VI
VI
3 марта. Вчерашний день — 2 марта был великим историческим днем моей Родины.
Император Николай II при жизни ушел в историю…
Открылась новая страница истории России; какие-то письмена будут занесены на эту страницу!..
События же минувшей ночи будут памятны мне всю жизнь.
До вечера не было никаких известий из Пскова. Дежурный офицер ген. штаба по требованию Генерал-Квартирмейстера часто запрашивал «по Юзу» Псков. Оттуда или вовсе не отвечали, или сообщали, что для Ставки на аппарате нет телеграмм.
Примерно около 11 час. вечера, в комнате дежурного офицера, рядом с «аппаратной», собралось большинство офицеров Управления Генерал-Квартирмейстера. Был и Великий Князь Сергей Михайлович.
Все ждали, каково будет решение Государя в связи с посланным проектом манифеста и приездом из Петрограда Гучкова и Шульгина. Так как, по имевшимся сведениям, Шульгин и Гучков должны были приехать в Псков в 7 час. вечера, то предполагали, что к 11 час. уже будут известны результаты представления их Государю.
Великий Князь Сергей Михайлович, бледнее обыкновенного, но сохраняя спокойствие, сидел на диване, усиленно курил, почти не вынимая изо рта сигары, и вел с окружавшими его офицерами разговор на тему о текущих событиях и о том, согласится ли Государь с текстом посланного из Ставки манифеста.
«Все богатые люди», — заметил Великий Князь, говоря о членах Временного Правительства, и в частности о Терещенко.
Я стоял у большого зеркала, возле дивана, на котором сидел Великий Князь. Рядом со мной стоял Ген. шт. Подполковник Д.А. Лебедев[9] и Ген. шт. Ген. — Майор Скалой[10].
Против Вел. Князя на стуле сидел Ген. Шт. Полковник Барановский[11], далее стояли Ген. шт. Полковники Киященко, Сергеевский, Ротм. Давыдов, г-н Базили, личный доктор Вел. Князя и другие. Дверь в аппаратную была открыта, и оттуда доносилось щелканье аппаратов Юза.
Около 1 ч. 30 м. ночи из аппаратной вышел Подполковник Тихобразов и, сообщив, что сейчас «Псков» будет передавать срочную телеграмму, пошел доложить об этом Генерал-Квартирмейстеру.
Вслед за Великим Князем большинство офицеров вошло в аппаратную и обступили аппарат Юза, который готовился принимать депешу.
Когда подошел генерал Лукомский, начался прием телеграммы. Великий Князь стал непосредственно рядом с Лукомским и смотрел на вытягивавшуюся ленту, на которой выстукивался текст телеграммы.
Я стоял правее Великого Князя и сбоку смотрел на появлявшиеся на ленте слова; по временам я мельком взглядывал на Вел. Князя.
…«Его Величеством подписаны указы Правительствующему Сенату о бытии Председателем Совета Министров Князю Георгию Евгениевичу Львову и Верховным Главнокомандующим Е.И. Великому Князю Николаю Николаевичу». «Ответственное Министерство!..» — мелькнуло у меня в голове.
«Государь Император изволил подписать акт об отречении от Престола с передачей такового Великому Князю Михаилу Александровичу.
Его Величество выезжает сегодня (3-го марта) примерно в 2 часа на несколько дней в Ставку через Двинск.
Манифест и Указы передаются по телеграфу отдельно. 3 марта 1 ч. 1244/6. Данилов».
Тишина… Император ушел в историю…
Я посмотрел на Великого Князя: он был бледен; на глазах блестели слезы. «И за сына отрекся»… — тихо произнес он дрожащими губами.
Глубоко взволнованный, я не помню, как отошел от аппарата и, выйдя в «дежурную комнату», присел на стул.
Все опять собрались здесь же. Генерал Лукомский, как всегда размеренной, слегка грузной походкой, взволнованный, но сохраняя полное спокойствие и выдержку, молча прошел с только что принятой телеграммой в руке мимо нас и направился к Генералу Алексееву.
Отречения Императора от Престола и за сына никто не ожидал.
Это было полной неожиданностью для всех[12].
Когда все немного успокоились, начались разговоры о только что происшедшем великом событии, о династии вообще, о порядке престолонаследия и т. д. Великий Князь принимал в этих разговорах участие и разъяснял нам некоторые недоуменные вопросы, говоря, что Государь не имел права по закону отречься за сына.
До поздней ночи не уходили мы и ждали, пока передадут полный текст манифеста. Начало его было то же, что и в проекте, посланном из Ставки, но в середине было радикальное изменение; там говорилось:
«Не желая расставаться с любимым сыном нашим, мы передаем наследие наше Брату нашему Великому Князю Михаилу Александровичу» и ген. Алексеева:
«Надлежит указать, что по всем подлежащим вопросам благославляем Его на вступление на престол Государства Российского.
