Приложение Всеподданнейший доклад сенатора Трусевича о произведенном им по высочайшему повелению расследовании деятельности должностных лиц, принимавших участие в осуществлении охраны во время пребывания Его Императорского Величества в г. Киеве в 1911 г.

Приложение

Всеподданнейший доклад сенатора Трусевича о произведенном им по высочайшему повелению расследовании деятельности должностных лиц, принимавших участие в осуществлении охраны во время пребывания Его Императорского Величества в г. Киеве в 1911 г.

Вечером 1 сентября 1911 г. в Киеве, в городском театре, во время торжественного спектакля, осчастливленного присутствием Вашего Императорского Величества и Августейшей Вашей семьи, помощник присяжного поверенного Мордка Богров, подойдя во втором антракте к стоявшему в первом ряду кресел Председателю Совета Министров, Министру Внутренних Дел, Статс-секретарю Петру Аркадьевичу Столыпину, произвел в него два выстрела из пистолета системы «Браунинг» и причинил ему две раны, из коих одна, сопровождавшаяся повреждением печени, повлекла за собой смерть Статс-секретаря Столыпина. По задержании преступника у него оказался билет, выданный для входа в театр начальником Киевского охранного отделения, подполковником отдельного корпуса жандармов Кулябкою, негласным сотрудником коего состоял означенный Богров.

Высочайшими повелениями от 7 и 17 сентября и 4 октября 1911 года Вашему Императорскому Величеству благоугодно было повелеть, чтобы, независимо от предварительного следствия по делу о посягательстве на жизнь Статс-секретаря Столыпина, было произведено всестороннее расследование о действиях должностных лиц, принимавших участие в осуществлении мер охраны во время Киевских торжеств, причем поручение это возложено на меня.

Приступив 14 сентября к исполнению означенной задачи при содействии командированных в мое распоряжение: прокурора С.-Петербургской Судебной Палаты, действительного статского советника Корсака, товарища прокурора Виленской Судебной Палаты, коллежского советника Крюкова, товарища председателя С.-Петербургского Окружного Суда, коллежского советника Меллера и товарищей прокурора: С.-Петербургского Окружного Суда надворного советника Бусло и Рижского – коллежского асессора Волкова, я поставил целью расследования, по точному смыслу приведенных повелений Вашего Императорского Величества, выяснение: 1) круга лиц, в руках коих сосредоточена была организация охраны, предпринятой по случаю посещения Вашим Императорским Величеством Киева в августе минувшего года; 2) всей системы мероприятий по обеспечению безопасности и проведения их в жизнь; 3) обстоятельств, при наличности коих Мордка Богров получил возможность совершить упомянутое злодеяние при исключительных условиях доступа в Киевский городской театр по пропуску, данному ему начальником охранного отделения, и 4) ответственности по настоящему делу прикосновенных должностных лиц.

При этом другие обстоятельства, хотя и близко соприкасавшиеся с предметом данного мне поручения и сильно волновавшие общественное мнение, а именно вопросы о мотивах преступления, учиненного Богровым, о соучастниках его из революционной среды, о целесообразности организации и условиях политического розыска в Империи и т.п., как выходящие из указанных мне пределов, оставлены без разработки.

Не смею скрыть от внимания Вашего Императорского Величества, что выпавшая на меня высокая задача оказалась вместе с тем и весьма тяжелою. С одной стороны, она касалась фактов, при коих совершено тяжкое государственное преступление, и событий, в которых с очевидностью заключались признаки угрозы величайшему благу России – безопасности Вашего Императорского Величества и Вашей Августейшей Семьи. С другой же стороны, расследование было поставлено в чрезвычайно трудные условия, так как оно направилось против таких лиц, которые сами вполне опытны в технике разоблачений сложнейших преступлений, а в то же время все важнейшие моменты дела приходилось освещать объяснениями только этих заинтересованных лиц, давших весьма сбивчивые и противоречивые показания. Поэтому представилось необходимым обращаться к собиранию весьма обширного материала, могущего дать основания для правильного установления обстоятельств дела.

Законченными ныне посильными нашими трудами выяснено нижеследующее:

По доводу первого из упомянутых вопросов, касающегося лиц, осуществлявших меры охраны во время Киевских торжеств, закон (ст. 1 Положения о мерах охранения государственного порядка и общественного спокойствия; прил. I к ст. 1 Уст. о пред. и прес. Прест. т. XIV Св. Зак.) указывает, что высшее направление действий сих мер принадлежит Министру Внутренних Дел. Однако из данных расследования не вытекает указаний на какие-либо несоответствующие распоряжения покойного Статс-секретаря Столыпина, запечатлевшего мученической кончиной свою верную службу Престолу и Родине. Независимо от этого, касательно охраны во время путешествия Вашего Императорского Величества существуют особые положения, выдвинувшие в последние годы на первое место компетенцию органов Министерства Императорского Двора, а также чрезвычайные полномочия, предоставлявшиеся Товарищу Министра Внутренних Дел, Командиру Отдельного Корпуса Жандармов, Шталмейстеру Высочайшего Двора, Генерал-лейтенанту Курлову. Обращаясь к уяснению круга ведомства означенных должностных лиц и их взаимоотношений, я почитаю долгом отметить, что в силу Высочайших повелений от 22 мая 1909 года, 19 мая 1910 года и 21 мая 1911 года направление мер охраны, при посещении Вашим Императорским Величеством Полтавы, Риги и, наконец, Киева и Крыма, – было объ-единяемо в руках Генерал-лейтенанта Курлова, с подчинением ему всех без исключения чинов, находившихся в поименованных местностях и командированных туда для поддержания порядка, но с соблюдением ст. 9 Положения о Дворцовом Коменданте. Упоминание этой статьи дало основание к возбуждению при расследовании вопроса о том, являлся ли генерал Курлов в сфере своих временных обязанностей самостоятельным в отношении Дворцового Коменданта представителем Министерства Внутренних Дел, или же был подчинен Генерал-адъютанту Дедюлину в силу ст. 9, в которой указано, что для исполнения поручений Дворцового Коменданта командируются выбранные им военные и гражданские чины. Независимо от сего генералы Дедюлин и Курлов заявили мне, что из ведомства Дворцового Коменданта во время Высочайших поездок были изъяты дела политического розыска.

