Частная жизнь

Частная жизнь

Частная жизнь Сталина и Гитлера стала государственным секретом, как только они пришли к власти. Это вам не просвеченные насквозь президенты и премьеры западных демократий. О частной жизни фюрера до нас дошло гораздо больше сведений, чем о Сталине. Последний по своей натуре был еще более замкнутым и подозрительным человеком, чем Гитлер, и возвел вокруг себя непроницаемую стену секретности. Ему было что прятать от людей, причем как в своей политической жизни, так и в частной. Но все же и о его личности для потомков кое-что сохранилось. Во-первых, несколько книг воспоминаний его дочери. В них она немало пишет об отце, для которого из всех его родственников была самым близким человеком. Как Светлана была способной и старательной школьницей, так и оказалась вполне пристойной мемуаристкой, что для детей выдающихся личностей является большой редкостью. Их воспоминания, как правило, грешат субъективизмом, попыткой оправдать своих родителей (например, мемуары сыновей Жданова, Берии, Хрущева).

Работая в журнале «Огонек» в годы перестройки, я не раз сталкивался с такими случаями. Помню, как особенно яростно оправдывали своих отцов сыновья Жданова и Лысенко, двух сталинских палачей, первого — в литературе, второго — в сельском хозяйстве. В 1999 году я как-то слушал по телевизору воспоминания дочери Хрущева и его невестки. Обе они, отвечая на вопросы ведущего, утверждали, что не знали об ужасах, которые творились при Сталине, когда Хрущев был его правой рукой, не знали потому, что Хрущев «никогда не говорил дома о политике».

Много лет Светлана Сталина отличалась от таких отпрысков кремлевской элиты с их «воспоминаниями», но с годами у нее стал портиться характер, начали проступать отцовские черточки, отчего ее последние книги (лучшей из них была самая первая — «20 писем другу») утратили в некоторой степени свою объективность. Следом за ней я поставил бы в «сталиниаде» Хрущева с его воспоминаниями. Правда, если Светлана не старается выгородить себя, то его мемуары вообще окрашены этим стремлением. Тем не менее в них немало ценных наблюдений о Сталине и его частной жизни. К сожалению, имеется очень мало сведений о дореволюционной жизни Сталина, который, как видно, хорошо постарался, чтобы они вообще не дошли до нас. С Гитлером в этом смысле дело обстоит проще, поскольку он, как уже отмечалось выше, сам немало написал о себе в книге «Моя борьба», причем его воспоминания вполне поддаются проверке.

Есть еще очень солидная работа о Сталине (в нескольких томах), написанная известным историком и генералом Д. Волкогоновым, который также является автором не менее интересных книг о Ленине и Троцком. Но и в работе Волкогонова частная жизнь Сталина освещена очень скудно. В целом же исторических и публицистических работ о Сталине имеется гораздо больше на Западе, нежели у нас. Создается впечатление, что у нас историки, писатели и публицисты до сих пор не решаются сказать всю правду о сталинской эпохе, настолько она была ужасна и, все больше отдаляясь от нас, кажется просто немыслимой, невозможной. И это при том, что у нас сталинизм до сих пор не искоренен до конца (как, скажем, искоренен нацизм в Германии), его последователи готовы затравить и даже уничтожить каждого, кто разоблачает сталинские преступления. Так, на моих глазах яростно травили, буквально сживали со света Волкогонова, честного и талантливого историка и публициста. Травили не только престарелые соучастники сталинских преступлений, но и вся верхушка нашей армии, состоящая из коллег Волкогонова, генералов и маршалов. Это страшно. Утешает только то, что книги недавно ушедшего от нас историка будут жить вечно, а имена его хулителей забыты уже сегодня.

Известно, что Сталин старательно уничтожал людей, которые окружали его в разные периоды жизни, заодно запрещал и их воспоминания. Было что скрывать? Стыдился своей бедности и неприкаянности в прошлом (никогда нигде не работал!)? Наверное, и то и другое. С молодых ранних лет проявились характерные черты сталинской натуры, в первую очередь — загребать жар чужими руками, не лезть самому на рожон, предоставлять это другим. Он всегда избегал участия в демонстрациях, митингах, избегал толпы и вообще любых схваток, не лез лично в вооруженные грабежи, а планировал и организовывал эксы (от слова «экспроприация»). Этому, можно сказать, партийно-гангстерскому периоду в жизни Сталина уделено немало внимания в прозе известного писателя М. Алданова. Он эмигрировал из России после Октябрьской революции и много писал о ней и предшествовавших ей событиях, при этом опирался на богатые зарубежные архивы.

Под пером Алданова вырисовывается образ озлобленного и беспринципного авантюриста, для которого человеческая жизнь не стоила ломаного гроша. Писатель приводит свидетельства современников молодого Сталина, в которых отмечается, что с ним было просто неприятно общаться. Как известно, он и в зрелом возрасте остался таким же. Созданный Алдановым портрет вполне совпадает с тем, что было на самом деле. Так, например, в решающие часы Октябрьского переворота Сталин неизвестно где пропадал, возможно, выжидал, чья возьмет. К дореволюционному периоду жизни Сталина относятся упорные слухи о том, что он был провокатором, секретным агентом царской охранки. Для того времени это вполне возможная версия: среди большевистских лидеров было немало провокаторов, агентов охранки, в том числе даже лидер фракции большевиков в Государственной думе Малиновский.

