Тан: начало
Тан: начало
Ли Юань (566–635) был уже немолод – 53 года, но расслабляться и устраивать коронационные торжества было нельзя. В Поднебесной не угасали восстания, а тут еще и Небо в очередной раз не осталось в стороне от людских смут – разлилось несколько рек. Как будто и без того было мало разрушений, запустевших земель и голодных ртов.
Новый государь на скорую руку перенес столицу в Дасин, что близ Чан?ани – присвоив городу имя древней столицы, и тут же принялся наводить порядок – усмирять мятежи. А они не затихали еще десяток лет. Сдавшихся он прощал, раскаявшиеся предводители мятежников могли даже занять подобающее место при его дворе и в армии. Если сопротивлялись – вождей ждала казнь, но большинство их людей все-таки щадили. Доу Цзяньдэ, свыкшийся с царской ролью, не сдался – и был обезглавлен. Установился долгожданный покой.
Всадник (вырезка из бумаги)
Если не на свое счастье (об этом позже), то на счастье Поднебесной Ли Юань был человеком энергичным, но справедливым. Это был настоящий боевой аристократ: отличный наездник, без промаха стрелявший из лука, любитель пиров и дружеских застолий – и в то же время умевший отдать дань прекрасному: знал толк в музыке и любил послушать хорошее исполнение. Он и жену себе добыл «с бою» – и в то же время красиво. Однажды устроили состязания в стрельбе из лука, на мишени был изображен павлин. Один вошедший в азарт вельможа поставил на кон первую жемчужину своего гарема. Ли Юань тут же всадил две стрелы в оба глаза птицы – и проигранной красавице суждено было стать со временем императрицей.
Император восстановил централизованную бюрократическую систему и прежний порядок землепользования. Как строились аграрные отношения по всей стране, вплоть до самых окраин, говорят архивы земельного ведомства, обнаруженные в результате археологических раскопок 1907–1914 гг. Из них явствует, что под строгий учет и контроль ставился всякий народившийся житель Поднебесной и до самой смерти проходил по следующим возрастным категориям: от 1 до 4 лет (по заведенному обыкновению, младенцу уже в момент появления на свет присваивался годовалый стаж, а на Новый год все китайцы разом старели на год), от 4 до 16, от 16 до 21 (с 21 года человек считался полностью трудоспособным), от 21 до 60 и, под занавес, от 60 и старше. На каждого взрослого мужчину отмерялся надел – сад-огород и пахотное поле в 80 му, которое могло попасть под передел. Половинный надел могли получить также купцы и ремесленники. Женщины, кроме вдов, права на надел лишались. Норма трудовой повинности сократилась до 20 дней. Там, где не занимались шелкоткачеством, незерновой оброк взимался или серебром, или баранами. Свободно продавать или закладывать крестьяне могли только приусадебные садово-огородно-тутовые (шелкопрядные) участки, пашенные же земли – только в исключительных случаях (но раз уж обозначились «исключительные случаи» – жди в перспективе и обездоленную голытьбу, и высокие суждения о себе непомерно усилившейся местной элиты. Однако, до этого пока было далеко).
Сохранялась круговая порука крестьянских дворов. Это делалось не только для обеспечения полноты сбора налогов и обеспечения порядка, но и для поддержания авторитета деревенских старшин: общинное самоуправление все в большей мене становилось звеном аппарата государственного управления, в первую очередь фискальным (занятым сбором налогов). Но и государство с уважением относилось к обычаям сельского люда: широкий круг своих проблем крестьянский мир мог решать самостоятельно, в соответствии со своими традициями.
Ли Юань большее внимание, чем предшественники, уделял торговцам и ремесленникам. Он принял меры для упорядочения их деятельности и учредил строгий надзор: на каждом рынке назначался управляющий, который регистрировал и проверял все лавки, контролировал гири и «аршины», следил за качеством товара.
В успехе деятельности императора, на войне и в мире, немалая доля заслуг принадлежала его сыну Ли Шиминю. Но наследником был объявлен не он, а его старший брат, на сторону которого встал и третий из братьев.
При дворе как при дворе – Ли Шиминь решил действовать. Он оговорил братьев перед отцом: будто они, позабыв про стыд и честь, пользуются услугами родительского гарема.