По поводу этих сомнений, на основании добытых данных, выяснено, что при выработке особых полномочий Шталмейстера Курлова перед путешествием Вашего Императорского Величества в 1909 г. в Полтаву вопрос о круге ведомства Дворцового Коменданта и об отношении к нему генерала Курлова был предметом обмена мнения между Статс-секретарем Столыпиным и Генерал-адъютантами бароном Фредериксом и Дедюлиным. Последний в докладе своем на имя Министра Императорского Двора от 30 мая 1909 г. за № 1408 представить Генерал-адъютанту барону Фредериксу, что Статс-секретарь Столыпин затруднился в создании для Полтавы законодательным порядком должности временного генерал-губернатора, как представителя высшей административной власти, облеченного более широкими законными правами, обеспечивающими единство, быстроту и планомерность действий всех видов охраны. По удостоверению генерала Дедюдина, покойный Министр Внутренних Дел, по соглашению с ним, счел наиболее целесообразным использовать ст. 9 Положения о Дворцовом Коменданте, дающую всю необходимую полноту власти для обеспечения безопасности пребывания Вашего Императорского Величества в Полтаве и вместе с тем совершенно закономерно разрешающую вопрос о создании в этом городе единой, сильной, полномочной высшей административной власти. Докладывая об изложенном, Генерал-адъютант Дедюлин присовокупил, что о таковом разъяснении осведомлен и генерал Курлов в том смысле, что «деятельность его во всем, что касается постановки охраны на время Высочайшего пребывания в Полтаве, всецело подчинена, в силу закона, высшему руководству Министра Двора и непосредственным указаниям Дворцового Коменданта». Такие права Дворцового Коменданта признавались и во время посещения Вашим Императорским Величеством в 1910 году.Риги, где тотчас по прибытии Генерал-адъютанта Дедюлина было созвано, под его председательством, совещание из представителей заинтересованных ведомств, причем генералу было доложено о всех намеченных мерах охраны, без исключения сферы розыска.

Редакция Высочайшего повеления от 22 мая 1909 г. дословно повторена и при возложении на генерала Курлова особых полномочий в минувшем году, причем, так как в данном случае возник новый вопрос об отношении генерала Курлова к Киевскому, Подольскому и Волынскому Генерал-губернатору, то последний был поставлен в известность о роли Шталмейстера Курлова. Генерал-адъютант Трепов тотчас же подал прошение об отставке, после чего возникла между ним и Статс-секретарем Столыпиным переписка, в которой, однако, не оспаривалось то положение, что в сфере мер охраны генерал-губернаторская власть, распространяющаяся по закону на всю территорию подведомственного ей края и на все дела, без изъятия разыскных, перешла в руки Дворцового Коменданта.

Как установлено расследованием, Генерал-адъютант Дедюлин был осведомляем генералом Курловым и в особенности полковником Спиридовичем о ходе подготовительной организации охраны со включением в доклады и вопросов о положении в Киеве и Севастополе революционных кружков, о работе местных охранных отделений, о предупредительных ликвидациях и т.п. Равным образом доводилось до сведения Дворцового Коменданта и о заявлениях Мордки Богрова и об агентурной разработке таковых.

Наконец, по поводу последнего путешествия Вашего Императорского Величества в 1911 г. сам Генерал-адъютант Дедюлин в письме на мое имя высказал, что чины дворцовой охраны, на время Высочайших путешествий, передавались им в ведение лица, коему с Высочайшего соизволения вверялось Министром Внутренних Дел осуществление мер охраны и которое назначалось, согласно ст. 9 упомянутого Положения, в распоряжение Дворцового Коменданта. Так пояснил далее Генерал-адъютант Дедюлин, соблюдение ст. 9 вызывалось главным образом тем обстоятельством, что упомянутый представитель Министерства Внутренних Дел, под коим в настоящем письме понимается генерал Курлов, имеет «лишь ограниченный круг деятельности, ибо только Дворцовый Комендант, на основании ст. ст. 1, 7 и 9 Положения о его должности, может требовать содействия всех ведомств и учреждений Империи».

