В Адене — на позициях

В Адене — на позициях

Как только окончились официальные визиты, мы начали получать ряд приглашений на корабли, в Офицерское собрание на берегу и к отдельным англичанам, живущим в городе. Везде нас принимали радушно, любезно и хорошо. В свою очередь, к нам на «Варяг» приезжало много гостей и, таким образом, уже на второй день нашей стоянки у нас появились друзья.

Особенно привязался к «Варягу» пожилой капитан 1–го ранга командир английского вспомогательного крейсера [135]. Он целыми днями просиживал в кают–компании. Он с наслаждением слушал песни наших песенников и игру оркестра балалаечников. Это был очень интересный человек, много повидавший на своем веку. Он был уже в отставке в 1914 году, но немедленно вернулся на службу, когда война была объявлена Судьба бросила его в Африку на озеро Танганайка, где ему пришлось организовать борьбу с немцами. Экипаж германского крейсера «Кёнигсберг», после уничтожения этого крейсера англичанами на восточном берегу Африки, ушел в глубь страны и в германской экваториальной Африке организовал борьбу с англичанами. На озере Танганайка, по словам нашего рассказчика, немцы имели старый колесный пароход, который они вооружили пушками. И этот корабль, оказалось, «владел» морем, ибо у англичан там ничего не было.

Англичане с обычной энергией, сухим путем, умудрились доставить к берегу озера два паровых катера Катера были вооружены и насколько возможно «забронированы». Но трудно было разрешить вопрос с топливом Все «склады угля» были захвачены противником. Переделать топки под дрова было слишком сложно. И вот наш рассказчик организовал доставку угля с помощью караванов носильщиков. Сотни негров, неся на головах корзинки с углем, вереницей пробирались сквозь гущу девственного тропического леса и подносили уголь на английскую «базу» на берегу озера Танганайка Когда угля накопилось достаточно, катера были спущены на воду и сделались «крейсерами» на этом театре войны. Они пошли на поиски немецкого парохода, отыскали его и вступили с ним в бой. Корабль противника загорелся и выбросился на берег. Как у немцев, так и у англичан были довольно тяжелые потери. Причем сам наш рассказчик получил тяжелое ранение в ноги. Экипаж германского парохода ушел и присоединился к немецким войскам, действующим в этом районе. Так наш старый моряк, по его словам, овладел озером Танганайка.

Приход «Чесмы» и «Варяга» в Аден вызвал сенсацию в местной военной среде. Дело в том, что Аден находился под угрозой атаки армии Саида–Паши, который стоял от города всего верстах в 30–ти. Союзные суда в Адене были в большинстве своем вспомогательными крейсерами, то есть просто вооруженными коммерческими пароходами.

Маленький итальянский крейсер «Калабрия» оказался самым сильным среди них, он?то и обстреливал в день нашего прихода турецкие позиции. Но пушки «Калабрии» были слишком слабы.

Могучие 12–дюймовые орудия «Чесмы», а равно 6–дюймовые пушки «Чесмы» и «Варяга» чрезвычайно обрадовали англичан. Появилась надежда, что если наши корабли начнут бомбардировку неприятельской позиции, то наши пушки будут простреливать ее насквозь от моря до моря, и, конечно, при этих условиях Саид–Паша не сможет удержаться на этой позиции. Для переговоров на «Чесму» прибыли высшие чины английского командования в Адене. Адмирал Бестужев–Рюмин охотно согласился принять участие в борьбе с Саидом–Пашой. Этим мы сильно помогли бы союзникам и в то же время попрактиковались бы в стрельбе по береговым укреплениям Адмирал в душе мечтал, что по приходе в Средиземное море нас пошлют против Дарданелл — и вот тут судьба cam как будто помогала нам подготовиться к этому.

Для стрельбы по береговым укреплениям требуется хорошая связь с береговыми наблюдательными пунктами. Эту связь надо разработать заранее и прежде всего осмотреть детально позиции противника, набросать кроки направлений на разные, приметные с моря пункты и выработать систему сигнализации. Для выполнения этой работы адмирал назначил меня. На «Варяг» приехал офицер английского штаба майор 69–го Пенджабского батальона Вильям Эдуардович Бингхам, так он нам представился. В. Э. Бингхам прожил в России до войны 2 года, в семье сельского священника около Москвы и за это время выучился настолько говорить по- русски, что у него даже не слышался иностранный акцент. Ездил он в Россию специально для изучения русского языка, что для офицеров британской Индийской армии рекомендовалось в прежнее время.

