Ночной звонок

Ночной звонок

Однажды, непроглядной ночью, когда над Москвой еще не забрезжили даже первые рассветные лучи, в доме конструктора авиадвигателей Александра Микулина резко и требовательно зазвонил телефон.

С трудом приходя в себя ото сна, конструктор поднес трубку к уху. Звонил Верховный главнокомандующий. Сталин говорил медленно, с долгими паузами, словно слова давались ему с большим трудом:

— Вы можете на завтрашнем совещании… представить предложения… как поднять мощность двигателя для Ил-2… на одну пятую? Но не внося никаких изменений в конструкцию самолета?

Вопрос показался столь нелепым, что Александр Микулин несколько мгновений подождал, ожидая разъяснений. Но разъяснений не последовало. На том конце линии молчали.

Что-то надо было сказать — но что?

— Для Ил-2?

— Да.

Ил-2. Единственный в мире «летающий танк». Мотор для этого самолета проектировался как самый мощный в мире, и за мощность пришлось заплатить дорого — низкой высотностью. Уже пущенный в серию мотор ОКБ Микулина сейчас форсировало для варианта Ил-2 с задним стрелком. Можно было надеяться выжать всего несколько десятков лошадиных сил — буквально на грани, на которой еще можно было гарантировать надежность. Но на одну пятую?

— Что вы молчите?

Что тут можно было сказать? Объяснять про степень сжатия и систему охлаждения? Но ответить было надо.

— Я сделаю это, товарищ Сталин.

Прошло мгновение — и в ухо ударили короткие гудки.

Конструктор остался у стола. В окно на него глядела ночь, словно разверзнувшаяся бездна.

Прибыв в Кремль, Микулин действительно представил предложения, как резко повысить мощность, — и его ОКБ немедленно получило соответствующие распоряжения…

И этот мотор был создан. Он предназначался для бомбардировочного варианта штурмовика Ил-2 — Ил-8, который был способен нести почти вдвое больший груз бомб. Однако по ряду причин Ил-8 в серию не пошел. Одной из этих причин стал штурмовик Ил-10 — модификация Ил-2 с тем же новым мотором, в которой, однако, основной упор делался на скоростные качества.

Благодаря мощному двигателю скорость Ил-10 лишь немногим уступала скорости «мессершмитов», а при встрече с истребителями FW-109A-4 самолету было достаточно подняться до высоты 2000 метров — с этой высоты и до 3500 метров его скорость была выше, чем у немецкого истребителя. При встречах же с одиночными истребителями противника самолет был способен вести активный воздушный бой. Со штурмовиком Ил-10 Красная армия завершала войну с Германией — и с ним же разбила японскую Квантунскую армию.

Так что же произошло в день перед совещанием в Кремле? Что за волшебная палочка помогла конструктору увеличить мощность мотора, в котором, казалось, были исчерпаны все ресурсы?

Александр Микулин объяснил эту тайну через три десятилетия. У него было особый метод получения новых идей.

«Неразгрызаемость» трудной задачи означала, что на данном уровне она не решается в принципе и ее можно решить, лишь сделав качественный скачок. Логикой новое качество вычислить невозможно — и потому следует обращаться не к сознанию, а к подсознанию.

Микулин подступался к «качественной» задаче в три этапа. Первым было оживление в голове всей литературы по исследуемому вопросу, вторым — постановка задачи своей собственной голове («Проблема должна быть разрешена»), третьим же был… полный отход от задачи.

О задаче забывалось вообще. Отбросив расчеты, Александр Микулин уходил бродить под деревьями, которых было много в 1930—1940-е годы на московских улицах, любовался старинными московскими домиками. Бездумный день, свободный от всяких забот. На следующее утро он снова обращался к задаче, и почти сразу приходило решение — новое, смелое, оригинальное. За бездумный день подсознание делало то, с чем неспособна была справиться логика.

Используя этот метод, Александр Микулин создавал не только авиадвигатели. Конструктору принадлежит множество изобретений в самых разных областях. Столкнувшись на склоне лет с проблемами здоровья, он создал целую систему аппаратов, возвращающих человеку хорошую физическую форму.

Сейчас трудно поверить, что многое, созданное его талантом, является результатом своего рода «магии», использованием тех сил, которые мы изучили и исследовали еще очень и очень мало. И он был не единственным «магом».

Академик Борис Сергеевич Стечкин известен как создатель теории воздушно-реактивных двигателей. Меньше известно, что он имел также и собственную теорию управления мыслительным процессом. Основой этой теории была твердая установка подсознанию: «Эта проблема должна быть разрешена», а также концентрация. Требовалось думать над задачей непрерывно — что бы конструктор ни делал.

Но не все задачи решались быстро. Порой приходилось подолгу их вынашивать — откладывая одну и берясь за следующую. Почти непрерывные размышления определили облик Стечкина — чуть отстраненного от мира человека, погруженного в мир своих идей.

…Первые послевоенные годы. На одном из авиазаводов упорно не запускается двигатель, спроектированный по всем канонам авиационной науки. Конструкторы проверяют расчеты снова и снова — но ошибки не находят. Полный тупик.

Заместитель директора авиазавода Б. Стечкин с этим не согласился. Собравшихся на совещании работников он наставлял:

— Думайте непрерывно — что бы вы ни делали. Я думаю и во сне.

Придя на очередное совещание, инженер Дубинский нерешительно заметил:

— Я ни во что подобное не верю, но сегодня ночью мне приснилась большая восьмерка. А я все это время ни о чем другом не думал, кроме числа ступеней.

Стечкин молча посмотрел перед собой, затем бросил разработчикам:

— Рассчитайте на восемь ступеней.