Версия о том, что Сталин служил в царской охранке, не раз всплывала на поверхность. Как известно, Сталин был неразлучен с Берией, своим главным опричником, и вот что пишет Светлана о нем:

«Страшную роль сыграл Берия в жизни всей нашей семьи. Как боялась и как ненавидела его мама! Все друзья ее — оба Сванидзе, сестра Марико (работавшая секретаршей у Енукидзе), сам Енукидзе пали первыми, как только Берия смог убедить отца в том, что это его личные недруги и недоброжелатели…

Я уже говорила, что во многом отец и Берия повинны вместе. Я не стану перекладывать вину с одного на другого. Они стали, к сожалению, духовно неразрывны. Но влияние этого ужасающего, злобного демона на отца было слишком сильным и неизменно эффективным…

Шатуновская (старая большевичка. — В. Н.) говорила мне, что роль Берии во время гражданской войны на Кавказе была двусмысленной… Он был прирожденный провокатор и, как разведчик, обслуживал то дашнаков, то красных, — по мере того как власть переходила то к одним, то к другим. Шатуновская утверждает, что однажды нашими военными Берия был арестован, — он попался на предательстве и сидел, ожидая кары, — и что была получена телеграмма от С. М. Кирова (командовавшего тогда операциями в Закавказье) с требованием расстрелять предателя. Этого не успели сделать, так как последовали опять военные действия и всем было не до этого маленького человечка. Но об этой телеграмме, о том, что она была, знали все закавказские старые большевики; знал о ней и сам Берия… Не здесь ли источник злодейского убийства Кирова много лет спустя? Ведь сразу после убийства Кирова в 1934 году Берия выдвигается и начинает свое движение наверх…»

Не может быть никакого сомнения, что Сталин тоже прекрасно знал об этой истории… Два сапога — пара.

Гитлер и Сталин… Их портреты схожи прежде всего по тому впечатлению, какое они производили на окружающих, на тех, кто имел возможность узнать их поближе. Например, немецкий профессор фон Губер, который отнюдь не был врагом нацизма, пишет: «В первый раз мне пришлось видеть Гитлера в непосредственной близости. Лицо и голова — плохая раса, помесь. Низкий убегающий назад лоб, некрасивый нос, широкие скулы. Коротко подстриженная щетка усов в ширину носа придает лицу что-то вызывающее. Выражение лица не такое, какое бывает у вполне владеющего собой человека повелевающего, а безумно возбужденное. Частые судороги мускулов лица. Общее выражение счастливого самодовольства».

Еще одно свидетельство — Вейганда фон Мильтенберга, коллеги только что процитированного профессора: «Кто наблюдает Гитлера, уже через пять минут приходит к убеждению, что до северной расы господ, которой он хочет руководить, ему еще очень далеко. Он вечно либо неуклюж, либо суетлив. Никогда не обладал он замкнутой сдержанностью, покоящейся на внутренней, сознающей свои задачи уверенности вождя… Ни один из его жестов не закончен, не округлен. Каждый жест говорит о страхе маленького человека, пробравшегося в люди, который боится, не сделал ли он снова какой-нибудь промах, но еще точно не знает, каким образом этот промах будет открыт. Он часто прибегает к декоративности, однако и тут результатом бывает неизбежный провал. Самое плохое из всего этого — плетка, которую он почти никогда не выпускает из рук. Это — не длинный хлыст, которым диктатор в гневе ударяет по ботфорту, чтобы подчеркнуть необходимость точного и беспрекословного исполнения своего приказа. Нет, это всего лишь собачья плетка с толстым серебряным набалдашником и с коротким, потрепанным ремешком. Иногда он держит ее как маршальский жезл, и тогда у каждого невольно является мысль, что вот-вот раздастся звонок к началу циркового представления. Эта плетка-дилетант, как и ее хозяин. Но именно потому он и является вождем масс. В нем каждый находит самого себя; подражать тому, как он пыжится и плюет, не представляет никакого труда. Этой массе он может преподнести любую безвкусицу».

Любопытные штрихи к двойному портрету Гитлера и Сталина набрасывает Троцкий:

«Гитлер импонирует Сталину. В фюрере хозяин Кремля находит не только то, что есть в нем самом, но и то, чего ему не хватает. Гитлер, худо или хорошо, был инициатором большого движения. Его идеям, как ни жалки они, удалось объединить миллионы. Так выросла партия, которая вооружила своего вождя еще невиданным в мире могуществом. Ныне Гитлер — сочетание инициативы, вероломства и эпилепсии — собирается не меньше и не больше как перестроить нашу планету по образу и подобию своему.

Фигура Сталина и путь его — иные. Не Сталин создал аппарат. Аппарат создал Сталина. Но аппарат есть мертвая машина, которая, как пианола, не способна к творчеству. Бюрократия насквозь проникнута духом посредственности. Сталин есть посредственность бюрократии. Сила его в том, что инстинкт самосохранения правящей касты он выражает тверже, решительнее и беспощаднее других. Но в этом его слабость. Он проницателен на небольших расстояниях. Исторически он близорук. Выдающийся тактик, он не стратег. Это доказано его поведением в 1905 г., во время прошлой войны 1917 г. Сознание своей посредственности Сталин неизменно несет в себе. Отсюда его потребность в лести. Отсюда его зависть по отношению к Гитлеру и тайное преклонение перед ним».

