12.7. ЭПОХА ИМПЕРИИ ВЕЛИКИХ МОГОЛОВ

12.7. ЭПОХА ИМПЕРИИ ВЕЛИКИХ МОГОЛОВ

Как упоминалось выше, порох стал известен в Индии во времена войн с монголами, и описание рецепта его приготовления, относящееся к началу XVI в., указывает на его китайское происхождение. Порох применялся на протяжении XIV – XV столетий в минах для подрыва крепостных стен, в зажигательных бомбах и ракетах, но пушки в этот период в Индии еще не упоминаются[2356]. Между тем в Средней Азии в конце XV в. артиллерия была уже хорошо известна – в значительной степени благодаря деятельности турецких мастеров-литейщиков. На службе у кабульского правителя Захир ад-дина Бабура накануне его похода в Индию было по крайней мере два известных мастера, Али-Кули и Мустафа Руми. Перед решающими битвами при Панипате (1526 г.) и Сикри (1527 г.) Мустафа руководил созданием полевых укреплений из повозок «по обычаю румов» (т. е. турок); среди этих повозок стояли пушки, а из-за них вели огонь стрелки из тюфенгов[2357]. Пушки и аркебузиры позволили Бабуру одержать победу над многократно превосходящим противником.

После долгих и опустошительных войн сын и преемник Бабура, Хумаюн, сумел объединить под своей властью большую часть Северной Индии. Наследник Хумаюна, Акбар (1565-1605 гг.), завоевал Гуджарат, Малву, Бенгалию и стал создателем империи Великих Моголов. Первым министром, другом и ближайшим советником Акбара был выдающийся политический деятель Абу-л Фазл Аллами – один из крупнейших представителей восточной науки о государстве. Именно Абу-л Фазлу принадлежат основные идеи государственного устройства новой империи – идеи социального синтеза, совмещающего традиции мусульман и индусов. Политическая организация нового государства складывалась под влиянием порядков, унаследованных от прошлого, а также под воздействием новых веяний, связанных с влиянием могущественной Османской империи. В основе этой организации был положен институт джагиров, восходящий к старинной икте, но, по-видимому, несколько трансформировавшийся под влиянием османского зиамета и персидского тиуля. Джагиры представляли собой крупные пожалования, которые давались эмирам для содержания их отрядов, и их размеры соответствовали величине отряда. В финансовых документах были точно определены суммы от сбора налогов, получаемые в доход джагирдаров, и суммы, которые следовало расходовать на содержание воинов. Отряды эмиров регулярно вызывались на смотры, где проверялось их снаряжение и подготовка. Джагиры не были наследственными владениями; эмиров часто перемещали из одного джагира в другой, при этом, не доверяя своим военачальникам, Акбар требовал, чтобы они неотлучно находились при дворе. В общей сложности в джагиры было роздано примерно 3/4 земель, оставшаяся четверть составляла домен падишаха «халиса» (соответствующий османскому и персидскому хассе)[2358].

Помимо мусульманских традиций в основание империи Моголов были заложены и традиции коренного населения. Прежде всего было провозглашено равноправие мусульман и индусов; был провозглашен «всеобщий мир», «сольх-и кулл», и отменен налог на неверных, джизья. Покоренные индусские владетели сохраняли свои земли, но в качестве заминдаров перечисляли в казну большую часть налогов; многие получали свои владения в джагир и поставляли отряды воинов (правда, в отличие от обычных джагиров их владения оставались наследственными)[2359]. Акбар породнился с крупнейшими раджпутскими кланами и нередко выступал в одежде брахмана; он пытался даже создать новую религию, «дин-и иллахи», которая бы объединила мусульман и индусов. Уважение, выказываемое индийским обычаям, побудило дотоле непримиримых раджпутов признать власть Акбара; армия падишаха пополнилась тысячами отважных воинов. Однако перенимание индусских традиций наталкивалось на ожесточенное противодействие мусульманского духовенства; Акбара называли еретиком, шейхи подстрекали эмиров к восстанию. В 1581 г. вспыхнуло несколько мятежей, но Акбару удалось разгромить восставших, мятежные шейхи были утоплены в Ганге.