Со своей стороны я не осмеливаюсь скрыть от Вашего Императорского Величества мое мнение, что приведенное в представлении Генерал-адъютанта Дедюлина Министру Двора толкование закона едва ли представляется правильным. Точное содержание Положения о Дворцовом Коменданте и преподанной ему инструкции вполне ясно ограничивает круг его власти обеспечением безопасности только в пределах Высочайших резиденций и на путях во время путешествия Вашего Императорского Величества, причем под «резиденцией» надлежит понимать район, находящийся постоянно или временно в ведении дворцового управления. Иное толкование этого термина, помещенного в законе о Дворцовом Коменданте, приводило бы к тому предположению, что власть его распространяется непрерывно и на всю столицу с ее учреждениями, ведающими охраной безопасности и порядка. Придание же Дворцовому Коменданту, без особого на сей предмет закона или Высочайшего повеления, функций, присвоенных на основании закона Генерал-губернатору, не оправдывается указанными Генерал-адъютантом Дедюлиным статьями Положения о Дворцовом Коменданте, ибо таковые лишь предоставляют ему право требовать содействия себе со стороны всех ведомств и устанавливают подчиненность командированных в его распоряжение лиц, под которыми можно подразумевать только отдельных, определенных служащих, но не целые учреждения, какими являются состоявшие в управлении генерала Курлова корпус жандармов и полиция.

Созданное для Генерал-адъютанта Дедюлина особое положение едва ли отвечает и интересам дела с практической стороны, так как если даже в силу необходимости в руках одного лица сосредоточиваются различные управления, то успешная деятельность его возможна лишь в том случае, когда обязанности по одной отрасли не препятствуют выполнению других ее функций. Между тем Генерал-адъютант Дедюлин, приняв в свое ведение столь обширное и живое дело, как высшее руководительство всеми мерами охраны, в то же время по основной своей должности обязан был всюду и всегда сопровождать Ваше Императорское Величество и таким образом едва ли был в состоянии использовать с надлежащею основательностью свои временные чрезвычайные полномочия. Действительно в деле нет никаких указаний на то, чтобы исключительное положение, занятое Дворцовым Комендантом, проявилось в реальной форме в течение Высочайших поездок 1911 г..

Однако и при наличности изъясненных соображений нельзя не признать, что в силу состоявшихся по Министерствам Императорского Двора и Внутренних Дел категорических распоряжений Генерал-адъютант Дедюлин во время последних путешествий Вашего Императорского Величества почитался и юридически и фактически главным распорядителем всеми без исключения мерами охраны.

На точном же основании Высочайшего повеления от 21 мая 1911 г. непосредственным руководителем по обеспечению безопасности и порядка являлся назначенный в распоряжение Дворцового Коменданта Товарищ Министра Внутренних Дел, Командир отдельного корпуса жандармов, Шталмейстер, Генерал-лейтенант Курлов.

Осуществляя свои полномочия, Генерал-лейтенант Курлов привлек в качестве непосредственных своих помощников: исполняющего обязанности вице-директора Департамента Полиции, в звании камер-юнкера Высочайшего Двора, статского советника Веригина и начальника подведомственной Дворцовому Коменданту охранной агентуры, полковника отдельного корпуса жандармов Спиридовича. Кроме того в непосредственном подчинении генералу Курлову состоял начальник Киевского охранного отделения, подполковник того же корпуса Кулябко.

Статский советник Веригин, по окончании курса Императорского Училища Правоведения, поступил в 1898 году на службу в Департамент Полиции и с июля 1906 года состоял исполняющим обязанности секретаря при директоре этого Департамента, а 6 декабря того же года пожалован в звание камер-юнкера Высочайшего Двора. Затем, после назначения генерала Курлова 1 января 1909 года Товарищем Министра Внутренних Дел, Веригину 24 того же января было увеличено содержание на 1200 рублей в год; в следующем месяце он был повышен в V-й класс по должности чиновника особых поручений сверх штата; в июле того же года назначен штатным чиновником особых поручений и в феврале 1910 года – исполняющим обязанности вице-директора Департамента Полиции, сохранив за собою и секретарскую часть. Учреждение новой пятой должности вице-директора не вызывалось надобностью, и сам Веригин полагал, что мера эта вытекала из желания начальства удержать его в Департаменте после выраженного им намерения перейти на службу по губернской администрации. И действительно, с увольнением Веригина в 1911 году в отставку, означенная должность вице-директора упразднена. Кроме того в течение последних 2-х лет неоднократно поднимался вопрос о пожаловании Веригина званием камергера Высочайшего Двора, причем в последний раз ходатайство об этом было возбуждено перед Статс-секретарем Столыпиным Генерал-адъютантом Дедюлиным в Киеве в августе 1911 года, но покойный Министр убедил Дворцового Коменданта отказаться от этой просьбы, ввиду нелестных отзывов, которые Веригин давал о деятельности некоторых чинов Дворцового ведомства. В силу сосредоточения в руках Веригина нескольких должностей создалось совершенно особое положение его в Департаменте, так как если возникало затруднение в одной из них, то он прикрывался обязанностями по другой. Занимаясь постоянно интригами и возбуждением ссор между служащими, опираясь на личные свои близкие отношения к Товарищу Министра, в коих могли играть роль и услуги по вексельным операциям генерала Курлова, Веригин выставлял себя человеком очень осведомленным в намерениях высшего начальства и приобрел исключительное влияние в названном учреждении. Хотя Веригин не заведовал делами охраны и розыска, но ему давались поручения именно в этой области. Так, начиная с 1909 г., ни одно Высочайшее путешествие не обходилось без командирования Веригина для выполнения вместе с полковником Спиридовичем мер охраны, а в заграничных поездках на Веригина, кроме того, возлагались сношения с местными властями и с заграничной секретной агентурой, для которой, согласно указанию генерала Курлова, распоряжения Веригина были обязательны. Впрочем, разъяснение это могло иметь значение при том условии, что розыском за границей за ведовал чиновник особых поручений Красильников, который был определен на эту должность при генерале Курлове непосредственно из отставных штабс-ротмистров лейб-гвардии конного полка.