После расчета приступили к воплощению мотора в металле. Двигатель не только сразу запустился, но и показал великолепные характеристики. Созданный на его основе АМ-3 позволил бомбардировщику Ту-16 летать со скоростью истребителей.

А вышедший в 1955 году на авиалинии Ту-104 с двигателем АМ-3 потряс весь авиационный мир — самолет на голову превосходил все зарубежные аналоги.

Когда позднее Дубинский завел речь со Стечкиным об этом странном случае, тот ответил:

— Из области чудес тут ничего нет, и когда-нибудь люди займутся этим вплотную.

Может быть, настало это время и следует не только начать искать, откуда же возникает загадочное озарение, но и учить методам, которые генерируют эти озарения?

До XIX века вопрос об источниках открытий был прост — идею дарил Бог. Гаусс писал по поводу одной теоремы из области теории чисел:

«Наконец два дня назад я добился успеха, но не благодаря моим величайшим усилиям, а благодаря Богу. Как при вспышке молнии, проблема внезапно оказалась решенной».

Вера Гаусса, что божественное откровение ему было ниспослано свыше, была столь велика, что он полностью пренебрег теми колоссальными усилиями по решению задачи, которые он предпринимал в течение несколько лет.

Однако с развитием науки многие ученые стали подозревать, что у таинственного озарения иная природа.

Наиболее интересные наблюдения в этой области сделаны французским математиком Жюлем Анри Пуанкаре. У нас это имя почти неизвестно, поскольку В.И. Ленин критиковал Пуанкаре в «Империализме и эмпириокритицизме», но имя Пуанкаре достойно стоять рядом с именем Эйнштейна — хотя бы потому, что Пуанкаре сформулировал принципы относительности раньше Эйнштейна и лучше него.

Пуанкаре принадлежат выдающиеся работы в области физики и математики — но особую важность представляют ело исследования в области научной мысли. Увы — но все приведенные далее отрывки из работ Пуанкаре взяты автором из дореволюционных изданий. Во времена «исторического материализма», как определил это странное время главный герой «Двенадцати стульев» — работы великого француза о тайнах творческого процесса почти не издавались — как, впрочем, и все прочие работы виднейших ученых, занимавшихся сферой подсознательного.

Пуанкаре сделал следующее наблюдение:

«Эти внезапные озарения… никогда не приходят иначе, как после нескольких дней адских усилий, прошедших совершенно неплодотворно, из которых ничего хорошего, по-видимому; не выйдет, а выбранный способ действия совсем сбивает с пути».

Математик видел в этих усилиях существенно важную предпосылку «озарения»: «Эти усилия впоследствии не были столь же бесплодны, как мысли, коими они сопровождались; они привели в движение подсознательный механизм, и без них ничего бы не двигалось и ничего бы не получилось».

По мысли Пуанкаре, идеи представляют собой нечто вроде атомов в том виде, каким их представлял Эпикур — то есть в виде шариков с крючками. Пока человек не предпринимает умственных усилий, шарики покоятся на месте; работа же мысли заставляет их двигаться, «зацепляясь» крючками и создавая различные комбинации.

Основываясь на своем опыте, Пуанкаре делает предположение, что если задача не решена, то, хоть сознательная работа над ней и прекращена, подсознание продолжает поиск — и оно способно выдать ответ в самый неожиданный момент. У самого Пуанкаре крупные математические идеи возникали и на подножке омнибуса, и на берегу моря — причем совершенно без связи с предыдущими мыслями.

Вот эта-то способность мозга выдавать идеи через какое-то время, по мнению Пуанкаре, и создает впечатление, что озарение «внезапно» — тогда как оно на самом деле является результатом предыдущих напряженных усилии, приводящих «атомы» в движение.

Пуанкаре замечает еще одну особенность творческого мышления:

«Часто, когда думаешь над каким-нибудь трудным вопросом, за первый присест не удается сделать ничего путного; затем отдохнув более или менее продолжительное время, садишься снова за стол. Проходит полчаса — и все так же безрезультатно, — как вдруг в голове появляется решающая мысль. Можно думать, что сознательная работа оказалась более плодотворной благодаря тому, что она была временно прервана, и отдых вернул уму его силу и свежесть. Но более вероятно, что это время отдыха было заполнено бессознательной работой, результат которой потом раскрывается перед математиком подобно тому, как это имело место в приведенных примерах; но только здесь это откровение происходит не во время прогулки или путешествия, а во время сознательной работы… Эта работа играет как бы только роль стимула, который заставляет результаты, приобретенные за время покоя, но оставшиеся за порогом сознания, облечься в форму, доступную сознанию».

Немецкий ученый Г. Гельмгольц тоже пытался понять источник научных озарений. Вот что он писал про решающую идею:

«Насколько могу судить по личному опыту, она никогда не рождается в усталом мозгу и никогда за письменным столом. Каждый раз мне приходится сперва всячески переворачивать мою задачу на все лады, так, что все ее изгибы и сплетения залегли прочно в голове и могли быть снова пройдены наизусть, без помощи письма. Дойти до этого обычно невозможно без долгой продолжительной работы. Затем, когда прошло наступившее утомление, требовался часок полной телесной свежести и чувство спокойного благосостояния — и только тогда приходят хорошие идеи. Часто… они появлялись утром, при пробуждении» как замечал и Гаусс. Особенно охотно приходили они в часы неторопливого подъема по лесистым горам, в солнечный день".

И еще немного про магию…

Хмурым осенним днем 1941-го от преследующего "мессершмита" уходил дальний бомбардировщик. Без бомб и почти без горючего самолет летел быстро, но с истребителем он сравниться все же не мог и потому прижимался к самым верхушкам деревьям, надеясь, что юркий "мессершмитт" не решится опуститься столь низко. Но тот все же зашел в хвост и выпустил длинную очередь.

