3.6. Правда и ложь о «московитах»

3.6. Правда и ложь о «московитах»

Одно из ответвлений русских – «московиты». Я начал говорить о них в связи с упоминанием о белорусских сябрах, которым они были противопоставлены волей воображения некоего Голденкова. Хотелось бы этот рассказ продолжить, поскольку без него картина монголо-татарских завоеваний будет неполной. Ведь Москва в некотором роде – наследница монгольской империи, что, конечно, нельзя понимать в смысле наличия в ее природе азиатских начал, на чем настаивает Голденков и ему подобные.

Кстати, в отповеди русофобам с их сказками об азиатском «нутре» «москалей» и состоит одно из назначений этого раздела.

Собственно говоря, идеи, квинтэссенцией которых стала известная поговорка «поскреби русского – найдешь татарина», не являются изобретением Голденкова. Он просто довел их до абсурда. Но тем и интересно его «творчество», что показывает, как можно извратить вполне здравую мысль и использовать ее во зло.

Вообще, уровень научной подготовки этого автора впечатляет. Так, литовский князь Радзивилл объявляется им потомком Рюрика[86]. Хорошо, хоть не Юлия Цезаря! А милое его сердцу Литовское княжество он, не мудрствуя лукаво, называет «королевством», полагая, видимо, что так сможет возвеличить белорусский народ.

Между тем, вряд ли этот и без того прекрасный народ нуждается во лжи для своего возвеличивания. Я имею в виду королевский статус Литвы. На самом деле она была лишь княжеством. А разница между королевством и княжеством была огромной. Княжество в Средние века не представляло собой самостоятельную политическую единицу. Оно могло быть лишь частью королевства (царства), его вассалом. Если княжество не платило никому дань, не было ничьим вассалом, то формально считалось «бесхозным» и на его земли по праву сильного мог претендовать кто угодно. Именно поэтому Литовское княжество и оказалось поглощенным Польским королевством в результате нескольких уний.

А вот как этот господин обосновывает мысль об азиатской сущности «москалей». «Первые монеты так называемой Суздальской Руси – это монеты с арабской вязью – явно нечто нерусское, исламское»[87]. Написавший это вообще не имеет представления о значении слова «русский». Это «явно нечто нерусское», местами исламское, местами шведское, турецкое или монгольское, связано с упоминаниями о русских на протяжении всей их истории. Не является новостью и то, что на территории Московии во времена Ивана III вплоть до знаменитого «раскола» было распространено нечто вроде арианства с элементами первоначального ислама, т. е. ислама без Магомета.

Русскость – не обязательно православие в его современном виде. И не только история Московии тому пример. Видимо, Голденков не в курсе, но и в историю Киевской Руси, которую он относит уже к славянским державам, также вкраплены исламские страницы. Поэтому, отсылаю его, а, заодно, и всех, просто интересующихся, к книге «Киевская Русь. Страна, которой никогда не было?» Ее автор, А. Бычков утверждает, что хотя князья Киевской Руси и были христианами, христианство то не лишено было известного налета «сарацинства». Так, «Владимир, принявший «православие», носил титул «каган» и имел, как свидетельствует летопись, два гарема, в которых было около 700 наложниц»[88].

В книге приводятся и мнения других ученых на этот счет. Вот, например, что пишут А. Замалеев и Е. Овчинникова: «Никому не возбранялось иметь по две и по три жены. Обычай этот удерживался долгое время и после крещения Руси. Случаи, когда «муж оженится иною женою, со старой не роспустився», фиксировались церковными уставами на протяжении всего домонгольского периода»[89].

Здесь же можно прочитать следующее: «Святополк (1093–1113) имел одновременно две жены, и митрополитам-грекам не удалось заставить его оставить лишь одну. Даже в XII веке отмечается многоженство у русских князей!!!»

Что касается арабских надписей, то их отсутствием Западная Русь (в том числе – Белоруссия) также не может похвастаться. Комментируя рисунок в Радзивилловской летописи, изображающий князя Олега, воюющего на Балканах, А. Бычков пишет: «…Олег воюет на Балканах. Но под каким знаменем? На знамени арабская надпись «Дин», что означает «вера», «религия».

Почему по-арабски? Ну это понятно: христианства еще не приняли и поэтому с кириллицей пока не знакомы. С кириллицей не знакомы, а вот с арабицей – нет проблем. Интересно, что в землях Белоруссии и Литвы сохранилось огромное количество рукописей, написанных по-белорусски и по-польски арабицей. Стало быть, в старину основным алфавитом у славян был арабский! О том, что славяне были тесно связаны с арабами еще в VII веке, сообщают и византийские писатели. Так, Феофан под 675 годом сообщает: «20 000 славян из войска императора Юстиниана II перешли к арабскому полководцу Мухаммеду, который при их помощи через три года берет в плен многих византийцев». Об этом же говорят и Никифор, и Леон, и Кедрин»[90].

Правда ведь, на фоне всего этого монеты с арабской вязью уже не выглядят, как «нечто нерусское, исламское»?

В другом месте Голденков пишет: «Скорее всего, ислам ордынцев в языческой среде вепсов, муромы, мордвы, моксели, мери и эрзи Московии и воспринимался как вариант восточного христианства, но только на другом языке (в принципе, так и зарождался ислам), и языке более близком, ибо разница между финскими диалектами и татарским (тюркским) языком была (и есть сейчас) намного меньшая, чем между абсолютно не похожими финским языком туземцев и русским языком киевских колонистов»[91].

