Иллюзия успеха

Иллюзия успеха

Несмотря на то что битва за Москву закончилась кровавым позиционным противостоянием, советское военно-политическое руководство было полно радужных надежд на дальнейшее ведение войны.

Конечно, успехи в зимней кампании 1941–1942 годов вызвали во всех слоях советского общества определенный оптимизм: враг непременно будет разбит и победа будет за нами. Однако внешнеполитическое положение Советского Союза оставалось крайне сложным и опасным: ведь он по-прежнему нес основную тяжесть борьбы против Германии и ее союзников, так как Великобритания и США не были готовы к открытию второго фронта в Европе. А между тем немецкие войска находились всего в 150 км от Москвы, в тисках вражеской блокады умирали от голода и бомбежек ленинградцы, миллионы жителей значительной части западных районов страны страдали от «нового порядка» оккупантов. Трудности Советского Союза усугубляли колоссальные потери в людях, оружии и военной технике, а также сложности в экономике. Однако «человеческий фактор» был самым тяжелым. С начала войны и до конца апреля 1942 года общие потери СССР составили 6839,4 тыс. человек, из них 4090,9 тыс. человек безвозвратные[37]. Поэтому проблемы восполнения потерь на фронте и нехватки квалифицированных кадров в тылу становились все серьезнее. Панацеей от всех трудностей виделось скорейшее и победоносное окончание войны, тем более что советскому руководству казалось, что в великом противостоянии коренной перелом уже наступил.

По заданию Ставки ВГК Генеральный штаб весной 1942 года развернул работу по планированию предстоящей летней кампании. Обобщалась и анализировалась разведывательная информация о противнике. Основное внимание уделялось намерениям германского командования, определению направления главного удара вермахта. В докладе Главного разведывательного управления от 18 марта утверждалось, что «центр тяжести весеннего наступления будет перенесен на южный сектор фронта с вспомогательным ударом на севере при одновременной демонстрации на Центральном фронте против Москвы… Для весеннего наступления Германия вместе с союзниками выставит до 65 новых дивизий… Наиболее вероятный срок наступления — середина апреля или начало мая»[38]. Через пять дней органы госбезопасности НКВД по своим каналам подтвердили информацию армейских разведчиков, сообщив в ГКО: «Главный удар будет нанесен на южном участке с задачей прорваться через Ростов к Сталинграду и на Северный Кавказ, а оттуда по направлению к Каспийскому морю. Этим немцы надеются достигнуть источников кавказской нефти. В случае удачи операции с выходом на Волгу у Сталинграда немцы наметили повести наступление на север вдоль Волги… и предпримут основные операции против Москвы и Ленинграда, так как захват их является для немецкого командования делом престижа»[39].

26 марта ГРУ (главное разведывательное управление Красной Армии. — Примеч. авт.) представило начальнику главного оперативного управления Генштаба генерал-лейтенанту А. М. Василевскому спецсообщение, в котором излагалась британская оценка перспектив военной кампании на весну-лето 1942 г. По мнению военного командования и министерства иностранных дел Великобритании, Германия могла провести крупные операции только на южном крыле советско-германского фронта, нанося там главный удар с целью захвата кавказской нефти[40].

Советская, а через дипломатические каналы британская и американская разведывательные агентуры[41] исправно поставляли руководству СССР информацию о предполагаемых действиях фюрера и других вождей Рейха. Однако в вопросах противодействия дальнейшей немецкой агрессии между частью генералитета Красной Армии и военно-политическим руководством Советского Союза не было полного единства. Так, в американском журнале «Тайм» от 16 февраля 1942 года была опубликована очень интересная статья, посвященная начальнику Генерального штаба Красной Армии Маршалу Советского Союза Б. М. Шапошникову и его прогнозу развития событий в предстоящей летней кампании 1942 года. При этом неизвестный автор сообщал, что, судя по всему, «Шапошников не испытывает особого оптимизма в отношении весны»; не согласен он и «с благими рассуждениями президента Калинина» о том, что «немцы не могут захватить инициативу»… и допускает такую возможность, несмотря на все противодействия с советской стороны. Причем он не сомневается, что даже если инициатива будет утрачена, то ее снова возможно завоевать и выиграть всю войну. И далее приводится предположительный ход рассуждений самого Бориса Михайловича: «По-видимому, весной и летом Ленинград по-прежнему останется в плотной блокаде. Можно ожидать удара на Москву, но она будет удержана. Скорее всего, немцы нанесут свой главный удар на юге с тем, чтобы оттеснить русских за Дон. На этом рубеже русские постараются удержаться и осенью начнут новое контрнаступление. К этому времени, если Великобритании удастся сохранить за собой Суэц и Средний Восток, Германия начнет ощущать нехватку горючего и людских ресурсов, а у личного состава вряд ли сохранится высокий боевой дух. В конечном итоге зимой 1942–1943 гг. развернется великое наступление на Рейх, в котором примут участие и западные союзники»[42].

