Боярская вотчина

Боярская вотчина

Боярин Глеб Иванович Морозов вступил во владение сельцом Зюзином (Скрябино и Скорятино тож) в 1644 г.[312], после смерти его тестя князя Алексея Юрьевича Сицкого, который в духовной грамоте отказал зятю это сельцо в числе многих других. В год отказа в сельце, как уже упоминалось, были отмечены дворы вотчинника, приказчика, скотный, конюшенный, восемь дворов конюхов и псарей, три двора деловых людей, три крестьянских и четыре бобыльских. Преобладание дворни со своими дворами свидетельствует о том, что Зюзино долго и активно использовалось князем. Ведь всего за четверть века до того (по писцовой книге 1627–1629 гг.) было у князя в сельце Скрябине, Скорятине, и Зюзино тож, кроме двора помещикова боярского с деловыми людьми, приказчикова и скотного дворов, всего четыре людских двора, двор садовника да двор псаря[313]. После его смерти почти все дворы «конюховы и псарские» быстро запустели, так как деловые люди из сельца «сошли» за ненадобностью.

В середине XVII в. среди царских приближенных было престижно иметь загородный подмосковный двор, т. е. двор, который использовался не с хозяйственной целью, а в качестве резиденции, в котором владелец жил с семьей иногда или даже постоянно. И боярин Глеб Иванович, крупный вотчинник тех времен, не стал отставать от других.

Среди многих его вотчин и поместий Зюзино располагалось ближе всех к Москве, имело удобные выезды и на Калужскую дорогу (к соседнему монастырскому сельцу Семеновскому) и на Серпуховскую дорогу (к соседнему сельцу Изютину, тогдашней вотчине боярина князя Федора Федоровича Волконского[314], а через два века ставшему деревней Волхонкой). По Калужской дороге было рукой подать до государева села Воробьева, куда нередко совершал походы царь Алексей Михайлович. Родительское (боярина Ивана Васильевича Морозова) сельцо Воронино, Шаблыкино тож находилось дальше от Москвы, южнее, по другую сторону Калужской дороги, у ее ответвления – дороги Каменки.

Глеб Иванович с 1642 по 1645 г. годовал воеводой в Великом Новгороде[315] и не мог вернуться в Москву сразу, когда скончался его тесть. А возвращаться было зачем. В одном из столбцов Поместного приказа сохранилось описание 15 имений в 8 уездах, озаглавленное: «Боярин Глеб Иванович Морозов. Вотчины за ним тестя ево боярина князя Алексея Юрьевича Сицкого»[316]. Столбец сохранился не полностью, и, возможно, поэтому в описании названы не все имения Глеба Ивановича, полученные им после тестя. В том числе не названо и сельцо Скрябино, Зюзино тож.

Не было в том списке и вотчины, которую стольник Глеб Иванович получил от князя А.Ю. Сицкого, как написано в писцовой книге, в качестве «приданой вотчины» за княжной Авдотьей Сицкой. Вотчина находилась в глухом углу Московского уезда, в долине реки Пахры к западу от Калужской дороги – Шахова стану сельцо Игнатовское с деревней Горки, а Пахра тож, и семью пустошами. Данную грамоту на владение этой вотчиной князь выдал зятю в 1628 г. – в год переписи, в связи с которой, возможно, и потребовалось официально оформить приданое. Ведь женился-то Глеб Морозов на княжне Авдотье Сицкой еще 18 января 1619 г.[317]

Сколько ему было лет в год женитьбы? Чтобы понять это, надо ближе познакомиться со всем семейством Морозовых.

Поколенная роспись древнего рода бояр Морозовых опубликована только А.Б. Лобановым-Ростовским в Русской родословной книге. У боярина Ивана Васильевича Морозова названы следующие дети (по старшинству): Глеб, Борис, Михаил, Ксения[318]. Ни у кого из них не назван год рождения. Но во многих документах, в том числе разрядных записях, если говорят сразу об обоих братьях, то Бориса называют первым, как это обычно происходит со старшим по родству. Возможно, именно поэтому многие исследователи называют Бориса старшим братом Глеба. Конечно, такой порядок записи мог быть вызван привычной идиомой – всем известных на Руси убиенных братьев святых князей Бориса и Глеба.

Про Михаила вообще забывают. Многие исследователи говорят, что после смерти Ивана Глебовича род Морозовых прервался. Но это произошло позже, когда умер бездетный боярин Михаил Иванович Морозов, который был известен еще в 1680-х гг. Михаил родился много позже старших братьев. Но к государевой службе приступил своевременно.

Одежда бояр и боярынь в XVII в.

