Глава 15. ЛЮБИМЕЦ МУЗ

Глава 15.

ЛЮБИМЕЦ МУЗ

Григорий Потемкин — учащийся Московского университета, рейтар Конной гвардии, любимый фаворит Екатерины, талантливый администратор и умелый политик, сомневающийся, но побеждающий военачальник — сколько ипостасей этого человека мы знаем? Он был отмечен многими дарованиями и одно из них — любовь к искусству во многих его проявлениях. Могущественный вельможа в силу значительности своего положения и по искренним душевным пристрастиям любил литературу, живопись, музыку. К нему, ища благоволения и милостей, прибегали многие известные отечественные и иностранные деятели культуры Екатерининской эпохи, литераторы и живописцы видели в нем мецената своего времени, любимца муз.

Восемнадцатый век — век Просвещения — стал временем расцвета в культурной жизни России. Послабления для дворян в обязательной службе и одновременно открытие новых учебных заведений способствовали формированию всесторонне образованных людей. Сфера их интересов была широка — музыка и поэзия, искусство и история, философия и наука. Русские аристократы, путешествуя по Европе, привозят из поездок новые знания, впечатления, книги, произведения искусства. В России делаются переводы и издаются новинки европейской литературы.

Большую роль в повышении интереса российского общества к изучению прошлого, к искусству и литературе сыграл личный пример императрицы. От Екатерины II, ценившей образованность и увлеченно занимавшейся литературой, историей, языкознанием и коллекционированием книг, редких рукописей, произведений искусства, исходил мощный импульс для подражания. Россия должна была показать Европе, что вступила с воцарением Екатерины II в новую эру существования, ознаменованную стремительным расцветом культуры, и способна конкурировать блеском своей цивилизации с любым европейским государством. Верный сподвижник императрицы, помощник в решении всех вопросов модернизации государства, творчески реализовавший политику Екатерины II, Потемкин и на этой стезе был рядом с государыней.

В русле «художественной кампании» императрицы по привлечению в Россию крупнейших специалистов в различных отраслях науки и искусства по инициативе Потемкина в Россию были приглашены знаменитый венский портретист Иоганн Баптист Лампи, автор известных портретов Екатерины II; французский музыкант Сарти, сочинявший музыку для оркестра и хора князя; архитектор Буржуа-де-Теньер, участвовавший в строительстве Херсона; художники Ле Блан, Мишель Жерен и многие другие талантливые иностранцы.

В октябре 1790 г. Потемкин обратился к австрийскому канцлеру Кауницу: «Прошу склонить господина Лампи отправиться на некоторое время ко мне. Я беру на себя все дорожные расходы из Вены и обратно… Для меня истинное наслаждение ума видеть вокруг себя нескольких добрых живописцев, которые работают на моих глазах». Прибыв в Яссы в сентябре 1791 г., венский портретист уже не застал светлейшего в живых, однако, как писал секретарь Потемкина Василий Попов, Лампи работал над несколькими портретами «весьма сходными с подлинниками». Известны несколько этюдов и великолепный портрет князя, принадлежащие кисти художника, потом они неоднократно копировались другими неизвестными мастерами.

Именно в екатерининское время становится модным создавать личные библиотеки, собирать коллекции картин, древностей, драгоценных камней, старинных рукописей. Художественные коллекции Царского Села и Эрмитажа Екатерина II поручила пополнять новыми шедеврами князю Николаю Борисовичу Юсупову. Он покупал для нее полотна старых мастеров, редкие графические рисунки, античные мраморы, старинную бронзу, китайский и японский фарфор, ковры, гобелены, шпалеры. Часть вещей, приобретенных Юсуповым для императрицы, были подарены ею своему другу и сподвижнику Потемкину для украшения его дворцов.

Значительное место в развитии российского Просвещения в эпоху Екатерины II занимала античная культура во всех ее проявлениях: литература, философия, скульптура, декоративно-прикладное искусство. В 1750–1770 гг. в России появились переводы трудов античных авторов; в библиотеке Потемкина были не только переводные издания, он приобрел часть книжного собрания знаменитого греческого духовного писателя Евгения Булгариса, и в книжной коллекции князя оказались произведения Аристотеля, Аристофана, Демосфена и других античных авторов на разных языках. Среди вещей князя достойное место занимали античные раритеты: «Антики из города Геркулана» (вазы большие и малые, чашечки, бутылочка). Две вазы, изображавшие «Геркуланские деяния», украшали знаменитый потемкинский праздник в Таврическом дворце.

Интерес к античности окрашивал все сферы деятельности Екатерины II и многих ее приближенных — вплоть до исторического обрамления внешней политики России на южном направлении: русско-турецкие войны, освобождение Крыма от турок рассматривались как этап возрождения греческих начал в Европе, частью которого стала активная градообразовательная деятельность светлейшего на вновь присоединенных землях Северного Причерноморья. Большинство городов назывались в память древнегреческой колонизации этих мест — Одесса, Севастополь, Симферополь, Херсон, по тем же причинам некоторым существовавшим поселениям возвращались древние имена — Феодосия, Евпатория, Фанагория. В Крыму и на всем Черноморском побережье велись интенсивные археологические раскопки в местах расположения греческих поселений, по поручению Потемкина Тавриду обозревали архитекторы и ученые с целью учесть все старинные здания и достопримечательности, а архиепископа Евгения Булгариса князь просил составить историческое описание Крыма.

