Предвоенные 1939–1941 годы

Предвоенные 1939–1941 годы

Пока на Востоке шла советско-финская война, на Западном фронте в Европе не было крупных событий. Только в воздухе и на море шла ограниченная война, главным образом подводная.

10 мая 1940 года немцы неожиданным маневром через Арденнский хребет в обход французской оборонительной линии Мажино повели наступление, отсекая Бельгию и Голландию от Франции. Оно закончилось 14 июня взятием Парижа и спустя 8 дней капитуляцией Франции. Немцы захватили 1,9 млн пленных, но оставили осевшему в городке Виши новому правительству маршала Петена неоккупированный юго-восток страны.

Англия осталась единственным противником Германии, с которой Гитлер воевать не хотел, как в силу «племенного родства», так и ввиду ее островного положения.

Еще 24 мая 1940 года Гитлер приостановил наступление на окруженный под Дюнкерком британский экспедиционный корпус, и англичане получили возможность эвакуировать 338 тысяч военных через Ла-Манш. Гитлер надеялся достигнуть с Англией «разумного согласия».

Назначенный 10 мая 1940 года на пост премьер-министра Великобритании убежденный антинацист Уинстон Черчилль обратился за помощью к президенту США Франклину Рузвельту. При этом он предупредил президента о том, что в Англии может прийти к власти правительство, готовое на мир с Гитлером.

Убедившись в непримиримом отношении Черчилля к нацистам, 16 июля 1940 года Гитлер подписал директиву № 16 о подготовке операции «Морской лев» — высадку немецких войск на Британские острова. 8 августа начались усиленные налеты на аэродромы и города Англии, нанеся англичанам заметный ущерб, но немцы не смогли подавить английскую противовоздушную оборону, без чего высадка на острова не представлялась возможной. За три месяца англичане сбили 1103 немецких самолета, потеряв 642 своих. Военно-морской флот Германии уступал британскому. 12 октября 1940 года Гитлер отложил высадку на острова на неопределенный срок. Он решил разбить Россию с целью уничтожения страны и российской нации, пока США открыто не вступили в войну на стороне Англии.

31 июля 1940 года в Бергхофе Гитлер, в частности, заявил: «…Если Россия будет разбита, Англия лишится последней надежды. Чем раньше это сделать, тем лучше. Желательно весной 41-го. Наша цель: лишить Россию жизненной силы (Lebenskraft)».

Британский ВМФ держал Рейх в тисках блокады. Ему не хватало стали, нефти, каучука, алюминия, меди, продовольствия, без которых Вермахт не мог дальше вести войну. И тут на помощь Гитлеру пришел Сталин. В 1940 году на Германию приходилось 52 % всего советского экспорта, в т. ч. нефти — 75 %, зерна — 77 %, фосфатов — 50 %, хрома — 62 %. Кроме того, за 1940 год через территорию СССР прошло 59 % всего немецкого импорта и 49 % экспорта, а к 22 июня 1941 года — 72 % советских поставок. По торговому договору Советский Союз с февраля 1940-го по февраль 1941 года поставил Германии: 1,4 млн тонн зерна, 0,9 млн тонн нефти, 0,5 млн тонн железной руды, 100 тысяч тонн хрома, 2,4 тонны платины.

Советские поставки, в первую очередь цветных металлов, особенно транзитные перевозки, в большой степени ослабили английскую блокаду Германии и поддержали немецкое производство. В 1939–1941 годах СССР позволил Германии успешно продолжать экспансию, в результате которой росли возможности и потенциал немцев. В бухте Западная Лица (западнее Мурманска) с ноября 1939 года по сентябрь 1940 года функционировала секретная немецкая база «Норд». Кроме того, немцы пользовались Севморпутем. Командующий ВМС Германии гросс-адмирал Э. Рёдер выразил благодарность за содействие наркому ВМФ СССР адмиралу Н.Г. Кузнецову.

