Рассказ о том, что замыслил надменный Таян-хан
Рассказ о том, что замыслил надменный Таян-хан
Узнав о случившемся в урочище Дидиг сахал, мать Таян-хана найманского Гурбэсу сказала: «Ван-хан – потомок рода древнего и ханского к тому же. Пусть принесут мне голову несчастного того. И если убиенный – точно хан хэрэйдов, устроим тризну по усопшему тогда».
С чем и послали к Хори субэчи. Тот голову убитого отсек, доставил в ставку, где ее и опознали. А опознав, водрузили на белый войлок и совершили обряд жертвоприношения – возложили перед новым кумиром напитки и кушанья; прислуживали при этом невестки – стол трапезный накрывали, кубки с вином подносили, наигрывали на хуре[114].
В разгар церемонии голова Ван-хана вдруг рассмеялась.
«Она смеется!» – вскричал взбешенный Таян-хан и велел ее растоптать.
Воля хана была немедля исполнена.
Тогда найманский воевода Хугсэгу сабраг, поступок хана не одобрив, изрек: «Негоже, хан, с кумиром – главою хана убиенного – так обходиться. Вон и собаки заскулили на дворе. Все это не к добру! Отец твой, Инанча билгэ, однажды слово обронил такое:
«Почтенные пришли ко мне года,
Жена была, однако, молода.
И был Всевластным Тэнгри дар мне дан:
На свет явился мальчик – сын Таян.
Тщедушным, словно хилый тальник, сын мой рос,
И задавал я сам себе вопрос:
Как сможет он страною управлять,
Тьмой подданных своих повелевать?»
Сомнения терзали душу твоего отца,
И, видно, неспроста.
Собаки брешут – беды на носу.
Единовластно ханша Гурбэсу
В округе всем и всеми управляет.
Ты робок, Таян-хан, и мягкотел.
Охота – твой единственный удел,
Другого голова твоя не знает».
Не вняв увещеванью воеводы, самолюбивый Таян-хан надменно рек:
«Торчат в степи, что на востоке, и много возомнили о себе монголы. Их кучка жалкая до смерти запугала, согнала с отчины и в бегство обратила, и, наконец, свела-таки в могилу Ван-хана, потомка древлеславнейшего рода. Ужели всех прибрать к рукам они хотят, поставить хана своего над нами? Известно, что на небе два светила – луна и солнце; в их воле освещать небесный свод. Но как же можно на земле двум ханам сразу править?! Я непременно попленю монголов этих и в отчину свою их пригоню».
Но мать его на это возразила:
«Что пользы нам от них? Одна морока!
Немытые тела их так смердят,
Одетые в нестираный халат.
Нет от монголов никакого прока.
Нам приближать их вовсе не пристало.
Вот разве только девок их отбить,
Пригнать да хорошенько их отмыть —
Могли б они коров доить, пожалуй».
На это Таян-хан сказал: «Какие б ни были они, а все же мы пленниками их приведем к себе, колчаны их захватим».
Но тут все тот же верный воевода Хугсэгу сабраг предостерег его: «Не много ль на себя берешь, мой хан? Тебе ли говорить такое? Одумайся, прошу».
Надменный Таян-хан, не вняв ему, тотчас же отослал посла по имени Торбиташи к главе онгудов Алахуши дигитхури со словами: «Монголов кучка, что в степях восточных, кичиться стала силою чрезмерно. Так вместе повоюем тех монголов, их попленим, колчаны отберем. И выступай, мой Алахуши, немедля, и будь в моей дружине правым краем».
Выслушал найманского посла Алахуши дигитхури и отослал с таким ответом: «Нет, не могу быть правым краем в твоей дружине».
И тут же вождь онгудов послал гонца по имени Юхунан с поклоном к Чингисхану и словами: «Найманский Таян-хан твои колчаны отобрать грозится. Мне предложил в его дружине правым краем быть. Я отказался – Всевышний Тэнгри тому свидетель. Теперь же, зная замыслы его, я шлю гонца тебя предостеречь: будь осторожен, не дай врагу себя обезоружить»[115].
Юхунан, посыльный Алахуши дигитхури, разыскал Чингисхана в урочище Тулгинчэгуд в окрестностях Тэмэн хээр, где он устроил облавную охоту. Выслушав онгудского гонца, здесь же, в урочище, собрались держать совет, как быть, что делать.
«Отощали лошади у нас, воевать теперь не можем», – сетовали многие мужи. Но Отчигин ноён[116] им возразил: «Тоже мне нашли причину – кони, мол, их отощали. А мои – крепки и в теле. Разве смеем сложа руки мы сидеть, коли известие такое получили?!»
Знатный монгольский всадник на охоте. Иранский рисунок начала XIV в.
Отчигин ноёну вторя, Бэлгудэй ноён такое слово молвил:
«В живых остаться
Да с колчанами вдруг расстаться?
Стоит ли тогда за жизнь цепляться?
Для достойного мужа, поверьте,
Нет почетнее смерти,
Чем сном забыться вечным
На просторе степном, бесконечном.
Верой в силы свои укрепляясь,
Так найманы рекут, похваляясь:
«Наш улус – обширный, пространный!..
Многочисленны мы, найманы,
И стада у нас так обильны,
Род найманов – воинственный, сильный».
На найманов ратью пойдем,
Нападем на них, нападем.
Все найманские земли займем.
Не помешкает наша рать
Луки, стрелы у них отобрать.
Если мы нападем тотчас,
Не успеют найманы от нас
И свои табуны угнать.
Побросают скарб, побегут,
Даже ставку свою не свернут,
Не успеют юрты убрать.
В одиночку они и скопом
По лесным разбредутся тропам —
Гибель каждого ожидает…
Таян-хан набег замышляет —
Слов коварных его не снесем,
Нападем на него, нападем».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.