Особый интерес у российского общества эпохи Просвещения вызывала культура Востока — Китая и Японии. Среди книг Потемкина — рукопись «Известие о Китае» — автограф переводчика Л. Разсохина, посланного в Пекин в 1729 г.; «Джун Юн, т.е. закон непреложный» (перевод китайского философа Кун Дзы), книга «Сы шу геи» и др. В Таврическом дворце князя был специально устроен Китайский зал, где, по свидетельству старинных документов, находились «фигуры китайских идолов», «фигуры фарфоровые», «картины на флере», маленькие ширмы, чайники, фонари и т.п. По просьбе Потемкина ему доставляли китайский фарфор и другие редкости с Востока.

Екатерина II при всей своей «охоте» за картинами, по-настоящему испытывала одну страсть — коллекционирование резных камней, их она могла часами перебирать и рассматривать. Похоже, этой страсти был подвержен и светлейший князь, недаром его любовь к драгоценностям, редким камням породила множество анекдотов. Это пристрастие Потемкина передалось и его потомкам: племянница князя Татьяна Васильевна Юсупова, урожденная Энгельгардт, была основательницей знаменитой юсуповской коллекции драгоценностей. В собрании минералов и редкостей Потемкина был «слоновый зуб чрезвычайной величины», топазы, Лабрадор весом 4 пуда 20 фунтов и др. Еще одна коллекция металлов и минералов, принадлежавшая князю, вместе с библиотекой была передана в казанскую гимназию в 1798 г.

Шедевры европейского искусства из богатейшей художественной коллекции Потемкина после его смерти были куплены Екатериной II у наследников и пополнили собрание Эрмитажа. Основная картинная галерея Потемкина была сконцентрирована в Таврическом дворце, и значительную ее часть составляли картины, приобретенные Потемкиным у наследников герцогини Кинстон, в том числе большое полотно Миньяра «Александр и семейство Дария». При посредстве князя в Эрмитаж была куплена картина Корнелиса де Фоса «Семейный портрет». Свои художественные пристрастия Потемкин реализовывал на практике; при князе в Новороссии и Крыму состоял большой штат русских и иностранных живописцев, архитекторов, граверов, литейщиков и чеканщиков. Потомкам можно назвать имена «статуэра» Григория Шельнова, портретиста Алексея Новикова, гравера Егора Михайлова, чеканщика Екимова. Сведения о них сохранили пожелтевшие от времени фолианты домовой канцелярии Потемкина. Несомненно, что хранящиеся в библиотеке князя «Краткое руководство к обучению рисования живописцев» и французское издание «Искусство объяснять и печатать живописные полотна» Леблона (Париж, 1756) использовались как самим Потемкиным, интересовавшимся искусством, так и окружавшими его художниками. Один из его крепостных художников — М. Шибанов, автор картины «Крестьянский обед», стал зачинателем живописного бытового жанра.

Художественную коллекцию Потемкин пополнял различными способами. Портрет графа Калиостро, с которым князь встречался в Петербурге, прислал ему французский художник Мунье.

Светлейший забрал в свою коллекцию весной 1787 г. образцы панно с мотивами Рафаэля, присланные И.Ф. Рейфенштейном Екатерине II для Эрмитажа.

Английскому живописцу Джошуа Рейнолдсу через лорда Кэрисфорта в 1780-х гг. были заказаны две картины для Екатерины II и Потемкина. В 1788 г. на Лондонской академической выставке появилась картина Рейнолдса «Геркулес, удушающий змея», предназначенная для императрицы, а в следующем году — «Воздержанность Сципиона» для светлейшего князя, а также повторение «Венеры и Амура». В 1789 г. в Россию на корабле «Дружба» прибыла картина, выполненная по заказу русской императрицы. Сюжет монументального полотна «Младенец Геракл, удушающий змей, подосланный Герой» (таково было полное название картины), был выбран неслучайно. Как объяснял сам художник в письме Потемкину: «Я избрал темою сверхъестественную силу Геракла еще во младенчестве, ибо сюжет этот допускает аналогию… с недетской, но столь известной мощью русской империи». Приняв с искренним удовольствием эту аллегорию, Екатерина заплатила за полотно 1500 гиней, послала художнику табакерку со своим портретом, украшенную бриллиантами, и благодарственную записку.

Во всех полотнах Рейнолдса зрителей поражала удивительная композиционная изобретательность, насыщенный теплый колорит, светотеневые контрасты, свидетельствующие об уроках у венецианцев, Рембрандта, других мастеров прошлого. Свои мысли об искусстве английский живописец изложил в знаменитых «Речах», которые он ежегодно произносил перед слушателями Королевской академии художеств в Лондоне (в 1768 г. он стал ее первым президентом). Главный королевский художник своими размышлениями значительно повлиял на формирование художественного вкуса современного ему английского общества, провозглашая в искусстве первенство воображения и чувства. Кроме картин он преподнес Потемкину как истинному ценителю прекрасного два тома своих речей, произнесенных в Королевской академии. «Поскольку Вы, — обращался к князю Рейнолдс, — не так хорошо знаете английский, как итальянский и французский, я посылаю два перевода на эти языки».

Богатая коллекция живописи Потемкина в основном пополнила Эрмитаж, но часть его собрания из Таврического дворца Павел I после вступления на престол забрал в Михайловский замок. В 1797 г. по его поручению комиссия в составе профессоров Академии художеств провела полную инвентаризацию всех картин, находившихся в Эрмитаже, Таврическом и Мраморном дворцах. Новая опись по сравнению с каталогом, составленным в середине века И.-Э. Минихом, содержала на 1338 картин больше, причем значительную часть этого излишка составляли картины бывшего собрания Потемкина и другого фаворита Екатерины II, Григория Орлова.