В этой сложной политической игре, которую Сталин в 1939–1940 годах вел, помощь нацистской Германии была не самоцелью, а лишь средством, служившим затягиванию войны, изматыванию и Германии, и Англии. Сталин ждал момента, когда Германия, Англия, Франция, Италия, США и Япония изнурят друг друга в затяжной войне, и тогда Европа станет «пролетарской». Для этого он готовил страну. 14 октября 1940 года Генеральный штаб представил ему на рассмотрение и утверждение «Соображения об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на западе и востоке» — они представляли собой, в сущности, план «упреждающего удара» по немецким войскам в Европе.

«Соображения» не указывали конкретной даты начала военных действий и не были формально утвержденным правительством документом. В них не ставились оборонительные задачи.

Накануне войны на совещаниях Главного военного совета основное внимание неизменно уделялось ведению наступательных операций. В соответствии с этой позицией оборонительные сооружения на старой советской границе были срыты, а к укреплению новой границы не приступали, боевая авиация уже в начале июня 1941 года была выдвинута на передовые аэродромы у новой границы. Вообще армия к обороне не готовилась. Например, начальник Главного политуправления Красной Армии Л.З. Мехлис на XVIII съезде партии в 1939 году говорил: «В случае возникновения войны Красная Армия должна перенести военные действия на территорию противника, выполнить свои интернациональные обязанности и умножить число советских республик».

5 мая 1941 года, выступая в Кремле на банкете по случаю выпуска очередного курса командиров, прошедших переподготовку при Военной академии имени М.В. Фрунзе, Сталин сказал: «…Пришло время объяснить народу, что период мирной политики миновал. Нужно подготовить народ к мысли о необходимости войны, причем наступательной войны. Дальнейшие цели Советского Союза могут быть достигнуты только применением оружия». («История России. ХХ век. 1939–2007».)

Однако в 1940 году военно-политическая обстановка в Европе круто изменилась, и вожделенным планам вождя не было суждено реализоваться.

Как уже отмечалось, неожиданно быстрое падение Франции и эвакуация с континента английских войск спутали карты Сталина. Его особенно поразило то, что Франция — страна с самой сильной после Вермахта армией в Европе — капитулировала в течение каких-то пяти недель. Вместо затяжной войны на истощение между западными странами СССР теперь оказался лицом к лицу с победоносной Германией и ее союзниками, подчинившими себе большую часть Европы. Нейтральными остались только пять стран: Швеция, Швейцария, Испания, Португалия и Турция.

По воспоминаниям Н.С. Хрущева, «Сталин был в крайне нервном состоянии… Он буквально метался по кабинету, ругаясь, как последний извозчик. Он проклинал французов, поносил англичан. Как они могли позволить побить себя, да еще с таким разгромом?»

Поскольку Битва за Англию с приходом к власти правительства Черчилля осложнялась и затягивалась, для продолжения войны Гитлеру требовались новые солидные ресурсы.

31 июля 1940 года на совещании с высшим командованием Гитлер объявил об отсрочке операции «Морской лев» (вторжение на Британские острова) и о начале работы над планом молниеносного разгрома СССР.

Гитлер внимательно следил за событиями на реке Халхин-Гол в 1939 году и за действиями советских войск в Финляндии в 1939–1940 годах и пришел к выводу, что Красная Армия во многом отставала от Вермахта.

Сильно ослабив командный состав Красной Армии в результате репрессий в 1937–1938 годах, Сталин фактически подталкивал Гитлера к форсированию событий. 18 декабря 1940 года Гитлер подписал директиву № 21 (план «Барбаросса») — план военной кампании на Восток, намеченный на май 1941 года (из-за непредвиденных операций немецкой армии в апреле 1941 года на Балканах против Югославии и Греции начало осуществления плана «Барбаросса» было перенесено с 15 мая на 22 июня 1941 года). Гитлер хвастался: «Когда поднимется „Барбаросса“, мир затаит дыхание».

Блицкриг надлежало выиграть трем группам армий («Север», «Центр» и «Юг»), наносившим удары по трем расходившимся направлениям: на Ленинград, Москву и Киев. Вермахт должен был уничтожить основные силы Красной Армии в европейской части СССР за шесть недель.