Как мы видим, необходимая информативная база о намерениях противника в летней кампании 1942 года у советского военно-политического руководства имелась. Что же привело наше правительство и лично самого Сталина к неправильной оценке в определении главного удара немецких войск? Автор попытается разобраться в этом вопросе.

Генеральный штаб Красной Армии, оценивая вероятный характер действий противника, сделал вывод о том, что наибольшего эффекта немцы могут добиться при нанесении удара на участке Брянск, Курск в направлении на Ряжск и с последующими действиями на Владимир, при одновременном продвижении в сторону Пензы. Большая оперативная емкость этого направления, отсутствие крупных лесных массивов и водных преград вплоть до линии Коломна, Рязань, Моршанск, наличие развитой дорожной сети допускали массированное применение здесь крупных танковых и моторизованных соединений. В случае успеха на этом направлении немцы могли рассечь фронт на две части и охватить Москву с юга и юго-востока, отрезав от нее основные железнодорожные коммуникации. Не исключалась возможность нанесения противником удара и на северокавказском направлении с целью охвата нашего левого фланга, отсечения центра от бакинской нефти, нарушения коммуникаций, проходящих через Иран и обеспечивающих доставку вооружений от союзников. Однако, по мнению Генштаба, он мог носить только второстепенный характер, так как в этом случае большая часть советских войск оставалась бы вне воздействия противника.

Действительно, в 1941 году Гитлер стремился нанести максимальный ущерб именно группировкам Красной Армии, справедливо полагая, что в случае победы над Советским Союзом никто не будет оспаривать германские территориальные приобретения. Исходя из его (фюрера) «прошлогодней логики», в Генштабе Красной Армии считали, что важнейшими направлениями вероятного действия противника следует определить ленинградское, московское, воронежское и донбасско-ростовское. Московскому направлению, где должно было развернуться основное сражение[43], в кампании лета 1942 года отводилась особая роль. Поэтому Генеральный штаб полагал, что важнейшей стратегической задачей в случае начала германского наступления является удержание районов Ленинграда, Москвы, треугольника Елец, Лиски, Мичуринск и Ростовского района. На вышеперечисленных направлениях и предполагалось сосредоточить основные резервы ВГК. Планом летней кампании предусматривалось на фронте от Мурманска до Ладожского озера вести прочную и одновременно гибкую оборону. В первой половине мая намечалось ликвидировать демянскую группировку противника, а затем одновременно с Орловской и Харьковской операциями силами Калининского и Западного фронтов с привлечением части войск Северо-Западного фронта осуществить разгром ржевско-вяземско-гжатской группировки немцев. После овладения районами Вязьмы, Орла и Харькова намечалось одновременно провести две операции: одну с целью разгрома любаньско-чудовской группировки врага и деблокады Ленинграда, а другую — по освобождению Донбасса.

В случае своевременного вскрытия главной наступательной немецкой группировки планировалось нанести по ней мощный встречный или даже упреждающий удар с последующим переходом в решительное наступление по всему фронту. При этом основные усилия предполагалось сосредоточить на двух участках советско-германского фронта: Двинск, Минск и со стороны Днепропетровска — Киев, Жмеринка, что должно было создать предпосылку охвата всей центральной группировки немцев[44].