Посмотрите только, какая жуткая смесь представлена автором в качестве «московитов»! Нет никого, даже отдаленно напоминающего славян. Ясно, что ничего хорошего от этих дикарей ожидать не приходится. Особенно уморительно выглядит название народа, ставшего, по мнению автора, главным прародителем россиян. Видимо, по аналогии с муромой, мордвой, мерей и эрзей в именительном падеже его надо произносить так – «мокселя»!

А ведь общеизвестно, что московские земли осваивались именно славянскими колонистами. Что самое удивительное, Голденков знает и пишет об этом. Но делает он это с большой неохотой, ибо эта правда разрушает его построения.

Не секрет также, что и одевались «московиты» иной раз на восточный манер, в чем опять-таки нельзя усматривать их «нерусскость». Клобук, как известно, не делает монахом. Но Голденкову эти простые соображения незнакомы и слово «нерусский» по отношению к жителям Московского государства он раз за разом повторяет, как заклинание: «Московское же государство (с XVI в. – Россия) в XVIII в. еще не было русским по своей сути, и русские люди Литвы (русины) были чужими для финно-угров и татар (булгар) Волги, Московии и Урала, которые и составляли население московской России. Как явствует из книг немецких и английских лингвистов (Ричард Джемс «Словарь московитского языка» (1618–1619), В. Лудольф «Грамматика московитского языка» (1689)), лексика языка граждан Московии за 70 лет пополнилась лишь 35 русскими словами, увеличившись с 16 до 41 слова. Но разве это русский язык, где всего лишь сорок русских слов?! Разве это русские люди, говорящие друг другу при встрече «салом»? Разве русские по происхождению люди из мордовско-москельского племени?! Ордынскую Московию и Россию Василия III, разгуливавшего в чалме и с ятаганом на боку астраханского халата, никак нельзя было назвать русскими!»[92]

Это почему же нельзя? Неужели же русский перестанет быть русским, если на него надеть восточные одежды? Не становятся же персами милые автору белоруссы, пользующиеся персидскими коврами. Вот и Даниил Галицкий экипировал свое войско по татарскому образцу, что производило на иностранцев неизгладимое впечатление. Ипатьевская летопись: «Немцы же дивящееся оружию татарскому: бе бо кони в личинах и в коярех кожаных, и людье во ярыцех и бе полков его светлость велика, от оружья блистающая. Сам же еха подле короля по обычаю Руску, бе бо конь под ним дивлению подобен».

Почему же Даниила и его войско не считают татарами?[93]

Как видим, русских трудно подогнать под какое-то определение. Вот и Голденков, пытаясь сделать это, постоянно попадает впросак, скатываясь к расширительному толкованию данного термина. Это я к пассажу о Швеции и Дании, которые «найдут куда больше исторических фактов и доказательств, чтобы оправдать свою русскость в любом суде».

А ведь шведы с датчанами, а, тем более – англичане, которых Голденков также удостаивает чести считаться русскими, даже русского языка не знают!

Есть и другие причины, по которым ношение чалмы и приветствие «салом» не могут говорить о «нерусскости» московитов. Это происхождение самих этих слов. Оно вовсе не азиатское, как это принято считать. «Салом» («шалом») – это исконно русское приветствие «челом», т. е. «челом бью». Если кому-то не нравится такое сближение славянского слова с семитским приветствием, пожалуйста, вот вам менее радикальная версия. Скорее всего, упоминание о приветствии «салом» у великороссов взято Голденковым из книги «Религия Московитов» (1695) Георга Шлейзинга. Но не ошибся ли Шлейзинг? Не принял ли русское «челом» за семитское «салом» («шалом»)? Для иностранца это вполне допустимо.

Как видим, и в том, и в другом случае русские остаются русскими.

Славянский корень (чело) можно видеть и в названии чалмы, что превращает ее в исконно русский предмет одежды.

Чалма – это не просто головной убор. Никогда не задумывались, для чего кусок ткани многократно наматывается на голову? Ведь для защиты от ветра достаточно и повязки типа банданы, а от холода чалма не спасет. Однако, этот огромный тюрбан прекрасно предохраняет от ударов меча (сабли). Будучи предтечей (или аналогом) металлического шлема, он и по названию ему соответствует: чалма – шелом (шлем). Так же как и рыцарский шлем, чалма надевалась на подшлемник, именуемый у восточных народов тюбетейкой, феской, тафьей, ермолкой и т. п.

Таким образом, Василий III был одет вполне по-русски. Это так же справедливо, как и то, что «шлем» – исконно русское слово. Сомневаться в этом, значит, подвергать сомнению «русскость» украинцев и белорусов, считающих это слово родным.

Смешно читать, как люди, ослепленные ненавистью к России, пытаются представить ее обитателей какими-то басурманами, даже не имея представления о содержании понятия «русский». При этом они сами попадают в расставленные ими же капканы.

Вот как это получается у украинских «патриотов». Один из них, В. Белинский, с упоением цитирует книжку «Иван Грозный» некоего Валишевского, опубликованную в 1912 году: «…Взгляните на москвича XVI века: он, кажется с ног до головы одет по-самаркандски. Башмак, азям, армяк, зипун, чебыш, кафтан, очкур, шлык, башлык, колпак, клобук, тафья, темляк – таковы татарские названия различных предметов его одъяния. Если, поссорившись с товарищем, он станет ругаться, в его репертуаре неизменно будет фигурировать дурак, а если придется драться, в дело пойдет кулак. Будучи судьей, он наденет на подсудимого кандалы и позовет ката дать осужденному кнута. Будучи правителем, он собирает налоги в казну, охраняемую караулом и устраивает по дорогам станции, называемые ямами, которые обслуживаются ямщиками. Наконец, встав из почтовых саней, он заходит в кабак, заменивший собой древнюю русскую корчму.

