Глава I «Великим генералом будет»

Глава I

«Великим генералом будет»

В Санкт-Петербурге 16 сентября 1745 года в семье сподвижника Петра I генерала Иллариона Матвеевича Голенищева-Кутузова родился сын Михаил.

Род Кутузовых, внесенный в I, II, III и IV книги дворян Новгородской, Псковской, Рязанской и Тверской губерний, был известен в России с давних времен. Предки их были боярами и окольничими — командовали полками, возглавляли приказы, сидели в Боярской думе.

Прослужив более тридцати лет в инженерных войсках, Илларион Матвеевич вышел в отставку в чине генерал-поручика и трудился на гражданском поприще. По его проектам возводились в столице мосты и различные здания. Еще в правление Елизаветы Петровны для спасения города от наводнений им был создан проект канала. Проект осуществили в 1760–1790-х годах. И. М. Голенищеву-Кутузову была пожалована «золотая табакерка, осыпанная бриллиантами», канал же был назван по имени императрицы Екатерининским (с 1923 года — канал Грибоедова). Заняв пост сенатора, Голенищев-Кутузов обнаружил незаурядные способности государственного деятеля. Всякое важное дело в Сенате считалось окончательно решенным лишь после того, как Илларион Матвеевич, рассмотрев его, «сказывал на оное свое мнение». В трудных обстоятельствах многие шли за советом к нему, отчего и прозван был он «Разумной книгой». Жена его (в девичестве Беклемишева) вскоре после рождения сына Михаила умерла, и детство ребенка не было согрето материнской лаской.

Отец постоянно отсутствовал, то находясь в походах, то занятый строительством оборонительных сооружений.

Воспитанием Михаила в отсутствие отца занималась бабушка со стороны матери (происходившая из рода Бедринских). Ее заботами мальчик рос здоровым, «уже в младенчестве подавая о себе прекрасные надежды, являя сложение крепкое и совершенную дородность».

Глубокий след в его воспитании оставил ближайший родственник — двоюродный брат отца адмирал Иван Логинович Голенищев-Кутузов. Выпускник Морского кадетского корпуса, он в течение сорока лет бессменно руководил этим единственным военно-морским учебным заведением России. Начав свою службу с младшего офицера флота, закончил ее Иван Логинович в чине президента Адмиралтейской коллегии. Это был энергичный, всесторонне образованный человек. В 1765 году его избирают депутатом Торопецкого дворянства для составления проекта обновленного Соборного уложения.[105] Он же — член комиссии российских флотов, генерал-казначей, учитель «морских наук» цесаревича Павла, автор первой истории российского флота — «Собрания списков, содержащих имена всех служивших в Российском флоте флагманов, обер-сюрвейеров и корабельных мастеров», один из составителей первого толкового словаря русского языка, переводчик известного труда П. Госта «Искусство военных флотов» и антиклерикального философского романа Вольтера «Задиг или Судьба». В 1783 году Иван Логинович становится членом Российской академии.

Для своего племянника, оставшегося без матери и редко видевшего отца, адмирал оказался самым близким человеком: покровителем в детстве и руководителем в юности, наставником в молодости, советчиком и верным другом в зрелые годы.

От Ивана Логиновича мальчик узнал, что род Кутузовых происходит из славян, обитавших в древние времена на западе от Вислы. Спасаясь от притеснений со стороны крестоносцев, предок их «честных правил и примерного поведения муж по имени Гавриил» в середине XIII столетия «явился к великому князю Александру Ярославичу (Невскому), был принят весьма милостиво и помещен… в число воевод и бояр сего воинственного государя». Участвуя в 1240 году в знаменитой битве со шведами при Ижоре, Гавриил показал отвагу и воинские способности. В пылу боя, ворвавшись на боевом коне во вражеский стан, он нещадно разил супостатов. Юноша Кутузов не один раз бывал на месте былого сражения, в Усть-Ижоре (в 1957 году по инициативе военной общественности Ленинграда там установлена гранитная стела, напоминающая о замечательной победе русского народа).

В старину людям присваивались прозвища по наиболее ярким чертам их облика, характера, манеры поведения. Так, праправнук Гавриила Федор Александрович, возможно, за дородность свою был прозван Кутузом.[106] Отсюда и пошла фамилия. Сын Федора боярин Василий в 1447 году послан был великим князем Василием Темным к князю Дмитрию Юрьевичу Шемяке для убеждения «отпустить мать его великую княгиню Софью, которую сей последний, по взятии Москвы во время бегства своего в Каргополь, захватил в Чухломе». «Сие дипломатическое препоручение боярин Василий Кутузов выполнил с желаемым успехом». Позднее волею царя Ивана Грозного дочь Андрея Кутузова (потомка Федора) Мария была выдана замуж за казанского царя Симеона. У Федора Александровича был также брат Ананий, сына которого — Василия прозвали в просторечье Голенищем. Так в фамилии Кутузовых образовалась новая ветвь — Голенищевых-Кутузовых, которые также с немалым успехом исполняли разные государевы службы. Многие из них были оружничими — заведовали оружейной казной, арсеналом, а также полковыми и осадными воеводами. Дед же Михаила — Матвей Иванович Голенищев-Кутузов — в смутные времена самозванцев оказал «немаловажные услуги отечеству».