А вот портрет Сталина, сделанный его личным переводчиком В. Бережковым и относящийся к 1941 году, когда Бережков впервые встретился с ним: «Взглянув на него, я испытал нечто близкое к шоку. Он был совершенно не похож на того Сталина, образ которого сложился в моем сознании. Ниже среднего роста, исхудавший, с землистым, усталым лицом, изрытым оспой. Китель военного покроя висел на его сухощавой фигуре. Одна рука была короче другой…»

Еще один портрет, сделанный М. Джиласом, одним из югославских лидеров, которых Сталин принимал у себя на даче в 1944 году: «Хозяин был воплощением скромности (тогда югославские лидеры были у нас в большой цене. — В. Н.). На нем была маршальская форма… и никаких наград за исключением Золотой Звезды Героя Советского Союза на левой стороне груди. Это был не тот величественный Сталин, знакомый нам по фотографиям и выпускам кинохроники, с медленными деревянными жестами и походкой. Он ни секунды не сидел спокойно. Он играл своей трубкой, обводил синим карандашом слова, которыми были обозначены главные темы обсуждения, зачеркивал их косыми штрихами, когда обсуждение того или иного пункта было завершено, вертел головой, ерзал на стуле. Меня поразило еще одно обстоятельство: его маленький рост и незначительная внешность. Туловище было коротким и узким, руки и ноги казались чересчур длинными, левая рука и левое плечо были несколько скованы в движениях. У него был толстый живот. Волосы были редкими, но настоящей лысины не было. Лицо было белым, щеки имели красноватый оттенок… У него были черные, неровные зубы, обращенные несколько внутрь. Даже усы были редкими и не торчали. В нем была какая-то простонародная неотесанность, что-то от старого крестьянина и отца семейства, в его желтых глазах сквозила какая-то смесь строгости и лукавства».

И вот наконец психологический портрет Сталина, сделанный большим знатоком его биографии, писателем Ю. Боревым:

«Сталин был недоверчив. Бдительность, к которой он всегда призывал народ, в его сознании переродилась во всеобщую подозрительность. Единственная информация, которой он доверял, — это сведения, порочащие кого-либо. И чем ближе к нему человек, тем убедительнее для Сталина отрицательная информация о нем.

Сталин говорил: „Поскольку власть в моих руках — я постепеновец“. Терпеливо, с маниакальной последовательностью и целеустремленностью, с волей, перераставшей в фанатическое упрямство, Сталин шел к своей цели. Он подминал под себя людей и ломал их волю. Ему не были нужны ни друзья, ни советчики, а только исполнители его указаний. Удел даже соратников Сталина — рабское подчинение его мнению.

Не обладая большой культурой, Сталин не любил интеллигентность. Светочем науки для него был Лысенко, а подлинные герои — биолог Вавилов или ученый-энциклопедист Флоренский — лжеучеными. Его социальное мышление феодально-бюрократично: все жители сталинской империи являлись для ее главы и крепостными, и винтиками большого государственного механизма. Как всякий крепостник, он считал себя вправе распоряжаться жизнью своих подданных.

Небогатый культурно-мыслительный материал, который он почерпнул из непродолжительной учебы и долгого вращения в среде культурных и полукультурных людей, окостенел в его сознании и превратился в догмы. Рассуждения его логичны, но это формальная логика, не отражающая жизнь в ее сложности. Не случайно в конце 40-х годов Сталин велел опубликовать дореволюционный учебник Челпанова по формальной логике. Дидактическая мысль Сталина, опиравшаяся к тому же на проповедническую традицию, усвоенную им в семинарии, была понятна и близка массовому сознанию. Это облегчало восхождение Сталина на пьедестал вождя народа. Проницательный ум Сталина усиливался его волей, терпением и хитростью, сочетавшейся с вероломством.

Сталин был памятлив на отношение к нему и учитывал это отношение при формировании кадров власти. Памятливость оборачивалась мстительностью, а бдительность и осторожность — подозрительностью и мнительностью».

Имеется много аналогичных описаний и характеристик Сталина и Гитлера, приятного впечатления они не оставляют. То же самое можно сказать и о жизни обоих диктаторов в кругу родных и близких людей. Ни того ни другого не назовешь людьми дружелюбными и семейного склада. Гитлер вообще был одиноким холостяком, а Сталин — плохим мужем и отцом, хотя дважды женился, имел троих детей и много родственников. При всем этом надо сказать, что Гитлер и Сталин были неравнодушны к прекрасному полу. Правда, у обоих эти отношения нормальными не назовешь.

В силу своего мерзкого характера Сталин просто не был способен к простому человеческому общению, не мог относиться к женщинам хотя бы мягко и снисходительно, как к слабому полу. К тому же он был типично восточным человеком, для него женщина была существом второго сорта, годным только для удовлетворения естественных мужских потребностей и для ведения домашнего хозяйства. Тем не менее он рано женился, правда, произошло это у него не по-людски. Он совратил (говорили, что просто изнасиловал) 16-летнюю дочь одного из своих знакомых, она забеременела, и вот в 27 лет он стал мужем. Звали ее Екатерина Сванидзе. Она родила в 1907 году сына Якова и примерно через полгода умерла от тифа. Есть свидетельства, что Сталин горевал, потеряв молодую и красивую жену. Это — первое и последнее известное нам упоминание о том, что он по чьему-то поводу расстраивался, переживал из-за чьей-то смерти. Такой слабости за ним никогда больше не водилось.