И все эти слова азиатского происхождения. В этом, без сомнения, есть знаменательное указание, хотя и относится только к внешней форме. Но гораздо важнее то, что известная примесь монгольской крови способствовала такой быстрой и покорной ассимиляции».

После этого из уст Белинского звучит язвительный комментарий: «Вот, дорогие великороссы, где ваши корни»[94].

Насчет очкура и темляка – не знаю, а вот корни «зипуна» следует искать не в Самарканде, а намного западнее – в горячо любимой белинскими и валишевскими Европе. Вот, например, что пишет об этом предмете одежды Е.П. Савельев: «Снаряжаясь в поход, казаки говорили: идем зипуны добывать, отчего назывались зипунниками. Зипун – видоизмененное жупан, польский цветной кафтан (выделено мной. – Г.К.). Слово это древнее, встречающееся во многих южнославянских наречиях и в языке сайван (саков) – индусов: гопан, пан, бан, чепан, жупан (воевода). Гопания (сайванское) – воеводство, вернее – староство. Зипун или жупан – панская верхняя одежда»[95].

Насчет тафьи (тюбетейки) я уже писал. В ней также нет ничего сугубо азиатского. Такие подшлемники носили и европейские рыцари.

Поражает осведомленность авторов. Поляк Валишевский считает польскую национальную одежду азиатской! А Белинский, обильно сыплющий цитатками из классиков, его в этом поддерживает. Воистину, «многознание уму не научает»!

Как легко, однако, стать «европейцем». Стоит только сочинить себе историю подревнее, перейти с тюркского на язык индоевропейской языковой семьи (славянский) и принять католичество. И вот вы уже смело можете оплевывать вчерашних товарищей по ордам, обзывая их азиатами!

Однако европейский «макияж» не в силах скрыть тюркского прошлого и уже самое название поляков с головой выдает в них вчерашних половцев. Немцы, например, называли половцев falones (полонез). Чем не поляки? А разве «Полония» («Польша») не является синонимом Поля, по имени которого названы половцы и предки поляков – поляне (ляхи)? Вот и Войско Польское по своему названию аналогично Войску Запорожскому и Войску Донскому – порождениям того же Поля. А польско-украинский «гетьман»? Разве это не казацкий «атаман»?

Что касается одежды, то и она у поляков недалеко ушла от «азиатской». О зипуне, который на поверку оказался польским жупаном, уже говорилось. Посмотрим, насколько европейскими являются другие ее элементы.

Вот, например, портрет Станислава Антония Щуки (1709 г.) из серии так называемого «сарматского» портрета (рис. 16в). Этот шляхтич одет в типичную польскую национальную одежду того времени. На нем кунтуш, жупан, цветные сапоги, кушак, кривая сабля. Европейского в этом мало, если оно вообще есть. Самая настоящая «азиатчина». Именно так в то время одевались татары. Так что название «сарматский» для этого портрета – вовсе не метафора.

Еще один персонаж польской истории – Кшиштоф Збаражский (1580–1627). Этот вообще на европейца не похож (рис. 16а). Вылитый татарин. Даже разрез глаз монголоидный.

Татарином выглядит и такая известная историческая личность, как Януш Радзивилл (1612–1655) на рис. 16б.

Как видно, чем глубже в прошлое, тем больше поляки смахивают на обитателей Поля. В этом – особенность их этногенеза: со временем они теряют свою «половецкую» идентичность и европеизируются. Можно предположить, что одежда «древних» поляков вообще была неотличима от татарской, а знаменитая польская рогатывка (головной убор с разрезанным спереди отворотом) ведет свое происхождение от шапки ханского баскака (рис. 17).

Одежда еще одних обитателей Поля – казаков, также недалеко ушла от польской. Вот как одевались их предводители (рис. 18). Те же делия, жупан, кушак. На Богдане Хмельницком видна рогатывка.

А вот с европейской (рис. 19) польскую одежду не сравнить. Иной коленкор.

Несколько слов о европейской моде XVII–XVIII вв., тон в которой задавали французы. На ее формирование наложило отпечаток правление «короля Солнце» – Людовика XIV (1638–1715) и Тридцатилетняя война. Одежда мужчин того времени являлась подобием военного костюма. В моде были высокие кавалерийские сапоги с отворотами и шпорами (ботфорты), короткие плащи, наподобие мушкетерских, широкополые шляпы, украшенные перьями.

В XVIII в. Франция продолжала оставаться законодательницей мод. Однако на смену тяжеловесному и перегруженному излишествами стилю барокко в искусстве пришел стиль рококо. Он и определил новые веяния в одежде.

Кшиштоф Збаражский;

Януш Радзивилл;

Антоний Щука

Рис. 16. Одежда польской знати

Рис. 17. Баскаки. Картина С.В. Иванова

Рис. 18. Портрет Богдана Хмельницкого

Рис. 19. а) французская одежда XVII в.;

Рис. 19. б) французская одежда XVIII в.

Уже в эпоху регентства Филиппа Орлеанского при малолетнем Людовике XV (1715–1730) стал складываться образ галантного кавалера, посвятившего жизнь погоне за удовольствиями. Тяжелые ботфорты сменяются легкими туфлями. Легким, изящным, более простым и удобным становится костюм. Вместо парчи и бархата в одежде используются легкие шелка.

Свой вклад в историю костюма сделала и Англия. В XVIII в. в Лондоне возник свой стиль, которому подражали даже в Париже. В среде мелкого английского дворянства появляются фраки и рединготы – одежда, ставшая уже классической.

Все эти перипетии не коснулись польской одежды. Единственное, о чем можно упомянуть справедливости ради, так это о польском платье для модного танца полонез с драпированными спинкой и юбкой, которое, видимо, переняв у поляков, стали носить в Западной Европе с 1760 г.