В семье Кутузовых чтили память Петра I. Мальчик с интересом слушал рассказы о славных победах войска российского на суше и на море, о героических свершениях великих предков.

Еще в детстве, хорошо овладев французским и немецким языками, Михаил пристрастился к чтению, пользуясь прекрасной библиотекой дяди. В его доме, находившемся на территории Морского кадетского корпуса (ныне здесь, на набережной Лейтенанта Шмидта, 17, расположены здания Высшего военно-морского училища Министерства обороны), он часто видел ученых и писателей, передовых офицеров корпуса сухопутных войск и флота.

Находясь постоянно в обществе высокообразованных людей, мальчик быстро развивался. При том он был столь любознателен, что готов был целый день расспрашивать взрослых, подчас задавая такие вопросы, ответить на которые было непросто.

Генерал и адмирал Голенищевы-Кутузовы готовили сына и племянника к военной службе. Необходимое образование в ту пору можно было получить в Сухопутном или Морском кадетских корпусах, да в Артиллерийской или Инженерной школах.

Выбор пал на последнюю. По-видимому, сказалась семейная традиция. Еще в 1737 году эту школу окончил Илларион Матвеевич. Двадцать лет спустя воспитанником Инженерной школы стал его сын Михаил.

Основанная в 1712 году Петром I в Москве и переведенная в 1733 году в Петербург, «дабы быть под непосредственным надзором» царя, школа разместилась в Инженерном дворе на Городовом острове. Она расположилась на набережной реки Ждановки, в строениях, ранее принадлежавших графу Миниху (ныне здесь, на набережной Ждановки, 13, размещена Военная академия имени А. Ф. Можайского Министерства обороны).

Школа являлась средоточием русской военно-инженерной мысли. Воспитанники ее получали основательные по тем временам знания и впоследствии успешно возглавляли строительство оборонительных сооружений и каналов. Они же внесли немалый вклад в разведку и освоение природных богатств Урала и Сибири.

К моменту поступления Михаила Кутузова в школу это было военно-учебное заведение закрытого типа, мало отличавшееся от кадетских корпусов. Различными были сроки обучения, определенные четырьмя-шестью годами (против пятнадцати в кадетских корпусах), да состав воспитанников, представленный в основном офицерскими детьми и детьми незнатных дворян.

С приходом к руководству школой инженер-капитана М. И. Мордвинова, при шефстве прадеда А. С. Пушкина генерал-майора А. П. Ганнибала, состояние дел в учебном заведении изменилось к лучшему. Появились новые учебники, больше внимания стало уделяться практике, улучшились общий порядок, оборудование рекреаций, организованность и особенно дисциплина. Молодых людей «стали содержать весьма строго и за проступки „штрафовать фуктель“» — наказывать шомполами, а позднее розгами. В основе обучения лежали инженерное дело и фортификация. Много внимания отводилось общему образованию. Преподавались алгебра, геометрия, тригонометрия, физика, словесность, история, география, иностранные языки и богословие.

Для учеников школы была определена форма одежды: красный суконный сюртук с черными плисовыми воротником и обшлагами, черные штаны и шляпа с бантом.

Заниматься «чистой инженерией» Кутузову, однако, пришлось недолго. Назначенный к руководству учебными заведениями генерал-фельдцейхмейстер граф П. И. Шувалов составил проект преобразования школы в Артиллерийско-инженерный кадетский корпус, но «по недостатку средств» предложил Инженерную школу объединить с артиллерийской в одну, под свою личную «особую дирекцию». С 1758 года учебное заведение стало именоваться Объединенною Артиллерийской и инженерной школою, преобразованной позднее во Второй кадетский корпус. Артиллерийская школа при этом была переведена с Литейного двора на Инженерный.

В программу обучения были внесены существенные коррективы. Большое внимание стали уделять артиллерии и тактике. Особое внимание по-прежнему уделялось изучению точных наук как основ познания артиллерийского и инженерного дела.

На преподавательскую работу в школу были привлечены лучшие по тому времени специалисты: известный артиллерист И. А. Вельяшев-Волынцев — автор труда «Артиллерийские предложения» и не менее известный математик Я. П. Козельский — автор книг «Математические предложения» и «Механические предложения». Воспитанники школы к тому же имели возможность слушать лекции «великого мужа» Михаила Ломоносова.