Отец его Иван Васильевич Морозов (боярин с марта 1634 г.) после воцарения Алексея Михайловича в 1645 г. стал значительной личностью: царь, уходя в какой-нибудь поход, постоянно оставлял именно его «на Москве»[319]. Эти обязанности он исполнял многократно, вплоть до 1655 г. Тогда весной и летом ходил государь в Смоленск со своими полками, где был есаулом и младший сын Морозова, стольник Михаил Иванов сын. А 29 июня, уходя в поход «изо Шклова в Могилев», государь оставлял боярина Морозова «в своих государевых шатрах». В том же году престарелый боярин принял постриг (во иноках старец Иоаким), как это было принято, уходя из жизни.

Старший сын И.В. Морозова Борис, дядька Алексея Михайловича, воспитывавший его с пяти лет, стал главным руководителем 16-летнего царя в управлении государством, присутствовал в приказах Стрелецком, Большой казны и Иноземном.

Михаил по достижении возраста службы (верстали новиков тогда уже в 14 лет) стал комнатным спальником, как и старшие братья Глеб и Борис, – в Дворцовых разрядах он появляется в этом звании в январе 1648 г., на свадьбе царя Алексея Михайловича с Марьей Ильиничной Милославской: «А в мыльню с государем ходили и в мовниках были: боярин Борис Иванович Морозов да спальники: князь Иван княж Андреев сын Голицын, Михаил Иванов сын Морозов...» (и еще восемь спальников)[320]. Интересно, что в этом списке первыми за Борисом Ивановичем (боярин с января 1634 г.) названы его зять князь Голицын, недавно женившийся на его сестре Ксении, и брат Михаил. Если Михаилу уже исполнилось тогда 14 лет, то родился он в 1633 г. В дворцовых разрядах и он записан комнатным стольником (первым в большом списке) – 30 января 1676 г., когда после скоропостижной смерти царя Алексея Михайловича все царедворцы присягали на верность новому царю Федору Алексеевичу. Вскоре после воцарения Федора Алексеевича, в том же 1676 г., Михаил Иванович получил боярский чин, сорок лет спустя после старших братьев.

Ксения вышла замуж за князя И.А. Голицына в 1647 г., значит, она могла родиться примерно в 1630 г. При такой разнице в годах у старших и младших детей, несомненно, матери у них разные. Судя по различным источникам[321], Глеб и Борис могли быть детьми Аграфены Елизарьевны Сабуровой, а Михаил и Ксения – детьми Степаниды Семеновны Коробьиной, второй жены И.В. Морозова, названной в Русской родословной книге.

Стольники Глеб и Борис Морозовы в числе других лиц, бывших в феврале 1613 г. на Земском соборе, подписались на грамоте об избрании царя Михаила Федоровича[322]. Их чин, да и сам факт приглашения юных стольников на столь значительное собрание свидетельствуют о том, что братья не вчера были поверстаны на службу, успели показать себя в Смутное время.

В те годы мальчиков с 14 лет верстали на службу (т. е. давали должность и соответствующий поместный и денежный оклад). Вероятно, их дед Василий Петрович Морозов, боярин с 1608 г., сподвижник князя Д.М. Пожарского, а позже деятельный член Боярской думы[323], без которой не могло состояться избрание нового царя, опекал подрастающих внуков. Он мог привлечь их к службе в первой половине 1612 г., когда в Нижнем Новгороде собиралось ополчение против поляков под руководством Минина и Пожарского. А потом мог и привести на Земский собор. Предположим, что братья – погодки, и было им в 1612 г. по 14 (Борису) и 15 (Глебу) лет. Значит, Глеб мог родиться в 1597 г., а Борис – в 1598 г.

Кстати, оба брата женились во второй раз; тогда им соответственно могло быть: Глебу – 52, а Борису – 50. Это как раз тот возраст пожилых молодоженов, который называют современники.

И они сами, и их жены были в те годы особами известными, не раз упоминаемыми в связи с различными историческими событиями. Но об этом позднее.

Отец их, Иван Васильевич, при аналогичных подсчетах, мог родиться в 1578–1579 гг., а мать Аграфена Елизарьевна Сабурова – в 1579–1580 гг. Свадьба их могла состояться в 1595–1596 гг. Возможно, А.Е. Морозова недолго прожила, раз ее так прочно забыли и никогда нигде не упомянули, даже в связи со столь известными людьми, какими были ее сыновья. А может быть, сыновья намеренно о ней умалчивали. Ведь Сабуровы, как и родственные им Годуновы, были не в чести при Романовых.

При воцарении 16-летнего Михаила Федоровича оба брата – кстати, сверстники царя – стали его спальниками, т. е. домашними, комнатными, самыми приближенными людьми. В этом чине они значатся с 1614 г.[324] Вероятно, поместным окладом за службу стало данное Глебу Морозову 14 сентября 1614 г. поместье в 450 четей[325].