Через несколько дней пилоты послали на завод просьбу передать благодарность конструктору, выбравшему для самолета крыло "обратная чайка". Изогнутые книзу крылья спружинили удар о землю, и экипаж остался жив, хотя каждый из пилотов уже считал, что смерть неминуема.

Крыло "обратная чайка" было создано авиаконструктором Бартини. Про взлете и посадке такое крыло как бы нагоняло воздух под самолет, создавая нечто вроде воздушной подушки. Это позволяло самолету легче садиться и подниматься — а значит, брать больше бомб.

Но достоинства самолета этим не исчерпывались. Были у него и дизельные моторы, обеспечивавшие большую дальность полета, и аэродинамическая форма, позволявшая развить уникальную для бомбардировочного самолета скорость. Прежде чем быть принятым на вооружение, Ер-2 выдержал жесткую конкуренцию самолетов В. Мясищева, С. Ильюшина и А. Туполева. Прототипом самолета был пассажирский "Сталь-7" Бартини. Самолет пришлось переделывать в военный молодому конструктору В.Г. Ермолаеву, поскольку в конце 1930-х P.Л. Бартини разделил судьбу многих советских авиаконструкторов. Самолет "Сталь-8", который должен был иметь уникальные характеристики (в частности, скорость выше 600 км/час; "мессершмитт" бы такой самолет не догнал), так и не был достроен.

Итальянец по происхождению, Роберт Людвигович Бартини посвятил свой талант Советскому Союзу. "Сталь-7" стал воплощением его клятвы, что "красные самолеты будут летать быстрее черных".

Несмотря на сложный жизненный путь, Р.Л. Бартини смог обогатить советскую авиацию буквально фейерверком новых идей. Оценить его вклад трудно — наверное, даже невозможно. К примеру, как оценить убирающиеся шасси, которые первыми в СССР разработал и применил именно Бартини? Но нам интересен не вклад сам по себе, а методы, которыми конструктор достигал состояния озарения.

Сам Бартини утверждал, что он стремится использовать интуицию. По его словам, ему в этом помогали работы Ж.А. Пуанкаре и К. Гаусса, а позднее и посвященные интуиции работы нобелевского лауреата П. Бриджмена. А уж полученное интуицией Бартини принимался обсчитывать математикой.

Так что и благодаря Ж.А. Пуанкаре и К. Гауссу осенью 1941-го два пилота дальней авиации остались живы.

И еще из области магии…

"Мне никак не давалась форма хвостового оперения "Антея", — рассказывал авиаконструктор О.К. Антонов. — Думал, рассчитывал, рисовал… И все не так. Однажды ночью, во сне, перед моими глазами четко прорисовался необычный по форме хвост самолета. Я даже проснулся от неожиданности. Зажег ночник, набросал на листке бумаги конструкцию и снова лёг спать. Утром, увидев набросок, я был поражен, как раньше мне не приходило в голову такое простое решение. А вот пришло… Во сне…".

Этот отрывок можно встретить во многих книгах. Словами О.К. Антонова принято иллюстрировать причуды сна Но… отрывок не совсем верен. Автор этих строк убедился в этом, когда услышал сам запись интервью О.К. Антонова по телевизору.

По словам конструктора, самолет столь больших размеров, которые задумывались, трудно было построить из-за того, что ему требовался большой киль. Такой киль испытывает значительные скручивающие моменты, это требует прочного фюзеляжа. Прочность же означает большой вес самолета и… малую грузоподъемность. Замкнутый круг.

Над этим замкнутым кругом много думали и конструктор, и его коллеги. В числе прочих была высказана идея сделать хвостовое оперение с двумя маленькими килями, что уменьшило бы скручивание. Но прочнисты тут же возразили — два киля порождают сильный флаттер. Круг разорвать не удалось. И снова размышления, очень напряженные, — снова неожиданные идеи — и снова разочарования.

В один из вечеров О.К. Антонов сидел допоздна (ОБРАТИТЕ НА ЭТО ВНИМАНИЕ!). Ничего не получалось, и он лег спать. Ночью он вдруг проснулся (ТОЖЕ ОБРАТИТЕ ВНИМАНИЕ) и вспомнил свою проблему. И тут же в его голове словно вспыхнула подсказка: флаттер может действовать не только отрицательно, но и положительно. Если разнести кили не очень далеко, они будут взаимно гасить флаттер друг друга.

Остатки сна сняло как рукой. О.К. Антонов зажег ночник, нарисовал на листке бумаги схему — чтобы утром не забыть — и снова уснул. Утром он удивился, как такое простое решение не могло прийти ему в голову раньше…

Итак, мы видим, что идея возникла не случайно. Автор просто прибег к уже знакомому нам алгоритму — сильная концентрация, отдых, возвращение к задаче. В данном случае отдыхом был сон.

Заметим, что у сна есть две замечательные особенности.

1) Он возвращает человеку свойственное детству яркое образное мышление. Фрейд говорил: "Сны снятся… по преимуществу в форме зрительных образов", и отмечал, что с возрастом зрительное воображение гаснет. А такое воображение часто важно для решения: задачу мало словесно сформулировать — ее надо еще и четко зрительно представить. Только в этом случае могут быть в полной мере задействованы зрительные аналоги. В бодрствующем же состоянии воображению мешают те образы, что мы видим глазами.