Мы выехали с майором Бингхам из Адена в селенье Шейх–Отман на автомобиле. Шейх–Отман находится в 15–ти километрах к северо–востоку от Адена. К нему ведет прекрасное шоссе. Выехали мы в 4 часа дня 29 августа 1916 года. Через 40 минут наш автомобиль подкатил к заставе, у южной опушки селения. Передав пропуск, мы проехали в Штаб командующего английскими войсками полковника Фрейзенера. В субботу 27 августа у англичан было дело с противником, англичане потеряли 2–х человек убитыми, 1 раненого офицера и 12 раненых рядовых.

Английская и турецкая позиции оказались на расстоянии 8—9 километров друг от друга и тянулись поперек перешейка, упираясь флангами в море. Между позициями была жгучая песчаная пустыня. Песок столь глубокий, что пехоте идти по нему бывало очень трудно. Вид перед английскими окопами наводил уныние. Бесконечные пески, уходящие вдаль, похожие на пустыни нашей Закаспийской области. Местность до того однообразная, что глазу не на чем было остановиться. Только впереди английской позиции, ближе к ее правому флангу виднелось серое полуразрушенное здание (колодец), где стояла английская пехотная застава.

Позади центра английской позиции был выстроен редут, на котором стояла тяжелая артиллерия. Ближе к правому флангу виднелась ложбинка, где скрывалась «летучая колонна», являвшаяся ближайшим резервом пехоты, находившейся в окопах. Турецкая позиция даже в бинокль почти не была заметна, до того ее окопы сливались с песчаными буграми. Только в сильную трубу, стоящую на крыше дома, где помещался штаб, мне удалось увидеть линию окопов и позади них на северо–западе маленький оазис, где стоял штаб Саида–Паши. В трубу были видны одиночные белые фигуры на конях. Эго всадники арабской конницы. Едва–едва на крыше одного домика виднелся на флагштоке красный значок, указывающий расположение неприятельского штаба. Вот все, что было замечено мною с английской позиции. Если кораблям подойти к флангам турецкой позиции, то с моря несомненно будет видна линия неприятельских окопов. Следовательно, наша задача сводилась к тому, чтобы точно на карте отметить расположение английских окопов, дабы их не спутать с неприятельскими. С помощью полевого прожектора можно было установить передачу на корабли указаний относительно падений наших снарядов, наблюдаемых с английской позиции. Задача оказывалась не очень сложной. Протяжение турецкой позиции было таково, что 12–дюймовые орудия могли се простреливать свободно, а если прибрежная глубина позволит кораблям маневрировать ближе к берегу, то и 6–дюймовые пушки могут стрелять по всей неприятельской позиции. В крайнем случае один корабль мог стрелять по одному флангу, а другой по другому флангу, разойдясь по обе стороны перешейка. Выяснив все это, мы с майором Бингхам спустились в помещение штаба, где он детально ознакомил меня с составом сил как английских, так и турецких.

Английская позиция была протяжением около 9 километров. Ее занимали следующие части:

69–й Пенджабский батальон.

33–й Пенджабский батальон.

109–й батальон Марата.

75–й батальон Корнетикс.

Три эскадрона 26–го кавалерийского легкого Индийского полка.

Два 5–дюймовых тяжелых орудия.

Две шестипушечных 12–фунтовых батареи, — всего 12 пушек.

Одна шестипушечная 7–фунтовая вьючная батарея на мулах.

20 пулеметов.

А всего 4 батальона, 3 эскадрона, 2 тяжелых, 18 легких орудий и 20 пулеметов.

У Саида–Паши была бригада пехоты и около 2000 арабской конницы.

Английская пехота находилась в окопах попеременно. Свободная часть отдыхала в селении Шейх–Отман. На случай атаки противника, как я писал выше, к разрушенному колодцу впереди позиции выдвигалась пехотная застава силою в один взвод, а «летучая колонна», стоящая в ложбине, была всегда в пятиминутной готовности. В эту колонну назначался полуэскадрон конницы, 1 рота пехоты и одна батарея легкой артиллерии. Другая половина эскадрона высылалась в разъезды впереди позиции. Между разъездами и арабскими всадниками Саида–Паши бывали частые перестрелки. Мне впервые пришлось познакомиться с частями английской Индийской армии и меня очень заинтересовала ее организация. До минувшей войны Индийская (туземная) армия комплектовалась из населения Индии по добровольному рекрутскому найму. Весь ее старший офицерский состав, до командиров рот и эскадронов включительно, были англичане.