Сталин эти предложения поддержал. Он был настроен оптимистически, и подобный оптимизм не был безосновательным. К весне 1942 года в вооруженных силах СССР находилось более 400 дивизий, около 11 миллионов человек, свыше 10 тыс. танков и более 11 тыс. самолетов[45]. Кроме того, главное разведывательное управление РККА, «спинным мозгом» чувствуя настроения и желания вождя, докладывало в Ставку явно завышенные потери Германии. С начала вторжения и до 1 марта 1942 года, по советским данным, немцы потеряли около 6,5 млн чел., в том числе вермахт — 5,8 млн чел. В реальности к концу февраля 1942 года потери германских вооруженных сил на Восточном фронте составили 1005,6 тыс. чел. или 31 % от всей численности. Исходя из преувеличенных данных ГРУ и зная количество населения в Рейхе, можно было легко прийти к выводу о невозможности Германии вообще снабжать свои соединения необходимым пополнением в 1942 году. Действительно, недостаток личного состава был самой «большой проблемой» Рейха в этой войне. Так, с 1 ноября 1941 года по 1 апреля 1942 г. Армия резерва сумела отправить на Восточный фронт всего 450 тыс. пополнения, но это было меньше убыли на 336 тыс. чел. Однако «хоронить» германскую армию было еще рано. К 30 марта 1942 года в немецких войсках на советско-германском фронте были 162 потрепанные, но боеспособные дивизии, а к лету 1942 года наши аналитики почему-то предполагали, что германское командование развернет на Востоке 310 дивизий (и это при мифических потерях в 6,8 млн чел., а также учитывая то, что штатная численность германских дивизий значительно превышала советские аналогичные соединения. — Примеч. авт.). Несмотря на гигантские статистические несоответствия и промашки разведки, наши войска уже имели существенное численное превосходство, однако 60 % пополнения, полученного действующей армией, было не обучено и требовало много времени для обучения и подготовки. Соединения и части, посылаемые на фронт, не были в должной мере сколочены, имели значительный некомплект в л/с и испытывали недостаток в боеприпасах и вооружении.

Но общие цифры нашего численного превосходства впечатляли, поэтому в ожидании, пока враг «исдохнет в бесплодных попытках изменить ход войны», было решено нанести немцам ряд чувствительных точечных ударов — провести несколько наступательных операций, имевших в случае успеха в основном краткосрочный пропагандистский эффект. Здесь и выявились многовекторные расхождения между политиками и генералитетом, обусловленные разнообразной человеческой мотивацией.

«В основном я был согласен с оперативно-стратегическими прогнозами Верховного, — вспоминал впоследствии маршал Г. К. Жуков — но не мог согласиться с ним в количестве намеченных им частных наступательных операций наших войск, считая, что они поглотят без особой пользы наши резервы и этим осложнится подготовка к генеральному наступлению… Докладывая свои соображения, я предлагал И. В. Сталину, так же как и Генштабу… в первую очередь нанести мощные удары на западном стратегическом направлении с целью разгрома вяземско-ржевской группировки противника… силами Западного, Калининского и ближайших фронтов, а также авиацией РГК и ПВО Москвы…»[46] Вариант действий Жукова был обусловлен несколькими причинами. Георгий Константинович, натура сильная и деятельная, даже понимая, что перелом в войне еще не наступил, хотел вести активную оборону, нанося врагу чувствительные контрудары. А доверял он больше всех, конечно, себе, тем более что возглавляемому им Западному направлению подчинялись тогда собственно Западный и Калининский фронты. Да и соперничество между советскими полководцами играло здесь не последнюю роль, так как другое сохранившееся межфронтовое объединение — Юго-Западное направление — с сентября 1941 года возглавлял бывший Нарком обороны СССР, бывший председатель Ставки Главного командования (до июля 1941 года) Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко.

В приграничных сражениях 1941 года отправленный на фронт Семен Константинович особой славы не снискал, но и не осрамился. Действия Г. К. Жукова под Москвой позволили Южному фронту и 56-й армии освободить Ростов, после чего на левом крыле Юго-Западного направления германское сопротивление значительно ослабло. 19 декабря 1941 года главком ЮЗН маршал С. К. Тимошенко представил в Ставку соображения о плане операции, согласно которому войска Юго-Западного и Южного фронтов нацеливались на разгром противника на южном крыле советско-германского фронта и выход на рубеж реки Днепр. Ставка отклонила эту идею, предложив, в свою очередь, провести частную операцию по разгрому немцев в Донбассе, которая получила название Барвенково-Лозовской.

Замысел ее состоял в том, чтобы ударом смежных крыльев Юго-Западного и Южного фронтов прорвать оборону противника и, развивая наступление на Запорожье, выйти в тыл его донбасско-таганрогской группировки. Затем планировалось отрезать ей путь отступления на запад, прижать к Азовскому морю и уничтожить.