По замыслу Гитлера война завершалась после выхода немецких войск на линию А — А (Архангельск — Астрахань). План не предусматривал ни теплой одежды для солдат, ни зимнего масла для моторов.

Неудачи нашей армии на фронтах в начале войны Сталин объяснял тем, что немцы, имея хорошо подготовленную, отмобилизованную армию, напали на нас внезапно, вероломно. Вероломство нацистов общеизвестно, а что касается внезапности, тут вождь явно пытался ввести общественность в заблуждение. Например, через 10 дней после подписания Гитлером план «Барбаросса» стал достоянием советской разведки. Сталин расценил полученные сведения как грубую английскую дезинформацию. А тем временем нацисты с середины февраля по июнь 1941 года перебросили к границам СССР 95 дивизий, в т. ч. 15 танковых.

По сведениям 1-го заместителя начальника внешней разведки В.А. Кирпиченко («Московская правда», 20.12.1990), с июля 1940 года по июнь 1941 года внешняя разведка направила руководству страны более 120 сообщений о подготовке Германией вторжения в СССР.

Особого внимания заслуживало сообщение английского премьер-министра У. Черчилля в апреле 1941 года Сталину, в котором содержались данные о подготовке Германии к нападению на СССР. Сталин расценил его как провокационную попытку англичан побыстрей втянуть Советский Союз в войну с Германией и этим облегчить положение Англии. Это сообщение даже не попало в Генштаб Красной Армии.

В письме Сталину Черчилль сообщал, что располагает совершенно точными сведениями об огромном сосредоточении войск в Восточной Германии.

Сталин на письмо Черчилля не ответил. Больше секретной информации англичанами советскому руководству не передавалось.

Как стало потом известно, Черчилль получил вышеупомянутую информацию с помощью системы «Ультра», специально созданной для раскрытия секретных приказов и других материалов Верховного главнокомандования Вермахта, центрального аппарата полиции, СД и СС, передававшихся по радио с использованием электрической шифровальной машины «Энигма» («Загадка»). Гитлеровцы были в полной уверенности, что передаваемые ими зашифрованные сообщения не поддаются дешифрованию. Однако объединенными усилиями польских, французских и английских ученых и специалистов тайна «Энигмы» была раскрыта еще до начала Второй мировой войны. Система «Ультра» находилась в местечке Блечли под Лондоном и была строго засекречена. С конца апреля 1940 года радиограммы, поступавшие из Ставки Гитлера, высших штабов Вермахта, перехватывались, расшифровывались в Блечли и докладывались по строго ограниченному списку (Черчиллю, Рузвельту, командующим войсками на театрах военных действий).

11 июня 1941 года наш резидент в Хельсинки Е.Т. Синицын сообщил, что вопрос о войне Германии с СССР будет решен до 24 июня.

16 июня наши источники в Германии Старшина и Корсиканец срочно сообщили: «Все военные мероприятия по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время. Самая вероятная дата — 22 июня».

На этом сообщении рукой Сталина было написано:

«Т-щу Меркулову. Можете послать ваш источник из штаба германской авиации к … матери. Это не „источник“, а дезинформатор. И. Ст.».

17 июня начальника 1-го управления НКВД Павла Фитина вызвали в Кремль для доклада. Фитин не побоялся доложить, что от надежных источников получена информация о том, что нападение немцев начнется 22 июня. Реакция Сталина: «Никому из немцев, кроме Вильгельма Пика верить нельзя. Но если вы считаете надежным — перепроверьте». Разговор был коротким, и Сталин раздраженно завершил его категорическим утверждением: «Дезинформация! Можете быть свободны».

Агент нашей разведслужбы с 1929 года, ответственный сотрудник гестапо, гауптштурмбаннфюрер Вилли Леман, сообщил нам: в абвере в срочном порядке укрепляется подразделение для работы против СССР. К подбору кадров для него подключено гестапо.

19 июня 1941 года Леман условным звонком вызвал сотрудника резидентуры на связь. Встреча длилась всего несколько минут: «Война… Нападение в воскресенье 22 июня в три часа утра. Прощайте, товарищи».