В часы, свободные от службы, давал уроки сыну и сам генерал Кутузов, строго оценивавший знания подростка.

Учение давалось Михаилу легко. То, что другие постигали за неделю, он осваивал за два-три дня. Посвящая все свободное время чтению книг в хорошо укомплектованной библиотеке школы, многое он изучил в объеме гораздо большем, чем предусматривалось программой. Обладая склонностью к точным наукам, Кутузов отлично изучил математику, фортификацию, артиллерию и инженерное дело. Однако он хорошо познакомился и с философией, отлично знал историю и словесность, интересовался науками юридическими и общественными, отменно владел французским и немецким языками, позднее изучил польский и английский, мог объясняться по-шведски и по-турецки, знал латынь.

Но детство есть детство, и двенадцатилетний мальчик вместе со своими сверстниками участвовал в потасовках с «враждующим станом» — кадетами Шляхетского корпуса, презрительно именуемыми «красной говядиной». Впрочем, прозвища — Голенище — не избежал и Кутузов.

Крепко сложенный, красивый, общительный, способный, смелый и «оборотистый на язык» юноша вскоре был замечен учителями. Особую благосклонность к нему проявил полковник M. И. Мордвинов — помощник Шувалова по Объединенной артиллерийской и инженерной школе, практически руководивший ею.

Именно он обратил внимание Шувалова на способного воспитанника. В течение 1759 года Михаила Кутузова производят в «артиллерии капралы», в «артиллерии каптенармусы» и, наконец, приказом генерал-фельдцейхмейстера Шувалова от 10 декабря того же года: «…каптенармус Михаил Кутузов за его особенную прилежность и в языках и в математике знания, а паче что принадлежит до инженера имеет склонность, в поощрении прочим, сего числа произведен мною в инженерный корпус первого класса кондуктором <…> Кутузову, сей кондукторский чин объявя, в верности службы привесть к присяге и оставить по-прежнему при школе, к вспоможению офицерам для обучения прочих».

Таким образом, курс обучения в школе был завершен Кутузовым досрочно — всего за два года. При этом четырнадцатилетний подросток из учеников переходит сразу в учителя.

Полтора года Михаил Кутузов ведет занятия по арифметике и геометрии. Судя по всему, дела его идут неплохо, поскольку в январе 1761 года его производят в первый офицерский чин. Пользуясь большей самостоятельностью, он по-прежнему старательно пополняет свои знания.

Казалось бы, все складывалось как нельзя лучше. Однако полный энергии молодой человек, желая на деле применить полученные знания, стремится в войска.

В марте 1761 года он уже командир роты Астраханского пехотного полка. Есть основания полагать, что к определению шестнадцатилетнего прапорщика Кутузова в Астраханский полк был причастен его дядя Иван Логинович. Полк находился неподалеку от Петербурга, в Старой Ладоге. В числе других полков «астраханцы» привлекались к несению караульной службы в столице, что давало Ивану Логиновичу возможность по-прежнему влиять на юношу.

К огорчению адмирала, планы его оказались маловыполнимы. Юному командиру роты было не до наездов в Петербург. В тех же редких случаях, когда удавалось это сделать, юноша с увлечением рассказывал о полковых делах. Михаила поражали личность командира полка Александра Васильевича Суворова, его приемы обучения тактике боя, манера обхождения с подчиненными, отношение к обмундированию и внешнему виду солдат. Получалось, что непременные атрибуты — косы, букли и пудра — интересовали полковника мало, впрочем, как и плац-парадная муштра. Зато в нарушение существовавших артикулов солдаты-«астраханцы» совершали марши на расстояния значительно бо?льшие, чем предусматривалось суточным переходом. Погода, время года и суток во внимание не принимались. Полк с ходу искусно бросался на «неприятеля» и столь же искусно при необходимости ретировался. Умело поражал огнем «противника» в рассыпном строю и встречал ощетинившимися штыками каре его «кавалерию», а затем с ружьями наперевес шел в «штыковую атаку», не останавливаясь, как было принято, перед «супостатом», а непременно «преодолевая» всю глубину его линейного построения.

Суворовские солдаты, поставив в тылу «оборонявшихся войск» лукошки с овсом, приучали лошадей под холостую стрельбу преодолевать сопротивление «вражеской пехоты», дабы добраться до лакомства.

При этом полковой командир совершал марши вместе с солдатами, ел из общего котла и спал по-солдатски, завернувшись в шинель. Освободившись, полковник с букварем под мышкой спешил в созданную им же школу обучать грамоте солдатских детей.

С командованием ротой прапорщик Михаил Кутузов справлялся хорошо. В отличие от многих офицеров, числившихся в полку лишь по списку, он всегда был на месте, много сил отдавая обучению подчиненных, и сам познавал нелегкую солдатскую жизнь.

Постигая суворовскую «науку побеждать», Кутузов стал одним из лучших учеников полководца.