Жизнь Сталина со второй женой, Надеждой Аллилуевой, не сложилась и закончилась трагически в 1932 году. В своих воспоминаниях Светлана Сталина пишет: «Я часто думаю, какая судьба ждала ее дальше, если бы она не умерла? Ничего хорошего ее не ждало. Рано или поздно она оказалась бы среди противников отца. Невозможно представить себе, чтобы она молчала, видя, как гибнут лучшие старые друзья — Н. И. Бухарин, A. C. Енукидзе, Реденс, оба Сванидзе, — она бы не пережила этого никогда. Быть может, судьба даровала ей смерть, спасшую ее от еще больших ожидавших ее несчастий? Ведь она не смогла бы — „трепетная лань“ — предотвратить все эти несчастья или остановить их…»

Светлана так продолжает свой печальный рассказ: «Мне рассказывали потом, когда я была уже взрослой, что отец был потрясен случившимся. Он был потрясен, потому что не понимал: за что? Почему ему нанесли такой ужасный удар в спину? Он был слишком умен, чтобы не понять, что самоубийца всегда думает „наказать“ кого-то — „вот, мол“, „на вот тебе“, „ты будешь знать!“. Это он понял, но не мог осознать — почему? За что его так наказали?»

Был слух, что Надежда Аллилуева оставила мужу письмо. Светлана пишет: «Я никогда, разумеется, его не видела, его, наверное, тут же уничтожили, но оно было, об этом мне говорили те, кто его видел. Оно было ужасным. Оно было полно обвинений и упреков. Это было не просто личное письмо; это было письмо отчасти политическое, и, прочитав его, отец мог думать, что мама только для видимости была рядом с ним, а на самом деле шла где-то рядом с оппозицией тех лет.

Он был потрясен этим и разгневан и когда пришел прощаться на гражданскую панихиду, то, подойдя на минуту к гробу, вдруг оттолкнул его от себя руками и, повернувшись, ушел прочь. И на похороны не пошел. Он считал, что мама ушла как его личный недруг».

Есть и другая версия гибели Надежды Аллилуевой. Умная и совестливая женщина не могла не видеть, что творил ее муж со страной, с народом и близкими ей людьми. У нее все чаше возникали ссоры с мужем. Последней каплей стал следующий случай. Однокурсница Надежды по Академии народного хозяйства рассказала, что ее мать умерла от голода на Украине. Так Надежде из первых рук стало известно о голоде, организованном там Сталиным в ходе проведения насильственной коллективизации. Она сама съездила на Украину и увидела, что там творится. Вернувшись, не только разругалась с мужем, но и написала письмо в политбюро, пригрозив Сталину обнародовать его. И тут она узнала, что ее подруга по Академии и еще восемь однокурсниц арестованы. После этого отношения между мужем и женой совсем разладились. Тогда Сталин попросил своего личного врача Д. Плетнева поговорить с женой, воздействовать на нее. Оказывается, чудом сохранились записки Плетнева обо всем этом. Согласно им Надежда сказала ему с глазу на глаз: «Меня обманули моя партия и ее вождь, которому я хотела служить. Теперь я вижу, как все последователи Ленина один за другим уходят в никуда. Сталин — диктатор, им руководит бредовая мечта о мировой революции. Сталинский террор гуляет по стране, как дикий зверь, мне ужасно стыдно».

Врач, разумеется, ничем Сталину не смог помочь. Вскоре Надежда в присутствии Ворошилова обвинила мужа в организации голода на Украине, вспыхнула ожесточенная ссора. Сталин потерял самообладание и начал бить жену. Она закричала, что он убийца и предатель. Сталин выхватил пистолет, который всегда носил с собой, и выстрелил в жену, рана оказалась смертельной. Плетнева тут же вызвали к умирающей, но он был бессилен. Ближайшие соратники Сталина решили скрыть страшную правду, чтобы не компрометировать свое великое дело. Впоследствии Сталин ликвидировал всех, кто знал о случившемся, в том числе врачей и нескольких чекистов. Только Молотов, Ворошилов и Каганович не пострадали. Правда, незадолго до своей смерти Сталин собирался разделаться и с ними, ему помешал инсульт.

В 1956 году сотрудники госбезопасности по поручению Хрущева, тогдашнего главы партии и государства, собрали весьма неожиданную информацию о пребывании Сталина в сибирской ссылке в Курейке в 1914 году. Они разыскали там 56-летнюю местную жительницу П. (в официальной докладной записке указано ее полное имя). Записка эта подписана председателем Комитета госбезопасности И. Серовым. Этот документ обнаружил в архиве Б. Илизаров, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института российской истории Академии наук. Он много лет работал над монографией о Сталине. В этой докладной записке, в частности, говорится: «Кроме того, по рассказам гражданки П., было установлено, что И. В. Сталин, находясь в Курейке, совратил ее в 14 лет и стал сожительствовать. В связи с этим И. В. Сталин вызывался к жандарму Лалетину для привлечения к уголовной ответственности за сожительство с несовершеннолетней. И. В. Сталин дал слово жандарму Лалетину жениться на П., когда она станет совершеннолетней. Как рассказала в мае месяце с.г. П., у нее родился ребенок, который умер. В 1914 году родился второй ребенок, который был назван по имени Александр. По окончании ссылки И. В. Сталин уехал, и она была вынуждена выйти замуж за местного крестьянина… который усыновил родившегося мальчика Александра. За время жизни И. В. Сталин ей никогда не оказывал никакой помощи. В настоящее время Александр служит в Советской Армии и является майором. Председатель Комитета государственной безопасности СССР И. Серов».

Далее на документе следуют подписи членов политбюро, ознакомленных с докладной запиской: Булганин, Каганович, Микоян, Маленков, Ворошилов и другие.

Тот же самый историк Илизаров сообщает любопытные факты и о другой ссылке Сталина. Он пишет: «Я знал сталинского внука — сына человека, родившегося у вдовушки, на квартире которой Сталин жил в сольвычегодской ссылке. Отец признал его, но никогда больше не видел, хотя карьеру в Москве обеспечил. Почти официальная история. Сына звали Константин…»

Да, неплохо жили в ссылке большевики, особенно не страдали, больше грешили… Говоря о 30-х годах, Илизаров отмечает: «К тому времени Сталин уже был законченным ханжой, надевшим личину мужа-однолюба, верного памяти погибшей Нади. На процессах 30-х годов на своих противников смело навешивал ярлык распутников и извращенцев».