Операция началась 18 января 1942 года и в первые дни проходила успешно. Но к концу января германское командование подтянуло дополнительные силы, и наступление советских войск было остановлено. Ситуация здесь стабилизировалась, хотя бои местного значения продолжались еще полтора месяца.

В результате этой операции войска Юго-Западного и Южного фронтов в районе Изюм, Лозовая, Барвенково заняли выступ, глубина которого составляла почти 90 км, а ширина — 100 км. Для советских войск наличие подобного «аппендикса» имело двоякое значение. С одной стороны, наша армии заняли выгодное положение, чтобы нанести удар во фланг и тыл харьковской и донбасской группировкам немцев, а с другой — они как бы сами загнали себя в «мешок» и тем самым оказались под угрозой возможного окружения противником.

Не сумев реализовать идею об освобождении Левобережной Украины (и Харькова в том числе. — Примеч. авт.) в декабре 1941 года, Семен Константинович Тимошенко вернулся к ней в марте 1942 года. Именно в 20-х числах марта (21–22 марта 1942 года. — Примеч. авт.) состоялся Военный совет Юго-Западного направления, где присутствовали командующие фронтами и армиями, а также члены Военных советов объединений, входящих в состав ЮЗН.

Открывая заседание, маршал С. К. Тимошенко подчеркнул, что в результате поражений, нанесенных германскими войскам в ходе зимней кампании, инициатива боевых действий захвачена Красной Армией. Далее он обратился к ситуации на юге и охарактеризовал ее как выгодную для Красной Армии. В течение зимы, говорил он, главное командование Юго-Западного направления навязывало свою волю противнику, выбирало место и время нанесения ударов. Главнокомандующий отметил, что, хотя наступление на стыке Юго-Западного и Южного фронтов в январе-феврале и в марте не достигло поставленных целей, так как проводилось ограниченными силами, тем не менее врагу нанесен чувствительный урон. Кроме того, эти операции способствовали занятию выгодных исходных рубежей для ликвидации харьковской группировки противника. Затем маршал Тимошенко сказал, что уже в ближайшее время мы сможем привлечь для разгрома врага значительные силы, и в связи с этим предложил подвести итоги зимней кампании и наметить план боевых действий на весенне-летний период 1942 года.

Затем начальник оперативной группы (фактически начальник штаба) Юго-Западного направления генерал-майор И. Х. Баграмян огласил содержание документа (доклад был датирован и направлен Верховному главнокомандующему 22 марта 1942 года. — Примеч. авт.; ЦАМО РФ, ф. 251, оп. 646, д. 145, лл. 34–36), адресованного Верховному главнокомандующему И. В. Сталину. Обстановка в полосе действий фронтов ЮЗН оценивалась там следующим образом:

«Задачи, поставленные на зимний период 1942 года, войсками Юго-Западного направления еще полностью не выполнены.

В результате ряда предпринятых операций с ударами на важнейших и жизненных для противника направлениях фронты Юго-Западного направления взяли в свои руки инициативу действий, нанесли противнику чувствительные потери и освободили от немецко-фашистских оккупантов значительную территорию.

Особенно эффективными оказались действия на стыке Юго-Западного и Южного фронтов, где нашим войскам удалось прорвать укрепленную полосу противника, нанести ему значительные потери и, овладев районом Алексеевское, Лозовая, Барвенково, лишить врага важнейшей железнодорожной магистрали Харьков — Донбасс и угрожать глубокому тылу его основной группировки, действовавшей в Донбассе и Таганрогском районе.

Одновременно наши войска заняли весьма выгодное положение для развития наступления на Харьков.

Только недостаток сил и средств не позволяет полностью использовать достигнутый успех как для окончательного разгрома главной группировки противника на юге, так и для захвата Харькова».

В докладе Военного совета указывалось и о возможных намерениях германского командования в предстоявшую кампанию:

«По данным агентуры и показаниям пленных, противник сосредоточивает крупные резервы со значительным количеством танков восточнее Гомеля и в районах Кременчуг, Кировоград, Днепропетровск, — очевидно, с целью перехода весной к решительным действиям.

Трудно сейчас предугадать размеры этого наступления. Можно лишь предполагать, каковы будут вероятные направления действий и оперативно-стратегические устремления противника.

Мы считаем, что враг, несмотря на крупную неудачу осеннего наступления на Москву, весной будет вновь стремиться к захвату нашей столицы.

С этой целью его главная группировка упорно пытается сохранить свое положение на московском направлении, а его резервы сосредоточиваются против левого крыла Западного фронта (восточнее Гомеля и в районе Брянска).