Служба в Астраханском полку прервалась совершенно неожиданно. Во время одного из смотров на молодого, расторопного и хорошо обученного офицера обратила внимание императрица Екатерина. Повелением императора Петра III в марте 1762 года Кутузова назначили флигель-адъютантом к родственнику царской фамилии ревельскому военному губернатору принцу Гольштейн-Бегскому. В Ревеле Михаил Кутузов заведует канцелярией, выполняя различные поручения, часто ездит в Петербург. Однако придворная служба тяготит его. Заприметив это, практичная императрица однажды спросила: «Не желает ли молодой человек отличиться на поле чести?» — «С большим удовольствием, всемилостивейшая государыня!» — ответил воспрянувший духом юноша.

В 1764 году Кутузов в составе русских войск находится в Польше. Шляхетская Речь Посполитая, раздираемая классовыми и национальными противоречиями, пребывала в ту пору в состоянии глубокого кризиса. Это давало возможность Австрии, Пруссии и России постоянно вмешиваться во внутренние дела государства. Участие в польских событиях 1764 года было малозначащим для военной биографии молодого офицера. В 1767 году он снова оказался в столице.

Екатерина II к тому времени решила заменить устаревшее законодательство — Соборное уложение 1649 года — обновленным.

Необходимость этого объяснялась изменениями в социально-экономическом развитии страны, борьбой крепостных крестьян против засилья помещиков и обострением сословных противоречий, усилившихся в связи с выходом на арену истории буржуазии. Составление нового уложения было поручено комиссии из 573 депутатов. Для изучения поступивших наказов и прошений «о нуждах и отягощениях», для записей выступлений на заседаниях и подготовки проектов новых положений было образовано девятнадцать подкомиссий. В числе немногих военнослужащих, привлеченных к работе в подкомиссиях, был и капитан Михайло Голенищев-Кутузов. Кутузову в течение двух лет пришлось трудиться в юстицкой подкомиссии. За это время им было составлено множество различных документов и запротоколировано одиннадцать заседаний. Находясь в комиссии, он оказался в гуще социальной, экономической и политической жизни страны. В наказах избирателей и выступлениях депутатов со всей остротой обнажились противоречия эпохи: дворянство боролось с зародившейся буржуазией за сохранение своего привилегированного положения в обществе; купечество ратовало за протекционизм в торговле; отстаивали свои права духовенство и казачество. Не слышно было только голоса крепостного крестьянства, лишенного избирательных прав.

Критика крепостного права не была для Кутузова чем-то новым. Разговоры на эту тему велись нередко, особенно в кругу учителей Артиллерийско-инженерной школы. Поражало другое. Теперь один из них, Яков Козельский, будучи депутатом по составлению нового Соборного уложения, изобличал крепостную систему публично.

Здесь же, в юстицкой подкомиссии, Кутузов познакомился и подружился с молодым человеком передовых убеждений Николаем Новиковым, будущим известным русским просветителем.

Новому Соборному уложению, однако, не суждено было увидеть свет. Напуганное революционными событиями на Западе и участившимися крестьянскими бунтами, опасавшееся дворянской оппозиции, правительство прекратило дальнейшую работу по его составлению. И тем не менее двухлетнее пребывание в составе комиссии оставило глубокий след в душе молодого офицера. Кутузов познал расстановку социальных сил в России, ее политическую и экономическую жизнь.

Часто бывая у дядюшки, Михаил сблизился с Екатериной Бибиковой. Оставшись рано без матери, девочка оказалась под покровительством своей старшей сестры Авдотьи Ильиничны — жены Ивана Логиновича. Тонкая, изящная, черноглазая, экспансивная Катюша пленила молодого человека.

В 1769 году, в связи с роспуском комиссии, Михаил Кутузов снова направляется в Польшу. А еще через год в Бессарабской армии фельдмаршала П. А. Румянцева оказались вместе отец и сын Кутузовы.

Россия уже в течение двух лет вела войну с Турцией за выход к портам Черноморского побережья. Кутузов-младший получил опыт штабной работы в войсках Баура и Эссена. Здесь же произошел случай, наложивший глубокий отпечаток на характер будущего полководца.

С общительным и открытым нравом, с чувством юмора Кутузов соединял удивительную черту — способность к подражанию. В веселую минуту он искусно изображал окружающих мимикой, жестами, выговором, походкой и повадками, что вызывало смех друзей. На одной из офицерских вечеринок не пощадил он и главнокомандующего, представив Румянцева в смешном виде. Кто-то донес об этом. Разгневанный фельдмаршал приказал Кутузова-младшего из армии удалить. Заступничество отца не помогло. Состоялась длительная и довольно неприятная беседа его с Михаилом, суть которой свелась не только к житейскому «умей держать язык за зубами», но и к выводу — «умей владеть собой». С тех пор, как свидетельствуют очевидцы, Кутузов стал «сдерживать порывы своего остроумия», в характере его появилась даже скрытность.