При этом нельзя не отметить, что упомянутые поручения давали значительную прибавку к жалованью Веригина, так как за один 1910 год он получил добавочного содержания свыше 4 1/2 тысяч рублей и за 9 месяцев 1911 г. около 2800 рублей. Кроме того, в заграничных поездках Веригин снабжался значительными средствами с правом почти бесконтрольного их употребления, причем, например, из отпущенных ему при поездке в 1910 г. в Германию денег им не представлено к отчету оправдательных документов на сумму в 54 347 рублей, а 1200 рублей истрачены без указания назначения этого расхода.

По возникновении настоящего расследования описанное выше своеобразное служебное положение Веригина было использовано в видах устранения его ответственности в деле политического розыска. Генерал Курлов по этому поводу полагает, что Веригин был взят им в Киев скорее в качестве чиновника особых поручений и в совещаниях по организации охраны участвовал как секретарь, необходимый лишь для справок, а сам Веригин считает, что он находился при Товарище Министра во время последней ВЫСОЧАЙШЕЙ поездки только для исполнения отдельных приказаний. При оценке этих объяснений необходимо принять во внимание, что, по признании генерала Курлова, функции статского советника Веригина во время пребывания в Киеве в 1911 г. были те же, какие он нес и в предшествовавшие командировки при Высочайших поездках в пределах России, а содержание получавшихся Веригиным ордеров не оставляет сомнения, что он назначался в этих случаях именно для участия в организации мер охраны; сущность же поручений, возлагавшихся на него при выездах за границу, безусловно подтверждает это положение. Затем наличность у генерала Курлова во время его поездок двух секретарей, казалось бы, исключала надобность в третьем. Расследованием, наряду с этим, установлено, что Веригин входил в состав совещания с местными высшими властями с правом голоса, возражая нередко генералу Курлову; обсуждал обязательные постановления, издававшиеся на время Высочайшего пребывания; присутствовал на докладах, которые делали начальники розыскных органов Товарищу Министра Внутренних Дел; ездил в Чернигов для ознакомления с положением революционных сообществ и постановкой там политического розыска и отдавал от своего имени распоряжения. При всем том Веригин держал себя очень самостоятельно, так что все, кто имел с ним соприкосновение по организации охраны и по вопросам кредитов, а в числе других полковник Спиридович и начальник Киевского охранного отделения Кулябко, правильно считали его исполняющим обязанности вице-директора и представителем Департамента Полиции.

Полковник Спиридович переведен в отдельный корпус жандармов в декабре 1899 года, с чином поручика. С 1903 года состоял начальником охранного отделения в Киеве, где был тяжело ранен революционером; в 1906 года Спиридович был откомандирован в распоряжение Дворцового Коменданта с поручением ему заведывания охранной агентурой. В чин полковника произведен в 1907 года. При путешествиях Вашего Императорского Величества как внутри Империи, так и за границей на полковника Спиридовича возлагалась организация секретной охраны. Начиная с 1909 года, когда обеспечение безопасности при Высочайших поездках стало сосредоточиваться в руках Генерал-лейтенанта Курлова, полковник Спиридович назначался в распоряжение Курлова.

В отношении полковника Спиридовича на расследовании равным образом возбуждено заинтересованными лицами сомнение в том, является ли он ответственным за неправильные распоряжения, приведшие к катастрофе 1 сентября, причем указывалось, что в круг его обязанностей входила лишь наружная охрана, к делу же негласного политического розыска он никакого формального отношения иметь не мог. По этому вопросу обнаружено, что летом 1911 года Спиридович с генералом Курловым, Веригиным и другими лицами выезжал в Киев, Севастополь и Ялту для ознакомления с революционным движением и работою охранных отделений, а также для организации секретной охраны. Доклады местных жандармских властей делались Товарищу Министра в присутствии полковника Спиридовича, который принимал деятельное участие в обсуждении вопросов о необходимости тех или иных арестов, административных высылок и других предупредительных мероприятий.

О положении политического розыска в Крыму и в Киеве полковник Спиридович письменно подробно докладывал Дворцовому Коменданту, причем, сравнивая развитие пропаганды в Балтийском и Черноморском флотах, удостоверил, что за последний можно быть спокойным. Относительно Киевского охранного отделения, начальником коего состоял женатый на сестре Спиридовича подполковник Кулябко, Спиридович дал блестящий отзыв, указывая на полную осведомленность и точный учет революционных деятелей, находящихся «в мертвом наблюдении», ввиду чего за Киев нет оснований тревожиться.

По изложенным основаниям надлежит признать, что, когда начальнику Киевского охранного отделения были сделаны Мордкою Богровым заявления о готовившихся террористических актах, статский советник Веригин и полковник Спиридович, приняв непосредственное участие в разработке означенных сведений, выступали в этом случае в кругу прямых своих обязанностей, а не в качестве добровольных слушателей и советчиков. Кроме того, если считать правильными объяснения, будто Веригин и Спиридович не ведали политическим розыском, то оставалось бы признать, что Товарищ Министр Внутренних Дел, приступая к осуществлению всей совокупности мер охраны, взял с собою Адъютанта, двух секретарей, вице-директора Департамента Полиции и начальника секретной охраны, из которых, однако, ни один не должен был касаться розыска, составлявшего важнейшую отрасль возложенного на генерала Курлова поручения.