Однако, как и предупреждения других разведчиков, эта информация была воспринята Сталиным как ложная и провокационная. (К. Дегтярев, А. Колпакиди. «Внешняя разведка СССР». С. 673–674.)

Известный советский разведчик Рихард Зорге в свое время сообщил в Москву из Токио точную дату нападения Германии на Польшу. Еще в мае 1941 года Зорге сообщил в Москву день выступления Германии против СССР — 20 июня, потом уточнил — 22-го. 17 июня он получил дополнительную информацию от военного атташе посольства Германии в Токио Шолла: «150 дивизий совершат нападение на советскую границу 22 июня».

Сталин не поверил Зорге, считая его агентом-двойником.

В ходе совещания с С.К. Тимошенко и Г.К. Жуковым в начале июня 1941 года Сталин гневно заявил: «…Нашелся один наш… (употребив нецензурное слово), который в Японии уже обзавелся заводами и публичными домами, и соизволил сообщить даже дату германского нападения — 22 июня. Прикажете и ему верить?»

Сталин был вынужден лишь однажды все-таки поверить Зорге, когда он сообщил, что японцы не нападут на СССР. Это позволило нам снять сибирские дивизии с восточной границы и перебросить их под Москву в самый решающий момент.

Дальнейшая судьба Зорге-Рамзая трагична. Японские спецслужбы выследили Зорге и его группу. 18 октября 1941 года он был арестован. Японцы предлагали нам обмен, на который Сталин не пошел. Зорге провел в японской тюрьме Нагано три года и 7 ноября 1944 года был казнен. Тогда в «Известиях» было опубликовано сообщение ТАСС о непричастности СССР к деятельности «некоего» Рихарда Зорге. Сталин официально отрекся от Зорге. И лишь через 20 лет у нас оценили его заслуги. Ему было присвоено звание Героя Советского Союза. В 1985 году в Москве был установлен памятник работы скульптора В. Цигаля.

Трагично сложилась судьба и русской жены Зорге, работницы московского завода «Точизмеритель» Екатерины Максимовой. Практически сразу после ареста мужа в Японии ее осудили в Москве к пяти годам ссылки в Красноярский край. Как Максимова писала сестре из места поселения в селе Большая Мурта, она «постоянно мерзнет, голодает, очень ослабла». Ее поместили в местную больницу, из которой она не вышла. 3 июля 1943 года ее не стало. Она была реабилитирована посмертно.

Сотрудник посольства Германии в Москве Герхард Кегель, на протяжении нескольких лет поддерживавший контакт с советской контрразведкой, рассказал весной 1941 года о заявлении в узком посольском кругу руководителя гитлеровской разведки СД Вальтера Шеленберга, находившегося в Москве в командировке под прикрытием предпринимателя: «Советский Союз перестанет существовать через несколько недель».

В феврале 1941 года Кегель информировал: «Война Германии против СССР намечена на весну 1941 года. Некоторые считают, что… в июне».

Из германского посольства чуть ли не бежали в Берлин дипломаты с переполненными чемоданами, а Николай Кузнецов, имевший на связи в Москве агентов-немцев, передавал, что в посольстве по приказу посла день и ночь жгут секретные документы. («Российская газета», 18 июня 2009 года.)

На донесении советского военного атташе во Франции генерала И.А. Суслопарова о том, что, по достоверным данным, нападение немцев на Советский Союз назначено на 22 июня, Сталин написал: «…информация является английской провокацией. Разузнайте, кто автор этой провокации, и накажите его…» И наказывали!

Руками «железных наркомов» Ягоды, Ежова, Берии в 1934–1939 годах было незаконно осуждено 21 880 чекистов, в основном опытных, преданных делу специалистов. Наши разведчики погибали и от врагов, и от Сталина — стреляли в спину. Сталин и Берия засадили в тюрьму выдающихся разведчиков Л. Треппера и Ш. Радо, выживших только потому, что умер Сталин и был расстрелян Берия. Был расстрелян начальник Разведывательного управления РККА Берзин за то, что говорил Сталину правду. («Огонек», 1990, № 15.) Никогда никакой противник не мог нанести более сокрушительный удар по нашей агентурной сети, чем Сталин и его подручные. Он считал, что в разведке засели «враги народа».