Заповедуем брату нашему править делами Государственными в полном и ненарушимом единении с представителями Народа в законодательных учреждениях, на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том нерушимую присягу».
Какую величайшую душевную трагедию должен был переживать ушедший Государь в этот роковой для него день 2 марта!..
Получив полный текст Манифеста[13], Вел. Кн. Сергей Михайлович передал его по телеграфу в Киев Государыне Императрице Марии Федоровне и Вел. Кн. Александру Михайловичу.
Затем был принят по телеграфу Высочайший Указ Государя Императора, подписанный Им перед отречением о назначении Вел. Кн. Николая Николаевича Верховным Главнокомандующим и Указ Правительствующему Сенату о назначении Председателем Совета Министров ответственного перед народными представителями министерства кн. Г.Е. Львова с перечислением всего состава министров.
Долго мы еще не расходились и делились впечатлениями пережитого. Только в начале 4 часа ночи я ушел домой.
Когда на следующий день в 8 часов утра я пришел в Штаб, мне сообщили, что около 5 часов ген. Алексеев беседовал по аппарату с Родзянко.
Родзянко просил Генерала Алексеева не опубликовывать Манифеста об отречении. Между тем копия цитированной выше телеграммы Генерала Данилова была рано утром передана по телеграфу по всем фронтам со следующей припиской Генерала Алексеева:
«Настоящую телеграмму прошу срочно передать во все армии и Начальникам Главных Военных Округов, входящих в состав фронта. По получении по телеграфу Манифеста, таковой должен быть безотлагательно передан во все армии по телеграфу и, кроме того, напечатан и разослан в части войск. 3 марта 1917 г. № 1908. Генерал Алексеев».
Причина просьбы Родзянко не опубликовывать Манифест была следующая:
«С регентством Великого Князя и воцарением Наследника Цесаревича, — сообщил Родзянко, — быть может и помирились бы, но кандидатура Великого Князя, как Императора, ни для кого не приемлема, и вероятна гражданская война».
На вопрос Генерала Алексеева, почему же депутаты, присланные в Псков для решения именно этого вопроса, не были достаточна инструктированы, Родзянко ответил, что после «отъезда депутатов в Петрограде вспыхнул новый солдатский бунт; к солдатам присоединились рабочие, и анархия дошла до своего апогея. После долгих переговоров с депутатами от рабочих удалось к ночи 2 марта прийти к некоторому соглашению, суть коего: через некоторое время, не ранее полугода, собрать Учредительное Собрание для определения формы правления, до того власть сосредотачивается в руках Временного Комитета Государственной Думы, ответственного министерства, уже сформированного при содействии двух законодательных палат».
Генерал Алексеев был крайне возмущен этим разговором и немедленно же сообщил содержание его Главнокомандующим со следующей припиской:
«Родзянко мечтает и старается убедить, что при такой комбинации возможно быстрое успокоение, решительная победа будет обеспечена, произойдет подъем патриотического чувства, все заработает в усиленном темпе.
Некоторые уже полученные сведения указывают, что Манифест уже получил известность, местами распубликован, вообще немыслимо удержать в секрете высокой важности акт, предназначенный для общего сведения, тем более, что между подписанием акта и обращением Родзянко ко мне прошла целая ночь. Из совокупности разговоров Председателя Думы Главкосевом и мною позволительно прийти к выводу: 1) В Государственной Думе и ее Временном Комитете нет единодушия, левые партии, усиленные Советом Рабочих Депутатов, приобрели сильное влияние, 2) на председателя Думы и Временного Комитета Родзянко левые партии и рабочие оказывают мощное давление, и в сообщениях Родзянки нет откровенности и искренности, 3) цели господствующих над Председателем партий ясно определились из вышеприведенных пожеланий Родзянко, 4) войска Петроградского гарнизона окончательно распропагандированы рабочими депутатами и являются вредными и опасными для всех, не исключая умеренных элементов Временного Комитета. Очерченное положение создает грозную опасность более всего для Действующей Армии, ибо неизвестность, колебания, отмена уже объявленного манифеста могут повлечь за собой шатание умов в войсковых частях, и тем расстроить способность борьбы с внешним врагом, а это ввергнет Россию безнадежно в пучину крайних бедствий, повлечет потерю значительной части территории и полное разложение порядка в тех губерниях, которые останутся за Россией, попавшей в руки крайних левых элементов.