Со временем он приобрел дипломатический опыт и умение узнавать у собеседника все, что было ему нужно, тогда как собеседник не мог выведать у Кутузова ничего. Будучи известным генералом, Кутузов говорил: «Подушка, на которой спит полководец, и та не должна знать его мыслей».

В 1772 году майор Михайло Голенищев-Кутузов был переведен в Крым, в действующую армию генерал-аншефа М. В. Долгорукова.

Это был период взросления молодого офицера и раскрытия его военных дарований. Лучший из учеников Суворова поражает всех своей сообразительностью, находчивостью и храбростью, что не остается незамеченным не только соратниками, но и Петербургом.

Летом и осенью 1774 года о подполковнике Михаиле Кутузове в столичных салонах говорили много и взволнованно. 5 июля, возглавив атаку гренадер у деревни Шумы (неподалеку от Алушты, в Крыму) он был тяжело ранен.[107] Пуля, ударив в левый висок, вылетела у правого глаза или, как было сказано в формуляре: «Был ранен пулей навылет в голову позади глаз».[108] Врачи единодушно приговорили раненого к смерти, сожалея лишь о его страданиях. Однако Кутузов, ко всеобщему удивлению, начал понемногу поправляться и в конце года был уже в Петербурге, вызывая к себе всеобщий интерес. О Кутузове появились статьи в газетах и медицинских журналах. Позже поэт Гаврила Романович Державин посвятил Кутузову оду «На парение орла», где есть такие слова:

…смерть сквозь главу его промчалась.

Но жизнь его цела осталась!

Интерес к Кутузову проявила и императрица. Известно, что она несколько раз приглашала его в Зимний и подолгу беседовала с ним. Проницательная и хорошо разбиравшаяся в людях, она заявила: «Кутузова беречь надобно. Он у меня великим генералом будет».

В январе 1775 года по указу императрицы Михаил Илларионович отправляется на год за границу для лечения ран, с сохранением жалованья и дополнительной выдачей из казны тысячи червонцев. Еще до отъезда из Петербурга подполковник получил здесь свою первую боевую награду — орден Святого Георгия IV класса.

Находясь за границей, Кутузов оставался верен себе. Одновременно с лечением внимательно знакомился он с военным искусством западных стран. В 1776 году возвратился в Петербург.

В столице судьба снова свела его теперь уже с генералом Александром Васильевичем Суворовым. Михаилу Илларионовичу предстояло выехать в Таврию в качестве его помощника.

Положение в Крыму к тому времени стало довольно напряженным. Победа в минувшей войне не разрешила окончательно черноморскую проблему. Несмотря на то что Крым был объявлен независимым от Турции, последняя, опираясь на татарскую знать и своего ставленника Давлет-Гирея, стремилась снова овладеть им.

Суворов и Кутузов вместе выехали из Петербурга на юг, «дабы окончить политикою дело, начатое оружием». Люди с противоположными характерами, но общими взглядами на «порядок вещей», именно тогда они сблизились и подружились, оставшись единомышленниками на всю жизнь.

Деятельностью Кутузова в Крыму Петербург был доволен. Решительный и энергичный в «рассеянии скопищ» Давлет-Гирея — ставленника турецкого султана, — Кутузов в то же время с удивительным тактом и ловкостью в обращении способствовал объявлению лояльного к России Шагинь-Гирея крымским ханом и переселению греков и армян в Екатеринославскую губернию и установлению общего спокойствия.

Пребывание на юге на этот раз оказалось более длительным. Кутузов прошел все должности от командира полка до командира корпуса. Рескриптами из Петербурга он получает воинские звания: полковника, бригадира и генерал-майора. Его связи с Петербургом весьма оживленные, подтверждение чему — переписка, частые наезды в столицу и, наконец, весьма важное событие в личной жизни.

9 мая 1778 года Михаил Илларионович вступает в брак с дочерью генерал-поручика Ильи Александровича Бибикова — Екатериной. Екатерина Ильинична, несмотря на столь ужасное ранение ее будущего мужа, по-прежнему любила его. Любила всю жизнь, перенося трудности и невзгоды. Любила за ум, доброту, бескорыстие и великодушие. Любила за трудную солдатскую судьбу и великое мужество, за готовность полностью отдать себя служению отечеству.

Женитьбой на Бибиковой родственные связи Кутузовых с семьей Ивана Логиновича упрочились еще более.

Екатерина Ильинична, по словам современников, была женщиной привлекательной, образованной, хорошо знавшей музыку, искусство и литературу. В молодые годы она часто сопровождала мужа в походах и делила с ним тяготы солдатской жизни.

