Влияние Шварца на судьбу русского масонства

Влияние Шварца на судьбу русского масонства

Конец 1781 г. и 1782 г. были весьма знаменательными для русского масонства. Это была пора сношений московских масонов с герцогом Брауншвейгским и время приближавшегося Вильгельмсбадского конгресса.

В поисках истины московские масоны все же не могли быть совершенно свободными от тех систем, которыми они были связаны в своих ложах. Та широкая общественная деятельность, которая организовывалась Шварцем и Новиковым в Москве, несомненно, должна была быть одухотворена определенными идеалами. Кроме того, у Шварца было желание расширить круг людей, которые могли бы иметь отношение к его заботам о просвещении. Более мыслящей и более благоприятной группой для этого были масоны. Действующие в Москве ложи производили свои работы по разным системам193. Даже и в самой нейтральной ложе Гармония шли разногласия, ибо наместный мастер ложи П.А.Татищев, несомненно, по настоянию Новикова несший эту обязанность, принадлежал к шведской системе Строгого наблюдения, да и сам Шварц был стрикт-обсервантом, по словам Новикова. Новиков же был противником этой системы. Но уже тот факт, что все эти люди уживались в такой ответственной ложе, где как раз должны были идти споры по теоретическим вопросам, — говорит о сильном желании ее членов как-либо примирить различные интересы.

Был и еще один важный мотив к сближению членов ложи «Гармония». Это — основание «Дружеского общества». Почти все члены «Гармонии» в той или другой мере принимали участие в просветительной деятельности Новикова и Шварца.

Завершением мечты этого небольшого кружка и было основание «Дружеского ученого общества», созданного по мысли Шварца.

Для широких путей просвещения, намеченных Новиковым и Шварцем, недоставало материальных средств. Их же собственные средства были ограниченны. И вот Шварц, встречаясь с П.А.Татищевым и беседуя с ним по вопросам воспитания его сына, сумел привлечь его к просветительной деятельности. Правда, Татищев был масон и потому было легче увлечь его теми планами широкого распространения просвещения в России, о котором мечтал Шварц. Татищев согласился принять участие в новом деле и предоставил Шварцу часть своего огромного имущества, нажитого отцом его всякими правдами и неправдами. Эти средства пошли на устройство учебных заведений, пособия нуждающимся, подвиги благотворения, просвещение и издание книг.

«Колумб, впервые завидевший землю, — говорил Шварц, — не мог радоваться более меня, когда в руках моих очутился значительный капитал для осуществления моей платоновой идеи»194.

Надо признать, что ту же радость разделял и ближайший сподвижник Шварца в этом деле Н.И. Новиков. Не о вызывании духов Калиостро мечтали московские руководители масонства, но о просвещении русского народа. Пример Татищева и возможность осуществления такого большого дела пробудили интерес и у других лиц, близко стоявших к Шварцу и Новикову. Значительные суммы пожертвовали на новое дело князья Н. и Ю.Трубецкие, кн. А.Черкасский, В.В.Чулков, И.П.Тургенев и др.

Так, пока еще негласно, в 1781 г. организовалось в Москве «Дружеское ученое общество», в состав которого входили: Шварц, Новиков, Татищев, кн. Н. и Ю.Трубецкие, кн.Черкасский, Херасков, Чулков, Тургенев, Кутузов, брат Новикова. Позднее к ним присоединились: П.И.Страхов, И.В.Лопухин, С.И.Гамалея, кн. Энгалычев, бр. Ладыженские, барон Шредер, Ф.И.Ключарев, О.А.Поздеев, кн. И.Г.Гагарин, У.И.Баженов, Г.М.Походяшин, С.И.Плещеев и многие другие. Впоследствии число участников Общества значительно возросло. Оставляя в стороне вопрос об участии каждого лица в работе Общества, нельзя не сказать о том великом значении, которое имело это Общество, и той энергии, силе и бескорыстной преданности делу И.Г.Шварца, с какой он поставил это дело.

