Прибываю в героический Славянск
Прибываю в героический Славянск
Итак, 7 мая 2014 года я (по обмену пленными) оказался в воюющем Славянске, в бригаде Игоря Стрелкова. Романтический, ранний период Русской весны Донбасса навсегда закончился. Пришли тяжелые и кровавые будни войны. Время крови, пота и слез, как говаривал незабвенный Уинстон Черчилль. Пишу эти строки практически год спустя после тех дней, и подчас кажется, что за этот год мы прожили несколько лет. Мы стали старше и мудрее, пускай и заплатили за это страшную цену.
Я не все смогу сказать в этой главе, друзья мои. Война не закончена. Нельзя еще о многом повествовать и называть конкретные имена. Надеюсь, вы меня поймете.
То, что России в этом процессе нет, я понял окончательно на второй день своего пребывания в Славянске. Признаюсь, в тюрьме был момент, когда я поверил в то, что Стрелков — «зеленый человечек», а РФ вот-вот примет нас к себе, как Крым. Когда Игорь Иванович перед камерами снял маску и открыл лицо. Но последние иллюзии рассеялись уже 9 мая 2014-го. Что все это — народная инициатива, и придется как-то выживать самим.
Мои впечатления об Игоре Ивановиче Стрелкове? Храбрейший и честнейший человек. Патриот-бессребреник. Не стану изображать его гением всех времен и народов, но как военный вождь он — на своем месте. Интроверт, как и я. Говорит весомо, с безукоризненной логикой. Очень начитан. Правда, часто назначал на руководящие посты весьма сомнительных граждан. Но это можно понять. С одной стороны — Стрелков делал ошибки в кадрах, так как судил людей по себе, воображая, что у окружающих людей наличествуют такие же высокие качества и идеалистические мотивы. С другой стороны — в военной горячке на него сваливалось каждый час столько, что его каналы восприятия просто перегружались, «дымились». Да вы и сами посудите: нужно было воевать, командовать обороной, где-то доставать оружие и припасы, воевать с откровенным саботажем, решать кадровые вопросы, отвечать за тысячи судеб, как-то обеспечивать жизнеобеспечение Славянска. И все это — сразу! Удивительно, но психика Игоря Ивановича это выдюжила. Он не сломился, не потерял воли. Под знаменами Стрелкова белые и красные, монархисты и националисты дрались плечом к плечу.
Я появился в Славянске за девять дней до того, как премьером ДНР назначили московского политтехнолога Александра Бородая.
Мне нужно было за несколько дней изучить генезис происходящего, для самого себя составить картину происходящего. А это, поверьте, было в условиях хаоса и кутерьмы вокруг задачей не из легких. Ведь народным губернатором Донецкой области я быть перестал: область провозгласила себя новым государством. В нем еще предстояли выборы, ему еще — и это было очевидно — предстояло воевать. Надолго ли? Этого я тогда не ведал. Надо было перезнакомиться с новыми людьми, возникшими на авансцене ДНР за те два месяца, что я провел в заточении.
В Славянске мне понадобилось двое суток чтения новостей в Интернете и личных бесед, чтобы вникнуть в ситуацию. Готовился референдум о самоопределении ЛНР и ДНР 11 мая 2014 года. До него оставался буквально день. Мои товарищи по Народному ополчению не бездействовали.
День Победы 9 мая 2014 года Донбасс встречал с особым подъемом. Тогда было организовано масштабное шествие по центральным улицам Донецка и торжественный митинг на площади Ленина. Основная цель мероприятия — мобилизация своих сторонников перед проведением референдума и мобилизация всех сил Донбасса на борьбу с карателями хунты. Я тоже выступил на праздничном митинге, только в осажденном Славянске.
— Эти люди, украинские националисты, бандеровцы, очень хотят быть похожими на своих героев — Бандеру и Гитлера. Но мы здесь не посрамим наших отцов, дедов и прадедов. Будем бороться за свободу нашей земли от фашистской нечисти, которая вновь поднимает голову, — заявил я.
Я призвал всех жителей республики организоваться в боевые отряды, чтобы давать отпор фашистской нечисти во всех городах Юго-Востока. А самые боеспособные отряды — присоединить к Народному ополчению Донбасса.
— Мы никогда не признаем власть киевской хунты, этих крыс и бандеровских тараканов, повылазивших из щелей, которые несут на нашу священную землю фашистскую чуму! — заявил я. В тот же день Народное ополчение приняло участие в огромной демонстрации в Донецке.
В это же самое время хунта устроила бойню в Мариуполе. Она словно насмехалась над Днем Победы. И всего неделя прошла после трагедии в Одессе. Я все время думал: что предпримет Москва? Неужели она не видит того, что мы — боремся, что мы — в тяжелейшем положении? Особенно поразило то, что Москва рекомендовала нам не спешить с референдумом о самоопределении. Что это? Намек на то, что мы не будем признаны? Но референдум остановить было невозможно. Мне самому накануне позвонил премьер Крыма Аксенов и попросил убедить руководство ДНР перенести референдум на неделю. Но я тогда ответил, что никто на это не пойдет: люди его просто разорвут на части. Он моментально станет если не трупом физически, то политическим покойником — точно.
Тогда, читатель, еще многие в ДНР были убеждены в том, что после референдума Москва примет Донбасс в состав РФ, как и Крым. Был ли у меня тогда неприятный осадок в душе от случившегося, от этих просьб Москвы? Нет. Тогда казалось, что это — какая-то дипломатическая игра, какой-то хитрый кремлевский план, а не явное нежелание руководства РФ ввязываться в борьбу за Донбасс через прямое военное вмешательство. Не ведали мы еще, что дело покатится в совершенно ином направлении.
11 мая я, как и все бойцы Народного ополчения, как и подавляющее большинство людей на территории ДНР, проголосовали за отделение от зараженной неонацистской чумой Украины. Нашей «идефикс» было одно: нужно продержаться совсем немного, совсем чуть-чуть, дать отпор силам хунты — и помощь из России придет.
Как мы жестоко ошибались!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.