2) В состоянии сна у человека задействуются другие области мозга, чем в бодрствующем состоянии. Мысль не "привязана" к определенному ряду образов, проблем, она свободно путешествует по зонам, связанными с детством, с далекими знакомыми, с родственниками и так далее. Если перед сном опустошать мозг, не думать, то "отвязка" становится еще эффективней. Если вы непосредственно перед сном какое-то время полежите, выбросив все мысли из головы (и даже собственное самоосознание), ваши сны могут вас сильно удивить.

Однако если вы непременно хотите решить какую-то задачу, перед сном — или расслаблением — обязательно следует сконцентрироваться на ней как можно сильней. Тот же Гельмгольц считал, что своим успехом он обязан "долгим сосредоточением внимания на какой-нибудь одной мысли". Создатель паровой машины Уатт писал: "Задача настолько овладела моим умом, что я не мог бросить дело"

Продолжая разговор о конструкторах-магах, нельзя не вспомнить об А.Н. Туполеве — одном из величайших умов первой половины XX века. Довоенная бомбардировочная авиация и добрая часть послевоенных пассажирских самолетов были созданы его КБ. Почти все советские бомбардировщики Второй мировой делали его ученики. У Туполева был особый прием — прием "отстранения". После работы над какой-либо задачей он "отстранялся" от нее, чтобы затем к ней вернуться. Часто благодаря этому методу приходила новая неожиданная идея. Возможно, этот метод он позаимствовал у Б.С. Стечкина или А.А. Микулина — в молодости все трое были друзьями.

Во время войны А.Н. Туполев создал бомбардировщик Ту-2. У мотора АШ-82ФН этого самолета необычная судьба, которая прямо касается темы нашей книги.

По просьбе С.А. Лавочкина и наркома авиапромышленности А.И. Шахурина конструктор А.Д. Швецов внимательно изучил потенциальные ресурсы своего двигателя АШ-82 — но его ответ был неутешителен. Ресурсы найти не удалось. Но С.А. Лавочкин не отступал. Выхода у него не было — новая модификация "мессершмита" имела преимущество в скорости на основных высотах боев. Лавочкин даже устроил конструктору моторов демонстрацию полетов на более скоростных режимах. Однако Швецов не согласился, что ресурсы есть — и имел определенные основания, поскольку с фронта поступило довольно много нареканий на мотор. Отказался давать какие-то предложения Швецов и наркому авиапромышленности. Несмотря на это, Шахурин предложил конструктору посидеть и подумать еще вечер. В два часа ночи конструктор позвонил А.И. Шахурину и сообщил, что ресурсы найти так и не удалось…

Однако между четырьмя и пятью он позвонил еще раз, со словами: "Александр Иванович, я кое-что придумал".

Мы, конечно, не знаем, что произошло в ту ночь, но теперь имеем достаточно оснований предположить следующую последовательность: до двух часов ночи конструктор напряженно искал ресурсы; в два, после звонка, он прекратил это делать, после чего мозг, естественно, перестал концентрироваться лишь на определенных идеях, продолжая независимо от воли конструктора искать решение. И идея не заставила себя долго ждать. Что любопытно — эта единственная ночь принесла А.Д. Швецову целую серию превосходных идей, которые позволили не только повысить мощность, но и сделать мотор исключительно надежным.

Самолет Ла-5ФН с двигателем с непосредственным впрыском топлива поспел как раз к воздушному сражению на Курской дуге. Потеряв в этом сражении 4000 самолетов, люфтваффе навсегда лишилось господства в воздухе.

Итак для озарения необходимы концентрация, отдых, возвращение к задаче. Но только ли это ведет к озарениям? Не было ли в этом алгоритме что-либо упущено?

Лев Гумилевский в своей книге о Чаплыгине вспоминает об открытиях Пуанкаре — которые тот считал внезапными, возникшими в результате случайного сцепления "атомов" в глубинах подсознания — и замечает: идея осенила Пуанкаре, когда он сделал шаг на подножку омнибуса. Не была ли эта подножка "подсказкой", поскольку передняя и задняя подножки омнибуса одинаковы, а в голове Пуанкаре возникла идея именно ТОЖДЕСТВА преобразований автоморфных функций преобразованиям неевклидовой геометрии? Вопрос, который оставался в подсознании, нашел свое решение в виде аналога в реальной жизни.

Замечание Л. Гумилевского весьма важно. По сути, оно дает иную, чем у Пуанкаре, трактовку озарения. "Атом Эпикура" может столкнуться не с другим атомом, а с принципом, наблюдаемым во внешнем мире. Другими словами, подсознанию нужен некий внешний аналог для решения трудной задачи.

Это значит, что "неотступное думание" вовсе не означает, что необходимо размышлять лишь о задаче. Видимо, хорошо усвоив задачу, полезно от нее отвлечься — однако не забывая о ней. Подсознание будет продолжать поиск — в принципах, на которых построен окружающий мир.

По предположению Гумилевского, озарение Уатта было вызвано также неосознанной подсказкой. В самом деле, в описании своего изобретения Уатт вскользь упоминает о прачечной. Могла прачечная подсказать какой-то новый принцип?

Чтобы разобраться в этом, обратимся к воспоминаниям самого Уатта.

Проблема, стоявшая перед английским изобретателем, выглядела следующим образом:

"Чтобы получить совершенную паровую машину, необходимо, чтобы цилиндр был так же горяч, как и входящий в него пар. Однако конденсация пара для образования вакуума должна происходить при температуре не выше 30 градусов".

Но как возможно конденсировать пар в нагретом цилиндре?

"Я миновал старый дом прачечной, — продолжает Уатт. — В это время мысли мои были заняты машиной, и я уже дошел до хижины пастуха, когда мне пришло в голову, что пар, будучи упругим телом, мог бы ринуться в пустое пространство и при сообщении между цилиндрами и резервуаром хлынул бы в резервуар и сгустился без охлаждения цилиндра".