Абу-л Фазл был близок к махдистам – мусульманским сектантам, которые ожидали пришествия призванного восстановить справедливость имама Махди. Идеалом Абу-л Фазла был справедливый государь, заботящийся о простом народе, и он считал Акбара таким государем. Акбар и Абу-л Фазл стремились установить справедливые подати и защитить крестьян от произвола воинов и чиновников. Был проведен кадастр и установлен точный размер земельного налога: налог зависел от возделываемых культур и плодородия почв и обычно составлял 1/4-1/3 урожая; джагирдарам категорически запрещалось собирать дополнительные налоги. Крестьянам, поднимавшим целину, предоставлялись налоговые льготы; нуждающимся давали займы для покупки семян или скота[2360].

В начале правления Акбара, после опустошительных войн и «великого голода» 1556 г., хозяйство страны находилось в глубоком упадке. По подсчетам Ш. Мусви, площадь засеваемых земель в конце XVI в. была вдвое меньше, чем в начале XХ столетия[2361]. Государственные доходы были много меньше, чем во времена Делийского султаната; в 1574 г. они составляли 91 млн рупий (1 рупия весила 11,07 г серебра и при Акбаре приравнивалась к 40 медным монетам, «дамам»). Политика Акбара и Абу-л Фазла привела к быстрому восстановлению экономики – к концу столетия доходы увеличились до 132 млн рупий (по другим данным, даже до 166 млн)[2362]. Рост доходов до некоторой степени объяснялся присоединением новых территорий, но также и значительным расширением посевных площадей. В 1580-х гг. источники свидетельствуют о богатых урожаях и резком падение цен на зерно[2363]. В 1596 г. засуха привела к повышению цен – и по приказу Акбара в каждом городе были созданы бесплатные пункты раздачи пищи[2364]. Однако, несмотря на эпизодические упоминания о засухах и голодовках, в XVII в. в Северной Индии не было голода, сравнимого с гуджаратским бедствием 1630-1632 гг. или с катастрофой 1554–1556 гг. И. Хабиб отмечает, что Хиндустан имел по крайней мере полтора столетия, чтобы оправиться от этой катастрофы[2365].

Время правления Акбара осталось в памяти потомков как эпоха процветания и хозяйственного роста. Специалисты отмечают, что индийское земледелие находилось на высоком для тех времен уровне, применялся плодосменный севооборот и разнообразные удобрения. С орошаемых земель собирали два, а в некоторых районах три урожая в год[2366]. При Акбаре большого размаха достигли строительные работы: была построена новая столица Великих Моголов, Агра, и по соседству с ней – великолепный город дворцов Фатехпур-сикри. Цена на пшеницу в среднем оставались довольно низкой, в 1595 г. она составляла 0,4 рупии за ман (25,1 кг)[2367]; на дневную зарплату неквалифицированный рабочий мог купить 5,2 кг зерна[2368] – казалось бы не так много, но все же значительно больше, чем в последующий период.

В XVII в. продолжался процесс интенсивного освоения целинных земель. С 1594 по 1720 гг. посевные площади увеличились с 127 до 278 млн бигха; в том числе в области Дели – с 21 до 69 млн бигха, в области Агры – с 28 до 56 млн; наиболее впечатляющим был прогресс в районе Аллахабада, где площадь пахотных земель возросла с 4 до 19 млн бигха – почти в пять раз[2369]! Большое значение имело восстановление ирригационных систем, разрушенных в смутные времена XV в.; в частности, Акбар восстановил один из больших каналов, построенных Фируз-шахом[2370].

Однако вместе с ростом посевных площадей росло и население, по оценке К. Кларка, за XVII столетие население возросло вдвое, с 100 до 200 млн человек[2371]. В конце XVII столетия в Северной Индии насчитывалось больше деревень, чем в конце XIX в.[2372]. Рост населения привел к росту цен на продовольствие. Первые признаки ухудшения экономического положения появились уже в конце правления Джихангира (1605-1627 гг.). Голландец Пельсарт отмечал, что джагирдары часто оказываются не в состоянии собрать налоги со своих джагиров, хотя отнимают у крестьян все, что могут[2373]. Начало правления Шах Джахана (1627-1658 гг.) было отмечено катастрофой в Гуджарате; бедствия распространились и на соседние области Декана, где число погибших от голода превысило 1 млн. В Доабе к 1637 г. цена пшеницы возросла до 0,9 рупии за 1 ман; по сравнению с 1595 г. она увеличилась более чем вдвое[2374]. Правда, необходимо учесть, что закупки европейскими купцами индийских товаров (которые оплачивались серебром) привели к некоторому падению курса серебра – к «революции цен», подобной той, которая произошла в Европе после открытия американских серебряных месторождений[2375]. Поэтому дневная зарплата самых низкооплачиваемых рабочих, составлявшая по-прежнему 2 медных дама, возросла в серебре примерно в полтора раза[2376]. Однако цены росли намного быстрее – в зерновом исчислении поденная плата уменьшилась с 5,2 до 3,8 кг пшеницы[2377].