Одна из наложниц передала это молодым людям, те направились к императору, чтобы оправдаться. Но и соперника кто-то уже известил, куда и зачем они идут. Ли Шиминь не мешкал. С верными ему людьми устроил засаду у самых ворот дворца и собственноручно сразил стрелой наследника престола. Другого его брата прикончили сообщники.
Дальнейшие события показали, что Ли Шиминь давно уже готовил серьезную акцию, а произошедшее лишь ускорило ход событий. Один из влиятельных полководцев, в доспехах и с копьем (немыслимое нарушение), прошел в покои императора и сообщил ему о гибели сыновей. У старика, как видно, не было сил, а возможно и желания противостоять заговору. Через три дня он провозгласил сына-братоубийцу наследником и главой правительства, а еще через несколько недель отрекся в его пользу от престола. После чего уединился на остававшиеся ему девять лет в сельскую глушь.
Так в 626 г. Поднебесная получила второго императора из династии Тан – почитавшегося во все последующие века как государь, наиболее полно воплотивший в своем правлении конфуцианский идеал, образец для всех, кто после него вступит на престол.
Если ему не ставили в вину кровь братьев средневековые китайцы – нам-то чего судить тех людей и те века? Сами хороши. Не умолчим только еще и о том, что, захватив власть, Ли Шиминь приказал убить и десятерых своих племянников – во избежание проблем.
Ему было тогда 27 лет, а впереди предстояло 23 года правления (годы жизни 599–649, правил в 626–649 гг.). «Властный и умный правитель, обладавший завидным политическим чутьем и тактом» (З. Г. Лапина). Могучей комплекции, статный, с детских лет отлично натренированный, закаленный во многих походах. Император внушал трепет своим придворным – они всегда помнили, каков он в гневе. Но государь умел владеть собой и не поддаваться мгновенным вспышкам. Большинство вельмож и чиновников всех рангов находило его обхождение с ними уважительным (более того – со многими он старался установить доверительные личные отношения), а принимаемые им решения – взвешенными, свидетельствовавшими о редкостном умении находить золотую середину. Для полноты характеристики нельзя не вспомнить, что Ли Шиминь был также большим знатоком истории и поэзии, сам владел искусством каллиграфии, как мало кто.
В своем правлении Ли Шиминь старался руководствоваться принципом цзин цзи – «гармонизации мира ради блага народа», что предполагало, в свою очередь, необходимость поддержания общественного порядка и благоденствия ради сохранения космической гармонии. Учение о цзин цзи разработал великий конфуцианец Ван Тун (584–617). Он прожил недолгую жизнь, но многие его ученики занимали видное положение при дворе Ли Шиминя. Сам император сделал конкретный вывод из его учения: «Угнетение народа с целью заставить его служить правителю – подобно отрезанию собственной плоти с целью насытить желудок».
Танцовщица (терракотовая статуэтка из погребения, VII в.)
Следуя завету Конфуция (уже знакомому нам – тому, что на западный лад звучит как «глас народа – глас божий»), император всячески приветствовал критику, призывал людей не бояться высказывать любое мнение. Помыслы правителя и помыслы любого из его подданных должны взаимодополняться, «как большой колокол и маленькая свирель» – только так может быть достигнута гармония. Самый талантливый из советников императора Вэй Чжэн получил прозвище «человек-зеркало» – за то, что, не колеблясь ни мгновения, высказывал повелителю свое мнение, как бы нелицеприятно оно не было.
Работал император не щадя себя (оттого и прожил, при его-то бычьем здоровье, всего пятьдесят лет). Его министры спали посменно, чтобы повелителю в любой час ночи было с кем обсудить озадачивший его вопрос. Текущие доклады чиновников он развешивал по стенам своей спальни – чтобы погрузиться в них, внезапно проснувшись.
Ли Шиминь бдительно следил за состоянием управления на местах, особенно нетерпим был к коррупции. Наряду с постоянными точечными проверками, дважды проводились всекитайские «страшные суды» – тотальные ревизии, по итогам которых тысячи чиновников подверглись наказаниям, а семь человек было казнено (вообще-то не так много – при том образе бездушной и беспощадной деспотии, который сложился в западном представлении о Китае). В императорских покоях на ширмах писались имена провинциальных чиновников, по поводу которых следовало обдумать – повышать ли в должности (или наоборот – не понизить ли).