Как военная, так и внешняя разведка в 1941 году имела ограниченные возможности влияния на решения, принимаемые Сталиным. О пренебрежительном, по крайней мере прохладном отношении вождя к разведслужбам говорит тот факт, что за этот период начальник военной разведки генерал Голиков был на приеме у Сталина всего два раза (в ноябре 1940-го и в апреле 1941 года). Подобная ситуация сложилась и у руководителя внешней разведки генерала Фитина.

Видимо, у Сталина возникло желание получить информацию о планах Германии в отношении СССР из «первых рук». В начале 1941 года он обратился к Гитлеру с личным письмом: создается впечатление, что Германия собирается воевать против Советского Союза.

В ответ Гитлер прислал Сталину личное, «доверительное» письмо, в котором подтверждал, что в Польше действительно сосредоточены крупные воинские соединения, но… сосредоточение его войск в Польше не направлено против СССР, т. к. он намерен строго соблюдать заключенный пакт, о чем ручается своей честью главы государства. Аргумент Гитлера: он был вынужден отвести крупные контингенты войск на Восток, поскольку территория Западной и Центральной Германии «подвергается сильным английским бомбардировкам».

Создается впечатление, что «вождь всех времен и народов» доверился больше фюреру, чем достоверным сообщениям проверенных и надежных источников. Он убеждал всех и вся, в том числе и себя, в том, что Германия не нападет на Советский Союз в 1941 году. Он надеялся на свою прозорливость и пророчество. За месяц до начала войны он сказал в узком кругу: «Пожалуй, в мае будущего года столкновение станет неизбежным».

Допустим, что у Сталина были основания не доверять Черчиллю, считать, что он стремился столкнуть Германию и СССР. Но не верить многочисленным сообщениям наших разведчиков?! Надеяться на нерушимость договора о ненападении, на Гитлера, который к тому времени растоптал уже не один международно-правовой документ? То была позиция страуса, прячущего голову в песок. Ведь предупреждения о предстоявшем нападении шли в Кремль потоком с первых дней 1940 года.

Сталин понимал, что наша страна не была готова к войне. На специальном совещании после XVIII партийной конференции соответствующие наркомы доложили, что для укомплектования новых танковых соединений не хватало 12,5 тысячи средних и тяжелых танков, 43 тысячи тракторов, 308 тысяч автомобилей. Аналогичная картина была и в авиации (новых самолетов было только 10–12 %). Не была завершена программа строительства и реконструкции аэродромов в западных пограничных округах, что привело к скученному базированию авиации. Наши мобилизационные запасы располагались очень близко к западной границе, из-за чего в первые же дни войны была утрачена значительная их часть, что сразу же вызвало большие трудности в снабжении боеприпасами, вооружением и горючим.

Таким образом, можно смело утверждать, что подготовка к отпору агрессора непосредственно перед войной не получила тех завершающих форм, которые были абсолютно необходимы при нарастании реальной угрозы нападения.

Однако главной причиной тяжелых неудач в начале войны являлся грубейший просчет Сталина в оценке военно-стратегической обстановки и времени возможного нападения врага, хотя в его распоряжении имелись многочисленные данные о подготовке германских вооруженных сил к вторжению в СССР.

Точную оценку действиям Сталина в этот период дал после войны маршал А.М.Василевский: «Жесткая линия Сталина не допустить того, что могла бы использовать Германия как повод для развязывания войны, оправдана исторически интересами страны. Но вина его состоит в том, что он не увидел, не уловил того предела, дальше которого такая политика становилась не только ненужной, но и опасной. Такой предел следовало смело перейти, максимально быстро привести вооруженные силы в полную боевую готовность, осуществить мобилизацию, превратить страну в военный лагерь».