Вот эта общая работа и являлась тем стимулом, который заставил участников ложи «Гармония» искать примирения своих разногласий.

Собственно, надо признать, что «работа» была уже найдена. В основе ее лежали те идеалы, которые признавались за «истинно масонские», надо было только подыскать те подходящие формы, которые могли бы вместить и эти идеалы, и связанную с ними «работу». Вот почему продолжались искания истинных форм масонства; ибо те формы, которые существовали, не могли никого удовлетворить. В этих исканиях принял ближайшее участие и сыграл важную роль все тот же И.Г.Шварц.

Не совсем расположенный к циннендорфской системе, последователем которой был Новиков, Шварц, благодаря своим связям с Курляндией, хотел проникнуть в берлинские масонские круги195. И теперь, по мнению Шварца, наступало время, когда русское масонство должно объединиться и, прежде всего, — избавиться от шведской системы, которая, как он сам видел, не могла объединить всех. Шварц предполагал лично поехать за границу. Нашелся и подходящий случай. Татищев просил Шварца отправиться на его средства с его сыном за границу. Это обстоятельство, вместе с той нуждой в связях по книжному делу с Западной Европой, которые были необходимы для организовавшегося «Дружеского общества», и решили вопрос о поездке Шварца за границу. Шварцу вручены были московскими масонами полномочия на получение высших масонских степеней, были написаны рекомендательные письма и дана была инструкция: искать степеней и статутов древнего истинного масонства, а не актов системы «Строгого наблюдения», или французской, или же вообще имеющей политический характер. Мы не будем следить за историческими фактами этого периода, отчасти выясненного Лонгиновым в XII и XIII главах его труда «Новиков и московские мартинисты», но, главным образом, прекрасно документированного Ешевским в его статье «Московские масоны восьмидесятых годов прошедшего столетия»196.

Мы знаем, что Шварц, приехав 22 октября 1781 г. в Брауншвейг, представил герцогу записку, в которой ходатайствовал о принятии российских лож под его власть и о том, чтобы Россия была признана отдельной самостоятельной провинцией. Герцогу же были представлены Шварцем верительные грамоты с указанием, что ему предоставляется свобода выбора. У Ешевского приведен протокол конференции у герцога, на которой рассматривалось заявление Шварца. Мы останавливаемся на этом историческом факте потому, что он имел громадное значение для масонства в России. Здесь масоны, правда, московские, впервые подняли голос за свою самостоятельность, впервые стали требовать признания своих прав, ибо они не желали безответного подчинения той или другой системе, они не хотели быть теми рядовыми каменщиками, которых гоняли с одной работы на другую. Они хотели сознательного отношения. И как бы Шварц ни тяготел к Швеции, как бы он ни стремился, может быть, сохранить то, чему до сих пор он следовал, его роль в этом деле является в высокой степени важной. В данном случае мы говорим лишь о самом факте того ходатайства, которое было подано Шварцем герцогу Брауншвейгскому 22 октября 1781 г.

С этого времени русское масонство выходит на собственную дорогу и приобретает самостоятельное значение среди западноевропейских братьев. Результатом ходатайства Шварца было: признание независимости русского масонства от шведского и согласие герцога, взявшего на себя ходатайство об основании русской провинции, — на участие уполномоченных от России в Вильгельмсбадском конгрессе.

Говоря о поездке Шварца, мы не упомянули еще об одном важном событии. Шварц привез с собой в Россию «градус единственного верховного предстоятеля теоретической степени Соломоновых наук в России»197, полученный им в Берлине еще до поездки в Брауншвейг. Это событие важно потому, что оно имело значение для России по тем связям, которые Шварц завязал в Берлине. Из Курляндии, при помощи старых своих связей, Шварц привез в Берлин рекомендательные письма к Вельнеру и Тедену. Вельнер был наместным мастером ложи «Трех глобусов». От этой ложи Шварц и получил названный выше градус, давший ему возможность быть благосклонно принятым герцогом Брауншвейгским, состоявшим Великим мастером той же ложи «Трех глобусов». Связь эта имела то значение, что она принесла в Россию розенкрейцерство.