Служба стольников обычно была устроена так, что они могли полгода отдавать исполнению обязанностей по должности, а полгода заниматься своим хозяйством. И Морозовы могли подменять друг друга. В молодые годы братья вместе служили государю в комнатах, вместе добывали средства для жизни в общих владениях.

Их поместье – село Фрязиново с деревнями в Вологодском уезде. И с 1615 г. молодые землевладельцы неоднократно били государю челом, прося снизить подати: «Поместье от войны литовских людей запустело, и государь бы их пожаловал, велел то их имение дозрить»[326]. Три года братья писали прошения на имя государя, пока не добились, чтобы дозорщики в дозорных книгах пустых дворов не учитывали, доход с них в казну не взимали. В Вологду в июне 1618 г. была послана царская грамота, где было велено «четвертные доходы имать по государеву указу и по боярскому приговору в треть против тех книг, против которых в треть имать указано».

В июле 1615 г. государь пожаловал трех царедворцев: крайчего (кравчего) М.М. Салтыкова, стольника Г.И. Морозова и стряпчего Ф.М. Толочанова – каждому дал по ожерелью. (Принесли «в хоромы три ожерелья бархатных и атласных золотных с разными шелки, по 16 алт. 4 денги ожерелье».) А на следующий год государь пожаловал обоих братьев, оказавшихся вместе с ним по службе в Казне, «по 10 аршин камки кармазину червчатого по рублю аршин... а пожаловал государь их, как государь был и государыня в Казне». Борис был деятельнее Глеба. Он и женился первым – в июле 1617 г.[327] И по обычаю тех времен приезжал к государю «на завтрея своей свадьбы... челом ударить» и получить от царя благословение. Стольник был пожалован дарами от царя и его матери.

Борис и Глеб на конях. Икона, вторая половина XIV в.

Но ни имени первой жены Бориса Морозова, ни длительности их брачного союза документы не сохранили.

Глеб женился позднее. В невесты он выбрал дочь князя Алексея Юрьевича Сицкого, которую знал давно. Дом боярина Василия Петровича Морозова, где жили и его внуки, стоял на кремлевской площади Заруба. Рядом находился дом Сицких, который князь Алексей Юрьевич получил при Семибоярщине вместе со всеми родовыми вотчинами после своего дяди Ивана Васильевича, который был сослан Борисом Годуновым в Кожеозерский монастырь, где и скончался. Могли они встретиться, когда Сицкой в 1618 г. купил сельцо Скрябино, Скорятино, Зюзино тож, неподалеку от родительского сельца Морозовых – Воронина.

Свадьбу сыграли 18 января 1619 г., а на другой день новобрачные поехали во дворец к царю Михаилу челом ударить. Царь «пожаловал стольника Глеба Ивановича Морозова, как приезжал на завтрея своей свадьбы государю челом ударить, благословил его: образ Живоначальной Троицы, оклад серебрен золочен басмянной, венцы сканные; да кубок серебрен золочен с кровлею на высоком стоянце, по кубку и по стоянцу ложечки короткия, под пузом у кубка на древе стоит мужик литой в правой руке топор поднял в верх; на кровле у кубка под пузом и по стоянцу травки спускныя белы; на кровле травка с нацветы. Весу гривенка 40 золотник. (Взят с поставца у погребново ключника у Федора Красново.) Да 10 аршин бархату червчатаго, цена по рублю по 20 алт. аршин. 10 аршин отласу жолтово, цена по рублю по 10 денег аршин; 10 аршин камки куфтерю лазоревого, цена по рублю аршин. Сорок соболей, цена 25 рублев.

От государыни и великой старицы иноки Марфы Ивановны стольнику Глебу Ивановичу Морозову благословение: образ Бориса и Глеба, обложен серебром, венцы сканные; 10 аршин отласу червчатого по рублю аршин; да сорок соболей, цена 20 рублев.

Московские жители приносят дары во время бракосочетания царя Михаила Федоровича. Миниатюра из рукописной книги нач. XVIII в.

От государя царя и великого князя Михаила Федоровича всея Русии стольника Глеба Ивановича Морозова жене Овдотье Олексеевне благословения: образ Спасов обложен серебром; 10 аршин камки куфтерю червчатого, цена по рублю по 3 алт. по 2 денги аршин; 10 арш. камки лазоревой, цена по 25 алтын аршин. Сорок соболей, цена 20 рублев.