Из этого следует: если бы энергично и своевременно были осуществлены необходимые оперативные и мобилизационные мероприятия, начало войны стало бы иным.

В области военных кадров деяния Сталина были преступными: он вызвал инерцию насилия, породившую доносы, клевету, массовую ложь.

В 1939 году около 85 % комсостава армии и флота было моложе 35 лет. К лету 1941 года около 75 % командиров и 70 % политработников находилось в своих должностях менее одного года.

Сталин своим единовластием, безапелляционностью выводов перекрывал каналы поступления объективной информации. Ему нередко говорили то, что он хотел слышать, часто пытались угадать его желания. Особенно часто так поступали бывший начальник Разведупра Генштаба Ф. Голиков и министр внутренних дел Л. Берия.

За несколько дней до начала войны Берия наложил резолюцию на информационном сообщении: «В последнее время многие работники поддаются на наглые провокации, сеют панику. Секретных сотрудников… за систематическую дезинформацию стереть в лагерную пыль, как пособников международных провокаторов, желающих поссорить нас с Германией».

21 июня 1941 года (накануне нападения Германии на СССР) Берия направил докладную записку Сталину: «Я вновь настаиваю на отзыве и наказании нашего посла в Берлине Деканозова, который по-прежнему бомбардирует меня „дезами“ о якобы готовящемся Гитлером нападении на СССР. Он сообщил, что это нападение начнется завтра… То же радировал и генерал-майор В.И. Тупиков, военный атташе в Берлине. Этот тупой генерал утверждает, что три группы армий Вермахта будут наступать на Москву, Ленинград и Киев, ссылаясь на свою берлинскую агентуру. Он нагло требует, чтобы мы снабдили этих врунов рацией.

Начальник разведуправления, где еще недавно действовала банда Берзина (Примечание. Я.К. Берзин, глава разведуправления Генштаба РККА, незадолго перед тем был арестован и расстрелян), генерал-лейтенант Ф.И. Голиков жалуется на Деканозова и на своего подполковника Новобранца, который тоже врет, будто Гитлер сосредоточил 170 дивизий против нас на нашей западной границе…

Но я и мои люди, Иосиф Виссарионович, твердо помним Ваше мудрое предначертание: в 1941 году Гитлер на нас не нападет». («История России. ХХ век. 1939–2007».)

В сообщениях Сталину Ф.И. Голиков, подыгрывая вождю, обобщал донесения агентов о подготовке Германии к нападению на Советский Союз выводами, что верить этим людям нельзя. Например, Рихарда Зорге он считал «двойником», работавшим одновременно на нас и на немцев, и поэтому его донесения он в расчет не принимал. Его шифрограммы иногда подолгу не расшифровывались.

Подкреплял Голиков и сталинскую версию о том, что главный удар немцы будут наносить, скорее всего, на Украину.

(Попутно заметим, что со временем и Берия, и Голиков получат из рук Верховного Главнокомандующего жезл Маршала Советского Союза.)

Тем временем участились перелеты немецких самолетов через советские границы и переброска на территорию СССР диверсионных и разведывательных групп, проводилось массовое выселение поляков из приграничных районов, происходил подвоз понтонсредств к рекам, выгрузка боеприпасов на грунт и снятие проволочных заграждений.

При этом немцами принимались всевозможные меры по сокрытию подготовки к войне и дезинформации СССР. Все делалось для того, чтобы намерения немцев не были раскрыты, а Советский Союз ввести в заблуждение. Прибывавшие на Восток в конце 40-го — начале 41-го года штабы новых немецких соединений и объединений размещались в расположении уже находившихся там воинских частей и учреждений. С марта 1941 года вдоль границы СССР сооружались различные укрепления, предназначенные якобы для обороны от возможного советского наступления. Спешно строили бомбоубежища, усиленно вели рекогносцировку нашей границы, призывали офицеров запаса…

В сводке Разведуправления Генштаба от 15 июня 1940 года, направленной Сталину, сообщалось, что переброска германских войск в приграничные СССР районы продолжалась. В сводке от 18 июля 1940 года отмечалось сосредоточение в Восточной Пруссии 13 дивизий, 4 танковых и 7 кавалерийских полков, а на территории оккупированной Польши — до 35 пехотных дивизий. 9 августа 1940 года сообщалось о выступлении Гитлера в Зальцбурге: «Настоящие действия — первый этап в подготовке войны против СССР…»

Подобного рода сведения всегда служили сигналом — до наступления противника остаются считаные дни.