Проходя мимо прачечной, Уатт не мог не заметить выходящий из окна пар. Именно это и могло дать идею вывода пара в другую емкость.

В истории техники имеется немало примеров, которые свидетельствуют в пользу догадки Гумилевского. Именно аналог — но уже не через подсознание, а через сознание — позволил Тесле увидеть принцип электродвигателя переменного тока.

Никола Тесла не был так знаменит, как, скажем, Эдисон. Для американцев он был эмигрантом, сербом. Однако если кто и заслуживает звания "самый выдающийся изобретатель", так это Тесла. Если бы устройства, основанные на его идеях, прекратили свою работу, заводы бы встали, экраны телевизоров потухли, а мир вернулся бы к свечам и лучинам.

Свои изобретения Тесла создавал, пользуясь определенными методами. Одним из этих методов была полная концентрация. Над проблемой создания своего двигателя молодой изобретатель работал и днем, и ночью, прикидывая все новые варианты и оставляя на сон лишь считанные часы. Такой режим разрушил его здоровье, и врачи порекомендовали Тесле отдых. И изобретатель решил на время отложить свои раздумья.

Однажды, прогуливаясь со своим школьным другом Сигети по залитому закатными лучами парку, Тесла простер руку к солнечному диску и начал читать монолог Фауста, в котором были строчки, посвященные дневному светилу, — и вдруг замер с поднятой рукой. Сигети был изумлен. Когда он тронул Теслу за рукав, пытаясь вывести его из странного оцепенения, тот отмахнулся и пробормотал: "А все-таки оно будет вращаться и в обратном направлении. Все зависит от моего желания".

Не теряя времени, Тесла принялся чертить на песке схему электродвигателя, основанного на использовании того, что впоследствии было названо вращающимся магнитным полем.

Глядя на солнце, Тесла увидел принцип решения своей задачи. Если пристально смотреть на солнечный диск, иногда возникает ощущение, что что-то в диске словно переливается по кругу. У Теслы в подсознании продолжала крутиться мучившая его задача — и увиденный принцип немедленно подсказал ответ.

История науки знает великое множество озарений, полученных из живой природы, прямо, казалось, никак не связанных с задачей. К примеру, Жуковский, гуляя по полю, увидел в облаках свою теорию о "присоединенных вихрях". А химик Кекуле строение бензола раскрыл благодаря целым двум "подсказкам".

В первом описании немецкий химик рассказывал, что как-то задремал у камина и увидел сон:

"Мое умственное око, искушенное в видениях подобного рода, различало теперь более крупные образования. Длинные цепочки, все в движении, часто сближаются друг с другом, извиваясь и вертясь, как змеи!.. Одна из змей ухватила свой собственный хвост, и фигура эта насмешливо закружилась перед моими глазами".

Во втором описании Кекуле упоминал, что он ехал мимо зоопарка:

"Я увидел клетку с обезьянами, которые ловили друг друга, то схватываясь между собой, то опять расцепляясь, и один раз схватились так, что образовали кольцо. Каждая одною задней лапой держалась за клетку, а следующая держалась за другую ее заднюю лапу обеими передними…".

Историки не могли понять — какой же случай помог химику сделать свое открытие на самом деле?

Рискнем предположить, что оба. Если мы взглянем на формулу бензола, то увидим, что в ней "нетрадиционны" два момента — она скручена в кольцо (как змея), и элементы формулы имеют попеременно то две, то одну связь (как у обезьян в клетке).

Следует заметить, что открытию строения формулы бензола предшествовала долгая напряженная работа; в общей сложности Кекуле размышлял над этой задачей десять лет…

Итак, кто же прав — Пуанкаре или Гумилевский? Аналог извлекается из глубин подсознания, или же он находится в природе?

По-видимому, правы оба. Принципиально новая идея может возникнуть и из подсознания — если в памяти хранится полезный принцип из другой сферы деятельности. Память при этом должна быть особенно хорошей.

Сам Пуанкаре заметил:

"Особенно способные в математике должны отличаться очень выраженной памятью или, скорее, необычной напряженностью внимания".

Способности выдающихся математиков подтверждают эти слова. Леонард Эйлер имел необыкновенную память на числа. Он был способен назвать первые шесть степеней всех чисел до ста. Академик А. Иоффе пользовался по памяти таблицей логарифмов. Об особой памяти Чаплыгина пишет и сам Лев Гумилевский:

"В основе прозорливости Чаплыгина лежит, конечно, его способность устанавливать далекие связи между явлениями, родственными по природе их, но живущими в нашем сознании изолированно друг от друга. У людей со средней или неразвитой памятью такие явления при отсутствии ассоциаций между ними часто совсем и навсегда исчезают из памяти Феноменальная память хранит бездну отражений общепринятой и социальной среды, и деятельный ум легко ассоциирует их, оперирует ими".

Великие шахматисты тоже, как правило, обладали поразительной памятью. Пол Морфи знал наизусть кодекс законов штата Луизиана и прекрасно говорил на четырех языках. Александр Алехин был способен по памяти воспроизвести один раз прочитанную страницу; он тоже свободно разговаривал на нескольких языках. Михаил Таль был способен вспомнить все свои партии — в том числе и сыгранные вслепую; помнил все свои партии и Роберт Фишер.

Итак, для хранения большого числа ассоциаций требуется хорошая память. Но она — лишь вместилище ассоциаций, их нужно загрузить. И тут мы обнаруживаем еще одну непременную особенность творческих личностей — их ненасытную жадность до знаний, часто из различных областей деятельности. Именно знания из других областей зачастую позволяли применить при решении "чужой" принцип.