У Сталина было немало кратковременных связей с разными женщинами. Был роман с Розой Каганович, дочерью его верного сатрапа, члена политбюро Л. Кагановича. В свое время он похитил невесту у своего друга-грузина, совратил 16-летнюю племянницу Свердлова, Наталью Елагину, а затем отправил ее в ссылку, сдал чекистам сотрудницу своего секретариата, отказавшуюся стать его любовницей. Как и его коллеги по власти, грешил с актрисами… Нет смысла вникать в его похождения, они не добавят ничего нового к его облику. Согласно воспоминаниям врача Плетнева, которые удалось вывезти на Запад, у Сталина еще в 30-е годы возникли сложности с потенцией, и «Михаил Калинин, также член политбюро, порекомендовал ему сделать операцию омоложения, которая принесла блестящие результаты». Было ли это на самом деле? Что это была за операция? Не так уж важно, гораздо важнее то, что женщины, так же как и мужчины, за людей им не считались.

Если Сталина в отношениях с женщинами можно считать садистом, то Гитлер отличался еще и мазохизмом. Известная немецкая актриса Рената Мюллер как-то провела вечер с фюрером и потом рассказала о пережитом своему коллеге А. Цайсслеру, который в 1943 году записал следующее: «Она была уверена в том, что он собирается вступить с ней в интимную связь. Они разделись и уже совсем собирались было отправиться в постель, когда он бросился на пол и потребовал, чтобы она на него наступила. Она запротестовала, но он продолжал настаивать, называл себя недостойным, осыпал себя обвинениями и мученически извивался перед ней. Эта сцена была для нее невыносима, и в конце концов она уступила его желанию и стала топтать его ногами. Это очень его возбудило…»

Многие женщины фюрера покончили с собой или пытались это сделать. Его биографы приводят несколько конкретных случаев. Одной из таких жертв стала Гели Раубаль, которая была дочерью сводной сестры фюрера, то есть приходилась ему родственницей. Известны высказывания Гели об этой связи, например: «Мой дядя — чудовище. Невозможно представить себе, чего он от меня добивается». Так, Гитлер изображал ее на своих рисунках в позах, «которые отвергла бы любая профессиональная натурщица». Мало этого. Оказывается, «для получения полного сексуального удовлетворения Гитлеру было необходимо, чтобы женщина, сидя на корточках над его головой, помочилась ему на лицо». В медицине такое извращение зафиксировано. Известно также, что Гитлер приревновал Гели к своему шоферу, уволил его и при этом откупился (чтобы тот помалкивал), дал ему 20 тысяч марок, и тот завел свой бизнес. А Гели в 1931 году покончила с собой, будучи еще совсем молодой.

После Гели его новой симпатией стала 17-летняя дочь мюнхенского учителя Ева Браун. В 1932 году стала его любовницей и осталась с ним до самого конца. Вот запись из ее дневника от 1935 года: «Я нужна ему только для определенных целей… Иначе невозможно… Если он говорит, что любит меня, то он имеет в виду только этот момент». О чем это? Явно о чем-то неприличном, оскорбляющем женское достоинство. Вот другая запись из ее дневника: «Я желаю лишь одного — тяжело заболеть и хотя бы дней на восемь забыть о нем. Почему со мной ничего не случится, почему я вынуждена во всем этом участвовать? Лучше бы я с ним никогда не встречалась. Я в отчаянии… Почему меня черт не заберет? У него там, наверное, лучше, чем здесь». Известно, что она дважды пыталась покончить с собой. А. Шпеер в своих мемуарах так писал о ней: «В общем-то ее чувства не особенно заботили Гитлера, и он почти не обращал внимания на ее присутствие. Он не стесняясь говорил при ней о своем отношении к женщинам: очень умный человек должен брать в жены примитивную и глупую женщину». Еще один афоризм фюрера на ту же тему: «Мужчина имеет право определять собой характер каждой женщины. Женщине ничего другого не нужно».

В том, как оба диктатора обращались с женщинами, отражалось их отношение к людям вообще. У того же Сталина среди жертв массового террора было много родственников и близких соратников, с которыми он не только вместе работал, боролся с настоящими и придуманными врагами, но и поддерживал приятельские отношения. Сталин не просто уничтожал всех их руками своих опричников, нет, их долго пытали в застенках, требуя, чтобы они оговорили себя, хотя и без этого они были обречены. Прежде чем убить их, Сталин вынимал у них душу, лишал главного — человеческого достоинства. Зачем ему это было нужно? Только для удовлетворения своих садистских наклонностей? Или еще для того, чтобы вселить во всех страх, страх и еще раз страх… В. этом отношении Гитлер мало чем отличался от Сталина, правда, фюрер не распространял массовый террор на свое ближайшее окружение (до покушения на него) и на немецкий народ в целом, зато при этом погубил миллионы людей разных национальностей (русских, поляков, евреев…).

История сохранила страшный документ — телеграмму Сталина секретарям обкомов, крайкомов, ЦК национальных компартий, наркомам внутренних дел на местах, начальникам управлений НКВД, в которой говорится: «ЦК ВКП(б) разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП(б)… (телеграмма послана в 1939 году. — В. Н.). Известно, что все буржуазные разведки применяют физическое воздействие в отношении представителей социалистического пролетариата и при том применяют его в самых безобразных формах. Спрашивается, почему социалистическая разведка должна быть более гуманна в отношении заядлых агентов буржуазии, заклятых врагов рабочего класса и колхозников. ЦК ВКП(б) считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и не разоружающихся врагов народа, как совершенно правильный и целесообразный метод».