В период командования Луганским полком Кутузов приобрел еще одного большого друга. Судьба свела его с дальним родственником — Алексеем Михайловичем Кутузовым, человеком широкого кругозора и прогрессивных взглядов. Алексей Михайлович был приятелем и единомышленником писателя-революционера Александра Николаевича Радищева.

Позднее петербургские события «с преданием анафеме» сочинения «Путешествие из Петербурга в Москву» немало взволновали супругов. Ведь книгу свою Радищев посвятил Алексею Михайловичу Кутузову.

В последующем Екатерине Ильиничне становилось все труднее навещать мужа, находившегося постоянно в отъезде. Мешали не столько лета, сколько семейные обязанности: у Кутузовых было пять дочерей — Елизавета, Дарья, Прасковья, Анна, Екатерина — и сын Николай.

Приходилось жить в постоянном ожидании приезда супруга то в отпуск, то по подвернувшейся оказии. Впрочем, случались и внеочередные отпуска. В сентябре 1784 года Кутузов приезжает на месяц в столицу в связи со смертью отца. Илларион Матвеевич, оставив пост сенатора «за приключившейся болезнью», скончался в своем имении — селе Тупино Торопецкого уезда Псковской губернии. Отслужив молебен в церкви Христова Воскресения, построенной отцом в Теребинском приходе, побывав на родительской могиле, Михаил Илларионович прибыл в Петербург.

Канцелярская волокита и бюрократизм, связанные с разделом наследства, а также бездорожье, вызванное беспрерывными осенними дождями, которое вынуждало его обращаться с нижайшей просьбой в военное ведомство о продлении отпуска, делали пребывание в Петербурге на сей раз тягостным, несмотря на желанную встречу с семьей.

Из наследства Михаилу Илларионовичу отошли имения в Псковском и Екатеринославском наместничествах, «мужска полу 450 душ». Остальное получили брат Семен и сестра Дарья.

Между тем служба в войсках продолжалась. Вскоре о Кутузове снова стали говорить в петербургских кругах как о весьма способном генерале. Причиной тому были не только его военные дарования, но и исключительное обаяние, выдержанность и такт. К тому же петербургская знать не могла не заметить явно благосклонного отношения к нему императрицы. Путешествуя по югу России, Екатерина II не только собственноручно вручила генералу орден Святого Владимира II степени, но и отчитала его, прискакавшего на горячем коне: «Вы должны беречь себя. Запрещаю вам ездить на бешеных лошадях и никогда не прощу, если услышу, что вы не выполняете моего приказания».

Выказывая опасение, Екатерина II оказалась права. Во вновь начавшейся русско-турецкой войне в бою у крепости Очаков 29 апреля 1787 года Михаил Илларионович был снова тяжело ранен. Пуля, ударив в левый висок, прошла по пути своей предшественницы, выйдя у правого глаза.

Случай был уникальным. История войн не сохранила нам сведений о подобном. Очевидец столь опасного для жизни ранения принц де Линь писал: «Вчера опять прострелили голову Кутузова. Я полагаю, что завтра он умрет».

Новое, столь же опасное и необычное ранение не осталось незамеченным в Петербурге. Все были поражены и ожидали скорого конца. Обеспокоенная императрица трижды обращается к главнокомандующему князю Потемкину. 11 сентября: «Отпиши, каков Кутузов? Как он ранен, и от меня прикажи наведываться». 29 сентября: «Пошли, пожалуйста, от меня наведаться, каков генерал-майор Кутузов. Я весьма жалею о его ранах…» А 18 ноября вновь обращается к Потемкину: «…отпиши ко мне… каков генерал Кутузов».

Родственники Кутузова и семья пребывали в скорби и страхе за его жизнь. Кутузов снова оказался на грани смерти и снова победил ее. Обратимся и на этот раз к записи в формуляре: «…сей опасный сквозной прорыв нежнейших частей и самых важных, по положению височных костей, глазных мышц, зрительных нервов, мимо которых на волосок… пролетела пуля, и мимо самого мозга… не оставя других последствий, как только, что один глаз несколько скосило». (Впоследствии правый глаз Кутузова стал постепенно угасать и наконец совсем потерял способность различать предметы.)

В особое изумление был повергнут медицинский мир. К сожалению, он оказался бессильным объяснить что-либо. Врач писал в своем заключении: «Надобно думать, что провидение сохраняет этого человека для чего-нибудь необыкновенного, потому что он исцелился от двух ран, из коих каждая смертельна». В медицинском же журнале по этому поводу говорилось: «Если бы случай, подобный этому, дошел до нас из истории, то мы приняли бы его за сказку».

Тем временем Кутузов, быстро оправившись от раны, принимает участие в штурме Очакова, начальствует над войсками, охранявшими турецкую и польскую границы, участвует в сражении за Гаджибей (с 1795 года — Одесса).