Под впечатлением бедствия в Гуджарате Шах Джахан был вынужден на время понизить налоги, сократить расходы и перевести часть земель из джагиров в халису Кроме того, падишах стал требовать от джагирдаров внесения в казну части налогов с их джагиров авансом, сразу же при получении пожалования[2378]. Наместник Гуджарата предоставил крестьянам налоговые льготы, давал им ссуды, и, по свидетельству хрониста, через некоторое время привел область в относительно хорошее состояние[2379]. В различны частях страны были развернуты обширные ирригационные работы: построенный при Шах Джахане канал Нар и-Фаис имел протяженность 150 миль, а канал в Пенджабе – около 100 миль. Увеличение посевных площадей позволило к 1647 г. увеличить государственные доходы до 250 млн рупий[2380].

В конце правления Шах Джахана один из сыновей падишаха, наместник Декана, Аурангзеб, поднял мятеж и развязал кровопролитную междоусобную войну. В ходе военных действий были разорены многие районы, в 1658-1659 гг. в Северной Индии начался голод. Одержав победу и захватив власть, Аурангзеб организовал раздачу продовольствия в городах и временно отменил некоторые подати. Последствия кризиса сказались в некотором уменьшении государственных доходов, собираемых в Северной Индии; они уменьшились в это время примерно на 15%, однако в дальнейшем сбор налогов был восстановлен и даже превысил прежний уровень[2381].

В правление падишаха Аурангзеба (1658-1707 гг.) продолжался рост цен; к 1670 г. цена пшеницы в Агре увеличилась по сравнению с 1637 г. на четверть и составляла 1,14 рупии за ман[2382]. Данные по Раджхастану говорят о повышении цены зерна в последующий период, с 1670 до 1690 гг., примерно на треть[2383]. Данные о динамике заработной платы чрезвычайно скудны, известно лишь, что у служащих английской фактории в Сурате с 1623 по 1690 гг. она увеличилась на треть[2384]. Если предположить, что эти цифры отражают общую динамику заработной платы, то можно сделать вывод, что она продолжала отставать от роста цен, и реальные заработки существенно уменьшились по сравнению уровнем 1637 г.

Нужно учесть, однако, что Сурат расположен в Гуджарате, где, как известно, в 1630-х гг. произошла демографическая катастрофа, после которой в регионе ощущалась нехватка рабочей силы и заработная плата должна была возрасти. Таким образом, следует ожидать, что рост номинальной оплаты труда в Северной Индии был меньшим, чем в Гуджарате, т. е. реальное падение зарплаты было большим, чем можно предполагать, исходя из суратских цифр. В силу той же причины абсолютный уровень оплаты труда в Гуджарате должен быть выше, чем в районе Агры, и действительно, подсчеты С. Бродбери и Б. Гупта дают цифру реальной заработной платы служащих английской фактории в Сурате в 1690 г. в 4,3 кг пшеницы[2385]. Однако неясно, можно ли по оплате этих служащих судить об общем уровне заработков в Гуджарате (и к тому же приводимая авторами ссылка на И. Хабиба относительно цены хлеба в 1690 г. оказывается неточной).