От государыни великой старицы иноки Марфы Ивановны Глебовой жене Морозова Овдотье Олексеевне благословение: образ Пречистыя Богородицы обложен серебром; 10 арш. камки адамашки жолтой по 26 алт. по 4 д[енги]. аршин; да сорок куниц, цена 12 рублев»[328].

Комнатные спальники постепенно продвигались по службе, находясь в чине стольников и оставаясь ближними людьми. Ближними, как правило, становились люди, связанные с царской семьей родственными узами. После свадьбы Глеба Морозова с родственницей Михаила Федоровича близость эта еще более укрепилась.

Записи о службе стольника Глеба Иванова сына Морозова находятся в Дворцовых разрядах, хотя они, конечно, не отражают всей полноты его жизни. Был он, как и брат, в поезжанах на свадьбах царя Михаила Федоровича – и в 1624 г. с княжной Марьей Владимировной Долгорукой (которая вскоре неожиданно умерла), и с Евдокией Лукьяновной Стрешневой в 1626 г.[329]

Въезд в Москву иностранного посольства. Гравюра из книги И.Г. Корба «Путешествие в Московию» (1698–1699 гг.)

При Михаиле Федоровиче стали обязательными торжественные встречи или проводы послов при въезде в город большими отрядами конных и пеших людей. Поэтому он не только собирал для подобных встреч сотни бояр, дворян, стрельцов, разных чинов людей, но и обязывал всех состоятельных людей формировать дополнительные отряды из дворни. Состоятельные владельцы предоставляли для этой цели своих «даточных людей конных в цветном платье». И чем важнее был хозяин, тем больше даточных людей он посылал на встречу. Глеб и Борис Морозовы тоже выставляли своих даточных людей конных в цветном платье. Пока они были стольниками, их указывали в конце перечня тех, кто предоставил своих людей.

Свейских (шведских) послов встречали за Тверскими воротами на выезде из города (в марте и в ноябре 1626), 15 человек от Бориса, 10 – от Глеба. Турского Мурат салтана посла Фому Катакузина встречали у Москвы на Переславской дороге (декабрь 1627, май 1630), 22 человека от Бориса, 10 от Глеба[330]. Для встречи посла французского короля Людовика за Тверскими воротами в октябре 1629 г. оба послали по 20 человек. В феврале 1630 г. встречали свейского посла за рвом в слободе по Тверской дороге, оба брата послали по 6 человек. На встречу за городом послов венгерского короля Беклет Багра (май 1630) Борис послал 20 человек, а Глеб – 10.

Аудиенция иностранному посольству у царя Алексея Михайловича. Рисунок из книги А. Мейерберга «Путешествие в Московию», XVII в.

Как спальники, т. е. особо приближенные к государю люди, братья Морозовы должны были присутствовать и на всех посольских встречах, что и не упоминалось Разрядами. Но нередко на особо торжественные встречи и приемы стольников Морозовых по разряду назначали присутствовать в государевых палатах в числе бояр и окольничих. В феврале 1630 г. государь «указал у себя быти в золоте всем по росписи», в том числе и стольникам братьям Морозовым. На 17 февраля была намечена встреча свейского посла Антона Монира, на 21 февраля – быть в ответе послу, на 24 февраля – на отпуске. При очередном приезде Антона Монира, посла свейского короля Густава Адольфа, в мае 1631 г. прием состоялся в Золотой Меньшой палате. Бояре, окольничие, думные люди, стольники, стряпчие, дворяне московские, дьяки и гости сидели по лавкам в золоте и в горлатных шапках. Присутствовали на этой встрече и братья Морозовы[331].

В 1632 г. тесть Глеба Морозова князь Алексей Юрьевич Сицкой передал зятю еще одну приданую вотчину – Сетунского стану село Усово на реке Москве по Звенигородской дороге, которой до того владел сын Алексея Юрьевича князь Федор Алексеевич. Вероятно, сын скончался, не оставив наследников, и Алексей Юрьевич отдал вотчину дочери[332].

Жена Глеба Ивановича вошла в список важных родственных лиц, из которых составлялся список «приезжих боярынь», обладавших правом приезда к царице на обед по назначению в известные праздники или торжественные дни. Чин приезжих боярынь заключал в себе главным образом государево или царицыно родство, т. е. их родственниц по мужьям или по рождению. Но и приезжие боярыни рассаживались за столами, даже если бывал указ сидеть «без мест», с учетом их старшинства, по степени близости по родству. При этом родственницы царя всегда садились выше родственниц царицы, даже выше ее родной матери. В числе приезжих боярынь были и жены окольничих и стольников.