Подполковник Кулябко, поступив в 1892 году, по окончании училища, в полк, через 3 1/2 г. перешел на службу по полиции, с переименованием в чин губернского секретаря. Впоследствии Кулябко был определен помощником начальника Киевского охранного отделения, а с 1906 г. назначен начальником такового. Через некоторое время Департамент Полиции стал обнаруживать отсутствие достаточного освещения революционных организаций в Киеве и планомерной борьбы с ними. Независимо от этого оказалось, что секретных сотрудников Кулябко принимал не на конспиративных квартирах, а в помещении охранного отделения, так что они сталкивались друг с другом и их знали даже городовые и швейцары при отделении. Не обладая достаточным знанием своего дела, Кулябко в розыске вполне руководствовался указаниями своих негласных агентов даже по вопросам техники. Так, из его же объяснения видно, что он ценил Мордку Богрова за умение придумывать планы ликвидаций, хотя вся подготовка таковых должна лежать исключительно на начальнике отделения. Несоответственное состояние Киевского охранного отделения вызвало еще в 1908 году ревизию со стороны Департамента Полиции, причем работа Кулябки была признана неудовлетворительной, и в конце 1908 года было решено перевести Кулябку в Департамент для письменных занятий, что, однако, не осуществилось, ввиду перемены в составе высших чинов Департамента. В 1909 году обозревавший отделение генерал-майор корпуса жандармов Герасимов удостоверил вновь слабую деятельность Кулябки, обнаружив при этом, что неподлежащую роль в этом учреждении играл старший филер Демидюк. Департамент Полиции систематически указывал подполковнику Кулябке на допускавшиеся им недочеты, но он не обращал на это внимания, нередко вовсе не отвечал на запросы, несмотря на многократные подтверждения, и не доносил даже об обысках и арестах. В то же время в переписке с Департаментом Полиции Кулябко принял вызывающий тон, и, имея твердую поддержку в лице Веригина, бывшего с ним в дружественных отношениях, жаловался Спиридовичу и Товарищу Министра Внутренних Дел, что Департамент проявляет к нему пристрастие и мешает нормально работать. Генерал Курлов потребовал объяснения от особого отдела Департамента Полиции; когда же ему доложили о неуспешной работе начальника Киевского охранного отделения, Товарищ Министр, вызвав Кулябко в С.-Петербург, 16 декабря 1910 года произвел проверку заявлений особого отдела и признал их основательными.

Невзирая на своевременную осведомленность генерала Курлова об отрицательных сторонах деятельности подполковника Кулябки, последний не только продолжал оставаться в должности, но на него возлагались Командиром Корпуса ответственные поручения по организации охраны в Риге на время посещения этого города Вашим Императорским Величеством, хотя там существовало разыскное учреждение. Вместе с тем Кулябко, будучи в августе месяце 1909 года переведен в корпус жандармов с переименованием в ротмистры, через 11 месяцев произведен уже в чин подполковника. Кроме того генералом Курловым был предложен Кулябке переход в начальники Московского охранного отделения, от чего он, однако, отказался ввиду климатических условий. Так как Кулябко стремился к службе на юге, то Веригин и Спиридович делали попытки убедить генерала Курлова в необходимости смещения из Севастополя начальника жандармского управления полковника Попова, хотя тот пользуется хорошей репутацией и Товарищ Министра был им вполне доволен. Положение Кулябки, опиравшегося на родственную близость к полковнику Спиридовичу и на личные отношения к генералу Курлову, установившиеся еще со времени управления последним Киевской губернией, оказалось настолько прочным, что Департамент Полиции не решался применять к Кулябке соответственных мер воздействия. Генерал же Курлов и один из вице-директоров Департамента обращались к полковнику Спиридовичу с просьбами частным образом повлиять на Кулябку в целях усиления им работы и принятия надлежащего тона в переписке с Департаментом. Наряду с этим Кулябко держал себя весьма заносчиво с чинами Киевской полиции и допускал неподобающую форму сношений с губернатором, каковое поведение Кулябки объяснялось в среде местной администрации особым расположением к нему Командира корпуса жандармов.

Что касается затем системы предпринятой в Киеве охраны и способов ее фактического осуществления, то расследованием установлено, что, приступив, согласно Высочайшему повелению, к выполнению возложенной на него задачи, Генерал-лейтенант Курлов в сопровождении избранных им лиц посетил в июне 1911 года Киев, Чернигов и Овруч, а в первой половине августа – Севастополь и Ялту. В означенных городах генералом Курловым были организованы целесообразные совещания с представителями местной власти для выяснения как необходимых мероприятий по обеспечению безопасности и порядка, так и потребного количества чинов полиции и жандармского корпуса, подлежавших командированию для усиления органов, ведавших охрану. В то же время генерал Курлов, не производя фактической проверки положения политического розыска и дел в охранных отделениях, выслушивал подробные доклады начальников таковых об имевшихся указаниях на неблагонадежных лиц и отдавал распоряжения относительно предупредительных ликвидаций и негласного наблюдения, в чем главным помощником ему являлся полковник Спиридович. О результатах своей июньской поездки Товарищ Министра представил подробную записку Статс-секретарю Столыпину, а копию ее препроводил Министру Императорского Двора. Затем эта копия, вместе с утвержденными генералом Курловым инструкциями, поступила к Дворцовому Коменданту и не вызвала какого-либо обмена мнений. Установленная практикою прежних Высочайших путешествий организация охраны сводилась к нижеследующим мероприятиям: 1) постоянная дворцовая охрана; 2) надзор за стосаженной полосой вне пределов железнодорожного отчуждения соединенными силами общей и жандармской полиции; 3) регистрация населения по путям Высочайших проездов в городах; 4) технический осмотр всех помещений по тем же путям; 5) учреждение секретной охраны; 6) особый порядок выдачи билетов для входа в места Высочайших посещений; 7) установление общих принципов наружных нарядов полиции и 8) создание так называемой народной (почетной) охраны.