О великом изобретателе Эдисоне Генри Форд писал:

"Его знания почти универсальны. Нет предмета, которым бы он не интересовался, и он не признает в этом отношении никаких ограничений".

Галилей, помимо открытия законов движения тел, изобрел термометр и телескоп. Эйнштейн сам или с соавторами запатентовал схемы фотоэкспонометра, холодильника, магнитострикционного громкоговорителя, фотокамеры, гироскопа, а также разрабатывал новый тип полиграфической машины. Ньютон изготовлял великолепные для своего времени приборы и инструменты, создал свою конструкцию водяных часов, изобрел станок для чеканки монет и строил повозки, передвигающиеся при помощи струи пара.

Хотя мы привыкли считать Менделеева химиком, из 430 работ Менделеева собственно химии посвящено лишь 9 процентов. Физике, физико-химии и технологии ученый посвятил вдвое больше исследований, а немало трудов у него есть еще и в геофизике и экономике. Среди его работ исследования сыроварения в России, полета на воздушном шаре, температуры в верхних слоях атмосферы, соображения по поводу строительства ледокола, конструкция керосиновых ламп, календарная реформа, труды по судебной экспертизе и виноделию, заметки по поводу введения метрической системы в России. Различные исследования не мешали друг другу, а дополняли своими принципами.

"…Он давно все знает, что бывает на свете, — писал Александр Блок о том впечатлении, которое произвел на него Д.И. Менделеев. — Во все проник. Не укрывается от него ничего. Его знание самое полное…"

Но почему из великого множества "сцеплений атомов" в нашей голове подсознание выбирает именно нужное, достойное того, чтобы вывести его в сознание и породить тем самым "озарение"?

Основываясь на своих личных наблюдениях, Пуанкаре попытался дать ответ и на этот вопрос. По его мнению, каждая комбинация сцепившихся идей подвергается проверке неким внутренним "эстетическим чувством", которое отбраковывает большинство комбинаций:

"Среди многочисленных комбинаций, образованных нашим подсознанием, большинство безынтересно и бесполезно, но потому они и неспособны подействовать на наше эстетическое чувство; они никогда не будут нами осознаны; только некоторые являются гармоничными и потому одновременно красивыми и полезными; они способны возбудить нашу специальную геометрическую интуицию, которая привлечет к ним наше внимание и таким образам даст им возможность стать осознанными.

…Таким образом, это специальное эстетическое чувство играет роль решета, и этим объясняется, почему тот, кто лишен его, никогда не станет настоящим изобретателем".

Далее Пуанкаре подытоживает свои рассуждения:

"Мы приходим к следующему заключению: полезной комбинацией является как раз наиболее изящная комбинация, т. е. та, которая в наибольшей степени удовлетворяет тому специальному эстетическому чувству; которое знакомо всей математикам, но которое до того непонятно профанам, что упоминание о нем вызывает улыбку на их лицах".

Упоминание о чем-то подобном "эстетическому чувству" — не редкость в описании творчества виднейших ученых. По мнению Дирака, главным стимулом, побудившим Эйнштейна к созданию новой теории тяготения, было стремление к изящной математической форме. Сам Эйнштейн упоминал о "теоретических наслаждениях", которыми, по его мнению, полна современная физика.

Физик Макс фон Лауэ писал:

"Понимание того, что сложнейшие разнообразные явления математически сводятся к таким простым, и гармонически прекрасным уравнениям Максвелла, является одним из сильнейших переживаний, доступных человеку".

Великий натуралист Чарлз Дарвин говорил:

"Я обнаружил, правда бессознательно и постепенно, что удовольствие, доставляемое работой мысли, несравненно выше того, которое доставляет какое-нибудь техническое уменье или спорт… Главным моим наслаждением в течение всей жизни была научная работа".

Кеплер к своим открытиям относился как поэт. Вселенная представлялась ему стройной гармонией. Открыв свой третий закон, Кеплер пришел в такое восторженное состояние, что ему показалось, будто он бредит.

Е.М. Лифшиц писал:

"Ландау рассказывал, что, когда ему было 16 лет, он был потрясен невероятной красотой общей теории относительности… Он рассказывал также об экстазе, в который привело его изучение статей Гейзенберга и Шрёдингера, ознаменовавших рождение новой квантовой механики".

Действительно, формулировки, легко выражающие сложное понятие, формулы, с помощью всего нескольких переменных описывающие сложное, на первый взгляд, явление, несут в себе порядок и гармонию — а следовательно, и позитивное эстетическое переживание. Для людей с логическим складом ума красива теория Галилея, поскольку она не имеет громоздких формул модели Птолемея. Красивы законы Кеплера, поскольку в несложной форме они выражают сложные движения планет.

"Ученый изучает природу не потому, что это полезно; он исследует ее потому, что это доставляет ему наслаждение, а наслаждение это ему дается потому, что природа прекрасна, — говорил Пуанкаре. — Если бы природа не была прекрасна, она не стоила бы того, чтобы ее знать; жизнь не стоила бы того, чтобы ее переживать".

Подобные слова можно сказать не только о работе ученых, а о всякой творческой работе вообще. Горький считал, что "талант развивается из чувства любви к делу, возможно даже" что талант в сущности его и есть только любовь к делу, к процессу работы".

Шахматист А. Алехин писал:

"Я считаю необходимыми для успеха три следующих фактора. Во-первых, понимание своей силы и слабости; во-вторых, точное разумение силы и слабости противника; в третьих, более высокая цель, чем минутное удовлетворение. Эту цель я вижу в научных и художественных достижениях, которые ставят шахматную игру в ряд других искусств".