Сталин утверждал, что нет большего удовольствия, чем уничтожить своего врага и после этого выпить хорошего вина. Он лично часто давал указания о том, как надо содержать в заключении его бывших соратников и как пытать их. Когда его охранник Паукер в лицах представил перед ним, как волокли на расстрел истерзанного пытками Зиновьева и как он при этом молил палачей о пощаде, Сталин помирал со смеху. И вскоре расстрелял… Паукера.

Да, для гениального вождя в самом деле не было большего наслаждения, чем унизить человека, лишить его чувства собственного достоинства, растоптать, смешать с грязью. Особенно если этот человек был ему хорошо известен. Так было со многими, например с Бухариным, с которым вождя связывала не только совместная работа в течение многих лет, но и дружба домами. До ареста Бухарина Сталин вдоволь поиздевался над ним, когда долго держал его в подвешенном состоянии между тюрьмой и волей, хотя для себя уже решил его уничтожить. Так было и с Енукидзе, с которым Сталин был в тесной дружбе в течение 35 лет, оба за эти годы много погуляли и выпили (два кавказских человека!). Наверное, именно поэтому среди многих обвинений на Енукидзе повесили и «моральное разложение».

В своей подозрительности и жестокости Сталин, наверное, побил все рекорды, записанные историей за тиранами. Так, он пересажал жен у многих своих ближайших соратников, начав со второго после себя человека — Молотова. Причем в заключении им никаких поблажек как женщинам не делалось. А «вдовцы» продолжали раболепно служить своему хозяину. В конце концов Сталин бросил в тюрьму и жену Поскребышева, своего самого главного помощника! Тот на коленях умолял вождя освободить жену, а вождь отвечал, что это не в его силах и все зависит от Берии. После этой сцены Сталин попросил Поскребышева принести ему чаю, тот, как обычно, тут же исполнил просьбу и вышел. Но вождь пить чай не стал, отправил стакан на экспертизу Берии в лабораторию ядов. Оказалось, что чай не был отравлен. Поскребышев продолжал оставаться на своем посту. Что тут комментировать?! Вождь, разумеется, понимал, что жены его сатрапов никакие не враги народа, но они вполне устраивали его в роли заложниц — гарантов собачьей преданности их мужей…

У Сталина и Гитлера была и такая общая черта: оба не допускали близких контактов между своими подчиненными из числа самых приближенных. Те обычно встречались друг с другом вне работы только за столом у своего хозяина. И при этом их можно было назвать пауками в банке. Например, Хрущев так характеризует одного из любимчиков Сталина, А. Щербакова, умершего в 1945 году: «Совести он не имел ни малейшей капли. Все мог сделать для того, чтобы поднять собственную персону, и кого угодно был готов утопить в ложке. А Сталину это нравилось». И главное, все эти Хрущевы и Щербаковы, русские и немецкие, наперегонки льстили своим хозяевам, буквально расстилались перед ними. А. Шпеер признавался в своих мемуарах: «Окружение Гитлера, конечно, должно нести ответственность за то, что создало у него уверенность в обладании им сверхчеловеческой силы… Даже более выдержанный и скромный человек, чем Гитлер, при таких дифирамбах в свой адрес не смог бы удержаться от самообольщения».

Не раз случалось и такое, что Сталин убивал людей тайно, без клеветы на них, без пыток и казней. Самым громким из таких дел было убийство Кирова в 1934 году. С ним у вождя были вполне дружеские отношения (например, на юге вдвоем отдыхали), но тот стал в партии очень популярным, и Сталин от него избавился. А сам факт убийства использовал как предлог для начала массового террора, в ходе которого освободился и от других своих возможных конкурентов, обвинив именно их в этом преступлении.

Другой аналогичный пример. Когда в начале 50-х годов Сталин обрушил террор на еврейскую общественность и уничтожил немало выдающихся деятелей, то при этом не посмел присоединить к ним всемирно известного актера С. Михоэлса, испугавшись, по всей вероятности, общественного мнения на Западе. Его убили агенты КГБ, списав смерть на несчастный случай. Так случилось, что Светлане Сталиной случайно довелось сразу узнать об этом преступлении. Она вспоминает в своей книге о том, что как-то раз они были дома с отцом в соседних комнатах, дверь между ними была открыта, и она услышала, как отец кому-то приказывал по телефону официально объявить, что случилась автомобильная катастрофа, и ею все прикрыть. На другой день она прочитала в газете о гибели Михоэлса в автокатастрофе, затем его похоронили со всеми почестями.

Когда Хрущев в речи на XX съезде партии в 1956 году намекнул о прямом участии Сталина в убийстве Кирова, Светлана была потрясена. Она пишет: «Я долго думала: возможно ли? Возможно ли? — Ведь Киров был старый друг, он отдыхал вместе с отцом в Сочи летом в том же году… И страшный ответ приходил сам собой. А Бухарин? Разве он не был старый друг? Разве он не жил у нас летом на даче, еще при маме?..»

Так же, как и Михоэлс, погиб в такой же «автокатастрофе» и прославленный советский дипломат Литвинов (кстати, тоже еврей). Личный сталинский переводчик В. Бережков пишет в своих мемуарах: «Сталин был мастером на такие дела. Он вызывал к себе людей из НКВД, давал им задание лично, с глазу на глаз, а потом происходила автомобильная катастрофа, и человек, от которого Сталин хотел избавиться, погибал. Подобных случаев было немало».