Забавно слышать обвинения в «азиатчине» от самых что ни на есть «азиатов», коими, конечно же, являются поляки – бывшие половцы, перешедшие к оседлому образу жизни. Сейчас, конечно, поверить в это трудно, но еще в начале XIX в. помнили, что «поляковать» и «казаковать» означало одно и то же – разбойничать в Поле, т. е. быть «половцем».

Вот, например, что пишет русский историк С.М. Соловьев (1820–1879): «Как в X, так и в XVII веке русский мир был на Украйне; как в X, так и в XVII веке человек, которому было тесно в избе отцовской, у которого «сила по жилочкам живчиком переливалась, которому было грузно от силушки, как от тяжелого беремени», отправлялся в степь – поле, где ему легко найти, на ком попробовать свою силу молодецкую. Многое переменилось в государственном строю России с X до XVII века, от времен ласкового киевского князя Владимира до времен великого государя царя Алексея Михайловича, всея Великие и Малые и Белые России самодержца, но удальцы по-прежнему шли в степь поляковать (от поле), на Дону образовалось большое военное братство удалых полениц (опять от поле), где каждому богатырю можно было набрать себе дружину и идти на подвиг…

Земской человек работает, богатырь-казак гуляет по широкому полю, полякует; но с понятием о гулянье было необходимо связано понятие о зеленом вине, о цареве кабаке, и степной богатырь-казак был очень хорошо известен древнему русскому человеку, известен как записной гуляка, охотник до зелена вина»[96].

Следующая же фраза классика просто ставит знак равенства между понятиями «поляк» и «казак»: «Дружины в разных странах не переставали выделяться, как у нас казаки; но там, на Западе, не было степей, поля, где бы богатыри могли свободно казаковать, поляковать; там, на Западе, дружины составляют наемные войска. Таковы арминаки во Франции, ландскнехты в Германии, брабантцы в Нидерландах, таковы швейцарские компании, италианские кондотьери. В некоторых странах, наиболее слабых государственным единством, дружины вели к тем же явлениям, какие мы видим в начале Средних веков, во время самого сильного движения дружин: вожди италианских кондотьери основывают государства»[97].

К слову сказать, обитатели Поля так же, как и кондотьеры, навязывали оседлому населению монархов. Пример тому можно видеть в неудавшейся попытке И. Болотникова навязать России самозванца, о чем пишет Соловьев. Надо полагать, раньше такие попытки были более успешными.

Еще забавней, чем от поляков, слышать обвинения в «азиатчине» от украинцев, предки которых, запорожские казаки, до XVI века именовались ордынскими казаками, обнаруживая в себе ту же «известную примесь монгольской крови», что и их великорусские собратья. Разве шаровары, черноклобуцкие шапки, кривые сабли казаков – это не приметы тюркского мира? А язык? Атаман, есаул, кош, курень, бунчук – разве это славянские слова? Даже название казацкой страны – Украина, т. е. окраина, характерно для тюрок, кочевавших по границам обитания оседлых народов, так называемым «украйнам».

Вот, дорогие «панове», где ваши корни, напрашивается вывод. Однако не спешат «белинские» признавать свое истинное происхождение. Им больше по душе юлить и бормотать что-то о сарматском происхождении казацких шаровар. Но кто такие сарматы, если не тавро-меоты, т. е. те же тюрки, превращенные переписчиками то ли по заказу, то ли по недомыслию в савроматов (так у Геродота), а затем – в сарматов, якобы, иранское племя?[98] Ведь даже слонялись те и другие по одной территории.

Однако не стоит воспринимать это, как обвинение казаков в «нерусскости». Тюрки – самые что ни на есть русские, чему я уже давал обоснование. Даже «сарацинство», в котором их часто обвиняют, и от которого все эти «юберменши» стараются очистить свои национальные истории, есть исконно русский атрибут, которого, как мы увидим далее, нечего стыдиться. «Сарацин» – это на самом деле искаженное «таурусин», своего рода два в одном, т. е. одновременно и тавр (тюрк) и русин. Отсюда, как уже отмечалось, и украинское «Тарас» (таурос, та русси).

Сарацин – общее название всех «кочевых народов», то есть, как мы теперь понимаем, воинских братств. Из анализа источников следует, что сарацинами поначалу называли отнюдь не мусульман, а как раз ортодоксальных христиан, не признающих иконы, иконоборцев. Такими и были казаки и «новые русские» – великороссы, вера которых если и не отвергала иконы, то, по крайней мере, предполагала отрицательное отношение к бездумному иконопочитанию.

К этому выводу нас подвигает сообщение о том, что иконоборцев в Византии именовали «сарацински мудрствующими». Если хорошенько всмотреться в ситуацию того времени, – а это был VIII–IX вв., – то можно увидеть, что под «сарацинами» здесь подразумевались отнюдь не мусульмане, а воинское сословие Византии – тюркские наемники.

Ведь мусульманства-то как такового тогда еще не было. И хотя официальная дата рождения ислама – 633 г., самостоятельной религией он стал лишь к XII веку, когда была провозглашена анафема Магомету и его учению. До этого времени ислам был лишь антиклерикальным течением в христианстве, предтечей протестантизма.

Никак не могли «сарацины» быть мусульманами.

В то же время мы видим, что именно солдатские массы стали питательной средой для распространения иконоборческих идей. Именно в них это движение нашло свою опору. Показательно, что инициатором иконоборчества выступил император Лев III (717–741) с фамилией, четко указывающей на его тюркское происхождение – Исавр (от «савр», «тавр», т. е. турок). Очевидно, что это был солдатский император, ставленник воинского сословия.