Император старался избегать лишних трат, не перенапрягать свой народ. Природа тоже была милостива – собирались большие урожаи, полны были казенные закрома. Люди в массе своей были довольны жизнью.
Но воевать приходилось. Поднебесная вновь утверждала свое влияние вдоль Великого шелкового пути. Был успешно завершен грандиозный поход против западного тюркского каганата, призваны были к порядку небольшие враждебно настроенные государства, образовавшиеся в оазисах.
На несколько лет растянулась война с уйгурами – тоже успешная, в них обрели даже союзников в борьбе с каганатом. Теперь относительно спокойно могли пускаться в путь караваны, паломники, посольства. На рынки Поднебесной поступали товары не только из Персии и Индии, но и из Византии. На землях разгромленного западного каганата (сегодня это Синьцзян-Уйгурский автономный район) поднимали целину китайские крестьяне.
В 645 г. китайская армия вновь совершила большой поход в северную Корею, осадила Пхеньян – но горожане оказали ожесточенное сопротивление, и пришлось в очередной раз отступить.
С другим дальневосточным соседом – Японией – пока не воевали (японское посольство впервые прибыло в Поднебесную в 607 г.). В столичных высших школах увлеченно и с большим старанием обучалось немало японских студентов (некоторые жили в Чан’ани десятилетиями). Они унесли к себе на родину не только иероглифы, но и философские знания, основы законодательства и многое другое из китайской культуры – ту основу, на которой японский народ сотворил свою культуру, великую и неповторимую.
В 647 г. был заключен мир с Тибетом, скрепленный династическим браком тамошнего повелителя с китайской принцессой. В Лхасе обосновались китайские военные, чиновники и купцы.
В ту же пору состоялось первое знакомство с христианством – из Средней Азии до Поднебесной добрались монахи-несториане. Их рассказы о своей вере вызвали при императорском дворе большой интерес, и миссионеры получили свободу проповеди. Вскоре в Чан’ани появились две христианские церкви. Возможно, тогда же в Поднебесную проникли и первые сведения об исламе: неистовые последователи пророка Мухаммеда уже начали свои завоевательные походы, и сасанидскому Ирану приходилось обращаться к Китаю за помощью (правда, безрезультатно).
Сам Ли Шиминь придерживался даосизма, даже сделал открытие, что является потомком Лао-цзы. Но проявлял интерес и к буддизму, внимательно слушал рассказы Сюань Цзаня, совершившего паломничество в Индию, исходившего Среднюю Азию и проведшего в странствиях 16 лет (обо всем увиденном он поведал в своей замечательной книге «Записки о западных странах периода великой династии Тан»).
Тогда буддизм уже принял в Китае форму чань-буддизма, сблизился не только с даосизмом, но и с конфуцианством: чаньские наставники учили, что истинная природа человека может спонтанно раскрыться и в его повседневной жизни, а потому не следует ради уединенной медитации избегать совместного существования со своими ближними. Однако в конце жизни император, резюмируя свое отношение к буддизму, отозвался о нем нелестно, назвав «несерьезной религией». Наверное, такое мнение действительно могло сложиться у человека, проникшегося даосским учением в его философском, мировоззренчески глубоком варианте – но не знакомом в достаточной степени с тонкостями буддийского учения.
«Ширпотребные» компоненты даосизма, всякие поиски эликсира бессмертия и чародейство претили Ли Шиминю. Но в 649 г., когда его охватил тяжелый недуг, проявлениями которого были сильные головокружения, резкий упадок сил, нарушение зрения (возможно, вследствие постоянного перенапряжения) – император призвал на помощь какого-то индийского мага. Не помогали ни обращение к потусторонним силам, ни традиционные средства. В том же году образцовый конфуцианский правитель Поднебесной скончался. До наших дней дошли ритуальные таблички с иероглифами (не им ли начертанными?), которые он использовал при совершении жертвоприношений на алтаре Земли.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.