Вельнер был известный немецкий мистик. Он примирял в себе две стороны своей деятельности. С одной стороны, он был мастером в ложе «Трех глобусов» — «Строгого послушания», а с другой — он участвовал в организации «Торжествующего лебедя», где собирались немецкие розенкрейцеры. Предполагалось, что, желая привлечь на свою сторону побольше адептов, он и не терял связей с ложей «Трех глобусов». Он-то и сблизил Шварца с розенкрейцерами198. Но почему же Шварц вступил в ложу «Трех глобусов», придерживавшуюся системы Строгого послушания? Ведь именно этой системы, хотя бы и шотландской, не желали московские масоны! Нам кажется, что принадлежность к этой ложе, с формальной стороны, могла оказать Шварцу помощь на Вильгельмсбадском конгрессе, где герцог взялся ходатайствовать об освобождении русских масонов. Идейная же сторона этой системы должна была замениться теоретическими построениями розенкрейцеров.

Сам Шварц, тяготевший к мистике, не мог не увлечься теми идеями, о которых говорил ему Вельнер. Кроме Вельнера Шварц здесь же познакомился с его другом — тоже мистиком — Теденом и бароном Шредером, впоследствии приехавшим в Россию. Интерес этих людей к Шварцу и тем масонам, представителем которых он являлся, исходил из серьезных оснований. Они усматривали в древних обрядах Греко-Российской церкви обряды, сходные с масонскими, и с помощью первых хотели разъяснить интересовавшие их вопросы.

Таким образом, Шварц, принимая «Строгое наблюдение», уезжал с надеждой позднее дать России такие формы масонства, которые близки тому, родиной чего является сама же Россия.

Возвратившись из поездки, Шварц стал показывать полученные им документы. «Услышавши сие, — говорил на допросе Шеш-ковского Новиков, — все мы крайне были недовольны и сказали ему, что это совершенно против нашего желания, что мы сих связей и союзов не искали и не хотели». Возможно, что официальные бумаги и не удовлетворили членов ложи «Гармония», исключая, конечно, Татищева, который был вместе со Шварцем сторонником «Строгого наблюдения». О розенкрейцерских же связях Шварц мог сказать лишь избранным, и возможно, что и сам Новиков отнесся к новым теориям с большим интересом, чем это можно было ожидать.

С возвращением Шварца надежда на возможное освобождение заставила московских масонов энергично приняться за подготовку к конгрессу. Интересно познакомиться с тем ответом, который был послан герцогу Брауншвейгскому на его запрос о состоянии масонства в России. В своем донесении московские масоны писали199 (берем только более характерные места): «Внешний образ, различные внешние степени, учреждения и подчиненность лож кажутся нам совершенно условными. Надлежит переменить их, располагаясь по образу мыслей каждого века». По поводу происхождения вольного каменщичества и первых трех степеней в донесении говорится: «Сходствие их с церемониями и обрядами церкви нашей столь совершенно и есть очевидно, что неотменно заключить должно, что и те и другие проистекают из единого источника». Далее говорится, что «если бы масонам русским доступны были раньше архивы монастырей и книгохранилищ в российском государстве, то несомненно они нашли бы уже сочинения о разрушенном и рассеянном камне». Из этих выписок мы видим, что московские масоны не в обрядности видели сущность своей работы; но еще важнее указание на то, что в каком-либо архиве монастырском можно найти «познание» о камне, на коем зиждилось истинное масонство. В этом последнем замечании можно видеть не только связь истинного масонства с Греко-Римской церковью, но и с тем «истинным христианством», к которому стремился Новиков и близкие ему по духу масоны. Этой же стороной вопроса интересовались и западные масоны — розенкрейцеры. Кроме того, этим своим замечанием московские масоны указывали на ту рознь, которая была между ними и государственной православной церковью.