Считается, что исаврами (исаврийцами) в Византии были некие малоазийские племена, среди которых имели хождение всевозможные антицерковные ереси, вроде монтанизма, павликианства, маркионитства. Но именно солдатская среда тяготеет к упрощенному пониманию религиозной догматики и к минимизации обрядности, чем отличались данные учения. Поэтому ничто не мешает считать исавров наемниками-тюрками. Да и само их название говорит в пользу этого.

Выходит, турки издавна обитали в Византии, но кому-то хотелось скрыть от общественности данный факт, и их переделали в «исавров».

Возможно, этому же обстоятельству мы обязаны и названием «Византия». То есть не от мифического старца Безанта оно произошло, как принято считать, а явилось продуктом замены первоначального названия (Турция) его калькой. Ведь, если вдуматься, «Турция» и «Византия» – это синонимы. Турция по своему названию – это страна быков, туров, и Византия (Бизония) – страна быков, бизонов. Заменив «Турцию» «Византией», тюрок сделали в Византии пришельцами, злыми захватчиками. Понятно, для чего. Чтобы оправдать Крестовые походы, придать им «освободительный» характер.

Только в более позднее время сарацинами стали называть мусульман (арабов и турок). Произошло это, видимо, после 1180 года, когда обнаружились серьезные расхождения между исламом, считавшимся поначалу азиатским вариантом греческого православия, и официальным византийским христианством. Греческие иерархи тогда объявили анафему Магомету и его учению, а ислам окончательно утвердился в качестве самостоятельной религии. Тогда же и понятие «русский» отделилось от понятия «сарацин». Естественно, в Северо-Восточной Руси (Московии) это произошло несколько позднее из-за отдаленности ее от центров католицизма и греческого православия. Поэтому и христианство здесь вплоть до никоновских реформ года сохранялось в своем первозданном виде, включая в себя элементы ислама, что поддерживалось притоком выкрестов из мусульман, но видеть в этом что-то нерусское может только человек с очень богатым воображением.

Пример этой древней религии, сочетающей ислам с православием, являет собой старообрядчество. У А. Бычкова можно найти сообщение о наличии 16 общих культурных традиций между мусульманами и староверами. Вот некоторые из них: «Как и мусульмане, старообрядцы умываются перед молитвой, притом если вода недоступна, то умываются землей. Брить бороду – великий грех. Даже взять человека за бороду – оскорбление. Если к ним придет православный или католик, то после него посуду выбрасывали, как испоганенную. (Православный – поганит посуду!!!)»[99].

От Михалона Литвина можно узнать, что москали и татары не пьют вина, стараясь продать его христианам: «Они убеждены, что таким способом истребляют христианскую кровь, исполняя волю Божию».

А вот что пишет краковский епископ Матфей святому Бернарду Клервосскому: «Народ же русский, множеству ли бесчисленному, небу ли звездному подобный, и правила веры православной и религии истинной установления не блюдет… Христа лишь по имени признает, делами же совершенно отрицает. Не желает упомянутый народ ни с греческой, ни с латинской церковью быть единообразным. Но, отличный от той и от другой, таинства ни одной из них не разделяет»[100].

Признавать Христа по имени и отрицать его делами могут только ариане, несториане или мусульмане. Однако русские не были ни теми, ни другими, ни третьими. Они были старообрядцами, что как раз и совмещает в себе и то, и другое, и третье.

Впрочем, и после реформ патриарха Никона (1605–1681) православие на Руси не потеряло своеобразия, не стало копией греческого. И по сей день можно видеть на макушках церквей крест, стоящий на полумесяце – символе ислама. И по сей день русские (в том числе – украинские) женщины, прежде чем войти в церковь, покрывают голову платком – аналогом исламского хиджаба.

Так что же мы – «черти нерусские»? И разве нельзя все это отнести на счет местной специфики?

Несерьезно и утверждение Голденкова, о том, что язык «московитов» не являлся русским из-за наличия в нем всего лишь сорока русских слов. Его даже и опровергать не надо. Автор сам его успешно опроверг следующим замечанием: «Этим данным несколько противоречит Сигизмунд Герберштейн, посол Австро-Венгрии в Москве в XVI в. Он считал московитский язык славянским, близким русскому. Но это легко объяснить: посол жил в Москве, где русский язык многие, особенно священники, знали хорошо. А этническому хорвату Герберштейну общаться с московитянами на русском было достаточно просто: в то время язык сербов и русский язык вообще мало различались, о чем свидетельствуют сербские описания похода Александра Македонского в манускрипте «Сербская Александрия», ярко иллюстрированном фолианте XVII в.»[101].

Тем самым Голденков признал, что центр Московии был славяноязычным в отличие от финно– и тюркоязычной окраины. Но ведь никто этого и не отрицает! Это обычная картина тех лет: основное население страны отличается от инородцев-варваров, живущих на периферии и выполняющих функции пограничников.

Но даже если бы никто из московитов не знал русского, это не могло бы звучать аргументом в пользу их нерусского происхождения. Тем более в устах Голденкова, который незадолго до этого отстаивал «русскость» шведов, датчан и англичан, вообще не владеющих русским языком. Перефразируя изречение этого не знакомого с азами логики человека, можно спросить: «Разве это русские люди, говорящие друг другу при встрече «Хэлло»?

На самом деле «хэлло» говорит человек или «салом», – неважно. В деле идентификации русских это не аргумент. Ведь мы уже убедились, что быть русским – не означает говорить по-русски. «Русскость» – лишь принадлежность к воинскому братству, где язык общения особой роли не играет.