Авдотья Алексеевна Морозова как приезжая боярыня значится в дворцовых разрядах в июле 1634 г., когда ее звали на именины царевны Анны Михайловны. Звать боярынь ходили боярские дети царицына чина по списку, предварительно составляемому царицыным дворецким. Они получали всегда от боярынь обычное зватое, деньгами, а в чрезвычайных случаях, на родины и крестины, – подарками, более или менее дорогими, смотря по богатству или по угодливости самой боярыни. От царицына стола приезжим боярыням, как и от царского всем близким людям, рассылались обычные подачи. На родины царевны Евдокии Михайловны 9 февраля 1637 г. «ходили со здоровьем царицыны дети боярские к боярыням... К жене Глеба Ив. Морозова Кузма Яхонин даров ему было 2 рубля»[333].

Тем временем подрастал родившийся 10 марта 1629 г. царевич Алексей Михайлович. Был в те времена обычай, что царские дети после рождения находились на попечении мамки и других женщин, а с пяти лет переходили на руки дядьки «для бережения и научения». Это была боярская должность, на нее или назначали боярина, или переводили в боярский сан нужного человека.

Дядькой царевича Алексея Михайловича стал Борис Иванович Морозов, еще будучи стольником. В феврале 1633 г., как записано в Дворцовых разрядах, когда государь «пошел к Троице в Сергиев монастырь», с ним был и малолетний царевич князь Алексей Михайлович, которого сопровождал дядька Борис Иванович Морозов[334]. Заботливый, энергичный, ответственный стольник, бывший всегда рядом, сумел показать себя, и 6 января 1634 г. его произвели в бояре одновременно с официальным назначением в дядьки. Стольник Глеб Иванович Морозов тем временем исполнял свои служебные обязанности: носил пить государю при встречах послов, сидел в золотых нарядах на положенном месте в государевой палате при гонцах и послах.

Царевичу Ивану Михайловичу, который родился в июне 1633 г., тоже нужен был дядька. И самым достойным ближним человеком оказался именно Глеб Морозов, который, как и прежде, часто помогал брату в его обязанностях. А Борис Иванович, приобретая наряды, игрушки и разные потешки для царевича Алексея, нередко учитывал и потребности подрастающего царевича Ивана. В 1637 г. 25 декабря, на Рождество Христово, пожаловал государь из стольников в бояре Глеба Ивановича Морозова одновременно с назначением в дядьки царевичу Ивану Михайловичу[335].

Но обязанности дядьки боярин Глеб Иванович Морозов исполнял недолго. Иван был болезненным ребенком, и в феврале 1639 г. его не стало.

Когда царь уходил из Кремлевского дворца в какой-либо поход, даже небольшой, он обязательно оставлял на Москве вместо себя важного сановника. В июле 1640 г. государь ходил к Спасу на Новое погребать дядю своего боярина Ивана Никитича Романова, а на Москве были оставлены «боярин Глеб Иванович Морозов да окольничий Ф.Ф. Волконской» (кстати, сосед Морозова по подмосковной даче: владелец сельца Изютина, через двести лет названного Волхонкой). Это стало как бы пробой сил, и весной 1642 г. государь назначил боярина Морозова воеводой в Великий Новгород. Михаил Федорович ждал жениха для своей старшей дочери Ирины – сына датского короля Христиана IV, на котором остановили свой выбор еще в 1640 г. Отец отпустил Вольдемара в Россию под видом обучения воинскому делу. В декабре 1643 г. Глеб Иванович с новгородцами устроил пышную встречу королевичу[336]. В Москве Михаил Федорович предложил Вольдемару жениться, одновременно поменяв веру, но королевич отказался. Из России же он смог выехать только после смерти царя, в 1645 г.

Царевичу Алексею было только 16 лет, когда скоропостижно, в одну ночь, 13 июля 1645 г. умер его отец. И на смертном одре Михаил Федорович завещал дядьке царевича боярину Борису Ивановичу Морозову быть руководителем и наставником молодого царя в делах государственного управления.

И с тех пор боярин надолго стал фактическим правителем государства. Возглавив Стрелецкий и Аптекарский приказы, а затем и приказ Большой казны, боярин Борис Иванович Морозов сосредоточил в своих руках контроль за стрелецким гарнизоном столицы и финансами государства. Не сложно было ему и вернуть из Великого Новгорода в Москву брата, которому требовалось срочно упорядочить вотчинные дела после смерти тестя князя Алексея Юрьевича Сицкого. И 26 июля 1645 г. новый царь Алексей Михайлович послал в Великий Новгород на место боярина Глеба Ивановича Морозова другого воеводу[337].