Итак, эмоции — важный элемент творческого процесса. Значит, подготовка творческой личности должна включать повышение общей культуры, обогащение эмоциональной сферы.

Эмоциональное отношение к объекту исследования делает этот предмет еще и "объемней", зримей, ощутимей. Объект становится чем-то хорошо знакомым. Домашние подслушали однажды, как Менделеев разговаривает с формулой: "У, рогатая, доберусь я до тебя!"

А вот отрывок из комментариев гроссмейстера Д. Бронштейна к шахматной партии:

"Блокированная пешка d4 вызывает досаду и у слона с5, и у ладьи а8, которая с большими надеждами стремилась на d8. Весь этот узел можно было разрубить ценой пешки — 14… d3 с многообещающей игрой".

Составляя план партии, начинающий игрок порою теряется — с чего начать, как создать план, рассчитать варианты и выбрать оптимальный ход. Мы видим, что Д. Бронштейн словно видит в хитросплетениях позиции отрывок из средневекового романа — с его интригами, кознями, тайными стремлениями и неожиданными коварными ударами. При таком подходе варианты шахматной партии словно сами предстают перед мысленным взором.

Стоит заметить, что даже не связанные с объектом исследования эмоции помогают стимулировать творческий процесс, поскольку включают обычно сдерживаемый и дремлющий эмоциональный аппарат. "Самые интересные замыслы возникали у меня при чтении художественных произведений и в театре", — говорил авиаконструктор С.А. Лавочкин.

Итак, для решения задачи требуются концентрация, хорошая память, жадность до знаний и развитое эстетическое чувство. Этого достаточно? Перечтем приведенные выше строчки Ж. Пуанкаре еще раз:

"Можно думать, что сознательная работа оказалась более плодотворной благодаря тому, что она была временно прервана, и отдых вернул уму его силу и свежесть. Но более вероятно, что это время отдыха было заполнено бессознательной работой, результат которой потом раскрывается перед математиком подобно тому, как это имело место в приведенных примерах…".

Видно, что Пуанкаре не уверен — какую же роль на самом деле оказывает отдых. Действительно ли для решающей мысли необходимо какое-то время покоя, или во время отдыха в подсознании все же продолжает происходить работа?

Вероятно, без отдыха качественно нового решения действительно не достичь. Об этом свидетельствуют хотя бы слова Гельмгольца: "…Требовался часок полной телесной свежести и чувство спокойного благосостояния — и только тогда приходят хорошие идеи".

Исследования ученых показали, что каждый нерв имеет определенный электрический потенциал и этот потенциал зависит от поступления в организм кислорода, от степени возбуждения нерва, от температуры и т. д.

Мозг так же, как и мышцы, требует отдыха. Его утомление имеет вполне физическую природу (читатель и сам наверняка замечал, каким горячим становится лоб при долгих умственных усилиях). Порой именно утомление не дает добиться успеха, не позволяет правильно сформулировать мысль или взглянуть на задачу с более общих позиций. Б. Спасский объяснял свой проигрыш Фишеру именно тем, что ему не хватило нервной энергии.

Итак, похоже, теперь мы знаем главные предпосылки, необходимые для творческой работы. А каков сам алгоритм этой работы?

Советник двух американских президентов — Вудро Вильсона и Теодора Рузвельта, Наполеон Хилл, имел возможность общаться с самыми выдающимися людьми Америки. Среди них были представители самых различных профессий, в том числе изобретатели и ученые Эдисон, Форд, Белл, братья Райт, Паркер, Жиллетт, Белл и Кертис. В своей книге "Думай и богатей" Н. Хилл дал обобщенный алгоритм работы изобретателя.

По мысли Н. Хилла, прежде всего ученый или изобретатель начинает с организации и комбинирования уже известных идей и принципов, полученных в результате опыта; делает это он с помощью своих аналитических способностей. Если ученому становится ясно, что известных идей недостаточно для решения стоящих перед ним проблем, он обращается к тем источникам знания, которые предоставляют его творческие способности. Методы такого обращения у всех индивидуальны, но общее состоит в следующем.

1. С помощью определенных стимулов (они будут приведены нами ниже) ученый-изобретатель преодолевает обычный средний уровень мышления.

2. Затем он концентрирует свое внимание на известных моментах, имеющих отношение к его проблеме (завершенная часть работы), и создает в своем воображении целостную картину, идеальный образ неизвестных моментов (незавершенная часть). Ученый-изобретатель держит этот образ в голове до тех пор, пока тот не проникнет в подсознание, затем расслабляется, очищая свои мысли от всего постороннего, и ждет, когда в его уме "промелькнет" ответ на заданный подсознанием вопрос.

Приводя этот алгоритм, Н. Хилл, по сути, утверждает, что итоговое решение — результат не сознательной, а подсознательной деятельности. И что изобретатели, по сути, пользуются особым, обычно недоступным обычным людям, механизмом для достижения состояния "озарений".

По-видимому, прав Свами Вишну-девананда, который писал:

"Все талантливые люди контролируют подсознательный разум".

Нахождение принципиально новой идеи — задача непростая. В поисках ответа на свои вопросы каждый из действительно одаренных людей рано или поздно нащупывает ту невероятно узкую дорожку к озарениям, которую описал в своей книге Н. Хилл. Он обнаруживает, что сознание для решения задачи необходимо — но лишь на подготовительных этапах: для формулировки цели, стимулирования мысли какой-либо целью, изучения информации. Для собственно же решения необходимо уметь обращаться к подсознательным механизмам. И может быть, — через подсознание — к нечто, что Н. Хилл называет "Высшим Разумом". Здесь Н. Хилл использует термин, услышанный им от знакомого финансиста, который, когда ему надо было принять особо важное решение, на две-три минуты закрывал глаза, объясняя это следующим образом: "Только с закрытыми глазами я могу приблизиться к источнику Высшего Разума".