В XVIII в. большинство крупных русских частных собраний, подобно Эрмитажу, включало наряду с картинами старых мастеров произведения современных художников — преимущественно французских. В собрании Потемкина было большое количество портретов Екатерины II, членов императорской семьи и родственниц князя, иногда неоконченных. Вот некоторые примеры из старинной описи его коллекции: «портрет Ея величества в дорожном платье», «Его высочества Александра Павловича», «портрет Ея величества гравированной Скородумовым в бронзовых рамках», портрет Павла с супругой, портреты племянниц Потемкина Александры Васильевны Браницкой, Екатерины Васильевны Скавронской и др. «За любовь и почтение к достохвальным художествам» Потемкин в 1779 г. получил официальное признание Санкт-Петербургской Императорской Академией художеств, как «почетный художеств любитель».

Уже упомянутый Франсиско де Миранда после одного из разговоров с Потемкиным о живописи с удивлением записал в своем дневнике, что князь, «как видно, кое-что смыслит и является большим поклонником нашего Мурильо». Среди собрания Потемкина была и копия «Иоанна Крестителя» Б.Э. Мурильо, которую воспроизвел гравер Кабинета ее императорского величества Г.И. Скородумов. В другой день светлейший показал гостю свое новое приобретение — «отличнейшее жемчужное ожерелье (или браслет), инкрустированное бриллиантами», князь имел склонность к таким безделицам. Затем разговор о живописи продолжился, причем, как записал Миранда, они беседовали, «высказывая свои мнения с кистью в руке».

Светлейший был знаком и способствовал многим отечественным живописцам и скульпторам. «Более не остается надежды, кроме Вашей светлости…» — писал ему в 1780 г. скульптор Федот Шубин, сетуя на свое бедственное положение. Отсутствие заказов в 1780-е гг. изменило материальное положение Шубина и вынудило его обратиться в Совет Академии художеств с просьбой о предоставлении ему места в штате. Но даже заступничество могущественного любимца Екатерины II, обратившегося в 1789 г. с письмом к президенту Академии И.И. Бецкому об устройстве скульптора на должность адъюнкт-ректора, осталось без внимания. Еще раньше, в 1774 г., знаменитый ныне архитектор В.И. Баженов просил князя о содействии в изготовлении памятной медали в связи с закладкой нового Кремлевского строения и посылал вельможе свои планы построек в Царицыне.

Все современники отмечали, что при истинной страсти к литературе, искусству, коллекционированию Екатерина напрочь была лишена чувства понимания музыки. При дворе постоянно собирались музыкальные вечера, давались концерты, но душа императрицы не откликалась на изящные сочетания семи нот. Потемкин, напротив, слыл большим любителем и ценителем хоровой и инструментальной музыки. Его музыканты, среди которых был известный русский скрипач И.Е. Хандошкин, исполняли симфонии, отрывки из опер композиторов: Дж. Сарти, служившего в 1787–1791 гг. у Потемкина капельмейстером, И.-С. Баха, Ф.-И. Гайдна и др. Композитор Сарти произвел на чужестранца Миранду благоприятное впечатление, они долго говорили о музыке, достоинствах Боккерини и Гайдна, беседовали о Генделе, приводящем в восторг потемкинского капельмейстера. Иностранцу показалось, что Сарти прекрасно разбирается в теории музыки и композиции, а особо его поразил следующий случай: «Князь ради развлечения поставил на нотной бумаге наугад несколько закорючек и, указав тональность и темп, предложил Сарти сочинить какую-нибудь музыку, что тот и сделал с ходу, доказав свои способности и мастерство». Об удивительной способности потемкинского капельмейстера к композиции вскоре стало известно, и императрица обратилась к князю: «Если бы были так добры доставить арию Сарти, сочиненную на точки, случайно поставленные вами же, — здесь же она передавала Потемкину строки из письма барона Гримма, — …принеся вам большую благодарность за оперу “Армида”, просит меня достать ему эту знаменитую арию, о которой он слышал».

В одном из писем к светлейшему граф А.К. Разумовский в сентябре 1791 г., зная любовь князя к музыке, даже предлагал пригласить в Россию «одного из лучших композиторов в Германии, именем Моцарт». Как писал русский вельможа, живший в Вене: «Он не доволен своим положением здесь и охотно предпринял бы это путешествие… Если Ваша светлость пожелает, я могу нанять его не надолго, а так, чтобы его послушать и содержать при себе некоторое время». Как знать, если бы не смерть светлейшего, Россия могла бы стать прибежищем для великого композитора.

Пушкин, собравший Table-talk (застольные разговоры) о Потемкине из рассказов и исторических анекдотов, бытовавших в начале XIX в., записал следующую историю. Потемкину доложили, что некий граф Мор, житель Флоренции, превосходно играет на скрипке. Ценитель музыки, князь захотел его послушать и отправил одного из адъютантов курьером в Италию. Тот явился к графу М. и, объявив ему приказ светлейшего, предложил тотчас садиться в тележку и скакать в Россию. Благородный виртуоз взбесился и послал к черту самоуверенного русского вельможу и курьера с его тележкой. Делать было нечего, но адъютант не мог приехать к Потемкину, не исполнив его приказания. Догадливый юноша отыскал в городе какого-то бедного, но способного скрипача, и легко уговорил его ехать в Россию под именем известного виртуоза. Потемкин остался доволен его игрой, принял в службу как графа М., и тот даже дослужился до полковничьего чина.

Любитель и ценитель хоровой и инструментальной музыки Григорий Потемкин приобрел у фельдмаршала А.Г. Разумовского великолепный оркестр музыкантов за 40 000 рублей, ему пришлось заплатить по 800 рублей за каждого. При этом светлейший был щедрым хозяином и платил своим певцам большое жалованье: 27 музыкантам «большого хорового» оркестра — от 8 до 12 руб. в месяц, 20 музыкантам «малой роговой музыки» — 5 рублей «порционных денег». Каждый год Потемкин тратил немалые деньги на содержание оркестра, покупку роговых инструментов, струн, ноты; а кроме этого, в счетах князя есть записи о жалованье и порционных деньгах капельмейстерам, музыкантам, певчим, суммы на кареты, наем квартир. Словом, прихоть и любовь князя к услаждению себя и гостей музыкальными вариациями стоила ему довольно дорого.