Положение в деревне было не лучше, чем положение в городе: об этом свидетельствует документ 1698 г. о налоговых сборах с одной из пенджабских деревень. Из 280 домохозяев этой деревни 95 не платили налогов по причине полной несостоятельности или налоговых льгот; годовой доход 13 заминдаров, ростовщиков, торговцев зерном превышал 2500 рупий, у 55 крестьян доход был больше 55 рупий. У 137 человек доход был меньше 55 рупий; в документе отмечается, что эти малоимущие крестьяне, хотя и ведут хозяйство, целиком зависят от ссуд на приобретение семян и рабочего скота[2386]. Очевидно, такое положение было результатом малоземелья; результатом роста численности населения и дробления наделов между наследниками. Некоторые авторы в качестве причины ухудшения положения крестьян указывают на рост налогов – действительно, в правление Шах Джахана максимальная налоговая ставка возросла до половины урожая, а при Аурангзебе была восстановлена джизья – налог на неверных индусов[2387]. По официальной оценке, доходы государства при Аурангзебе увеличились до 337 млн рупий (по другим сведениям, даже до 387 млн)[2388]. Налоги с области Дели увеличились за столетие с 15 до 30 млн рупий, с области Агры – с 13 до 24 млн рупий. Однако И. Хабиб утверждает, что фактически роста налогов не было[2389]; заметим, что цены на хлеб за тот же период возросли втрое, так что в зерновом исчислении налоги не возросли. А если учесть, что посевные площади значительно расширились, то окажется, что при формальном увеличении налоговых ставок реальный сбор налога с гектара пашни существенно уменьшился. Тем не менее источники сообщали об огромных недоимках; крестьяне не могли платить, несмотря на то что сборщики налогов применяли самые жестокие методы, вплоть до пыток[2390]. Не дожидаясь прихода сборщиков, многие оставляли свои дома и бежали; появились сообщения о случаях массового бегства крестьян[2391]. В прежние времена в Индии не было значительных выступлений крестьян, теперь же в различных районах вспыхивали антиналоговые восстания. В области Дели в 1669 г., а затем в 1685 г. поднимались на восстания крестьяне из многочисленной касты джатов. В 1672 г. под лозунгом «всеобщей справедливости» восстала секта сатнами, в Пенджабе ширилась пропаганда индусской секты сикхов[2392].

Следствием малоземелья был рост крестьянской задолженности, разорение крестьян и продажа ими своих наделов. В отличие от предыдущей эпохи продажа земли стала обычным явлением; ростовщики и общинные старосты (которые часто занимались ростовщичеством) скупали землю, а безземельные крестьяне превращались в арендаторов[2393]. Многие уходили в города, становились ремесленниками или слугами[2394], к этому периоду относится впечатляющий рост городов и ремесел. Ахмадабад, восстановившийся после голода 1630 г., в конце XVII в. насчитывал 500-600 тыс. жителей; примерно такое же население имели Агра и Дели. Было много городов с населением 100-200 тыс. жителей, в целом в городах проживало около 15% населения Индии[2395]. Ко второй половине XVIII в. относится бурный расцвет индийского ткачества; на первое место теперь вышли ткацкие города Бенгалии: Дакка, Казим-базар, Хугли. Англичане и голландцы наладили массовый экспорт индийских тканей в Европу; закупки голландской Ост-Индской компаний возросли со 150 тыс. флоринов в 1648 г. до 4,6 млн флоринов в 1720 г.[2396]. Английская Ост-Индская кампания в 1669 г. закупила в Бенгалии товаров на 30–40 тыс. фунтов стерлингов, а в 1682 – на 230 тыс. фунтов. К 1700 г. закупки иностранных компаний в Бенгалии достигли 900 тыс. фунтов, примерно столько же закупали индийские купцы; таким образом, общий объем закупок превышал 14 млн рупий[2397].

Расцвет ткацкого ремесла не спасал ремесленников от бедности; современники свидетельствуют о низкой заработной плате ткачей, о безработице[2398]. Города были переполнены нищими. «На двух-трех человек, которые покажутся хорошо одетыми и не слишком обнаженными, здесь встретится семь-восемь нищих», – писал француз Бернье[2399]. В 1680-х гг. в Ахмадабаде не раз вспыхивали голодные бунты, в 1694-1695 гг. голод распространился на большую часть Хиндустана, цена пшеницы в Дели достигла неслыханного до тех времен уровня – 4 рупии за 1 ман[2400].

Как отмечалось выше, сбор налогов за первую половину XVII в. фактически не возрос, скорее, даже немного понизился. Между тем число джагирдаров росло: по традиции, падишах предоставлял джагиры всем сыновьям эмиров. Чин тысячника или сотника уже давно не соответствовал реальному числу выставляемых воинов, и число тысячников быстро росло: при Акбаре их было не более 450, при Джихангире – 8 тыс., а в конце правления Аурангзеба – около 15 тыс.[2401]. В то же время общая сумма доходов джагирдаров Северной Индии увеличилась с 1595 по 1687–1709 гг. только в 1,7 раза, а с учетом роста цен она, очевидно, существенно сократилась. Аурангзеб часто обращал поместья джагирдаров в халиса, для раздачи джагиров не хватало земель, и они давались лишь на 1-3 года, иногда на несколько месяцев. Собирать налоги с разоренных крестьян становилось все труднее, поэтому джагирдары часто просили заменить земельное пожалование выдачей денег из казны. Основная масса джагирдаров сильно обеднела, а их воины часто не получали жалование по несколько лет[2402].