Бояре Морозовы – братья Глеб, Борис и их отец Иван Васильевич – уже к этому времени стали крупными вотчинниками (судя по результатам переписи 1646 г.)[338]. В частности, у Глеба Ивановича в 7 уездах было 16 селений, где в 800 дворах жило 1599 душ мужского пола. Борис Иванович ставил в своих селениях Арзамасского и Нижегородского уездов «железные заводы», «хамовные дворы», склады хлеба и поташа, «будные майданы» и винокуренные заводы. Селения там были много крупнее – в 8218 дворах четырех сел значилось 25 477 душ мужского пола, а в остальных его 14 селениях в 1042 дворах было записано 2740 душ мужского пола.

Скорее всего, именно по возвращении из Новгорода – в 1645– 1647 гг. – Глеб Иванович стал обустраивать свою новую вотчину сельцо Зюзино: расширил до двух десятин уже имевшийся при князе Сицком сад, в оврагах устроил четыре пруда с карасями, построил приличествующие ему боярские хоромы, которые состояли из двух белых горниц на подклетях и двух сеней[339].

С Авдотьей Алексеевной было прожито почти тридцать лет, а детей так и не завели (во всяком случае, не осталось об этом каких-либо сведений). На склоне лет неплохо бы пожить боярыне в благости. При ней, вероятнее всего, до 1648 г., возвел Морозов и деревянную церковь во имя тезоименитых ему и брату Борису святых князей русских Бориса и Глеба. Всю жизнь помнил он о том, что в далеком детстве в родительском сельце Воронине была деревянная церковь во имя Пресвятой Богородицы Казанской с приделом Бориса и Глеба, но давно разрушилась. А с тех пор как подарила государыня и великая старица Марфа Ивановна ему на свадьбу образ Бориса и Глеба, обложенный серебром, с венцами сканными, зрела в глубине души мечта – построить церковь во имя этих святых, во имя братской верности, а образ этот в той церкви поставить. Шел к концу пятый десяток жизни, пора было думать о вечности и, по обычаю, храм строить. Откладывать не стал. И церковь, и терем мастера срубили быстро.

Казалось бы, как они выглядели, сквозь толщу лет узнать невозможно. Но совсем недавно, рассматривая вновь самый древний документ, на котором отмечено село Зюзино – «Чертеж земель от Земляного города до речки Раменки», выполненный подьячим Поместного приказа Леонтием Антипиным в 1692 г., спустя много лет после жизни боярина Морозова, – я многократно увеличила электронную копию «Чертежа» и особенно три строения, обозначающие на «Чертеже» село Зюзино боярина князя Бориса Ивановича Прозоровского. Рисунок, конечно, мелкий, но при значительном увеличении видно, что в центре стоит деревянная церковь, справа от нее – деревянный терем, а слева – небольшое строение, возможно, недостроенное. Конечно, подьячий Леонтий Антипин, изучая детали дела, по поводу которого он составлял в 1692 г. чертеж, пользовался сведениями более ранними, приблизительно 1689– 1691 гг. Как известно (о чем будет сказано позднее), нижний храм каменной церкви Св. князя Владимира был освящен в 1688 г. И рисунок подьячего может служить подтверждением тому, что к 1692 г. каменный еще не был достроен – не было ни одного купола. А в Зюзине стояла та самая деревянная церковь, которую построил боярин Глеб Иванович Морозов. Это была двухэтажная церковь: верхняя – холодная – во имя тезоименитых братьям Морозовым святых князей русских Бориса и Глеба, а нижняя – теплая – во имя святого равноапостольного князя Владимира. Справа от церкви, в отдалении от нее, как бы в глубине усадьбы, стоял терем, тоже деревянный.

Деревянная церковь Святых князей Бориса и Глеба и деревянный терем, что построил боярин Глеб Иванович Морозов в селе Зюзине. Реконструкция выполнена по рисунку с «Чертежа земель от Земляного города до речки Раменки», выполненного подьячим Поместного приказа Леонтием Антипиным в 1692 г. Автор реконструкции С. Ярославцева, компьютерный дизайн – В. Касаткин

А у брата Бориса – вдруг новые затеи. С его подачи, как говорили, царь Алексей Михайлович собрался жениться на Марье Ильиничне Милославской, старшей дочери московского дворянина Ильи Даниловича Милославского, а сам Борис – на младшей, Анне.

16 января 1648 г. на свадьбе у государя «в отцово место» был боярин Борис Иванович Морозов, а «в материно место» – Авдотья Алексеевна, жена его брата боярина Глеба Ивановича, который был назначен оберегать спальню новобрачного царя Алексея[340]. Для Авдотьи Алексеевны это было самое высокое положение, которого могла достичь боярыня в те годы, и быть бы ей в числе первых приезжих боярынь. Ведь через десять дней Борис Иванович женился вторым браком на Анне Ильиничне Милославской и стал государю свояком. Государь пожаловал Борису Ивановичу к свадьбе свою отцовскую постелю со всем убором, а царица – три сорока соболей[341].

