимо быть на уровне высот буддийской философской мысли, и это послужило немалым стимулом для глубокой проработки конфуцианцами многих мировоззренческих вопросов.
Буддизм немало потерял в результате этого погрома, но он остался дорог миллионам китайцев (кому-то стал наверняка еще дороже), а потому сохранил подобающее ему место в системе китайского религиозного синкретизма.
Этой грабительской операцией правительство обеспечило немалые поступления в казну – но их все равно было недостаточно. Оно не стеснялось многократно идти на порчу монеты, расплачиваясь по своим обязательствам все меньшим количеством металла – не считаясь с тем, что это, если даже оставить в стороне этические соображения, изрядно подрывало рыночные отношения. Чтобы иметь большие доходы от монополии на соль и чай, власти сурово – вплоть до смертной казни – расплавлялись с контрабандистами.
У-цзун скончался уже в 846 г. – скорее всего, тоже в поисках бессмертья. Очередного кандидата на престол снова подобрали евнухи: императором стал Сюань-цзун (правил в 846–859 гг.), дядя двух своих предшественников. Тринадцатый сын славного Сянь-цзуна, он был твердо уверен, что его отца убили, и не ведая ни срока давности (прошло уже 26 лет), ни снисхождения, казнил или сослал всех, кто, на его взгляд, мог иметь отношение к преступлению.
Это был нелегкий человек. Он требовал скрупулезного соблюдения всех правил придворного этикета. Министры во время общения с ним покрывались холодной испариной и испытывали дрожь в коленях. Ему ставили у упрек, что он отстранил от дел такого ценного государственного деятеля, как Ли Дую, восстановив влияние представителей клана Ниу. Однако в результате этих кадровых перемен прекратилось, наконец, многолетнее противостояние обоих кланов.
Несмотря на суровость его характера, китайская традиция благоволит к Сюань-цзуну. Как пример любви и снисходительности к ближним приводят случай, когда его сестра, в крайнем раздражении из-за того, что брат собирается выдать ее замуж против ее воли, разломала за обедом палочки для еды и ложку – а он простил ее. Ну что ж, современникам было решать, достаточно ли этого для того, чтобы прослыть строгим, но справедливым – а порою даже добрым. Впрочем, вполне возможно, они были свидетелями и других актов милосердия, просто не довели их до нашего сведения.
Внешних угроз во время правления Сюань-цзуна было немного – наиболее чувствительно досаждали тангуты, племена которых перебрались с Тибета в полупустыни Ордоса, что по соседству с Лессовым плато – одной из главных житниц Китая (видно, тянулись на запах хлеба).
Больше проблем, требующих применения силы, было внутри Поднебесной. По-прежнему чувствовали себя удельными князьями некоторые наместники – хотя Сюань-цзуну и удалось добиться, чтобы большая часть страны подчинялась центральному правительству. Бесчинствовали речные пираты – против них приходилось держать целые флотилии. Контрабандисты сбивались в банды, и ни они, ни прочий сброд не страшились местных чиновников – скорее, тем надо было быть начеку при перевозке собранных денег, зерна и шелка. Что уж говорить о купцах – их отчасти выручало только то, что систему вексельных расчетов от буддийских монастырей переняли крупные ювелиры. Периодически происходили крестьянские восстания и военные мятежи – но с ними пока не без труда, но управлялись.
К концу правления Сюань-цзуна, а особенно после его смерти ситуация стала обостряться. Все более значительная часть людей образованных: чиновников, местной элиты из «сильных домов», горожан становилась недовольна несоблюдением конфуцианских принципов – иногда попросту аморальностью управления. Налоги с крестьян по произволу местного начальства взимались сверх установленной нормы, все больше становилось лишившихся земли. Как всегда в подобных ситуациях, участились стихийные бедствия (наводнения, засуха, саранча).
По ходу восстания, начавшегося в 859 г. в южной провинции Чжэцзян, его участники, по преимуществу оставившие свои места крестьяне, провозгласили собственное государство. Это был уже не бунт против местного произвола, а открытый вызов центральной власти. К восставшим присоединялись местные гарнизоны, люди из самых разных слоев общества. Поддерживался определенный порядок: содержимое казенных и монастырских амбаров распределялось «по справедливости», делились и награбленные ценности.
Еще южнее, на побережье действовала 30-тысячная повстанческая армия во главе с неким Ши Фу. По свидетельству явно стоявшего по другую сторону баррикад хрониста, «разбойники с гор и морей, банды преступников и беженцев из других провинций стекались отовсюду, словно тучи». Армейский командир Бан Юань самовольно повел свой гарнизон на север, обосновался близ Лояна и в течение года его отряды держали в страхе десять окрестных областей.
Правительству удалось справиться с этими движениями только с помощью наемной конницы кочевников.
Сюань-цзун, хоть и долго перед смертью болел (традиционно перебрав даосских снадобий), так и не назвал имени своего преемника. Это стало причиной противостояния группировок евнухов. Трое из них поклялись, что умирающий император именно им поведал свою последнюю волю и завещал престол своему третьему по старшинству сыну. При этом они боялись, как бы им в их замыслах не помешал один прославленный полководец, тоже евнух – сторонник старшего сына. Чтобы избавиться от него, троица составила от имени умершего императора поддельный указ, предписывающий ему отбыть на дальнюю границу. Но полководец почуял подвох и сумел вывести заговорщиков на чистую воду. Они были казнены, и на трон взошел, как и полагалось по закону, первый по старшинству Ю-цзинь.
Но, как это ни цинично звучит, не все, что по закону, к лучшему. Ю-цзинь был человеком вздорным и жестоким. Когда один министр предупредил, что брат его любимой наложницы составил заговор – то сам лишился головы. Император окружил себя исключительно евнухами и провинциалами, что вызывало возмущение как придворной знати, так и академиков из Ханьлинь. От решительных действий их удерживала только боязнь погубить страну, спровоцировав новые восстания.
Ю-цзинь был поклонником буддизма. Пожалуй, самым достопамятным деянием его царствования был перевод на китайский язык одного из древнейших буддийских текстов – «Алмазной сутры». Еще он устроил в 868 г. великолепный праздник в честь поклонения мощам Будды – но вскоре после этих торжеств скончался.
Вместо него евнухи возвели на трон его пятого сына, совсем еще мальчишку – двенадцатилетнего Ци-цзиня. Парень был атлетичен, делал успехи во всех распространенных тогда видах спорта. В том числе в некоем подобии футбола, суть которого, если выразить ее в современных терминах, сводилась к тому, что команды по очереди пробивали друг другу штрафные удары. При этом не возникало непосредственного физического контакта игроков – что было важно в свете желания избежать риска «потери лица». Более же всего юному императору был по сердцу азарт петушиных и гусиных боев и игры в кости.
Но как только футболист попробовал приступить к делам управления, выяснилась его профнепригодность. Он был в отца взбалмошен и способен на жестокость. Правда, править он особо и не рвался, а препоручил все дела главному евнуху Тянь Линцы – личности довольно пугающей, но не без достоинств.
Основные министры были выходцами из титулованной знати, людьми чести и долга, настоящими конфуцианцами. В какой-то мере им удалось сработаться с Тянь Линцы, и были достигнуты определенные успехи в искоренении вопиющих злоупотреблений в аппарате управления. Как знать, может быть, совместными усилиями им и удалось бы сохранять Поднебесную если не в благополучном (это было уже невозможно), то все же в терпимом состоянии. Но ближайшие годы показали, что невозможно было уже и это – Китай вступал в свой очередной затяжной катаклизм.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.