Ирфан Хабиб утверждает, что, испытывая нужду в средствах, джагирдары облагали крестьян незаконными поборами, что это привело к росту эксплуатации, бегству крестьян, упадку земледелия, восстаниям и в конечном счете стало причиной кризиса, который погубил империю Великих Моголов[2403]. Джон Ричардс подвергает эту концепцию обстоятельной критике; он указывает, что власти препятствовали незаконным поборам и что нехватка джагиров была вызвана расширением фонда халиса[2404]. При этом существенно, что концепция И. Хабиба не объясняет аграрного кризиса на землях халиса, где не было джагирдаров.

Аурангзеб искал решения финансовой проблемы в конфискации богатств индусских храмов и обложении неверных джизьей. Таким образом, был нанесен удар по идейной основе империи, принципу «всеобщего мира» между мусульманами и индусами. В результате финансового кризиса и нехватки ресурсов произошел раскол элиты по религиозному и этническому признаку. В Раджастхане сразу же вспыхнуло восстание раджпутов, приведшее к партизанской войне, которая длилась тридцать лет[2405].

Восстания расшатывали империю, но она оставалась могущественным государством, имевшим огромную армию. Аурангзеб попытался разрешить финансовый кризис посредством завоевания Южной Индии; эта война велась под лозунгом джихада против неверных индусов. К концу 1680-х гг. могольские войска достигли реки Кавери на крайнем юге, однако вторжение мусульманских завоевателей вызвало ожесточенное сопротивление индусов – прежде всего в предгорьях Западных Гат, в Махараштре. Жившие здесь воинственные племена маратхов объединились, и в 1674 г. маратхский вождь Шиваджи провозгласил себя императором индусов, чхатрапати. Шиваджи создал сильную армию, которая в отличие от могольской состояла не из наемников, а из крестьян, призываемых по окончании сбора урожая. Казна обеспечивала воинов-крестьян лошадьми, а обычным их вооружением были длинные бамбуковые пики. Легкая кавалерия маратхов не осмеливалась вступать в бой с тяжелой конницей моголов; она предпочитала тактику измора, сопровождая армию противника на переходе и не давая ей запастись продовольствием и водой: маратхи отравляли колодцы. Кроме того, маратхи устраивали набеги в глубь территории империи, подвергая ее тотальному опустошению. Рейдовые отряды маратхов не имели обоза и были практически неуловимы для могольских войск; каждый всадник в таких отрядах имел три лошади, про запас и для перевозки добычи. На ночевках воины спали прямо на земле, не ставя палаток и не разводя огня[2406].

За десятилетия войн Декан был полностью опустошен. Повсюду царил голод. «В городе Хайдарабаде дома и площади были полны трупов... – писал хронист. – Непрерывные дожди удалили с них мясо и кожу... груды костей выглядели издалека, как куча снега»[2407]. По свидетельству современника, голод 1702-1704 гг. унес около 2 млн жизней[2408]. В 1699 г. маратхи впервые переправились через Нарбаду и ворвались на плато Мальва, в 1706 г. 80-тысячная орда дотла разграбила Гуджарат. В феврале 1707 г. умер падишах Аурангзеб, после его смерти началась война между наследниками; победитель, Бахадур-шах, правил всего пять лет, и его смерть вызвала новый династический кризис.

Вызванный нехваткой ресурсов раскол элиты распространился вглубь ее мусульманской части; при дворе появились группировки эмиров, поддерживающие разных претендентов на престол. Шахиншах Фаррух-Сийяр находился под опекой «индостанской» группировки; в 1719 г. он попытался избавиться от этой опеки и был свергнут. Вслед за этим началась война между «индостанской» и «среднеазиатской» кликами; никем не сдерживаемые маратхи распространили свои набеги до Джамны[2409].