В чтении подобных басен приятного мало. Чистый субъективизм, полное отсутствие информативности. Ясно, что продиктованы они далеким от любви к истине желанием рассорить родственные народы. Нетрудно догадаться также, что данные атаки являются частью политики «просвещенного» Запада, направленной на раскол славянского мира и ослабление Москвы. В том, что все это – политическое вранье, лишь слегка облаченное в научную форму, вы можете легко убедиться, поставив рядом белоруса, украинца и русского и попытавшись найти между ними хотя бы одно отличие. Напрасный труд, как напрасны и потуги этих «юберменшей» на создание ореола святости для своих наций.

И потом, отчего такая нелюбовь к венграм, финнам и татарам, из которых, согласно байкам националистов, сложилась великорусская народность? Они-то здесь при чем? Ведь в угоду образу злобного «москаля», порабощающего окрестные народы, оскорбляются и их национальные чувства.

Так ли уж коварен «москаль», как его малюют? И, вообще, что означает это слово? И почему это «нерусским» по происхождению «московитам», по версии данных писак, вдруг срочно понадобилось разучивать «великий и могучий» и воровать у несчастных «сябров» и украинцев старое, доброе название их державы – Русь? Ведь не стесняются же венгры именоваться венграми, а татары – татарами. Более того, они даже с гордостью это делают. Чего же «московиты» решили «зашифроваться»?

Предлагаемый Голденковым ответ патриотически безупречен: «Быть русским было достаточно престижно в Европе XVI–XVII вв. Речь Посполитая, одно из самых высокоразвитых и политически свободных государств в Европе, считалось и самым богатым. Монеты Речи Посполитой талеры – самые красивые монеты Европы… Одного итальянского путешественника, проезжавшего по городам ВКЛ в XVII в., поразило то, что все литвины владели как минимум тремя языками: русским, польским и итальянским. За итальянский язык путешественник, конечно же, принял латынь, которая в те годы была намного ближе к итальянскому, чем сейчас.

Да, в XVI–XVII вв. Речь Посполитая и Великое княжество Литовское являлись, пожалуй, самыми демократичными странами Европы, где власть короля была сведена до минимума, а главным органом государства являлся парламент. Республика Великий Новгород – тоже богатая свободная земля, ее столица Новгород – бойкий торговый центр Ганзы, а должность короля вообще упразднена. Великий Новгород стал стопроцентной республикой. А вот московские государи Иваны III и IV, как и Василий III, вместо того, чтобы строить у себя процветающее государство, желают лишь одного – прийти на готовое. Иван Ужасный (Грозный) полагал, что если он по примеру Новгорода назвал страну Россией и перенял экономику Новгорода, то манна небесная просто свалится ему в руки. Но в Московии не приживается ни экономика Великого Новгорода, ни русский язык, ни само название государства. Иван разрушил Республику Великий Новгород. Это единственный результат захвата этой страны. Выгоды – никакой. Лишь мысль, а кого же теперь захватить? Может, Ливонский орден?»[102]

Вот, оказывается, зачем «москалям» смена вывески понадобилась. Для форсу. А ведь нас в школе учили, что именно западноевропейские государства, а не периферийное княжество Литовское (заметьте: княжество, а не королевство) в Средние века являли собой светоч цивилизации. Видать, плохо учили. Остается только гадать, как Литве удалось в столь короткий срок добиться столь потрясающих результатов в развитии. Ведь совсем незадолго до этого, в XIII веке, пруссов и литовцев еще «крестили» огнем и мечом тевтонские «цивилизаторы», а в западных хрониках констатировалось, что у этих народов господствовали родоплеменные отношения.

Остается открытым и другой вопрос: отчего это «дремучая» Западная Европа по примеру «московитов» не разучила быстренько русский, и не сменила свое название на «Русь», дабы соответствовать стандартам? Об Иване Грозном, переименованном в Ужасного, я уже не говорю. И так понятно, что это сделано с целью нагнать побольше страху. XXI век ведь на дворе. Век информационных войн.

Надо быть абсолютно оторванным от реальности, чтобы говорить о каком-то престиже русской нации в Европе XVI–XVII вв. Да и при чем тут Литва с Речью Посполитой, когда речь идет о русских? Конечно, их количество было здесь велико. Но несмотря на это, собственно русскими эти государства не были. Социальный статус русских здесь был невысок, а само их название было настолько непопулярным (в особенности у руководства Речи Посполитой), что, в конце концов, было полностью вытеснено и заменено словом «украинец». Соответственно, проживающие на землях современной Белоруссии, стали именоваться «литвинами» (по принципу – «лишь бы не русскими»), хотя к другим литовцам, т. е. к жемайтам и аукштайтам, имели отдаленное отношение[103].

На мой взгляд, московским князьям, если уж на то пошло, выгодней было объявить себя, скажем, французами или теми же португальцами. Те все-таки побогаче были. Опять же – престиж. Да и не было в то время никакой Руси, а были Речь Посполитая и княжество Литовское. Не у кого и нечего воровать было. Даже если б и захотелось. Так что проблема смены вывески для Московского царства никогда не являлась актуальной.

Что же касается московских царей, будто бы постоянно разевающих рот на чужой каравай, то им было с кого брать пример. «Просвещенная Европа», по которой тоскуют Голденков и ему подобные, никогда не страдала отсутствием аппетита по части присвоения чужих земель. Стремление к созданию империй всегда было у нее на первом плане. История Крестовых походов – яркий тому пример. Можно проиллюстрировать это и массой других, не менее кровавых примеров, перед которыми блекнут даже злодеяния Ивана Грозного. Но это – тема другого исследования.