Младшими офицерами могли быть и туземцы. Всего в туземной Индийской армии было 138 батальонов пехоты, 40 кавалерийских полков (четврехэскадронного состава), 12 горных батарей (шестипушечных), 1 крепостная артиллерийская рота, обозные и санитарные части. Туземная Индийская армия отличалась удивительным разнообразием по племенному и религиозному составу. Так, магометане формировали 78 эскадронов и 50 рот; индусы — 79 эскадронов и 711 рот, смешанные народности — 43 роты. Самыми надежными англичане считали гуркасов (монголы–непальцы) и сикхов (индусы–сектанты).

Интересны названия чинов туземной Индийской армии:

Субадар — капитан пехотного полка.

Рисальдар — ротмистр кавалерийского полка.

Джомадар — поручик.

Хавильдар—унтер–офицер.

Сипай — рядовой пехотного полка.

Соуар — рядовой кавалерийского полка.

По словам майора Бингхам, Пенджабские батальоны комплектуются следующими народами:

Сикхи (индусы–сектанты) — язычники, не едят мяса коров и волов, но пыот вино.

Догра — индусы язычники — тоже.

Пенджабские мусульмане — едят мясо, но не пьют вина.

В батальонах 50 процентов мусульман, остальные догра и сикхи. Последние две народности дают лучших солдат Индии.

Батальоны Марата комплектуются людьми из округа Марата. Батальоны Корнетикс вербуют людей из народности Корнетикс—они самые смуглые из индусов. 26–й легкий кавалерийский полк укомплектован всадниками Раджапутзна. Они лучшие наездники Индии. Все батальоны четырехротного состава. В роте 250 человек Во всех частях взводными унтер–офицерами являются индусы, носящие офицерские чины. Они никогда не имеют под своей командой англичан. Каждый офицер — англичанин, какого бы чина он ни был, всегда старше любого офицера–индуса.

Я с живым интересом слушал рассказы майора Бингхам об Индии. Я узнал от него, насколько до войны англичане опасались русского нашествия на Индию и насколько среди английской администрации в Индии Россия была непопулярна. Во время нашего разговора в комнату вошел высокий стройный красавец ординарец–индус и доложил что?то на незнакомом мне языке. «Вот видите, — с улыбкой сказал майор, — сюда явились все свободные от службы офицеры–туземцы, они прослышали, что вы приехали к нам на позицию, и просят показать им офицера из войска Белого Царя».

Майор Бингхам взял меня под руку и с милой улыбкой сказал: «Вы не можете себе представить, как они мечтают увидеть хоть одного русского. Россия, в их представлении, страна сказочных чудес, а ваш Государь — Белый Царь — олицетворение святости, справедливости, человеколюбия. Вы сами увидите, как они вас встретят. Мы теперь союзники, и я рад доставить им удовольствие. Только для нашего престижа, — прибавил майор, — не откажите подчеркивать нашу дружбу». Мы вышли на площадку перед домом Майор Бингхам все время держал меня или под руку, или за талию. На площадке были выстроены в одну шеренгу человек 40 офицеров–индусов. Они стояли «смирно», повернув головы в нашу сторону.

Подойдя к правому флангу, майор Бингхам начал представлять меня каждому в отдельности. Он говорил на туземном языке, и я понимал только мою фамилию. На лицах этих людей сияли радостные улыбки. Глаза их черные, горящие каким?то особым огнем, смотрели на меня с нежностью. Каждый с жаром брал мою руку обеими своими руками и крепко пожимал ее. Некоторые прикладывали мою руку к своему сердцу. Я чувствовал, как на мне выражалась их любовь к России. Майор Бингхам оказался прав. Радость этих красивых сильных и породистых людей была неподдельна. Мы вернулись обратно в штаб, офицеры–индусы провожали меня долгим взглядом. Индийские офицеры 26–го кавалерийского полка решили показать мне в тот же день «джигитовку». Лучший из них, имея в руке бамбуковую пику, проделал ряд упражнений на коне. Зрелище было красивое. Площадка перед палатками кавалерийского полка была усеяна индусами–офицерами и солдатами в тюрбанах и боевой походной форме. Около меня стояла группа офицеров–англичан этого полка. Один из них снял нас своим Кодаком и обещал офицерам–индусам дать каждому этот снимок. Едва окончилась джигитовка, как меня пригласили проехать верхом на позицию. Мы осмотрели английские окопы в центре этой позиции. В окопах находилась дежурная часть пехоты, ружья ее лежали правильным рядом на гребне.

Люди, опершись на бруствер окопа, внимательно смотрели на расстилающуюся перед ними местность. У неприятеля все было тихо. Только где?то справа пощелкивали одиночные ружейные выстрелы Это обычная перестрелка между разъездами. Вернулись в 8 часов вечера.