В 1777 г. Авраам Романус рекомендовал князю вызвать в Петербург музыканта Блазиуса Антона Сартори, служившего при варшавском французском театре. С 1779 г. по 1782 г. он был преподавателем вокальной, инструментальной клавирной музыки и композитором в Академии художеств. Потемкин особо интересовался духовной музыкой, и среди его обширной библиотеки были «Октоих нотного пения» (1772) и «Праздники нотного пения» (1772).

Внимательный читатель помнит, что с детства Потемкин был дружен с книгой, любил с карандашом в руках перелистывать страницы в поисках новых неведомых открытий. На протяжении всей жизни светлейший не забывал этого увлекательного занятия, со временем оно стало для Потемкина необходимостью. Новые знания способствовали формированию его мировоззрения, нередко помогали в практической административной работе, как ни скучно это звучит. Действительно, Потемкин был именно чиновником, администратором высокого ранга, и не всякому суждено было достигнуть таких результатов, как он в своей деятельности. Свое образование Потемкин получал уже во время непосредственной государственной службы из чтения книг и в общении с интеллектуальной элитой. Путешественник Кокс заметил эту особенность многостороннего образования князя. По его мнению, светлейший «отличался быстрым пониманием и редкою памятью, имел общее, хотя поверхностное понятие о литературе. Его начитанность ограничивалась французской беллетристикой, русскими духовными писателями и переводами классиков, особенно Плутарха; но масса сведений, приобретенных им от лиц различных профессий, с которыми он сталкивался, была изумительна».

В «Уведомлении» известного сочинителя А.П. Сумарокова, приложенном к его «Оде Григорию Александровичи Потемкину…» (1774), он рассматривал вопрос о рифме вообще и о возможности трагедии на русском языке, написанной белым стихом. При этом поэт ссылался на свои беседы с Потемкиным: «Обещал я по требованию некоторого знатного господина и искусного в российском языке и во словестных науках человека сочинити трагедию без рифм». Интересуясь теорией стихосложения, фаворит приобрел для ее изучения «Правила пиитические» Апполоса (А.С. Байбаков. М., 1774). В 1775 г. Сумароков, испытывая материальные затруднения, обратился к Потемкину с предложением купить у него книги для библиотеки, в том числе оперы, комедии, трагедии. По каким-то причинам князь не приобрел эти книги, но у него были тома из «Полного собрания всех сочинений А.П. Сумарокова» (М., 1781–1782), изданного Н.И. Новиковым.

Ранее упоминалось о дружбе Потемкина с его товарищем по Московскому университету поэтом Ермилом Костровым. Приятельские отношения Потемкина со многими литераторами, зародившиеся в годы учебы в университете, сохранялись и в дальнейшем. Еще в юности Потемкин сблизился с поэтом Василием Петровым. Страстно любя греческую и латинскую словесность, Петров занимался со своим юным другом языками и чтением классических авторов:

Читать певца Троянской брани

Был, пишут, Александров вкус;

Как сот, Потемкина гортани

Приятен стих любимца муз.

Много стихотворных строк Василия Петрова было посвящено князю, а тот в свою очередь оказывал постоянное покровительство своему приятелю. «Карманный стихотворец», как часто называли Василия Петрова, искренне преклонялся перед могущественным приятелем. Узнав о пожаловании своему давнишнему приятелю генерал-адъютантского чина, означавшего взлет в придворной иерархии до заоблачных высот, Петров сразу отозвался на это событие высокопарной одой:

Вчера с предвестием, со исполненьем ныне,

Потемкин! о твоей сорадуясь судьбине,

Приветственны стихи тебе я написал,

Которыя Платон священный осыпал,

Златым песком, чем те свой блеск усугубляют,

А музы их писать мне свыше пособляют:

Они и купно с их собором Апполону,

Усердный чрез меня к тебе возносят тон,

Прося, да будет ты трудов их почитатель

И ревностный о них монархине предстатель,

Они давно твою к себе горячность зрят,

Умножив ты ее, будь росский Меценат.

Искренность Василия Петрова по отношению к своим вельможным покровителям Екатерине II, ее фаворитам Григорию Орлову и Григорию Потемкину потомками воспринималась как лицемерие и «изысканная лесть». Но получение монаршей любви и милости, титулы и чины не нарушали прежней дружбы. Потемкин уже был Превосходительным, а поэт писал к нему:

Младой и храбрый вождь, друг общества и мой,

Препровождаемый собраньем муз, Герой,

Что виден по своей заслуге, не по дедам,

Как агнец жил меж нас, как лев изшел к победам;

Потемкин! будь счастлив, геройствуй, успевай

И славой дел твоих с летами созревай.

Однажды Петров привел Потемкина в типографию Селивановского, чтобы показать это заведение князю и познакомить его с хозяином. «Я примусь за работу, — сказал поэт вельможе. — Увидите, что по ласке хозяина типографии и я кое-как понаторел в его деле». Подойдя к типографскому станку, Петров ловко набрал и оттиснул только что сочиненные строки:

Ты воин, ты герой;

Ты любишь муз творенья,

А вот здесь и соперник твой —

Герой печатного изделья.