Наиболее вероятно, что наряду с фронтальными ударами против Западного фронта противник предпримет крупными силами мотомехсоединений наступление из района Брянск и Орел в обход Москвы с юга и юго-востока с целью выхода на Волгу в районе Горького и изоляции Москвы от важнейших промышленных и экономических центров Поволжья и Урала.

На юге следует ожидать наступления крупных сил противника между течением р. Северский Донец и Таганрогским заливом с целью овладения нижним течением р. Дон и последующим устремлением на Кавказ к источникам нефти.

Этот удар, вероятно, будет сопровождаться наступлением вспомогательной группировки войск на Сталинград и десантными операциями из Крыма на Кавказское побережье Черного моря.

Для обеспечения действий основных ударных группировок на Москву и на Кавказ противник, несомненно, попытается нанести вспомогательный удар из района Курска на Воронеж.

С выходом этой группы войск противника в район Воронеж, Лиски, Валуйки мы можем лишиться важнейших железнодорожных магистралей, связывающих Москву с Донбассом и Кавказом.

Гидрометеорологические условия позволяют развернуть широкие боевые действия на юге в середине апреля и на севере в первой половине мая.

Но, учитывая выгоды одновременного перехода в наступление больших сил на всех фронтах, можно предполагать, что противник начнет решительные наступательные действия в середине мая с. г.».

Таким образом, согласно этому документу получалось, что немецкие войска готовятся нанести два мощных удара. И хотя отмечалось, что на южном участке советско-германского фронта противник сосредотачивает крупные силы, но, следуя личному мнению вождя, главным направлением считалось московское.

Состояние войск противника в докладе оценивалось на конкретных примерах.

На фронте от Белгорода до Лозовой, гласил документ, оперативное построение войск 6-й немецкой армии в ходе наших активных действий приведено в сильное расстройство. Нет ни одной пехотной или танковой дивизии, которая бы компактно занимала оборону на определенном участке фронта. Израсходовали оперативные резервы. В ходе боевых действий в районе Харькова противник вынужден перебрасывать на это направление отдельные полки, батальоны и даже роты с менее активных участков фронта, формировать из них боевые группы и «затыкать» ими образовавшиеся бреши в лилии фронта.

Докладчик привел ряд примеров. Так, сказал он, части и отдельные подразделения 158-й пехотной дивизии действовали на курском, белгородском и харьковском направлениях, а части 79-й пехотной дивизии — на белгородском, харьковском и красноградском. Отдельные части и подразделения указанных дивизий вошли в две дивизионные боевые группы, из которых одна обороняла южные подступы к Харькову, а другая — красноградское направление. Из десяти пехотных дивизий, противостоящих войскам Юго-Западного фронта, восемь раздерганы по полкам и батальонам. Это настолько затруднило управление и снабжение всей группировки противника в целом, что ее командование даже при непродолжительном затишье, вероятно, предпримет меры для устранения перемешивания частей.

Вывод из всего этого был следующий: харьковская группировка противника не могла начать активных боевых действий до прибытия значительного пополнения личным составом и материальной частью, восстановления оперативного построения войск и подхода крупных оперативных резервов.

Далее генерал Баграмян детализировал высказанное перед этим маршалом Тимошенко убеждение в том, что лишь с наступлением тепла противник начнет активные действия. Начальник штаба сообщил, что, по данным, поступившим из различных источников, противник начал сосредоточение резервов, в том числе значительного числа танков. Речь шла об уже упоминавшихся районах восточнее Гомеля, а также Кременчуга, Кировограда и Днепропетровска. Это со всей очевидностью раскрывало его намерение предпринять весной решительные наступательные действия. Тот факт, что враг готовил наступление с решительными целями, явствовал также из показаний пленных, причем последние держались теперь, в отличие от зимнего периода, так же нагло и самоуверенно, как в начале войны, когда им обещали «блицкриг».

И тем не менее, переходя в докладе к определению стратегической цели действий войск Юго-Западного направления, Баграмян от имени Военного совета ЮЗН высказал мнение, что, хотя летняя кампания может ознаменоваться широкими наступательными действиями со стороны противника, войска Юго-Западного направления при существенном подкреплении их резервами Ставки должны в первую очередь освободить от германской оккупации Донбасс и Харьков.