Получив от Его Императорского Высочества Великого Князя Николая Николаевича повеление в серьезных случаях обращаться к нему срочными телеграммами, доношу ему все это, испрашиваю указаний, присовокупляя: 1) суть настоящего заключения сообщить председателю Думы и потребовать осуществления Манифеста во имя спасения Родины и Действующей Армии, 2) для установления единства во всех случаях и всякой обстановке созвать совещание Главнокомандующих в Могилеве. Если на это совещание изволит прибыть Верховный Главнокомандующий, то срок будет указан Его Высочеством, если же Великий Князь не сочтет возможным прибыть лично, то собраться 8 или 9 марта. Такое совещание тем более необходимо, что только что получил полуофициальный разговор по аппарату между чинами Морского Главного Штаба, суть коего: обстановка в Петрограде 2 марта значительно спокойнее, постепенно все налаживается, слухи о резне солдатами офицеров сплошной вздор, авторитет Временного Правительства, по-видимому, силен. Следовательно, основные мотивы Родзянко могут оказаться неверными и направленными к тому, чтобы побудить представителей Действующей Армии неминуемо присоединиться к решению крайних элементов, как к факту совершившемуся и неизбежному.
Коллективный голос высших чинов Армии и их условия должны, по моему мнению, стать известными всем и оказать влияние на ход событий.
Прошу высказать Ваше мнение; быть может Вы сочтете нужным запросить и Командующих Армиями, равно сообщить, признаете ли соответственным съезд Главнокомандующих в Могилеве. № 1918. Генерал Алексеев».
Утром же ген. Алексеевым была получена из Тифлиса от Вел. Кн. Николая Николаевича телеграмма с повелением сообщить армии и флоту о его вступлении в командование Армией и Флотом и о назначении Государем ответственного министерства[14].
Это распоряжение было сообщено всем Главнокомандующим Фронтами и Ком-щим Балтийским и Черноморским Флотами со следующей припиской «надо сноситься с новым Правительством; в согласии с Государственной Думой Государь Император издает Манифест, который будет объявлен законным порядком. По справке из нового министерства из Петрограда Манифест будет обнародован в ночь на 4 марта, и немедленно об этом Вы будете поставлены в известность. 3 марта 1817 г. № 1929. Ген. — Адъютант Алексеев».
Полученные в течение дня сведения из Петрограда рисовали новые и весьма мрачные картины.
Самой печальной вестью была та, что Великий Князь Михаил Александрович отказался вступить на престол.
Итак, в России нет Императора… Дистанция огромного размера! В три дня от самодержавия докатились до республики», — заметил мрачно один из моих сослуживцев, прочтя сведения об отречении Великого Князя.
Из полученных Петроградских газет мы узнали подробности происходивших там событий.
Государственная Дума была центром, куда стекались с музыкой и красными знаменами взбунтовавшиеся запасные части, ведомые своими командирами.
Перед Думой «войска» выражали свою радость по поводу начавшейся революции криками «ура», игрой марсельезы и предлагали себя в распоряжение председателя Государственной Думы Родзянко…
Был здесь и Гвардейский Экипаж во главе со своим командиром Вел. Кн. Кириллом Владимировичем.
На офицеров Ставки этот шаг Вел. Князя произвел тягостное впечатление, и, главным образом, по той причине, что он был совершен Великим Князем в то время, когда об отречении Императора не было еще и речи.
Узнали, что в Петрограде в ночь на 27 февраля был образован Совет Рабочих Депутатов, поставивший своей целью «бороться во имя России за полное свержение старого правительства и созыв Учредительного Собрания на основе общего, равного, прямого и тайного избирательного права».
Прочли знаменитый «Приказ № 1» Совета Рабочих и Солдатских Депутатов, положивший начало выборным войсковым комитетам, дискредитировавший власть начальника, давший мощный толчок к разложению армии — падению дисциплины.
Прочтя этот приказ, я помню, мы в начале как-то не отдали себе ясного представления о могущих быть грозных последствиях его.
Некоторые из моих сослуживцев отнеслись к нему в первый момент даже иронически. Какой-то самочинный Совет Рабочих и Солдатских Депутатов отдает приказы по войскам Петроградского Округа! Кто его будет исполнять? Новая Власть — Временное Правительство, а не какой-то «Совет Рабочих и Солдатских Депутатов».
Так рассуждали мы, не будучи вполне в курсе Петроградских событий и взаимоотношений между С.Р. и С.Д. и Временным Правительством.
И с фронта в этот день впервые стали поступать весьма тревожные сведения. Революционные волны из Петрограда стали достигать Армии.
На железнодорожных станциях района армий появились группы неизвестных людей и от имени Временного Правительства начали разоружать станционных жандармов, устраивать митинги, произносить агитационного характера речи.
Крайне обеспокоенный этим обстоятельством, ген. Алексеев, дабы не допустить заразы в армию, отдал Главнокомандующим Фронтами категорическое приказание об уничтожении «революционных разнузданных шаек».