Преподнеся лист Потемкину, поэт произнес: «Вот и образчик моего типографского мастерства и привет за ласковый Ваш сюда приход». Светлейший отвечал: «Стыдно же будет и мне, если останусь у друга в долгу. Изволь: и я попытаюсь. Но чтобы не ударить в грязь лицом, пусть наш хозяин мне укажет за что приняться и как что делать? Дело мастера боится. А без ученья и аза в глаза не увидишь». Это был праздник для хозяина типографии, он с рвением принялся рассказывать и указывать сиятельному ученику. Потемкин, хотя и не так быстро, справился с хитростью типографского набора. Закончив работу, он окликнул Петрова: «Я, брат, набрал буквы, как сумел. А ты оттисни сам, ты, как я видел, дока в этом деле». Поэт совершил нехитрую операцию и прочитал строки, появившиеся на листе бумаги:

Герой ли я? не утверждаю;

Хвалиться не люблю собой,

Но, что я друг всегдашний твой,

Вот это очень твердо знаю.

Потемкин был знаком со многими современными ему сочинителями и оказывал материальную помощь в издании некоторых книг. Среди обращавшихся к нему литераторов имена М.М. Хераскова, И.Ф. Богдановича, В.И. Майкова, Г.Р.Державина, историка И.Н. Болтина, который, между прочим, служил в лейб-гвардии Конном полку вместе с Потемкиным. Писали к светлейшему и иностранцы, ищущие расположения влиятельного человека при дворе русской императрицы: о помощи просил специалист по сельскому хозяйству А. Эклебен, шевалье Борасси предлагал подписаться «на издания истории походов Тюррена из Парижа», о своей оде на путешествие императрицы в Херсон в 1787 г. писал Потемкину профессор физики Батал.

Даже известный русский умелец И.П. Кулибин был вынужден просить князя в 1786 г. о принятии его в штат служащих при Потемкине и присвоении ему чина академика механики: «Милостивейший государь! За несколько времени пред сим, изволили жаловать меня в Ваше отеческое покровительство, то нынече, если только удостоен буду иметь щастие быть в команде Вашея светлости, причисля меня в службу здесь в городе или где Вам благо рассуждено будет…» Любимец Екатерины научился у нее хорошо разбираться в людях и часто покровительствовал талантливым соотечественникам. По неизвестным причинам Потемкин не смог помочь Кулибину в искомом чине, но в 1791 г., уже накануне кончины, вызвал его к себе в Яссы. Именно уникальный механик по распоряжению светлейшего готовил праздничный фейерверк в Таврическом дворце в день празднования взятия Измаила.

Секретарем у светлейшего, начиная с 1774 г., в течение 18 лет служил известный поэт и переводчик В.Г. Рубан. В 1777 г. он последовал за Потемкиным на юг России, где занял еще и должность директора Новороссийских училищ. После назначения князя президентом Военной коллегии, литератор заведовал там иностранной перепиской и был переводчиком деловых бумаг с польского языка, а в 1786 г. уже получил высокий чин советника. Успех к Рубану как к писателю пришел после издания им на средства Потемкина путеводителя по северной столице — «Описание Санкт-Петербурга» (1777 г.), посвященного Екатерине II. Уже в следующем, 1778 году, опять на средства Потемкина, Рубан напечатал «Путешествие по святым местам Василия Барского». В коллекции рукописей князя хранился один из трех списков этого известного сочинения. Список, прежде чем попал в библиотеку Потемкина, принадлежал архимандриту Феоктисту Мочульскому. В 1782 г. в Петербурге Василием Рубаном был издан первый путеводитель по Москве: «Описание императорского столичного города Москвы…»

Оды, написанные поэтом и переводчиком на прибытие Потемкина из действующей армии в Петербург ко двору, на пожалование его в генерал-адъютанты, воспевали восхождение нового фаворита, отличавшегося боевым духом и особым пристрастием к искусству и литературе:

Потемкин, лаврами увенчанный побед,

С дунайских берегов к брегам Невы нришед,

Приемлется от все, как заслуженный воин

Любви и почестей Отечества достоин:

Изведали его Гассан и Ибрагим отважные наши,

Которых дерзкую он приступил отвагу

И Россов сущему поспешествуя благу,

На Силистирию гром и молнию бросал

И сильною рукой противных поражал…

Приятно по трудах иметь спокойны дни

И сладко отдыхать в прохладной древ тени:

Потемкин, утомясь трудами в ратном поле,

При осеняемом щедротами престоле

Спокойство дней своих желанное обрел

И лавр героев честь, на нем раззеленел.

Интересные взаимоотношения связывали Потемкина с другим известным поэтом — Гавриилом Романовичем Державиным, также посвятившим несколько своих произведений князю. Кроме занятий литературной деятельностью Державин состоял и на статской службе. Во время управления Тамбовской губернией в конце 1788 г. у Державина возникли неприятности, грозящие судебным разбирательством. Он обратился за помощью и покровительством к Потемкину. Именно с поручением светлейшего, данным воронежскому купцу Гарденину, были связаны проблемы поэта-чиновника. Еще в марте 1788 г. купец явился к губернатору с открытым ордером от главнокомандующего армией князя Потемкина, предписывающим всем главам губерний помогать Гарденину, как провиантскому комиссионеру в покупке и доставке провианта в армию. Тамбовскую губернию в этот год постиг неурожай, и Державин вопреки мнению вице-губернатора распорядился выдать купцу деньги на покупку продовольствия из губернского казначейства. В результате интриг из Сената поступил указ по жалобе наместника, в которой говорилось, что губернатор «накопил недоимки и другие всякие нелепицы».