Но Авдотьи Алексеевны, вероятно, вскоре после этих событий не стало... Потому что уже через год, несомненно, после соответствующего траура, боярин Глеб Иванович Морозов вновь женился – на 17-летней Федосье Прокопьевне Соковниной, а в августе 1649 г. отбыл с молодой женой на воеводство в Казань, сменив там боярина Василия Петровича Шереметева[342]. Там в 1650 г. у них рождается сын Иван.

В Казани боярин Глеб Иванович воеводствовал три года[343]. По возвращении в Москву он не раз был у государева стола в Золотой палате, когда у Алексея Михайловича ел святейший Никон, патриарх Московский и всея Руси. Неоднократно боярин Глеб Иванович Морозов сопровождает государя в походах на польского и литовского короля Яна Казимера: в мае 1654 г., в феврале–мае 1655 г.[344], в мае 1656 г., когда в Смоленске государь после стола жаловал за службу в Литовском походе бояр и окольничих. Боярин Борис Иванович Морозов был в этих походах в почетной должности дворового воеводы, и ему государево жалованье: «шуба бархат золотной, кубок, да к прежнему окладу придачи 300 рублев», а боярину Глебу Ивановичу Морозову «шуба отлас золотной, да кубок, да к старому его окладу придачи 170 рублев».

Из Смоленска государь со всем своим войском пошел на свейского короля под Ригу, стоял станом в Полоцке... Поход закончился только глубокой осенью. В следующие годы государь несколько раз оставлял боярина Глеба Ивановича Морозова на Москве, уходя в поход то к Троице в Сергиев монастырь помолиться, то в Вознесенский монастырь на отпевание преставившейся царевны Анны Алексеевны...[345] Обычная рутинная дворцовая суета стареющего ближнего боярина.

Прием императорского посла 24 апреля 1662 г. Рисунок из книги А. Мейерберга «Путешествие в Московию», XVII в.

Кто знает, остался бы он в людской памяти, если бы не его вторая жена боярыня Морозова Федосья Прокопьевна, прославившаяся, уже став вдовой. В народной памяти именно она известна как боярыня Морозова. Несомненно, всем запомнилась картина Сурикова, запечатлевшего боярыню Морозову в момент, когда ее увозили в заточение.

Духовником Феодосии Прокопьевны, как и ее сестры княгини Евдокии Урусовой, был знаменитый протопоп Аввакум, в свое время очень близкий к царскому духовнику Стефану Вонифатьевичу. Под влиянием Аввакума добродетельная постница Феодосия Прокопьевна стала ревнительницей старообрядчества. Ее чин приближенной приезжей боярыни (она была седьмая в списке)[346], ее обязанности при дворе царя, которые она должна была соблюдать как жена государева свояка, приходили в противоречие с ее духовными помыслами. А когда один за другим умерли Борис Иванович (1 ноября 1661 г.) и Глеб Иванович (1662), а затем в Москве вновь появился после ссылки Аввакум (1662), живший в доме боярыни Морозовой летом 1664 г., Феодосия Прокопьевна открыто и демонстративно отвратилась от «всего новоуставления церковного», введенного Никоном. В ее московском доме проживали изгнанные из монастырей монахини, придерживающиеся старой веры; находили приют пустынники-старообрядцы; в домовой церкви служили по старым книгам. Возможно, именно в тот период протопоп Аввакум гостил у Феодосии Прокопьевны в подмосковной вотчине селе Зюзине.

Однако в монастырь 30-летняя вдова идти отказалась, чтобы не разлучаться с сыном Иваном Глебовичем, так как хлопотала о «доброй» невесте для сына, просила благословения пустозерских «страдальцев» на его «женитву»[347]. Для увещания боярыни царь прислал чудовского архимандрита Иоакима и соборного ключаря Петра. Их миссия не увенчалась успехом, и царь велел отписать у нее на свое имя половину вотчин (1666). Однако вскоре по просьбе царицы Марьи Ильиничны большая часть вотчин была ей возвращена (1667).

Боярыня Морозова посещает Аввакума в заточении. Миниатюра конца XIX в. работы А.А. Великанова

В тот момент Иван Глебович Морозов стал богатейшим женихом. За ним значились старинные и выслуженные вотчины и поместья его отца, а также сицкие вотчины и те, что даны ему после бездетного дяди боярина Бориса Ивановича Морозова – всего земель 11 415 четей без полтретника, а в них 3469 крестьянских и бобыльских дворов[348].