«При появлении где-либо подобных самозванных делегаций, таковые желательно не рассеивать, а стараться захватить, и по возможности тут же назначить полевой суд, приговор которого немедленно приводить в исполнение. 3 марта № 1925. Алексеев».
* * *
21 час 40 мин. Великий момент в моей жизни по драматичности пришлось мне пережить около часа тому назад.
В виду предстоявшего сегодня приезда из Пскова Государя начальник штаба приказал для встречи Императора прибыть на вокзал офицерам Управления Генерал-Квартирмейстера, Дежурного Генерала и других учреждений Ставки.
Было 20 час. 20 мин., когда я на автомобиле подъехал к вокзалу Царской ветки.
Стоял холодный мартовский вечер с ветром и мелким снегом, и потому, прибыв на вокзал, я зашел в павильон погреться. Там уже был Генерал Алексеев, который сидел за столом и разговаривал с Генералом Лукомским, и человек 30 офицеров. Царский поезд запаздывал.
Спустя некоторое время дежурный по станции офицер подошел к ген. Алексееву и доложил, что поезд подходит. Все вышли на перрон и выстроились по старшинству чинов.
Вот вдали показались огни паровоза; поезд подходил; мимо меня тихо потянулись царские с вензелями темно-синие вагоны.
Глядя на проходивший поезд, меня охватило чувство безысходной грусти; сердце болезненно сжималось. Мысли вихрем носились в моей голове:
«Императора уже нет… привезли его тело… Прибыл «бывший» Император; слово «бывший» звучит как-то дико… «бывший»… Его нет… Императора, при Его же жизни уже нет… Да и вообще в России нет Императора…»
Не сон ли это? — Нет. — Вагоны тихо проходят мимо меня; я стою «смирно» и держу руку у козырька… Ветер качает вверху фонарь, и на вагонах играют гигантские причудливые блики…
Поезд тихо остановился… Я оказался против второй площадки царского вагона.
Глядя на вагон, в трех шагах от меня находившийся, я был поражен большим на нем количеством каких-то царапин и изъянов. Покраска местами как бы потрескалась и большими слоями поотваливалась — «будто следы от попавших в него мелких осколков снарядов», — мелькнула мысль.
С площадки вагона соскочили два казака и стали по бокам выхода на перрон.
Спустя несколько минут вышел Государь в сопровождении Министра Двора Барона Фредерикса. Государь подошел к Генералу Алексееву, обнял его и расцеловался с ним; затем, что-то сказав ему, медленно пошел вдоль фронта офицеров, молча здороваясь, глядя каждому в глаза и пожимая руку.
«Бодрится»… — промелькнула у меня мысль, когда я заметил, что Государь все время вскидывает вверх головой и поводит, как бы вздрагивая, плечами. Пожав руку правее меня стоявшему Ген. Шт. Полковнику Киященко, Государь подошел ко мне. В этот момент Киященко, видимо глубоко взволнованный переживаемым моментом, зарыдал. Император повернул в его сторону голову. Свет, падавший от фонаря, освещал Императора, и я увидел Его полное скорби лицо, крупные слезы, катившиеся по Его щекам…
Резким движением левой руки Он смахнул слезы и, повернувшись ко мне лицом, глядя прямо в глаза, протянул и пожал мне руку.
Дрогнуло и защемило мое сердце; до крайности напряженные событиями последних дней и переживаемым моментом мои нервы не выдержали. Слезы затуманили мои глаза… Я продолжал стоять, держа руку у козырька, не видя Императора.
Когда я взял себя в руки и повернул голову налево, Государь уже подходил к левому флангу нашей шеренги…
Обойдя всех офицеров, Император вместе с Генералом Алексеевым вошел к себе в вагон.
Начали расходиться… Неподалеку от Царского вагона собралась группа офицеров. К ним из вагона вышел флигель-адъютант Полковник Мордвинов и, подходя к офицерам, сказал, разводя руками: «Ну вот и доигрались». Что он хотел сказать этими словами?!
С каким-то опустошенным, как бы после тяжелого нравственного удара, сердцем возвращался я домой. Как все это катастрофически быстро, и как в сущности просто произошел этот величайшей важности акт в жизни России — отречение Императора и крушение монархии!
Еще три дня тому назад Государь уезжал из Ставки неограниченным монархом величайшей Империи мира, сегодня он приехал как простой смертный, сняв с себя корону Российскую и выпустив скипетр из рук.
Одинокий и беспомощный…
Император России, самодержец и беспомощный, одинокий?! Да, беспомощный и одинокий. Иначе как же могло все это произойти? Какая трагедия..
Без сопротивления, даже без попыток бороться за свою, как Он глубоко верил, Богом данную власть, ушел Император Николай И, оставив престол своих царственных предков…
Ушел и Вел. Кн. Михаил Александрович, не вступив даже на престол… Ушла без борьбы династия Романовых…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.