Началась длительная тяжба, Потемкин встал на сторону Державина. Его поддержали и владельцы тамбовского имения Зубриловки — племянница Потемкина Варвара Васильевна Голицына и ее муж Сергей Федорович, служивший под начальством князя. Варвара Васильевна приютила в Зубриловке жену Державина Елену Яковлевну, и здесь поэт в строфах оды «Осень во времена Очакова» воспроизвел поэтические портреты Сергея и Варвары Голицыных и их всесильного родственника, спасшего Державина от суда. По просьбе Потемкина Державин в 1791 г. сочинил четыре хора на музыку Осипа Козловского для знаменитого бала в Таврическом дворце. После смерти великолепного князя Тавриды поэт с лихвой заплатил долг благодарности своему покровителю, создав оду «Водопад». Это апофеоз всего, что было действительно достойного, по мнению автора, в духе и делах Потемкина:

Не ты ль наперстником близ трона

У северной Минервы был:

Во храме муз друг Апполона,

На поле Марса вождем слыл,

Решитель дум в войне и мире,

Могуч — хотя и не в порфире?

Однако при составлении своих «Записок», спустя годы после смерти большинства главных героев прошлых лет, в том числе Екатерины и Потемкина, поэт-чиновник сумел оставить последнее слово за собой. В его историях светлейший предстает как фаворит прошлых лет, который в конце 1780-х гг. «за Державиным, так сказать, волочился, желая от него похвальных себе стихов; спрашивал чрез господина Попова, чего он желает?». Да, таково свойство человеческой души: спустя годы начинаешь казаться себе более великим, чем твои могущественные современники. В привычной стихотворной форме Державин выглядит искренним и благодарным своему покровителю:

ПОБЕДИТЕЛЮ

В Всевышний помощи живущий,

В покрове Бога водворен,

Заступником Его зовущий,

Прибежищем своим, и в Нем

Надежду кто свою кладет в свой век,

Велик, велик тот в свете человек!

Как в зеркале, в тебе оставил

Сияние Он Своих лучей;

Победами тебя прославил,

Число твоих прибавил дней;

Спасение людям Своим явил,

Величие Свое в тебе открыл.

Но, кто ты, Вождь, кем стены пали,

Кем твердь Очаковска взята?

Чья вера, чьи уста взывали

Нам Бога в помощь и Христа?

Чей дух, чья грудь несла монарший лик?

Потемкин ты! — С тобой, знать, Бог велик!

В личных посланиях к Потемкину Державин был также предельно дипломатичен и обращался к нему с искренним уважением. В апреле 1789 г., узнав о скором отъезде князя, Державин из Москвы решился писать к нему. Он хотел напомнить о своей тяжбе и просил Потемкина до отъезда похлопотать о нем, кроме этого, поэт-чиновник желал получить разрешение на прибытие в столицу «для личного изъяснения невинности моей пред Вами с тем, что б по крайней мере в мыслях Вашей светлости мог щитаться я совершенно не заслужившим обвинения…».

В мае 1798 г., спустя два года после вступления на престол, император Павел I посетил Казань, где провел смотр войскам. Строжайше было приказано от государя: «о неделании никаких по дорогам приуготовлений и всего такого, чтобы на нарядную встречу походило». Император-рыцарь не желал даже путешествовать на манер матери Екатерины II с пышностью и монаршим великолепием. В 6 часов вечера 22 мая со стороны Волги показался императорский катер. Торжественная встреча Павла I властями губернии состоялась недалеко от Тайницкой башни. Государя встречали военный губернатор генерал-лейтенант Б.П. Де Ласси, комендант генерал-майор П.П. Пущин и некоторые другие военные. Здесь же присутствовали представители казанского дворянства, чиновничества и горожане. После торжественного приема император, вместе с сыновьями Александром и Константином, в сопровождении губернатора, отправился в Кафедральной собор. Около него была подготовлена еще одна торжественная встреча. На этот раз его ожидали «знатнейшие в чалмах татары», офицеры, духовенство во главе с архиепископом Амвросием, гражданский губернатор Д.С. Казинский и представители городского общества.

В городе сын великой Екатерины II, опять же в противоположность своей матери, выбрал неказистый, старенький, приземистый одноэтажный деревянный флигель в пять окон по улице. Главным достоинством дома была близость к Арскому полю, на котором планировались маневры. В течение всего времени пребывания Павла I в Казани не прекращалось народное столпотворение. Значительные массы жителей стекались из близлежащих городов и деревень, чтобы увидеть императора. По воспоминаниям очевидца приезда Павла I, землемера титулярного советника Капитона Мильковича, на улицах Казани царило всеобщее воодушевление, вплоть до того, что люди ночевали на улицах — лишь бы с утра увидеть выход государя. «Великое стечение отовсюду многочисленного народа, — вспоминал местный житель, — узрев вожделеннейших своих посетителей, восхищен был даже до того, что из них обоего пола престарелые при приветственных восклицаниях не могли удержаться от слез. На лицах всех верноподданных изображено было полное веселие и удовольствие. Во все сие высочайшее Его императорского величества в Казани пребывание народ с особой жадностью спешил видеть человеколюбивого монарха; но дабы не опоздав узреть с восхождением солнца неусыпающую и о блаженстве своих подданных бдящую его Монаршую особу, спал тамо, где только преклонял сон, не избирая для себя ни выходных, ни спокойных мест, даже до того, что в каналах и к сторонам улиц растущая трава служила им постелями; а ближайшее отдохновение от чертогов вмещающих сего великого монарха было для них сладчайшим утешением».

Павел I не остался равнодушным созерцателем этой картины. Каждый день в пять часов вечера император гулял в садах Лецкого и Волкова, где беседовал по несколько часов с казанскими жителями, узнавая о жизни и нуждах города и горожан. Поскольку главной целью визита Павла I в Казань был смотр войск Оренбургской инспекции, то именно этому он посвятил основное время. Каждое утро, начиная с 26 мая, он отправлялся на Арское поле, там проводились учения «с ружейной и артиллерийской стрельбой и экзерциями». Император остался доволен состоянием войск, свидетельством чего были многочисленные награды и поощрения.