Для тех, кто еще оставался на воле и находился вблизи Сталина, закон был один: надо было самому растоптать свое человеческое достоинство, заложить свою душу лично товарищу Сталину. Вспоминая о сталинском терроре, Хрущев пишет: «Это могло случиться с любым из нас. Все зависело от того, как взглянет на тебя Сталин или что ему покажется в такой момент. Порой он говорил: „Что это вы сегодня на меня не смотрите? Что-то у вас глаза бегают?“ Или еще что-либо в этом роде.

И все это произносилось с таким злом! Разумный следователь не ведет себя так даже с „заядлым“ преступником, а тут произносилось за дружеским столом. Сидим мы, едим, а он вдруг награждает такими эпитетами и репликами людей, которые по его же приглашению сидят за его столом и ведут с ним беседу. Тяжелое было время!..» Кстати, вряд ли был еще руководитель такого же уровня, как Сталин, который проводил бы столько времени за едой и питьем. Только Гитлер мог сравняться с ним в этом, но, правда, фюрер обходился без спиртного…

Да, застолье было общим обязательным ритуалом обоих диктаторов. На это ежедневно у них уходило по несколько часов! У Гитлера — обед днем и чай с вечера на ночь. Об этих сидениях сохранилось немало воспоминаний, общее впечатление от них с обеих сторон — ужасная, гнетущая скука и напряженная атмосфера. Эти ритуальные действа являли собой как бы сцену с одним актером в главной роли и ансамблем, который робко подыгрывал. При этом у Сталина не только болтали, но пели и даже иногда плясали, причем одни мужики, женщин за столом у Сталина никогда не было. Заодно решали и государственные дела: Сталин что-то предлагал, все соглашались. У фюрера застолье носило светский характер, разговоры велись на самые разные темы, но серьезные вопросы, как правило, не решались. У Сталина обычно собиралось пять-шесть его ближайших собутыльников, редко приглашался кто-нибудь еще. У Гитлера было три типа таких сборищ: человек на 40–50 из высшей партийной и государственной элиты, чаще собиралось несколько ближайших сподвижников, наконец — интимный кружок (Борман, его постоянная тень и второй в партии человек, адъютант, врач, фотограф, архитектор Шпеер и Ева Браун). Это была как бы семья одинокого фюрера. У Гитлера его ближайшие сподвижники часто старались избегать такие занудные сборища, но исчезали по очереди, наверное, договаривались между собой. У Сталина такие вольности были невозможны. Принудительное участие в застольных беседах угнетало не только своей скукой и монологами хозяев, но и тем, что Гитлер и Сталин оба были «ночными птицами», любили работать и болтать по ночам.

Сталинские застолья отличались от светских сидений у фюрера. Хрущев вспоминает: «Просто невероятно, что Сталин выделывал. Он в людей бросал помидоры, например, во время войны, когда мы сидели в бомбоубежище. Я лично видел это. Когда мы приезжали к нему по военным делам, то после нашего доклада он обязательно приглашал к себе в убежище. Начинался обед, который заканчивался швырянием фруктов и овощей, иногда в потолок и стены, то руками, то ложками и вилками. Меня это возмущало: „Как это вождь страны и умный человек может напиваться до такого состояния и позволять себе такое?“ Командующие фронтами, нынешние маршалы Советского Союза, так почти все прошли сквозь такое испытание, видели это постыдное зрелище».

Кстати, это воспоминание относится к военной поре, но так было и раньше, есть немало воспоминаний о вечере у Сталина в 1932 году по случаю годовщины Октябрьской революции. Очевидцы вспоминали, что он вот так же швырял все, что под руку попадется, в лицо своей жене. Она покинула стол, и в ту же ночь случилась трагедия, она погибла, как говорилось, при невыясненных до конца обстоятельствах. Она понимала, что такое дикое поведение вождя означало его полное презрение к окружающим, было средством сломать волю человека и подчинить себе безраздельно. С этим она согласиться не могла…

Немецкие источники тоже свидетельствуют о многих, мягко говоря, странностях застольных встреч при гитлеровском дворе. Так, А. Шпеер вспоминает в своих мемуарах о том, как пошутили над одним из приближенных фюрера. Ему неожиданно объявили, что он срочно по распоряжению Гитлера направляется в Испанию, где тогда шла жестокая гражданская война и немецкие специалисты принимали в ней активное участие. Жертва розыгрыша был тут же загружен в самолет, и заранее предупрежденный летчик несколько часов летал над Германией, имитируя полет на фронт. Так придворные фюрера проверяли своего коллегу на храбрость. Мемуаристы отмечают, что фюрер был большим охотником до такого рода шуток. А за столом сталинских собутыльников любимой шуткой было подложить помидор на стул соседа…

В работах о Гитлере и Сталине нередко отмечается их скромный образ жизни: в одежде, еде, уходе за собой и т. п. Но при этом забывают, что оба диктатора были безраздельными хозяевами своих стран и бюджетов, им лично принадлежали все национальные богатства и жизнь каждого подданного, причем они претендовали еще и на душу своих граждан. Но самым главным, конечно, было то обстоятельство, что государственный бюджет был их собственным карманом. Во что обходилась стране бесчисленная охрана вождя? Этот «скромник» имел несколько роскошных поместий на юге, каждое из них всегда было готово к его приезду, то есть там содержались прислуга и охрана, все находилось в том же порядке, как и во время пребывания Сталина. Делалось это не только из почтения к хозяину, но и по соображениям безопасности: никто не должен был знать, где он находится в данный момент. Во время его переездов (самолетов он боялся) гнали подряд несколько железнодорожных составов, тоже из соображений безопасности, а вдоль всего пути следования дежурили тысячи сотрудников карательных органов. Примерно так же жил-поживал и фюрер.