Надо полагать, что ответ герцогу Брауншвейгскому был составлен при участии Новикова, не только потому, что он вообще принимал участие в делах масонских, но ведь он был назначен, правда, без своего согласия, «главным предстоятелем степени теоретического градуса Соломоновых наук» и ближайшим помощником «верховного предстоятеля» — Шварца.

Московское масонство сознательно хлопотало о своем освобождении, ибо связь с Западом, и в частности со шведами, о чем было помещено в «Ведомостях» даже объявление, грозила неприятными последствиями. Императрице донесли о подчинении русских масонов шведскому королю, и она осталась этим очень недовольна, о чем доносили, между прочим, и герцогу Брауншвейгскому. Любезное письмо московских масонов к герцогу и просьба представительствовать от России на Вильгельмсбадском конгрессе оказали свое действие. Россия была признана совершенно свободной и самостоятельной 8-й провинцией масонского мира200. В конце 1782 г. было получено постановление конгресса и сразу же были произведены работы по организации капитула и директории.

В капитуле приором был назначен П.А.Татищев, канцлером — И.Г.Шварц и казначеем — Н.И.Новиков. В директории президентом был назначен Н.И.Новиков. Отметим, что в капитуле должность Великого Провинциального мастера оставалась свободной — ее берегли, как полагают, для наследника престола Павла Петровича.

Так сконструировались отношения свободных русских масонов в Москве и приняты были шаги к привлечению к общей деятельности стоявших в стороне, под властью шведов, петербургских масонов. Но все это была лишь внешняя сторона дела. Связь с герцогом нужна была для освобождения, а стремления московских масонов были направлены на другие цели. Увлеченный Вельнером, Шварц стал пропагандировать в Москве идеи розенкрейцеров. Этому, надо полагать, сочувствовал и Новиков. На вопрос Новикова о розенкрейцерах Шварц отвечал, что в этом ордене «предметом является познание Бога, натуры и себя. Орден в своем учении идет по стопам христианского учения и требует от своих членов, чтобы они были лучшими христианами, лучшими подданными, лучшими гражданами, отцами и проч., нежели как были до вступления в орден». На вопрос Новикова — нет ли чего против государей, Шварц отвечал: нет! И поклялся в этом. Все сказанное Шварцем действительно соответствует учению розенкрейцеров.

В данном случае надо сделать оговорку. Разговор этот между Шварцем и Новиковым взят из ответов Новикова на допросе у Шешковского, и потому долю «осторожности» при вступлении в новую организацию надо отнести к тому впечатлению, которое хотел оставить о себе Новиков, давая объяснения своего отношения к масонству. Не надо забывать и того, что «ответы» Новиков давал лишь в 1792 г., когда он знал уже розенкрейцерство во всех его проявлениях и относился скептически к «некоторым» работам ордена. Читая внимательно ответы Новикова Шешковскому, надо откровенно признать, что Новиков стремился освободить себя от подозрений и, где возможно, старался многое объяснить то «упамятованием», то подчеркивал, где мог, свое отдаление от масонских работ, а иногда просто опускал некоторые факты. Поэтому исследователи, пользуясь показаниями Новикова, должны учитывать точность этих данных.

Надо полагать, что если Новиков вначале и не разделял многого в масонстве, и даже сторонился его, если позднее над многим он даже посмеивался как устно, так и печатно, то в период начала 80-х годов Новиков близко подошел к масонству и, приняв веру розенкрейцеров, должен был, до известной степени, принять и их обряд — как единую систему. Мы знаем, что Новиков нес по ордену известные обязанности и был также префектом ложи «Латона», под властью которой находились и другие ложи.