Еще в марте 1941 года Сталин получил обстоятельный доклад Разведывательного управления Генерального штаба РККА о замыслах Германии и даже о нападении на СССР 20 мая 1941 года. Нарком обороны С.К. Тимошенко и начальник Генштаба Г.К. Жуков пытались убедить Сталина в необходимости принять срочные меры по повышению боевой готовности войск приграничных военных округов или хотя бы разрешить частям занять подготовленные у границы оборонительные рубежи. Но вождь отклонил их предложения — он пуще всего боялся «спровоцировать» немцев на военный конфликт.

Видя, что немцы уже стягивают войска к границе, и чувствуя, что война неизбежна, командование Киевского военного округа обратилось к Сталину за разрешением мобилизовать 150 тысяч колхозников для проведения земляных работ по укреплению границы.

Сталин очень нервно ответил, что это может послужить причиной провокаций. Таким образом, наша граница осталась совершенно открытой для противника, чем он сполна воспользовался.

Поняв наконец, что страна и армия не готовы к войне в 1941 году, Сталин надеялся, вопреки реальной ситуации, оттянуть ее путем переговоров с немцами, «протянуть» лето 1941 года. По утверждению Н.С. Хрущева, Сталин панически боялся войны. Он считал, что немецкие генералы могут, без указания Гитлера или даже вопреки его замыслам, начать частные боевые действия, на которые Красная Армия ответит, и тогда начнется война. Он категорически запретил командованию выводить войска на боевые рубежи.

По убеждению маршала А.М. Василевского, «если бы за неделю, даже за 4–5 дней до нападения Сталин отдал распоряжение привести войска в боевую готовность, война пошла бы по-другому. Красной Армии не пришлось бы отступать до Москвы и тем более до Волги».

14 июня 1941 года, за 8 дней до начала войны, в «Правде» и «Известиях» было опубликовано полностью сообщение ТАСС. Накануне Молотов передал его послу Германии Шуленбургу, который немедленно направил его в МИД Германии:

«Еще до приезда английского посла в СССР г. Криппса в Лондон, особенно же после его приезда, в английской и вообще иностранной прессе стали муссироваться слухи о близости войны между СССР и Германией…

ТАСС заявляет, что:

1. Германия не предъявляла СССР никаких претензий и не предлагает какого-либо нового, более тесного соглашения, ввиду чего и переговоры на этот предмет не могли иметь место.

2. По данным СССР, Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска немецких войск, освободившихся от операции на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям.

3. СССР, как это вытекает из его мирной политики, соблюдал и намерен соблюдать условия советско-германского пакта о ненападении, ввиду чего слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными…»

В Москве ждали реакции Берлина, но совпосольство в Германии сообщало: официальные круги полностью уклонились от ответа на заявление ТАСС, а ведь Сталин решил таким образом проверить отношение Берлина к многочисленным сообщениям на Западе о подготовке Германии к нападению на СССР. В заявлении фактически содержался призыв к Германии приступить к новым переговорам по вопросам двусторонних отношений.

Если до этого Сталин вводил в заблуждение военную элиту, то этим заявлением он затуманил сознание всего народа. Трудно придумать другой шаг, который бы так демобилизовал страну перед решающей военной схваткой с нацизмом. Фактор внезапности нападения фашисты фактически получили из рук Сталина.

А Молотов в это время чистосердечно утверждал: «Сталин вовремя разгадал коварные планы гитлеризма». (Генерал-полковник Д.А. Волкогонов. «Накануне войны». «Правда», 20.06.1988 г.)