При настоящем расследовании были подробно изучены как основания организации упомянутых выше мер, так, главным образом, фактическое осуществление их на практике, которое преимущественно может дать понятие о работе должностных лиц, призванных к обеспечению безопасности и порядка. При этом в отношении бюро по регистрации населения установлено, что чины его не были достаточно осведомлены о тех домах и лицах, которые состояли в наблюдении охранного отделения. Вследствие сего могли происходить и действительно имели место в этой области недоразумения. Затем успешность работ комиссий по осмотру зданий не была подкреплена особым постановлением об обязательном исполнении распоряжений комиссий собственниками и арендаторами владений, выходящих на пути следования Вашего Императорского Величества.

Секретная охрана в Киеве была образована из разнородных частей, причем для некоторых из них предстоявшая работа являлась новой. Поэтому, согласно преподанным полковнику Спиридовичу указаниям, он должен был сплотить свой отряд и ознакомить его чинов как с их обязанностями, так и с местными революционными деятелями, находившимися под секретным надзором. Что касается фактического объединения команды, то оно выразилось в поселении людей в общих казармах и в размещении их там по группам, несшим совместную службу. Но наряду с этим полковник Спиридович не принял мер к устранению розни, возникшей между отдельными частями секретной охраны после проявленного Спиридовичем неблагожелательного отношения к чинам центрального филерского отряда С.-Петербургского охранного отделения. Засим, когда были получены от Мордки Богрова сведения о замыслах революционеров, полковник Спиридович не сообщил офицерам и агентам своего отряда известных ему примет террориста. Не последовало в этом направлении распоряжения и со стороны генерала Курлова. Наконец, успешное исполнение обязанностей жандармскими офицерами затруднялось приказанием полковника Спиридовича выходить в наряд в парадной форме, вследствие чего при постоянных сношениях агентов с офицерами секретный характер деятельности первых не мог сохраняться, какие бы меры к тому ни принимались.

Что касается наружной полиции, то для усиления таковой на время Киевских торжеств генералом Курловым были командированы в распоряжение Киевского полицмейстера полковника Скалопа чины полиции из Петербурга и Москвы, а также сводный жандармский дивизион. За несколько дней до прибытия Вашего Императорского Величества был издан приказ, в котором Киевский полицмейстер поместил одобренные генералом Курловым подробные распоряжения по наружной охране. Крупнейшим и существенным недостатком в организации наружной полицейской службы является отсутствие разъяснений чинам полиции об отношениях их к жандармским офицерам, к секретной и народной охранам. Дав офицерам корпуса жандармов широкое и неопределенное по содержанию право требовать его именем от полиции исполнения всех их указаний, генерал Курлов создал двоевластие, приводившее весьма часто к столкновениям между офицерами названных частей. Вместе с тем нельзя не признать доказанным, что обращение многих жандармских чинов, в особенности же полковника Спиридовича, с представителями полиции сопровождалось иногда резким тоном, прикрикиванием, выговорами и угрозами.

При проезде Вашего Императорского Величества в 1909 г. через Киев была образована добровольная народная охрана из членов монархических организаций, которой руководил тогда подполковник Кулябко. В 1911 г. начальствующие лица и представители означенных общественных групп решили также создать народную охрану. Во главе ее снова был поставлен подполковник Кулябко, который, по словам генерала Курлова, пользовался среди членов монархических организаций большим значением и умел влиять на них в хорошем направлении. Хотя такое положение, быть может, и было удачно, но с точки зрения интересов специального дела, возложенного на Кулябку, являлось не только нежелательным, но и противоречащим существующим распоряжениям Министерства Внутренних Дел. В изданных по сему предмету циркулярах воспрещается чинам полиции и разыскных органов вторжение во внутреннюю жизнь каких бы то ни было общественных союзов, так как при этих условиях представители власти теряли уже ту независимость и объективность, которая может обеспечивать правильное и нелицеприятное поддержание порядка. Кроме того, подобное вмешательство неминуемо отвлекает названных чинов от исполнения прямых обязанностей, а в политическом отношении может создавать для общественных групп, с одной стороны, право в своих делах ссылаться на связи с администрацией, а с другой – предъявлять последней требования, идущие вразрез с долгом службы. Хотя в помощь подполковнику Кулябке для руководства народной охраной был назначен Бердичевский полицмейстер Цветкович, находившийся с ним в дружеских отношениях по прежней службе в Киевском охранном отделении, но тем не менее Кулябко всецело посвятил себя заботам по порученному ему новому делу, постоянно находясь в сношениях с представителями народной охраны и объезжая наряды ее на улицах для проверки их и устранения возникавших между дружинниками и полицией недоразумений. Впрочем, появления Кулябки на улицах продолжались только до 2 сентября, так как после покушения на жизнь Статс-секретаря Столыпина публика стала встречать начальника охранного отделения криками: «убийца». К исполнению тех же обязанностей по народной охране Кулябко назначил и всех офицеров охранного отделения, которые таким образом оказались вынужденными посвятить себя работе, совершенно не относившейся к их службе.