Еще любопытное сходство. Оба диктатора с годами все реже и реже работали в своих официальных резиденциях. Сталин променял свой кремлевский кабинет на дачу в зеленом оазисе на окраине столицы. А Гитлер надолго оставлял огромный кабинет в Имперской канцелярии и проводил дни и ночи в своем горном поместье. Словно сговорившись, они оба бежали от городской и людской суеты; пресыщенные властью и перегруженные своими злодеяниями, они искали одиночества и покоя, хотели, завладев решительно всем, принадлежать самим себе. При необходимости нужные им люди и документы мгновенно возникали перед ними в их владениях, раскинувшихся на природе и, кстати, охранявшихся бесчисленной отборной стражей. Вместе со стремлением к одиночеству возрастал и страх за свою жизнь, вечная подозрительность порождала мысли о возможных покушениях. Такого рода страх возвращался, словно бумеранг, запущенный рукой тирана в свой же народ. Это удел не только Сталина и Гитлера, это общий закон для таких личностей. А. Шпеер пишет в своих мемуарах: «Существует специальная ловушка для тех, у кого есть власть, для директора компании, главы государства или же диктатора при деспотическом режиме. Его благосклонность столь желанна для его подчиненных, что они добиваются ее всеми возможными способами. Услужливость становится сущей эпидемией в его окружении, и подчиненные только соревнуются между собой в демонстрации преданности. А это пагубно влияет и на имеющего в своих руках власть, он, в свою очередь, подвергается порче не меньше своих подчиненных. Этот процесс после 1937 года (тоже роковой год для Сталина! — В. Н.) стал особенно заметен в окружении Гитлера, который в результате оказывался все в большей изоляции. Последнему обстоятельству способствовало и то, что он сам не умел водить дружбу с кем бы то ни было».

Словно про Сталина написано!

Если Гитлер в свое время в чем-то и уступал Сталину (своих приближенных, например, не пытал и не казнил), то с годами он с нашим вождем сравнялся. Достаточно вспомнить зверства, которые обрушились на участников покушения против фюрера. Характерно, что в те дни потрясенный случившимся Гитлер вспомнил о Сталине, о том, как тот расправился со своими генералами и маршалами, и задним числом одобрил эту расправу, при этом пожалел, что сам раньше не разобрался со своими военными по-сталински. По воспоминаниям Шпеера, «злоба и бешенство у Гитлера перемешались с облегчением от найденного себе оправдания». Фюрер заявил тогда: «Теперь мне понятно, почему мои великие планы в России оказались за последние годы не осуществленными. Это все предательство! Если бы не эти предатели, мы бы уже давно победили. Вот в чем мое оправдание перед историей».

Типично сталинская демагогия!

Родство душ двух диктаторов лишний раз убеждает в том, что все их существование опиралось только на тиранию, у которой, в свою очередь, есть непреложные законы. Так, еще Платон писал: «Некоторые из влиятельных лиц, способствовавших возвышению тирана, станут открыто да и в разговорах между собой выражать ему свое недовольство всем происходящим — по крайней мере те, что посмелее… Чтобы сохранить за собою власть, тирану придется их всех уничтожить, так что в конце концов не останется никого ни из друзей, ни из врагов, кто бы на что-то годился».

Английский философ Ф. Бэкон заметил, что диктатор, который безраздельно властвует над людьми, в конце концов сам утрачивает свою свободу. Нет, недаром проблема тирании привлекала внимание стольких великих умов! Так, русский мыслитель С. Булгаков писал о том, как диктатор обычно претворяет в жизнь свои взгляды: «Я осуществляю свою идею и ради нее освобождаю себя от уз обычной морали, я разрешаю себе право не только на имущество, но и на жизнь и смерть других, если это нужно для моей идеи». Ни Гитлер, ни Сталин особо не скрывали таких же своих убеждений, которые и легли в основу их жизни. Они считали их единственно верными, но истинно высоких целей у таких преступных личностей быть просто не может. Еще Плутарх заметил: «Судьба, вознося низменный характер делами большой важности, раскрывает его несостоятельность». Лаконичный и неопровержимый приговор!

Гитлер и Сталин мнили себя опытными актерами как на политической сцене, так и в частной жизни. У Гитлера это проявлялось в его многочисленных публичных выступлениях, он, в отличие от Сталина, умел заряжать толпу своим настроением. Сталин знал только один способ управления массами — держал их в страхе. Но и он не был лишен некоторых актерских способностей. Хрущев вспоминает: «Он был еще и артист, и иезуит. Он способен был на игру, чтобы показать себя в определенном качестве». Сталинский переводчик В. Бережков тоже свидетельствует: «При всех своих отвратительных качествах Сталин обладал способностью очаровывать собеседников. Он, несомненно, был большой актер и мог создать образ обаятельного, скромного, даже простецкого человека».

Как Сталин, так и Гитлер стремились выглядеть скромно, но при этом многозначительно, можно сказать, монументально. А фюрер к тому же очень заботился о своей внешности, боялся, например, растолстеть (восклицал перед своими приближенными: «Представьте меня с животиком! Это был бы политический крах!»), подолгу крутился перед зеркалом, отрабатывая мимику и жесты, внимательно изучал свои фотографии (личный фотограф был его первым другом), постоянно работал над своим ораторским мастерством. Недаром все эти ухищрения легли в основу сатиры Чарли Чаплина на фюрера.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.