Судя по записи в дневнике Й. Геббельса от 16.06.41,

«…оправдание ТАСС, на взгляд фюрера, — порождение страха. Сталин дрожит перед грядущими событиями… Мы организуем для себя сырье этой богатой страны. Румыния и Финляндия выступят вместе с нами…»

В тот же день, уже зная о сообщении ТАСС, Гитлер провел с командующими группами армий последнее совещание по практическому осуществлению плана «Барбаросса». Командующие доложили фюреру, что сосредоточение войск будет закончено 19 июня, а соединения ВВС первого удара перебазируются на аэродромы вблизи границ СССР к вечеру 21 июня единичными самолетами на малой высоте. Было решено начать нападение в 3.00 22 июня.

Между тем со стороны руководителей западных стран участились предупреждения об угрозе СССР от Германии. Но Сталин расценивал их как провокацию, как стремление столкнуть СССР с Германией, продолжал цепляться за старые умозаключения.

Иностранцы в Москве говорили: «Все уже устали предупреждать русских». Находившийся в Москве в годы войны шведский дипломат Сверкер Острём рассказал о мнении, имевшем в то время хождение в дипкорпусе, о том, что Сталин боялся войны с Германией:

«…Помню, что чем ближе к лету 41-го, тем больше среди дипломатов распространилось мнение, что Сталин боится Гитлера и готов уступать ему, лишь бы тот не нападал. Подтверждение этой готовности к любым уступкам мы увидели в заявлении ТАСС, кажется, от 14 июня 41-го. Как мы считали, руководители в Москве надеялись на то, что капиталистические государства передерутся и перебьют друг друга… В те месяцы у вас усиленно создавали атмосферу чуть ли не заискивания перед немцами. В спешном порядке ставили, например, любимого Гитлером Вагнера. Такие жесты в сторону Берлина кое-кого в среде дипломатов смешили, а кое-кого раздражали…»

(«Правда», 25.03.1988.)

Разумеется, любой правитель может ошибаться. Но просчеты просчетам рознь. Нелепые и непростительные промахи Сталина, особенно в оценке возможности и времени гитлеровского нападения на СССР, трудно объяснить с любой точки зрения, прежде всего с точки зрения здравого смысла.

Как записал в дневнике 21 июня 1941 года Й. Геббельс, «…Молотов попросил визита в Берлин, но получил резкий отказ». Явно запоздалый, а потому чудовищно абсурдный шаг отчаяния!

Сталин не скрывал, что он доверял Гитлеру, не верил, что Германия нападет на СССР. «Когда-то мы доверяли этому человеку», — признал Сталин в беседе с представителем президента США Гарри Гопкинсом в августе 1941 года. Однако на чем базировалось это доверие к фашистскому фюреру, Сталин никогда не раскрывал.

На первый взгляд кажется невероятным и кощунственным, как мог коммунистический вождь доверять бесноватому и беспардонному авантюристу Адольфу Гитлеру, проигнорировав при этом обильно поступавшую к нему достоверную информацию от разведки, из дипломатических кругов, от зарубежных официальных деятелей о надвигавшемся нападении фашистской Германии на СССР.

Похоже, что этот парадокс удалось разгадать известным американским ученым-психоаналитикам Р. Такеру, Д. Ранкуру-Лаферриеру и Р. Конквесту.

Они объясняют это «слепой идентификацией Сталина с Гитлером», т. е. отождествлением, приравнением, уподоблением, родством душ. Фашистский диктатор понял это и стал безошибочно искать дружбы со Сталиным. Всему миру известно, к чему привела эта взаимная «привязанность» двух лицемеров.

Более того, профессор Роберт Такер считает, что Сталин был нацелен на империалистическое сотрудничество с нацистской Германией, и это было частью его отождествления с агрессором. Об этом Сталин неоднократно говорил после войны дочери Светлане: «Эх, с немцами мы были бы непобедимы!» А писателю Виктору Некрасову он заявил, что «…если б мы были вместе (с Гитлером), весь мир покорили бы, понимаешь, весь мир!» (Д. Ранкур-Лаферриер. Психика Сталина. С. 130.)

Данный текст является ознакомительным фрагментом.