По объяснению чинов Киевской полиции, народная охрана в 1911 г. была организована крайне неудовлетворительно, ибо Кулябко и Цветкович стремились набрать как можно больше народу и не всегда проверяли личности участников охраны. В прежнее время добровольная охрана комплектовалась из людей солидных, домовладельцев, члены ее имели особые значки, стеной стояли при проездах и действительно представляли собой силу, в минувшем же году народная охрана являлась разрозненную толпою, среди которой было много женщин и детей. Некоторые члены этой организации, долженствовавшей по инструкции предупреждать нарушения порядка, сами позволяли себе бросать прошения при проездах Вашего Императорского Величества по улицам.

Независимо от этого в распоряжениях охранного отделения и чинов полиции установлен ряд неправильных действий по отношению к лицам, принявшим на себя помощь органам власти по обеспечению безопасности. Так, когда товарищ председателя клуба националистов Савенко представил в охранное отделение обширные списки участников добровольной охраны, подполковник Кулябко выдал клубу именные билеты с значительным опозданием и притом далеко не для всех членов общества. С своей стороны Цветкович вызывающим тоном объяснил Савенко, что лица, которые не получили билетов, не могут быть допущены к участию в почетной охране. Такими, однако, оказались: члены Государственного Совета Д.И. Пихно и Государственной думы граф А.А. Бобринский и В.В. Шульгин, товарищ председателя клуба, профессор П.А. Армашевский, жена председателя совета старшин купеческого собрания К.И. Дитятина и многие другие видные представители клуба. 29 августа, когда отряд националистов занял отведенный ему район, по-явился Цветкович в нетрезвом состоянии и позволил себе ряд непристойных выходок по адресу членов Общества. Равным образом установлено несколько случаев весьма пренебрежительного и даже оскорбительного отношения к националистам и членам общества «Русский Богатырь» со стороны чинов С.-Петербургской столичной полиции, причем нередко в распределении отрядов народной охраны давались противоречивые распоряжения, происходили задержки в пропуске на назначенные места и беспричинные перемещения.

Таким образом благая мысль о привлечении народных масс к охране Обожаемого МОНАРХА, из-за отсутствия правильной организации этого дела и назначения к руководительству им несоответствующих лиц, не дала желательных результатов.

В видах контроля за допущением должностных и частных лиц в места Высочайших посещений, было учреждено особое бюро по выдаче билетов, каковую меру нельзя не признать безусловно целесообразной. Однако же как в инструкции, утвержденной для этого бюро генералом Курловым и одобренной Дворцовым Комендантом, так и в практическом осуществлении деятельности этого учреждения обнаружен ряд упущений. Главным недостатком правил, которые преподаны бюро, является чрезмерная централизация выдачи билетов, которые всем лицам, не исключая и должностных, назначавшихся в места Высочайших посещений для исполнения обязанностей службы, подлежали выдаче из бюро. Задача эта оказалась непосильной по ее обширности и совершенно излишней, ввиду чего на практике указанное правило не соблюдалось самим генералом Курловым. По его же распоряжению, билеты членам патриотических союзов выдавались подполковником Кулябкой, а вместе с тем снабжение пропусками чинов, принадлежащих к охране и дворцовому ведомству, перешло в руки их начальства, которому посылались бланковые служебные билеты с незаполненными сведениями о лицах, коим они предназначались. Такие билеты, по получении из бюро, хранились иногда при нежелательных условиях. Например, начальник Дворцовой полиции полковник Герарди носил пропуска в кармане кителя и даже забыл о них, так что они могли быть утеряны или похищены. Другой крупный недочет инструкции составляет отсутствие указания, какое учреждение компетентно в решении вопроса о благонадежности лиц, ищущих доступа в места посещений: розыскные органы, дававшие справки по этой части, или канцелярия губернатора, ведавшая списки служащих и их семейств, или, наконец, билетное бюро. На практике означенный вопрос рассматривали все эти установления, причем в отношении одних и тех же лиц получались противоречивые распоряжения. Кроме того, разглашение охранным отделением и жандармским управлением секретных сведений путем сообщения их канцелярии губернатора и билетному бюро также нельзя признать желательным. Относительно выдачи пропусков на торжества, устроенные городским общественным управлением, был допущен генералом Курловым особый порядок. Хотя приглашения на означенные празднества естественно могли исходить от городского головы, но предоставление ему же выдачи пропусков билетного бюро являлось мерою, не отвечающей как правилам инструкции, так и компетенции общественного самоуправления. Нарушение это повело к тому, что распределение упомянутых пропусков оказалось в руках служащих в управе, причем бывали случаи утраты театральных билетов, замены их приглашениями и бесконтрольного вручения пропусков неизвестным получателям. Затем, по указаниям генерала Курлова, билетное бюро широко практиковало выдачу бланковых неслужебных пропусков, вследствие чего таковые оказались в распоряжении жены по своему усмотрению.