А вот вопрос идентификации «москалей», часто используемый в националистических спекуляциях, требует более детального рассмотрения. «Разве это русские по происхождению люди из мордовско-москельского племени?», – вопрошает Голденков на грани истерики. Видать, за державу ему обидно с украденным названием. И тут же сам себе противоречит, говоря о том, что московские земли осваивались киевскими колонистами.

Так на чем же основана легенда о «мордовско-москельском племени», от которого, якобы, ведет свой отсчет Российское государство, если ее отстаивают несмотря даже на то, что она входит в диссонанс со всем, что нам известно о Московии? И почему за нее держатся не только русофобы, но, подчас, и русофилы?

А основана она всего лишь на одной коротенькой фразе из сочинения Вильгельма де Рубрука, посланника короля Людовика IX к Менгу-хану. Сочинение называется «Путешествие в Восточные страны». Данная фраза содержится в главе XVI данного сочинения, которая называется «О стране Сартаха и об ее народах». Считается, что Московия входила в вотчину сына Батыя Сартака. Позволю себе для полноты картины процитировать эту главу полностью.

«Эта страна за Танаидом очень красива и имеет реки и леса. К северу находятся огромные леса, в которых живут два рода людей, а именно: Моксель, не имеющие никакого закона, чистые язычники. Города у них нет, а живут они в маленьких хижинах в лесах. Их государь и большая часть людей были убиты в Германии. Именно Татары вели их вместе с собою до вступления в Германию, поэтому Моксель очень одобряет Германцев, надеясь, что при их посредстве они еще освободятся от рабства Татар. Если к ним прибудет купец, то тому, у кого он впервые пристанет, надлежит заботиться о нем все время, пока тот пожелает пробыть в их среде. Если кто спит с женой другого, тот не печалится об этом, если не увидит собственными глазами; отсюда они не ревнивы. В изобилии имеются у них свиньи, мед и воск, драгоценные меха и соколы. Сзади них живут другие, именуемые Мердас, которых Латины называют Мердинис, и они – Саррацины. За ними находится Этилия. Эта река превосходит своею величиною все, какие я видел; она течет с севера, направляясь из Великой Булгарии к югу, и впадает в некое озеро, имеющее в окружности пространство [пути] в четыре месяца; о нем я скажу вам после. Итак, эти две реки, Танаид и Этилия, отстоят друг от друга в направлении к северным странам, через которые мы проезжали, только на десять дневных переходов, а к югу они очень удалены друг от друга. Именно Танаид впадает в море Понта, а Этилия образует вышеназванное море или озеро, вместе со многими другими реками, которые впадают в него из Персии. К югу у нас были величайшие горы, на которых живут по бокам, в направлении к пустыне, Черкисы (Cherkis) и Аланы, или Аас, которые исповедуют христианскую веру и все еще борются против Татар. За ними вблизи моря или озера Этилии, находятся некие Саррацины, именуемые Лесгами, которые равным образом не подчинены [Татарам]. За ними находятся Железные Ворота, которые соорудил Александр для преграждения варварским племенам входа в Персию; о положении этих ворот я скажу вам впоследствии, так как я проезжал через них при возвращении, и среди этих двух рек в тех землях, через которые мы проехали, до занятия их Татарами, жили Команы Капчат».

Вот, собственно, и все, на чем строятся байки о «нерусскости» великороссов. Покажите этот отрывок человеку, которого не предупредили, что речь в нем идет о Московии и ее жителях, и он сам до этого никогда не додумается. Ибо из самого отрывка это никак не следует. Единственное, что может прийти в голову, так это сопоставление этих мокселей и мердас с мокшей и мордвой, которые и ныне пребывают в составе России на автономных правах, и, если и имеют какое-то отношение к этногенезу россиян, то весьма косвенное.

Впрочем, даже это соответствие не является бесспорным и данная картина с таким же успехом может быть истолкована как описание, например, балкано-карпатского региона с молдаванами вместо мордвин, казаками (черкасами) вместо черкесов, Болгарией вместо Булгарии, Дунаем вместо Танаида и Италией вместо Этилии.

Да и сам этот источник доверия не вызывает. Полное отсутствие деталей. Поверхностность в изложении. Явно написан не очевидцем. Так убого писать об экзотических вещах можно только зная о них понаслышке. Неужели же об этих мокселях нельзя было сообщить ничего, кроме того, что они не печалятся, если им изменяют жены? Ведь они, как представители чуждой для европейцев цивилизации, должны были оставить у последних массу неизгладимых впечатлений. Но ничего не сказано ни об их языке, ни об их происхождении, ни об одежде и обычаях. А ведь это отправные точки для идентификации этноса.

Молчит Рубрук и по поводу финских корней «мокселей». Но «голденковых» это не смущает. Ведь они действуют по принципу «если очень хочется, то можно». А хочется видеть повсюду только финнов.

Надо хорошенько постараться и чтобы отождествить мифических «мокселей» с реальными москалями. И вот мы видим, как Голденков старательно переделывает «мокселей» в «москелей», создавая, тем самым, недостающее звено. Однако, все, что можно найти по этой теме в других источниках, говорит о тщетности этих усилий. Причем здесь моксели, если точно известно, что московские земли колонизировали славяне?

Если принять за аксиому данное положение, – а с ним, с теми или иными оговорками, согласны и русофобы, в том числе и сам Голденков, – то возникает вопрос: с какого перепугу продвинутые колонизаторы вдруг стали прозываться именем диких туземцев?

Нелепость данной ситуации очевидна. Это то же самое, как если бы европейцы, осваивавшие Америку, вдруг стали именоваться ирокезами, несмотря на то, что с этих самых ирокезов снимали скальпы.