Воспользовавшись кратковременным пребыванием Павла I в Казани, Б.П. Де Ласси подал ему доклад с представлением гражданского губернатора Д.С. Казинского, о восстановлении в городе гимназии и о пополнении ее книгами библиотеки Г.А. Потемкина, хранящейся в Новороссийском приказе общественного призрения. «В Новороссийске (так при Павле I назывался Екатеринослав, ныне Днепропетровск. — Н.Б.), — писали осведомленные чиновники, — имеется без всякого употребления в ведомстве Приказа общественного призрения библиотека казенная и небольшое собрание для кабинета металлов и минералов, покойным князем Потемкиным-Таврическим заведенныя. Дабы усовершенствовать гимназию лучшими к образованию будущих воспитанников произведениями, не благо угодно ли будет повелеть оную библиотеку, с принадлежащим к ней, перевесть сюда из Новороссийска и для употребления отдать гимназии?»

Просьба казанской администрации была связана с проектом преобразования гимназии в первую ступень университета, о чем на основании указа от 31 октября 1797 г. генерал от инфантерии князь Мещерский подал на имя Павла I записку с проектом и штатом нового учебного заведения. Первоначально в проекте И.И. Шувалова и М.В. Ломоносова о распространении университетского образования в России предполагалось учредить университеты в двух городах — Москве и Казани. Поскольку в Казани не было соответствующих условий, решили учредить гимназию под патронажем Московского университета. В 1790 г. гимназию объединяют, согласно школьной реформе Екатерины II, с народным училищем. Но идея об основании университета была жива и при новом императоре Павле I получила свое развитие с учреждением гимназии и значительным пополнением ее книжного собрания за счет библиотеки Потемкина.

29 мая 1798 г. император подписал указ о размещении гимназии в губернаторском доме и передаче библиотеки Г.А. Потемкина в Казань.

Что же представляло собой книжное собрание светлейшего князя, о котором столь ревностно хлопотали в Казани? Сохранившиеся «Списки книг французских, английских, итальянских, польских, латинских, греческих и российских, так же различных эстампов и других вещей, находящихся в библиотеке бывшей покойного его светлости князя Потемкина-Таврического и архиепископа Евгения, а по именному Ее императорского величества повелению поступившей в ведомство Екатеринославского приказа общественного призрения» позволяют судить о книжных пристрастиях князя, да и сами фолианты до сих пор стоят на полках в Казанском университете.

К концу жизни Г.А. Потемкин собрал более 4000 книг на разных языках; в описи они систематизированы по языковому признаку, а внутри разделов по алфавиту. Потемкин был не только меценатом, но и страстным любителем книг, обладающим собранием редких книг и рукописей, обширной коллекцией эстампов, картин, медалей. Многочисленные связи Потемкина с литераторами нашли свое отражение в его книжном собрании. Писатели и поэты дарили князю издания собственных произведений — в результате у него собралось более ста од, посвященных Екатерине II и самому светлейшему. Живя в Петербурге, Потемкин имел практически неограниченные возможности пополнять свою библиотеку. Нередко по каталогам, присланным верными людьми из столицы, он заказывал различные издания, эстампы и рисунки в те отдаленные места, где ему приходилось проводить долгие месяцы по делам службы.

Екатерина II, занимавшаяся литературной деятельностью, интересовалась мнением князя о своих сочинениях и постоянно дарила их ему. В библиотеке Потемкина имелись ее оперы «Февей», «Сказка о царевиче Хлоре» и др. Императрица была благодарна князю за помощь в составлении ее «Записок касательно российской истории»: «По вашей милости хронология моей истории России или, лучше сказать, моих воспоминаний о России становится самой блестящей частью». Эти «Записки» были напечатаны в «Собеседнике любителей российского слова», его издавала президент Академии наук и давняя знакомая светлейшего Е.Р. Дашкова, регулярно посылавшая Потемкину этот журнал. В библиотеке князя находилась и другая периодика. Так, кроме «Собеседника» (в шестом номере которого опубликована ода Державина «Решемыслу», посвященная вельможе), у него была подборка «Санкт-Петербургских ведомостей». Потемкин не раз пользовался объявлениями о продаже книг, печатавшимися в этой газете.

В те годы, когда Потемкин неотлучно жил в Зимнем дворце, Екатерина сумела увидеть в нем образованного и просвещенного человека. Очень часто императрица в посланиях к своему постоянному корреспонденту барону Гримму писала о тех или иных достоинствах фаворита. 24 октября 1774 г. Екатерина сообщила о получении экземпляра нового издания сочинения Гримма о превосходстве итальянской музыки перед французской, но «не успела на него взглянуть, как Потемкин в ту же минуту овладел книгою. Это у него старая привычка, — объясняла императрица поступок фаворита, — которую он приобрел во время своих набегов на неприятельскую страну. Он воевал таким образом шесть лет с большою пользою для отечества, но себе богатства не нажил, потому, что всегда отдавал свою долю солдатам. Такой способ войны не всегда и не всем удается». Неоднократно Потемкин сам посылал к Гримму копии нот новых сочинений Сарти и других композиторов. Когда Екатерина писала Гримму в 1783 г. о «второй эпохе российской истории», сочиняемой ею лично для внуков Александра и Константина, императрица похвалилась, что «читавшие первую эпоху этой истории нашли, что это в своем роде сочинение озарительное; в числе их князь Потемкин, княгиня Дашкова… люди требовательные». Конечно, придворные старались своим мнением вдохновлять государыню на новые литературные и исторические сочинения, но тем не менее два упомянутых в письме к Гримму человека вряд ли стали бы льстить Екатерине.