Начавшиеся междоусобицы нарушили неустойчивое экономическое равновесие; летописи 1710-х гг. отмечают катастрофический рост цен, по сравнению с 1680-ми гг. цены возросли вдвое. В правление Фаррух-Сийяра (1713–1719 гг) цена 1 мана пшеницы составляла 4–5 рупий – это означало голод, который длился многие годы[2410]. Этот кризис нанес решающий удар Могольской империи. После смерти Аурангзеба в казне еще оставался резерв в 240 млн рупий; при Фаррух-Сийяре он был полностью растрачен[2411]. Срочная нужда в средствах для ведения войн побуждала правительство сдавать налоги на откуп. Уплатив авансом причитающиеся с них деньги, откупщики затем распоряжались доходами предоставленных им деревень. Так же как в Турции, вскоре появились наследственные откупа; ростовщики-откупщики становились заминдарами и хозяевами обширных районов. Кое-где в роли откупщиков выступала общинная верхушка, старосты и писцы, бравшие на откупа свои деревни. Контроль над сбором налогов был утерян, заминдары грабили крестьян как могли; на награбленные средства они возводили укрепленные поместья и содержали военные отряды[2412]. Новая ростовщическая знать прорвалась к вершинам власти, ростовщики занимали важнейшие государственные должности и получали джагиры, отнятые у военачальников. «Получение денег из казны вне зависимости от выполнения обязанностей стало обычным делом», – писал поэт и философ Шах Валиула[2413].

Раздача джагиров и халиса на откупа лишь на короткое время облегчила финансовый кризис; когда авансы были израсходованы, приток средств резко сократился, и казна опустела – на этот раз окончательно. Падишахам оставалось надеяться лишь на щедрость наместников, которые время от времени перечисляли в казну долю от своих сборов. Но наместники вскоре почувствовали бессилие центральной власти и стали проявлять сепаратистские устремления; они не являлись ко двору, передавали свои должности по наследству и отказывались от перечисления денег[2414]. Обессилевшая власть с трудом подавляла крестьянские восстания, которые становились все более грозными. В 1709 г. в Пенджабе началось большое восстание сикхов; сикхи создали 40-тысячную армию, и пять лет сражались с правительственными войсками. В 1720 г. джаты снова подняли восстание, которое продолжалось три года; одно время ополчения восставших угрожали столице[2415].

Кризис и распад в Индии происходили синхронно с кризисом и распадом в Иране, в обоих странах повышение демографического давления привело к финансовому кризису государства, к расколу элиты на враждующие группировки, к обострению религиозной розни, к восстаниям кочевников и инаковерующих, к внутренним войнам, голоду – и в конечном счете к катастрофе, к гибели большей части населения. Катастрофы оказались связанными между собой: в 1738 г. в Индию вторглась огромная армия персидского шаха Надира. В феврале 1739 г. персы разгромили могольскую армию близ Карнала, их победа была обеспечена тысячами установленных на верблюдах малокалиберных пушек, замбуреков. Население Дели подверглось грабежу и резне, «от восхода солнца до времени заката победоносное войско старательно убивало и грабило жителей... и потекли реки крови»[2416]. Разгром столицы привел к окончательному распаду империи; после ухода персов власть Моголов распространялась лишь на район Дели-Агра, да и здесь шахиншахам угрожало новое княжество джатов. Северо-запад Индии стал добычей наследника Надира, афганского шаха Ахмеда; Ахмед-шах и маратхи по очереди грабили то, что осталось от Дели. В 1761 г. афганцы разбили маратхов в битве при Панипате, Северная Индия была полностью опустошена. Маратхи отошли в центральные районы страны и создали здесь несколько враждебных друг другу княжеств. Вторая половина XVIII в. прошла в бесконечных войнах между маратхами и наместниками областей распавшейся империи. Военная тактика маратхов состояла в систематическом разорении страны и в истреблении мирного населения; маратхи были бедствием Индии, известие об их приближении вызывало всеобщий ужас и повальное бегство. Война питала войну: обширные области страны были разорены и уцелевшие крестьяне могли жить лишь грабежом и разбоем; они создавали банды «пиндари», нанимались к маратхам и грабили вместе с ними[2417].

Гибель империи отразилась в сознании людей и в литературе тем отчаянием, которым наполнены строки «Потрясенного города» – описывающей картину всеобщего бедствия поэмы Назира Акбарабади[2418]. Эту картину воскрешают и записки европейских путешественников того времени. В 1780-1783 гг. английский художник Уильям Ходжес объехал значительную часть Хиндустана и всюду видел голод и разорение. Вокруг Агры «все – пустыня и молчание», между Агрой и Гвалиуром «в стране не видно ни малейшего следа земледелия, даже ни одной хижины». Столица империи, Дели, лежала в развалинах. Сквозь мраморные плиты дворцов росла трава, ползучие растения обвивали колонны и фронтоны. К югу пространство «покрыто остатками обширных садов, павильонов, мечетей и рынков, запущенных и лежащих в руинах. Окрестности этого некогда блестящего и славного города теперь представляют собой лишь бесформенную кучу развалин, и вся страна вокруг столь же заброшена»[2419].