При всех означенных условиях постановку деятельности билетного бюро в Киеве необходимо признать неудовлетворительной.

Обследованием вопроса о денежных средствах, употребленных на охрану во время путешествия Вашего Императорского Величества в 1911 г., выяснено, что для этой цели по всеподданнейшему докладу Министра Финансов отпущено из десятимиллионного фонда 300 000 рублей, которые и были 10 июня приняты Департаментом Полиции из Главного Казначейства. К порядку расходования этих денег применялась система, введенная впервые в практике Департамента Полиции генералом Курловым со времени командировки его в 1909 году в Полтаву и заключавшаяся в том, что весьма значительную часть ассигнованных средств он брал на руки. По объяснению генерала Курлова, означенный новый порядок был установлен им в видах безотлагательного производства на местах расходов, которые могли бы замедляться при необходимости истребования и перевода денег из Петербурга. Как установлено расследованием, 10 июня, то есть еще до поступления в кассу Департамента Полиции 300 000 рублей, Генерал-лейтенант Курлов за счет открытого кредита истребовал из специальных средств Департамента 25 тысяч рублей в свое распоряжение и, кроме того, приказал выдать исполняющему обязанности вице-директора Веригину на агентурные надобности 10 тысяч рублей. Затем 29-го июля Товарищ Министра взял из кассы Департамента 90.000 рублей, а 4 сентября ему было переведено в Киев еще 11.000 рублей. Таким образом, генералом Курловым было получено в личное распоряжение на расходы по организации охраны во время Высочайшего путешествия, в общей сложности, 126 тысяч рублей. Однако, помимо того, что снабжение средствами местных органов непосредственно из Департамента при существовании телеграфных переводов не вызывало никаких затруднений до назначения генерала Курлова, а равно и после оставления им должности Товарища Министра, практика, примененная генералом, подвергая большие казенные средства случайностям всякого рода, не вызывалась и необходимостью. Вывод этот подтверждается тем, что за время нахождения у Товарища Министра 35 тысяч рублей, в период с 10 июня по 26 июля 1911 г. им истрачено на экстренные надобности охраны всего 454 руб. 20 коп., а затем, по получении 29 июля 90 тысяч рублей, у генерала Курлова оставалась на руках до 10 сентября значительная свободная наличность, колебавшаяся между 50 и 74 тысячами рублей.

Помимо недостаточной обоснованности установленного генералом Курловым нового порядка распоряжения означенными средствами, сам факт сосредоточения им у себя больших сумм мог подать повод к нежелательным толкам, с одной стороны, ввиду появившихся в прессе и обществе, быть может, неосновательных, слухов о чрезмерно широкой жизни генерала Курлова и его приближенных в Киеве, а с другой, и потому, что при обремененности генерала частными долгами в различных кредитных установлениях по векселям лиц, состоявших в разное время в подчиненном ему положении, было произведено с 11 июня по 26 июля 1911 г. платежей по займам на сумму свыше 16 тысяч рублей.

Относительно упомянутых 10 тысяч рублей, врученных из кассы Департамента Полиции 10 июня статскому советнику Веригину, последний на допросе заявил, что он совершенно не знает, для какой цели была дана ему эта сумма, которую он около 29 августа вернул генералу Курлову по его требованию, вызванному, по-видимому, невозможностью получить во время праздников из банка деньги для удовлетворения каких-то экстренных расходов. Но из отчета генерала Курлова видно, что к 29 августа у него на руках было свободной наличности свыше 74 тысяч рублей; в своем же показании генерал Курлов объяснил, что Веригину были даны 10 тысяч рублей на агентурные надобности и удовлетворение добавочным содержанием состоящих при генерале лиц, причем статский советник Веригин был вполне осведомлен о назначении порученных ему сумм. Однако причина обособления этих 10 тысяч рублей в руках Веригина от прочих денег, взятых генералом Курловым на охрану, осталась необъясненною.

При обозрении детальной отчетности, представленной начальником Киевского охранного отделения подполковником Кулябкой в израсходовании отпущенных ему экстренных сумм, обнаружилось, что в число оправдательных документов, сданных в Департамент Полиции, включено 18 раздаточных ведомостей с расписками наблюдательных агентов в получении суточных денег, всего на 8047 руб. 50 коп., причем эти раздаточные ведомости, скрепленные состоявшим при Киевском охранном отделении ротмистром Макаровым, оказались каждая в двух экземплярах, ввиду чего общий расход неправильно увеличен на указанную цифру. Опрошенные при расследовании, чины охраны удостоверили, что обозначенные в ведомостях деньги они получили по одному разу, но расписывались по требованию ротмистра Макарова в двух ведомостях. О таких неправильных действиях по расходованию казенных средств мною в декабре 1911 г. сообщено на распоряжение Министра Внутренних Дел, коим предписано возбудить против подполковника Кулябки уголовное преследование.

Что касается затем до положения Киевского охранного отделения в отношении личного его состава и производительности его работы ко времени Киевских торжеств, когда на это учреждение естественно должна была выпасть весьма тяжелая и важная работа, то отделение это, наряду с описанным выше отсутствием надлежащей агентуры и несоответствия начальника его, подполковника Кулябки, своему назначению, оказалось в совершенно расшатанном состоянии.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.