Осенью 1790 года он находится в составе войск, осаждающих крепость Измаил, борьба за которую приобрела исключительно важное значение. Вскоре в Петербурге стало известно, что решающая роль в овладении крепостью принадлежала колонне войск, которой командовал Кутузов. Все были чрезвычайно удивлены тем, что в самый критический момент, когда исход боя не был еще ясен, Суворов назначает Кутузова комендантом этой крепости. Когда после боя Кутузов обратился к Суворову с вопросом: «Что значило это назначение?», Суворов ответил: «Ничего! Голенищев-Кутузов знает Суворова, а Суворов знает Голенищева-Кутузова. Если бы не взяли Измаил, Суворов умер бы под его стенами, и Голенищев-Кутузов тоже». «Он шел у меня на левом крыле, но был моей правой рукой», — напишет затем Суворов о Кутузове в Петербург.

Сам же Кутузов в письме Екатерине Ильиничне в Петербург о событиях измаильских сообщал: «…Я, слава богу, здоров и вчерась к тебе писал с Луценковым, что я не ранен и бог знает как. Век не увижу такого дела. Волосы дыбом становятся. Вчерашний день до вечера я был очень весел, видя себя живого и такой страшный город в наших руках, а ввечеру приехал домой, как в пустыню. Иван Ст. и Глебов, которые у меня жили, убиты, кого в лагере не спрошу, либо умер, либо умирает. Сердце у меня облилось кровью, и залился слезами».

5 апреля 1791 года в Петербурге Екатерина Ильинична принимала поздравления по поводу присвоения ее мужу воинского звания генерал-поручика.

Затем были не менее ожесточенные бои при Бабадаге, о чем Г. А. Потемкин писал в Петербург: «…что касается до дела Бабадагского, то, не имея еще подробного о сем сражении рапорта, осмеливаюсь только просить о награждении командовавшего корпусом генерал-поручика Голенищева-Кутузова орденом Святого Александра». А несколько позже русская армия внезапно появилась под крепостью Мачин и овладела ею. Колонне Кутузова и в этом сражении принадлежала главенствующая роль. И новая реляция в Петербург, на сей раз от генерал-аншефа Н. П. Репнина: «Расторопность и сообразительность генерала Голенищева-Кутузова превосходят всякую мою похвалу…»

В 1792 году Кутузов командует «главной частью русских войск» — корпусом во второй польской войне (начавшейся по тем же причинам). И очередная реляция в Петербург от генерал-аншефа М. В. Каховского: «Сей генерал, находясь в команде моей… исполнял всегда порученное ему с таким усердием и ревностью, как долг того требует».

Небезынтересно отметить, что восторженные отзывы о Кутузове давали Долгоруков, Потемкин, Репнин, Суворов, Каховский — люди, часто не имевшие между собой согласия. Однако все они были удивительно единодушны в оценке выдающихся способностей этого генерала.

Екатерина II была довольна тем, что отзывы, получаемые царским двором о Кутузове, совпадали с ее собственным мнением о нем. Однако она видела в Кутузове не только отменного военачальника, но и высоко ценила его широкий ум, образованность, сдержанность, находчивость и такт. По-видимому, это и явилось основанием к появлению, казалось бы, совершенно неожиданного царского рескрипта, в котором говорилось о намерении отправить его «чрезвычайным и полномочным послом к Порте Оттоманской». Кутузов был вызван в столицу «для получения надлежащих наставлений». Осенью 1792 года Кутузов спешил в Петербург, заранее зная, что встреча с семьей будет нерадостной — Екатерина Ильинична сообщила ему прискорбную весть: умер от свирепствовавшей в тот год оспы их единственный сын Николай.

Но беда не приходит одна. По приезде в Петербург Кутузов получил еще одно печальное известие — о смерти Алексея Михайловича Кутузова.

Зиму 1792–1793 года Михаил Илларионович провел в столице. В ранге чрезвычайного и полномочного посла в Порте Оттоманской Кутузову предстояло выполнить сложные дипломатические поручения. Необходимо было вытеснить или, по крайней мере, уменьшить влияние Франции на Турцию и упрочить здесь положение России, обеспечить длительный мир между соседними государствами, проявляя «должную заботу о христианских народах Балкан, под игом варварским удрученных». Вместе с тем надлежало постоянно оценивать возможность новой воины с Турцией, поскольку определенные круги могли повлиять на султана, и «…представя ему силы турецкие во мнимой готовности, воспользоваться по личным видам своим первым случаем к разрыву с нами, маня его самолюбие надеждою возвратить области, оружием нашим завоеванные и многими договорами на вечные времена к империи нашей присоединенные», говорилось в инструкции послу.