Бедствия, охватившие Хиндустан, долгое время обходили стороной Бенгалию, отпавшую от империи еще в 1713 г. Бенгалия была житницей Индии, отсюда вывозили рис в Дели и Агру; в XVII в. эта область не знала голода[2420]. В первой половине XVIII в. Бенгалия переживала время хозяйственного подъема – население быстро росло, появлялись новые деревни, джунгли отступали перед плугом. Доходы казны от сбора поземельного налога увеличивались: в 1722 г. они составляли 14,3 млн рупий, а в 1756 г. – 18,5 млн[2421]. Так же как и в других частях Индии, налоги сдавались на откупа, и бенгальские откупщики вносили в казну не более половины собираемых налогов, так что общая сумма податей была гораздо выше. Успешно развивалась ремесленная промышленность; закупки английской Ост-индской компании в Бенгалии постоянно возрастали[2422]. «Страна плодородна и чрезвычайно населена, – писал в 1739 г. о Бегалии один их французских капитанов. – Сверх огромного количества товаров, которые там изготовляют, она поставляет пшеницу, рис, в общем, все, что необходимо для жизни»[2423].

Распад империи сделал Индию легкой добычей завоевателей; в то время как Пенджабом пытались овладеть афганцы, Бенгалия стала добычей английской Ост-индской компании. Компания еще в 1740-х гг. создала наемную армию из индийских солдат-сипаев; сипаи были обучены линейной тактике боя и владели новым для Индии оружием – легкими и скорострельными пушками европейского образца. В 1757 г. бенгальская армия была разгромлена войсками компании в битве при Плесси, в следующее десятилетие англичане полностью подчинили Бенгалию. Английский губернатор У Хейнстингс ввел новую систему налогов, при которой они сдавались в откупа на конкурсной основе – право на откуп получал тот, кто обещал собрать больше; никаких норм при этом не соблюдалось. Это система позволила англичанам втрое увеличить сумму собиравшихся налогов по сравнению с тем, что получала раньше казна Бенгалии. Поскольку откупа сдавались только на один год, то откупщиков не интересовало, что потом станет с крестьянами, они ходили по деревням с отрядами сипаев и отнимали у крестьян все, что могли отнять, вплоть до семенного запаса. В результате в 1770 г. начался страшный голод, продолжавшийся несколько лет; погибло около трети населения Бенгалии[2424].

Катастрофа в Бенгалии была не последней в ряду катастроф, обрушившихся на Индию. Голод, эпидемии, жестокие междоусобные войны унесли значительную часть населения страны. Ост-индская компания воспользовалась этими бедствиями, чтобы постепенно, область за областью, подчинить себе всю Индию. В XIX в. в истории многострадальной страны началась новая эпоха – эпоха английского владычества.

* * *

Переходя к анализу истории Индии в эпоху Великих Моголов, необходимо напомнить, что мы рассматриваем в основном историю Северной Индии, Хиндустана. Однако, даже исключив из рассмотрения Южную Индию, мы сталкиваемся с неоднородностью изучаемого региона; Гуджарат, Доаб, Бенгалия (и, возможно, Пенджаб) имеют существенно различные демографические и социально-экономические характеристики. Прежде всего это касается процесса первоначального заполнения экологической ниши; этот процесс раньше всего завершился в Гуджарате, затем в Доабе и позже – в Бенгалии. Соответственно, мы наблюдаем асинхронность демографических циклов в этих регионах: в Гуджарате Сжатие завершается демографической катастрофой уже в 1630-х гг.; в Доабе явственные признаки Сжатия наблюдаются в конце XVII столетия; что же касается Бенгалии, то процесс колонизации продолжался там до середины XVIII в. При всем этом политическим центром Хиндустана оставался Доаб, и именно Доаб играл решающую роль в социально-политической эволюции империи.

Империя Великих Моголов возникла в результате воздействия диффузионной волны, вызванной появлением огнестрельного оружия. Поскольку эпицентром этой волны была Османская империя, то новая империя несла в себе некоторые османские традиции, но в силу дальности расстояний и опосредованности инноваций они были сравнительно мало выражены на общем фоне мусульманских государственных традиций. Другим важным компонентом социального синтеза были традиционные порядки индусов, которые в рамках доктрины «всеобщего мира» были фактически впервые привлечены к созданию нового государства.