Прежде чем рассмотреть, какими методами возможно обращение к Высшему Разуму, задержимся немного на подгото-вительных — касающихся только сознания — стадиях, описанных Н. Хиллом.

В первую очередь, считает Н. Хилл, для достижения успеха необходимо сильное желание, твердая волевая установка.

Заметим, что развитие воли — это очень важный элемент воспитания, особенно для России, где веками культивировались покорность и смирение. Психолог И. А. Сикорский отмечал важность выработки воли у русских юношей, которых часто обходят люди с меньшими способностями, но большей настойчивостью. Много позднее, перебравшись в Америку, его сын, авиаконструктор И. Сикорский, запер акционеров своей фирмы в ангаре, отказавшись выпускать их, пока не будут собраны деньги на новые двигатели. Средства были собраны, фирма была спасена, и акционеры позднее получили щедрое вознаграждение. Если бы не воля главы фирмы, которую Сикорский позднее демонстрировал не раз, акционеры потеряли бы все.

Вторым непременным условием успеха, по Н. Хиллу, является вера Третий раскрытый им секрет — использование самовнушения. Необходимо представить себе, что желаемое осуществляется в жизнь. "Помните: именно самовнушение помогает вам управлять вашим подсознанием", — пишет Хилл. Он предлагает составлять на бумаге и затем дважды в день читать вслух свои желания. "Но запомните, — оговаривается он, — что одно только произнесение вслух, не подкрепленное чувством, результата не принесет. Ибо ваше подсознание принимает как руководство к действию только мысли, замешанные на чувстве".

Следующим шагом алгоритма Н. Хилла является получение знаний по интересующему предмету, в частности — приобретение образования. "Образование" Н. Хилл понимает по-американски:

"Образованный человек не обязательно напичкан знаниями, все равно, фундаментальными или специальными. Образованный человек — это тот, кто развил способности своего ума, кто может воспринять все, что захочет, все, что ему покажется нужным…"

Далее, по Хиллу, человек, стремящийся к успеху, должен стремиться развить и использовать силу своего воображения — синтетического (комбинирующего уже известные понятия) и творческого (создающего принципиально новое). Чтобы творческое воображение начало работать, оно должно быть пробуждено — хотя бы сильным желанием. "Великие деятели бизнеса, промышленности и финансов, великие художники, музыканты, поэты и писатели стали таковыми благодаря своему великолепно развитому воображению", — пишет Н. Хилл.

Желание — лишь мысль, импульс; творческое воображение придает желанию реальные очертания.

Кроме воображения, однако, часто бывает необходимо провести и точный расчет. И это — планирование — является шестым шагом алгоритма Н. Хилла. За планированием идет умение принимать решения — быстро, оперативно и с сознанием своей ответственности. Развитие в себе способности принимать решения — седьмой шаг алгоритма Н. Хилла. За этим следует восьмой шаг алгоритма — настойчивость. Иллюстрируя, как реализуется настойчивость, Н. Хилл возвращается к планированию. Он считает главными в планировании следующие ступени:

1. ясная цель; 2. четкий план; 3. независимое сознание (игнорирование "советов" некомпетентных людей); 4. сотрудничество с людьми, способными помочь в достижении цели.

Последний пункт переходит в девятый шаг алгоритма — формирование "мозгового центра" для достижения цели. Десятым пунктом является учет одухотворяющего женского влияния и использование этого фактора. "Самая великая побудительная сила мужчины, — считает Н. Хилл, — это его желание понравиться женщине!" Нельзя с этим не согласиться. Описывая десятый пункт, Н. Хилл касается творческого процесса изобретателя: "Главное различие между гениальным изобретателем и заурядным "чудаком" в том, что гений пользуется даром творческого воображения, тогда как "чудак" понятия о нем не имеет. Изобретатель-ученый использует оба дара: аналитические способности и творческое воображение".

"Нередко наши умственные способности, — пишет Н. Хилл, — не дают желаемого эффекта по той причине, что они в значительной степени опираются на жизненный опыт… Идеи, возникшие благодаря творческому дару, более достоверны, потому что они возникают из источников более надежных, чем те, на которые может рассчитывать замкнутое, ограниченное человеческое сознание".

И путь к таким источникам, утверждает Н. Хилл, лежит через подсознание. Использование подсознания является одиннадцатым шагом, двенадцатым является интеллект. А вот на тринадцатом шаге появляется Высший Разум, в форме "шестого чувства", или интуиции. Высший Разум, по мнению Н. Хилла, способен не только "подсказывать" идеи, он способен на много большее. "С помощью шестого чувства вы будете предупреждены о надвигающихся опасностях, равно как и извещены о шансах, которые нельзя упускать". Шестое чувство не поддается описанию, его понимание приходит, утверждает Н. Хилл, через медитацию.

Приведенный выше алгоритм успеха, описанный Н. Хиллом в книге "Думай и богатей", наряду с книгами Карнеги, оказал мощнейшее влияние на духовную жизнь Америки. За полстолетия книга Н. Хилла выдержала 42 издания.

Легко понять, что все им описанное не представляет собой чего-то особенного для восприятия — кроме последнего пункта, о медитации. Ее использовали и используют в Японии, Индии. Китае, она сейчас получает все большее распространение в Западной Европе и Северной Америке. Мы пока знаем о ней мало.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.