Когда в 1668 г. умерла вдова Бориса Ивановича Морозова боярыня Анна Ильинична Морозова, сестра царицы, а в следующем году и сама царица, не стало у Феодосии Прокопьевны заступниц перед царем, недовольным ее ревностным соблюдением старых обрядов. Некоторое время спустя боярыня приняла тайный постриг (конец 1670 г.), став инокиней Феодорой. А в январе 1671 г. отказалась присутствовать на свадьбе царя Алексея Михайловича с Натальей Нарышкиной. А ей на этой свадьбе надлежало «в перьвых стояти и титлу царскую говорити». Разгневанный царь несколько раз присылал к Феодосии Прокопьевне своих приближенных с выговором, но она не покорялась. И в ночь на 16 ноября 1671 г. ее и сестру взяли под стражу. Ивану Глебовичу в год кончины отца было 12 лет. Несмотря на его болезненность, он был поверстан и имел чин стольника, когда выполнял государеву службу: 13 февраля 1670 г. он раздавал «государево жалованье» в московских богадельнях для поминовения царевича Алексея Алексеевича[349]. Вскоре после ареста матери он умер (в начале 1672 г.), так и не женившись. Имения, перешедшие к нему от отца и дяди, были отписаны на мать.

Однако боярыня Морозова из заключения не вернулась. Последнее место, где она находилась, – монастырский острог в небольшом калужском городке Боровске. Несколько месяцев сестры провели в земляной тюрьме, в пятисаженной яме, где и умерли от голода в 1675 г.: 11 сентября – княгиня Урусова, в ночь с 1 на 2 ноября 1675 г. – боярыня Морозова.

Зюзино, которое после строительства деревянной церкви стали называть селом, как и многие другие владения Феодосии Прокопьевны Морозовой, было конфисковано Дворцом. В составленной при этом отписной книге 1666 г. перечислены все составляющие боярского хозяйства[350]. Село, что было сельцо «Скрябино Зюзино тож на враге, а у врага четыре прудца, в пруде рыба мелкая караси. А в селе церковь Бориса и Глеба древяна клецки, а в церкви образа и книги, и всякое церковное строение, и колокола боярские Глеба Ивановича Морозова». При церкви стояло два двора: в одном жил «поп Илья Денисов, да у него живут племянник его, пономарь Олекса Микифоров, да у него ж живет просвирница», а в другом – дьячок с сыном...

Москвичи в мыльне (бане). Миниатюра конца XVII в.

В селе стоял двор вотчинников, а на нем хоромы: «Две горницы белые на подклетах, двух сенцех, а в хоромах стол писан шахмат, две оконницы, рукомойник оловянный измятой, шандал железной, два заслонца железных. Да на дворе сушило на погребе, а в нем льняных семени четь, осмина гороха... семь отрезов, пять сох с полицами, два тагана, три топора, да и лом железной большой, две кочерги... да на дворе же 3 сарая конюшенных, ворота створчатые, кругом огорожен забором, да сад по скаске старосты и крестьян десятины с две, а в саду мыльня белая с сенцы, да две избушки с сенцы, а в них шесть оконниц да в избушке кадочка капусты и огурцов. Да на боярском дворе три павлина, две павы, двор скотной, на нем изба да житница, два сарая, да на скотном же дворе один мерин да рогату животину девять коров, десятой бычок, трое теленков, да трое же подтелков, двенадцать овец и баран, пятеро коз, два козла, осмеро свиней да девятеро гусей, два гнезда кур индейских, петух, двенадцать куриц русских. Да в саду ж три житницы, а в них молоченого хлеба: ржи восемь четей с осминою, овса двадцать четей; семени тридцать четей с осминой и четвериком, гречи осмина, ядрица две четверти с осминою, пшеницы восемь четей с четвериком, несеянова овса десять четей, да посеяно нынешнего 666 году на боярской земле ржи тридцать семь четей... да в гумне сена стог воза с четыре да осем соломы стресной с сеном. А по скаске старосты и крестьян на боярина де денежного доходу и мелничного завода никаких не было. Да в селе ж стоит сарай сажен в пятнадцать, а в нем кирпич ломаной да извести возов со ста» (видно, готовился Морозов ставить каменный храм, да не успел).

В селе также отмечено десять крестьянских дворов и семь пустошей: «Трубниково Мишкино тож на суходоле, Березовый пень на Дудине враге, Дубенки Медведево на враге на Кривом ручье, Гридино на Кривом ручье, Другое Гридино Ощепково тож на враге на Кривом ручье, Ягутино на речке Котле, Старая Шаша на речке Котле».

Роскошным убранством боярских хором – «стол писан шахмат», павлины на дворе, большой сад, мыльня белая с сенцами – боярское село Зюзино 1666 г. ощутимо отличалось от окружающих мелких селений.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.