Возникает и другой вопрос: если моксели – это финны, то, выходит, они сами себя русифицировали, причем самым кровопролитнейшим образом? Ведь сказано тем же Белинским, что пришельцы (все-таки пришельцы!) с невероятной жестокостью покоряли, русифицировали и христианизировали местные племена, отчего за последними и закрепилось впоследствии название «крестьяне», т. е. христиане.

Невероятна и возможность ассимиляции (поглощения) пришельцев местными племенами, в результате которой появление у них финского этнонима выглядело бы вполне логично. Раз пришельцы крестили аборигенов огнем и мечом, значит, были сильнее и многочисленнее. Ассимиляция их более слабым народом – это что-то из области фантастики.

Бесспорно, финские племена сыграли какую-то роль в этногенезе великороссов. Но эта роль не была доминирующей. Абсурдна и болтовня о преобладании финской компоненты в крови россиян с упоминанием о каких-то генетических исследованиях. Нелепость ее можно опять-таки проиллюстрировать на примере американских колонизаторов. Их основная масса никогда не смешивалась с индейцами, живущими и по сей день обособленными группами.

Но главная нелепость, в которую предлагается поверить, заключается в следующем. Это, оказывается, дремучие финские «моксели», жившие родоплеменным строем, создали великую Российскую империю! А ведь подобное не удалось на древнерусских территориях даже «продвинутым» во всех отношениях белорусским и украинским славянам.

Становится ясно, что не «мокселям» обязаны «москали» своим этнонимом. Тогда кому же? Откуда у славян столь странное название, на первый взгляд не связанное с русской лексикой и постоянно дающее повод для ксенофобских измышлений?

Ответ лежит на поверхности. Странно только, что до сих пор никто не обратил на него внимания. Еще в XIX веке слово «москаль» имело иной смысл. Им обозначали солдат царской армии. Просто солдат, независимо от национальности. Забрили лоб украинцу – и он автоматически становился «москалем». То же и с белорусом. Уже одно это говорит о том, что «москаль» является сословным, а не этническим понятием, и, следовательно, никак не может обозначать финское племя, как, впрочем, и любое другое.

Но не только это можно сообщить о «москалях». Есть догадки и о роде войск, который они представляли. Зададимся вопросом: почему именно «московит» («москаль»), а не просто «солдат», «боец» или «воин» явился обозначением воинского сословия? Слово ведь какое-то специфическое, не родственное имеющимся в славянских языках категориям воинов.

Попробуем записать его следующим образом – «москоуит». Такое написание согласуется с примерами взаимозаменяемости «в» и «у» (сравните: Вильям – Уильям). Напоминает это несколько искаженное «москит». Сам по себе этот «москит» ничего нам не объяснит, если не вспомнить, что данным словом обозначали в старину не только жужжащее насекомое, но и фитильное ружье, пришедшее на смену аркебузе – мушкет. Вот различные формы написания этого слова в некоторых европейских языках: mosquete (исп.), mousquet (фр.).

Краткая историческая справка. По одной версии мушкеты впервые появились в Испании в 1520 году. По другой – родиной их является Италия, где в 1530 году мушкет изобрел некто Moschetta из Фельтро. Название мушкета одни связывают с мушкой (москит, лат. musca), другие – с именем его итальянского изобретателя. Есть и другие версии.

Мушкет – ружье с фитильным замком, сменившее устаревшую аркебузу, которая уже не «справлялась» с толстыми рыцарскими латами. Весил он до 8 кг, калибр имел 20–25 мм, массу пули – около 50 г. Мушкет был более массивным и мощным по сравнению с аркебузой оружием. Масса его порохового заряда составляла 20–25 г. Из-за этого он обладал очень сильной отдачей. Все это предъявляло соответствующие требования к мушкетерам: в их ряды привлекались люди, обладающие большой физической силой и выносливостью. При выстреле для смягчения отдачи мушкет упирался в кожаную подушку, которая крепилась на правом плече мушкетера. Из-за большой длины его во время стрельбы необходимо было ставить на сошку.

Благодаря огромному калибру пули и длинному стволу (1,5 м) мушкет обладал огромной по тем временам убойной силой. На расстоянии 200 м пуля из мушкета пробивала рыцарские доспехи. На расстоянии 600 м она еще могла наносить серьезные раны. Прицельная дальность, однако, была невысокой – около 50 м, поэтому, мушкет использовался в основном для залпового огня по определенной площади.

Впрочем, во всем этом для нас важно другое: московит (москаль) – не кто иной, как солдат, вооруженный мушкетом, мушкетер. Мушкетеры и есть тот самый род войск, понятие о котором конкретизирует сословную природу «москалей».

Спрашивается, почему же этот термин не дошел до нас в своем исконном смысле – как обозначение рода войск? Дошел. Да только в обиход вошла его калька (перевод) – стрелок или стрелец. Московские стрельцы, подразделения которых были сформированы в Москве в 1550 году, и были первыми российскими мушкетерами. Во всяком случае, никого, более подходящего на эту роль, не видно. Стрелецкое войско, появившееся в царствование Ивана Грозного, составляло постоянный гарнизон столицы, и там же, в Воробьевой слободе Москвы, было расквартировано.

Стрельцы и по времени своего появления на исторической сцене оправдывают звание мушкетеров: как раз незадолго до этого (1520–1530 гг.) был изобретен мушкет.

Может возникнуть вопрос: действительно ли «стрелец» является калькой «мушкетера»? И на этот вопрос можно ответить положительно: позднелатинское muscheta, как раз и означает разновидность метательной стрелы, жужжащей наподобие москита. Т. е. «мушкетер» можно перевести и как «мечущий стрелы», «стрелец».

Кстати, латинскому muscheta в силу стреловидности минаретов обязана своим названием и мусульманская мечеть. Такой вот парадокс.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.