Все было освещено серебристым светом луны, и английская позиция приняла новый для меня вид. Я лег спать на крыше штаба, прямо под открытым небом, на складной походной кровати.

Редко мне спалось так хорошо и спокойно, как там. Первые лучи солнца разбудили меня, и я вновь начал изучать в трубу расположение неприятельской позиции.

30 августа в 8 часов утра приехали 15 офицеров с «Чесмы» и «Варяга». Это были артиллерийские офицеры и плутонговые командиры, которым надлежало стрелять по турецкой позиции. Они рассказали мне, что на «Варяге» идет «аврал». Вдоль бортов решили расположить мешки с песком, дабы прикрыть людей нашей открытой батареи. Во время этой работы старший офицер наткнулся на нашу черепаху, рассердился и приказал «списать» ее на берег немедленно. Никакие просьбы не помогли, и бедное животное на шестерке было доставлено на берег. Ее высадили прямо в пески за городом. По словам прибывших моих соплавателей, черепаха нисколько не была огорчена. Оказавшись на твердой земле, она радостно приподнялась на своих могучих лапах и пошла вглубь страны, подальше от ненавистного ей моря.

Осмотрев все, что было важно для будущего обстрела, наши офицеры в 11 часов утра выехали обратно в Аден. В 2 часа я тоже поехал в Аден и немедленно отправился на корабль.

В кают–компании оказались гости. Наш неизменный друг — командир вспомогательного крейсера и несколько английских сухопутных офицеров.

Веселье царило полное. Балалаечники и песенники старались вовсю. Войдя в кают–компанию, я был ошеломлен представившейся мне картиной.

Точно меня сразу перенесло в глубь веков к песням наших языческих предков. Регент хора, знакомый вам, мои читатели, матрос 1–й статьи Дышкант стоял впереди своих молодцов, он даже не дирижировал. Войдя в раж, он грозил кому?то кулаком, слышались возгласы: «Ходу! больше ходу». Задорная веселая песня гремела вовсю:

Чарочки по столику похаживают,

Пьяницы бородушки поглаживают,

Эй! жги, жги да жги… говори.

Пьяницы бородушки поглаживают.

Маленький юнга Володька кубарем вертелся вприсядке.

Внутри круга, образованного офицерами, песенниками и балалаечниками, с жаром танцевал вприсядку наш приятель — английский капитан 1–го ранга командир вспомогательного крейсера. Сквозь шум, свист, гиканье и забористый мотив песни доносились до меня его выкрики: «Fine», «Go on». Какая смесь русской удали, русской песни и оживления на вид столь чопорных англичан. Чувствовалось полное объединение и редкое веселье.

Только что замолкли аплодисменты по окончании этой песни и пляски, как в кают–компании появился новый гость. Это был английский сухопутный офицер в полной походной «сбруе». Пожав всем руки, он сообщил, что у адмирала на «Чесме» сейчас начальник штаба командующего английскими войсками. Саид–Паша бросил свою позицию, и его войска потянулись на север. «Вас ли он испугался, или же у него в тылу началось восстание арабов, мы пока еще не знаем», —добавил английский офицер. На лицах офицеров «Варяга» было видно разочарование. «А мы?то думали пострелять», — вырвалось у кого?то из мичманов.

Казачья походная песня

Встала, проснулась зоренька алая,

Слышится звон от подков,

Едет в набег вся станица удалая,

Сотня лихих казаков.

Будь же здорова, моя черноокая,

Жди жениха, не скучай,

Пусть не томит тебя дума глубокая,

Жив я вернулся — встречай.

Крепка надежная сбруюшка ратная,

Конь мой — лихой аргамак,

Пика каленая, шашка булатная,

Сам молодец я казак.

Мчатся казаки, лихие, бесстрашные,

Пыль лишь под ними пылит…

Вот показались аулы опасные,

Пуля за пулей летит.

Гикнула сотня и вихрем помчалася

Биться с лихою ордой,

Шашки сверкнули, пальба оборвалася…

Где же жених молодой?

Мчится стрелою, пыль поднимая,

Верный его аргамак.

Кровью облитый, лежит умирая,

Пулей сраженный казак..

Едет удалый отряд со добычею,

С песней в пределах родных,

Вышли встречать старики по обычаю,

Вот и невеста средь них…

Спешилась сотня. К седельцу привязанный

Труп молодецкий висит.

«Вот твой, красавица, суженый–ряженый»,

Ей атаман говорит.

–-

Данный текст является ознакомительным фрагментом.