Императрица, восхищенная великолепием Тавриды, в дни посещения Бахчисарая в 1787 г. посвятила своему герою несколько стихотворных строк в знак признательности за приобретение новых земель:

Лежала я вечер в беседке ханской,

В средине бусурман и веры мусульманской.

Против беседки той построена мечеть,

Куда всяк день пять раз имам народ влечет.

Я думала заснуть, и лишь закрылись очи,

Как уши он заткнув, взревел изо всей мочи…

О, Божьи чудеса! Из предков кто моих

Спокойно почивал от орд и ханов их?

А мне мешает спать среди Бахчисарая

Табачный дым и крик… Не здесь ли место рая?

Хвала тебе мой друг! Занявши здешний край,

Ты бдением своим все вяще укрепляй.

В 1787 г. литератор и издатель Н.И. Новиков выпустил «Родословную книгу князей и дворян российских…». Приобретя ее для библиотеки, Потемкин обратился через своего секретаря B.C. Попова к Николаю Ивановичу с просьбой разыскать сведения о татарских родах в российском дворянстве для «полезного в новоприобретенных провинциях употребления». Эти исторические справки были необходимы князю для лучшего знания местного населения Крыма. В библиотеке Потемкина был «Опыт исторического словаря» (СПб., 1772) Н.И. Новикова, а также большое число книг, изданных просветителем в типографии Московского университета.

Потемкин и сам занимался книгоиздательской деятельностью. В 1787 г. во время путешествия Екатерины II в Крым им была взята из Военной коллегии типография, ставшая для него походной. В ней, кроме указов, необходимых для повседневной работы по управлению губерниями, печатались книги на русском, французском, латинском и греческом языках. Среди изданий этой типографии в библиотеке был, например, «Апостол театр, книга по повелению его светлости князя Потемкина-Таврического, напечатанная в Яссах» (1791). Там же было напечатано предсмертное сочинение самого князя: «Канон спасителю господу Иисусу» (Яссы, 1790). Для походной типографии постоянно запрашивались литеры, а в 1790 г. из Преображенского полка на юг по распоряжению Потемкина были отправлены все граверы. В том же году он предпринял попытку создать описание своего собрания в Петербурге, в связи с чем князь приказал записать в каталог «все книги, сколько есть в библиотеке». Обладая неограниченными возможностями, светлейший умудрился собрать несколько книжных коллекций, кроме Екатеринославской, в своих дворцах — Таврическом и Аничковом.

Известный историк Г.В. Вернадский, разбирая в годы Гражданской войны «Тавельский архив» секретаря Потемкина B.C. Попова, обнаружил в нем черновую рукопись стихотворения — автограф князя. Оно было написано в виде торжественного приветствия Екатерине II по случаю ее приезда на юг в 1787 г. Сами стихи носят явно незаконченный характер чернового наброска, в рукописи много исправлений и даже не везде соблюден размер. Однако даже эта маленькая находка служит подтверждением глубокого интереса Потемкина к поэзии.

Верный сподвижник обращался к монаршей покровительнице со словами искреннего восхищения и преклонения:

Край силой твоего оружия стяжанны,

Я слабою тростию дерзаю начертать,

Воскресши между скиф,

Где век златы взникает.

Из мертвых зданий разбросанные камни,

Последуя твоему божественному гласу,

В приятный легкий строй

Составят венов Афины.

Народы, коих здесь невежество помрачает,

Те чудом твоего творительна ума

Во общество людей полезных преродятся

И славу дел твоих до облак вознесут.

Потомство, возглася гвои благодеяньи,

Возобновит сердец всех благодарность

За щастье данное тобою сей земли

И людям, что людей ты возвратила.

Царица кого Зевс умудрил град создать

И дики племена законом обуздать.

Конечно, даже человек, не разбирающийся в теории стихосложения, согласится, что интересно в этой оде только имя автора. Но с тростью, о которой пишет Потемкин, связан еще один литературный опус. В сентябре 1870 г. сочинитель Д.П. Ознобишин обратился к наследнику престола цесаревичу великому князю Александру Александровичу с торжественной одой при поднесении трости, принадлежавшей некогда князю Потемкину-Таврическому. Он, выражая мнение потомков о светлейшем, воспевал дела давно минувших лет и предвещал великое будущее России, стране, где родятся такие герои, как прежний владелец раритета:

Был век, роились исполины

Венчая нас лавром каждый год!

Век дивных дел Екатерины,

В народной памяти живет!

   Пред северной ее державой

   Никто не смел возвысить речь;

   Судьбу царей и царств со славой

   Решал Ея победный меч.

В среде бойцов ея могучих,

Сподвижников великих дел,

Один, как молнья грозной тучи,

Державной мыслями владел.

   Причудлив, как волна морская,

   Тверд, неподкупен, как булат,

   Он был, в алмазах весь сверкая,

   Солдат и тонкий дипломат.

Ему, смеясь, она вручила

Однажды трость из камыша,

Сказав, «Носи, как я носила!».

И царским даром дорожа,

   Той тростью Запорожской Сечи

   Он буйство дерзкое смирил;

   Был с нею под дождем картечи,

   Когда Очаков разгромил;

За вековые мстя обиды,

Ордынцев стер с лица земли;

Дал тростью знак: брега Тавриды

К ногам монархини легли!

   Пред тростью сей султан в Царьграде

   Дрожал, предвидя смертный час,

   Готов молить был о пощаде…

   Как гетман вдруг в степях угас.

Упала трость из рук без боя!

Но, в память будущим векам,

Кладу ее, с гербом героя,

Великий князь к Твоим стопам.

Поистине, в этих нескольких строчках поэт отразил всю жизнь Потемкина, его заслуги и значение в судьбе России.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.