Но ведь для реализации подобных «наполеоновских» планов нужны резервы, и существенные, поэтому для летнего наступления Военный совет ЮЗН просил Ставку выделить из ресурсов центра: стрелковых дивизий — 32–34; танковых бригад — 27–28; артиллерийских полков — 19–24; боевых самолетов — 756. Кроме того, для доукомплектования войск л/с до 80 % и вооружением — до 100 % испрашивалось и людского пополнения свыше 200 тысяч человек, большое количество вооружения, боевой техники, тракторов, автомашин и лошадей.

Учитывая огромную роль авиации в намечавшихся операциях войск Юго-Западного направления, такое большое количество испрашиваемых самолетов (756 единиц) давало возможность довести к лету авиационную группировку до 1562 единиц, что, по расчетным данным командования ЮЗН, являлось «минимально необходимым для выполнения боевой задачи».

Кроме этого, для нанесения ударов по авиации противника на аэродромах Конотоп, Кировоград, Кривой Рог, Николаев, а также по железнодорожным эшелонам и промышленным объектам Военный совет просил подчинить ему две дивизии дальних бомбардировщиков.

По воспоминаниям И. Х. Баграмяна, в предлагаемом плане действий фронтов ЮЗН определялись две частные операции по расширению так называемого «барвенковского выступа» (в основании он достигал 80 км, был сильно вытянут на запад в сторону Лозовой и имел общую протяженность по фронту до 300 км. — Примеч. авт.), чтобы, когда начнется наше большое наступление, немцы не могли отсечь и уничтожить группировку войск, находящуюся на территории «выступа». К сожалению, несмотря на столь «благие планы», впоследствии все вышло по-иному.

Интересно отметить, что по воспоминаниям К. С. Москаленко, бывшего в то время командующим 38-й армией, именно на заседании Военного совета направления член Военного совета ЮЗН Н. С. Хрущев во всеуслышание заявил командному составу, «что Верховный главнокомандующий И. В. Сталин сам поставил перед войсками фронта эту задачу и что уже одно это является гарантией успеха».

Такая просьба действительно была, но по известным автору источникам она поступила позже — уже в ходе обсуждения планов Юго-Западного направления в Москве. Что это было: блеф или приватная просьба — действительно точно не известно и по сей день. Однако, если подобный разговор Сталина и Хрущева действительно имел место, то его содержание являлось основополагающим мотивом к планированию стратегии боевых действий Юго-Западным направлением летом 1942 года.

«Письмо» дошло до адресата. В последней декаде марта главком и член Военного совета ЮЗН Хрущев получили вызов в Ставку. Но перед этим в Москву вылетел И. Х. Баграмян, где обсудил с начальником Генштаба маршалом Б. М. Шапошниковым и его заместителем генерал-лейтенантом А. М. Василевским детали планируемых операций.

Прием у Верховного был назначен на вторую половину дня 27 марта 1942 года. Присутствовали пять человек: Сталин, Шапошников, Хрущев, Тимошенко, Баграмян. На этом совещании планы командования ЮЗН были существенно скорректированы. Во-первых, запрашиваемого количества подкреплений Ставка дать не могла. Во-вторых, планируемое наступление Брянского фронта на орловском направлении исключалось (оно планировалось в зависимости от того, будут ли войска левого фланга Западного фронта проводить наступательные операции. — Примеч. авт.). В-третьих, вместо планируемого масштабного наступления с выходом на линию Гомель, Киев, Черкассы, Первомайск, Николаев было решено только oграничиться ся задачей по овладению районом Харькова. Надо при этом, пояснял Сталин, «упредить противника с переходом в наступление, застать его в стадии подготовки к активным действиям, нанести ему такое поражение, чтобы вынудить гитлеровское командование отвлечь для парирования нашего удара на Харьков часть своих сил с московского направления. Этим, считал Верховный, мы в значительной мере облегчим отражение главного удара противника на Москву». Исходя из указанных слов, получается, что Харьковская наступательная операция — есть превентивная мера для ослабления масштабного наступления немецких войск на Москву. Вот так — воля одного человека фактически определила развитие событий лета 1942 года. Что же касается планов ЮЗН, то они дорабатывались весь день 28 марта непосредственно в Москве, а вечером того же дня в присутствии Сталина, Шапошникова и Василевского главком ЮЗН С. К. Тимошенко докладывал измененные планы направления. И снова ему указали, что замысел разработанной операции, хотя он и не выходил за рамки района Харькова, снова требовал выделения большего количества резервов, чем могла дать тогда Ставка.