Назначение боевого генерала на ответственный дипломатический пост вызвало немалые пересуды в столице. Видный дипломат В. П. Кочубей писал по этому поводу из Петербурга в Лондон посланнику С. Р. Воронцову: «Императрица вчера назначила генерал-лейтенанта Кутузова Михаила Ларионовича послом в Константинополь. Никто не ожидал подобного выбора, так как хотя человек он умный и храбрый генерал, но, однако, никогда его не видали использованным в делах политических».

Подготовка посольской миссии затянулась на четыре месяца. Часто бывая в Коллегии иностранных дел, в доме № 32 по Английской набережной,[109] Кутузов тщательно ознакомился с расстановкой политических сил, состоянием экономики, культурой, особенностями быта и обычаями народов Оттоманской империи. Столь же тщательно были изучены инструкции поведения посла при возникновении тех или иных ситуаций, определенные рескриптом Екатерины II и специальной секретной инструкцией «по делам политическим».

Были также изучены верительные грамоты для вручения их султану Селиму III и великому визирю, а также письмо к нему от вице-канцлера И. А. Остермана.

Немало хлопот доставил подбор членов посольской миссии, насчитывавшей 650 человек, и различных подарков: золотых и серебряных вещей, драгоценных камней, парчи, шелков и многого другого для подношений султану и его приближенным.

Особое внимание посла обращалось на необходимость строжайшего соблюдения установленного ритуала, однако не допуская при этом ни малейшего ущемления престижа Российской империи.

Деятельностью Кутузова-дипломата Петербург был доволен. Михаил Илларионович весьма быстро снискал расположение Селима III и его матери Валидэ, имевшей большое влияние на формирование внешней политики Турции. «…С султаном я в дружбе, то есть он при всяком случае допускает до меня похвалы и комплименты», — пишет Кутузов в Петербург. Доброжелательные отношения были установлены с великим визирем, с Капудан-пашой и другими высшими сановниками. Успех Кутузова в константинопольском обществе был несомненным. Его умение с достоинством и непринужденно держаться, изумительная способность быть внимательным, занять собеседника интересным разговором ценились очень высоко. Люди, знавшие Кутузова по его боевой деятельности, никак не могли поверить, что человек, «столь ужасный в баталиях, мог быть столь любезным в обществе».

Все были поражены тем, что «престарелый рейс-эффенди,[110] которого никто не помнил улыбающимся, был весел и смеялся в обществе Кутузова».

Между тем, привлекая к себе людей и влияя на их умы, Кутузов успешно решал возложенные на него Петербургом дипломатические задачи. Недоразумения по некоторым статьям Ясского мирного договора[111] были устранены. Молдавский господарь, выгнавший митрополита, был смещен, а митрополит возвращен «к пастве своей». Беспрепятственное плавание русских купеческих судов в водах архипелага было обеспечено договорными обязательствами Порты. Успех сопутствовал и заступничеству за господаря Валахии.

Разумеется, не все так легко давалось чрезвычайному и полномочному послу. Западные державы, не заинтересованные в упрочении мирных отношений между Россией и Турцией, пытались всячески этому препятствовать. Началось усиленное распространение слухов о скором намерении Турции вступить в войну против России, что должно было обострить отношения этих держав. Кутузов, используя свои наблюдения и опыт военного человека, категорически отверг это. «Безрассудно со стороны Порты предпринимать войну в нынешних обстоятельствах Европы, еще более в рассуждении ее собственных дел», — доносил он в Петербург.

В письме же к Екатерине Ильиничне о своей посольской миссии он сообщает: «Хлопот здесь множество, нету на свете министерского посту такого хлопотливого, как здесь, особливо в нынешних обстоятельствах, только все не так мудрено, как я думал… Дипломатическая карьера сколь ни плутовата, но, ей-богу, не так мудрена, как военная».

Между тем в Петербурге ходили анекдоты, прославляющие дипломатические способности русского посла. Суть одного из них состояла в том, что якобы Кутузов в нарушение строжайшего указа, запрещавшего под страхом смерти посещение султанского гарема, однажды посетил оный, несмотря на сопротивление стражи. Казалось бы, «нечестивца», грубо нарушившего вековые устои Востока, и стражу, не исполнившую своих обязанностей, неминуемо ожидала суровая кара. Однако дипломатические способности Кутузова оказались и здесь настолько высоки, что Салим III вынужден был не только закрыть глаза на случившееся, но и поощрить стражников. Если в этом была какая-то доля истины, то Кутузов, по-видимому, хотел получить возможность «встретиться» с матерью султана — Валидэ, имевшей на сына большое влияние, и показать дипломатам, аккредитованным в Константинополе, возросший авторитет России. Любого другого правители Порты в этом случае без тени смущения отправили бы в «семибашенный замок», снискавший печальную славу.

Успешно выполнив дипломатическую миссию, Кутузов получил в марте 1794 года «отпускную аудиенцию у султана» и в июле возвратился в Петербург.

Перед царским двором предстал не только талантливый генерал, но и блестящий дипломат.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.