В 1570-х гг. в Доабе начался период восстановления, продолжавшийся до середины XVII в. Для этого периода характерны: относительно высокий уровень потребления, рост населения, рост посевных площадей, строительство новых (или восстановление разрушенных ранее) поселений, низкие цены на хлеб, незначительное развитие помещичьего землевладения, аренды и ростовщичества, внутриполитическая стабильность. С середины XVII в. отмечаются признаки Сжатия: крестьянское малоземелье; высокие цены на хлеб; низкий уровень реальной заработной платы и потребления основной массы населения; высокий уровень земельной ренты; частые голодные годы; разорение крестьян-собственников; рост задолженности крестьян и распространение ростовщичества; распространение аренды; рост крупного землевладения; уход части разоренных крестьян в города; попытки малоземельных и безземельных крестьян заработать на жизнь работой по найму, ремеслом или мелкой торговлей; быстрый рост городов; развитие ремесел и торговли; рост числа безработных и нищих; активизация народных движений под лозунгами уменьшения земельной ренты, налогов, передела собственности и социальной справедливости; попытки увеличения продуктивности земель; попытки расширить территорию путем завоеваний; непропорциональный (относительно численности населения) рост численности элиты; фрагментация элиты; борьба за статусные позиции в среде элиты; обострение борьбы за ресурсы между государством, элитой и народом; попытки приватизации доходов, связанных со служебным положением; финансовый кризис государства, связанный с ростом цен и неплатежноспособностью населения; попытки государства противостоять назревающему экосоциальному кризису путем усиления централизации.

Многочисленные свидетельства источников рисуют яркую картину мощного Сжатия и не оставляют сомнений в причинах последовавшего затем кризиса. Указания на демографическую природу этого кризиса в связи с демографическими циклами можно найти, например, в работах Л. И. Рейснера[2425]. Однако в свое время Фернан Бродель в противовес мнению индийских историков и с многочисленными оговорками предположил, что экономика Индии развивалась синхронно экономике Европы, и следовательно, в XVIII в. в Индии должен наблюдаться экономический рост[2426]. Это предположение Ф. Броделя связано с его тезисом о глобальной синхронности демографических циклов в Азии и Европе – тезисом, который Рондо Камерон назвал не иначе как «провокационной гипотезой»[2427]. Положение о синхронном циклическом развития Востока и Запада исходит из представления об определяющей роли мирового рынка и в последнее время активно дискуссируется в работах зарубежных исследователей[2428]. Как бы отвечая Ф. Броделю в рамках этой дискуссии, Дж. Ричардс убедительно показал, что в данном случае синхронность отсутствует, что в кризисном для Европы XVII в. Индия переживала подъем, а кризис наступил позже[2429].

Сжатие в Индии, как и в других странах, привело к крестьянскому малоземелью, и в силу неспособности крестьян платить налоги – к обеднению элиты и к финансовому кризису государства. Метод разрешения кризиса с помощью авансов и откупов был, по-видимому, заимствован из Турции и привел к тем же результатам – к появлению наследственных откупщиков, которые присваивали значительную часть податей, обирали крестьян и через некоторое время лишали казну последних доходов.

Характерно, что Сжатие и нарастание социальной напряженности привело к расколу элиты, окончанию «всеобщего мира» и конфликту между мусульманами и индусами. Этот конфликт вызвал восстание маратхов, которое в конечном счете привело к гибели империи. Здесь нам снова приходится констатировать параллелизм истории Индии и Ирана: в 1709 г. аналогичный религиозный конфликт привел к восстанию кочевников и распаду иранского государства. Так же как во времена Делийского султаната, за распадом Ирана последовал распад Индии. Углубляющийся раскол мусульманской части элиты привел к появлению группировок, которые вскоре спровоцировали династические распри и междоусобицы. В конечном счете Сжатие привело к разложению основанной Акбаром и Абу л-Фазлом этатистской монархии (трансформация В^СА_С).

После 1710 г. начался длительный экосоциальный кризис: голод, эпидемии, гибель больших масс населения, принимающая характер демографической катастрофы, государственное банкротство, потеря административной управляемости, широкомасштабные восстания и гражданские войны, брейкдаун – разрушение государства, внешние войны, разрушение или запустение многих городов, упадок ремесла, упадок торговли, очень высокие цены на хлеб, низкие цены на землю, гибель значительного числа крупных собственников и перераспределение собственности.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.