Опять было сказано, что будет принят лишь такой план наступления, который, строго ограничиваясь боевыми действиями по овладению районом Харькова, не требовал бы для своего осуществления выделения Ставкой крупных резервов.

Тогда же Сталин предупредил, что Брянский фронт не будет в дальнейшем входить в состав Юго-Западного направления, а перейдет в прямое подчинение Ставки ВГК.

Параллельно выработке локальных планов ЮЗН шло и обсуждение общего плана действий Красной Армии на лето 1942 года. На совещании в ГКО, также состоявшемся в конце 1942 года, и по вопросам общей стратегии и по обоснованности Харьковской наступательной операции разгорелись нешуточные страсти.

Маршал Шапошников в своем докладе подчеркнул, что, учитывая совокупное превосходство противника и отсутствие второго фронта в Европе, на ближайшее время следует ограничиться активной обороной. А основные стратегические резервы, не вводя их в дело, сосредоточить на центральном направлении и частично в районе Воронежа, где, по мнению Генштаба, летом могут разыграться главные события[47]. С планом Тимошенко и Хрущева Генштаб в лице Шапошникова не согласился, пытаясь указать на трудности подобной операции, но, по словам Жукова, Верховный, не дав ему (Шапошникову) закончить, сказал: «Не сидеть же нам в обороне сложа руки и ждать, пока немцы нанесут удар первыми! Нам самим надо нанести ряд упреждающих ударов на широком фронте и прощупать готовность противника. Жуков предлагает развернуть наступление на западном направлении, а на остальных фронтах обороняться. Я думаю, что это полумера»[48]. Выступавший затем Тимошенко предложил нанести упреждающий удар и расстроить наступательные планы немцев против Южного и Юго-Западного фронтов, в противном случае, считал он, может повториться то, что было в начале войны. Ворошилов присоединялся к его мнению. «Остальные, — как вспоминал Жуков, — молчали и, когда Сталин вновь заговорил о целесообразности ряда ударов, только одобрительно кивали». Жуков выступил еще раз и высказал свое несогласие с развертыванием нескольких наступательных операций одновременно. Однако Шапошников, в основном сторонник его идей, «на сей раз, к сожалению отмолчался…»[49]

Не успел Жуков доехать до штаба Западного фронта, как ему передали директиву о выводе из его подчинения Калининского фронта и переподчинении его Ставке, а также о ликвидации Главного командования Западного направления (здесь в воспоминаниях Г. К. Жукова присутствует «нестыковка», так как Главнокомандование Западного направления было упразднено только 5 мая 1942 года. — Примеч. авт.), которое он, Жуков, до сего времени возглавлял. «Мне, конечно, было понятно, — признавался маршал в своих воспоминаниях, — это за то, что не согласился с решением Верховного относительно ряда упреждающих наступательных операций наших войск»[50].

По мнению Г. К. Жукова, половинчатость решения заключалась с одной стороны, в том, что Верховный согласился с Генштабом, который решительно возражал против проведения крупной наступательной операции группой советских фронтов под Харьковом; с другой — он дал разрешение Тимошенко на проведение частной наступательной операции в том же районе. По словам Василевского, Сталин приказал Генштабу считать операцию внутренним делом направления и ни в какие вопросы по ней не вмешиваться.

Тем временем «самостийная» операция Юго-Западного направления обрастала новыми деталями. 29–30 марта прямо в Москве С. К. Тимошенко и И. Х. Баграмяном был подготовлен третий вариант плана Харьковской наступательной операции. Вечером 30 марта в присутствии исполнителей, а также Шапошникова и Василевского уже оформленный документ был представлен И. В. Сталину и получил его одобрение. Представляю содержание этого варианта плана (приводится по ЦАМО РФ, ф. 229, оп. 161, д. 779, л. 278. — Примеч. авт.):

«В соответствии с Вашими личными указаниями нами разработан план действий войск Юго-Западного направления на апрель-май 1942 года.

1. Основная цель действий войск Юго-Западного направления в указанный период — овладеть г. Харьков, а затем произвести перегруппировку войск, ударом с северо-востока захватить Днепропетровск и Синельниково и лишить этим противника важнейшей переправы через р. Днепр и железнодорожного узла Синельниково.

На остальном протяжении фронта войска Юго-Западного направления должны прочло оборонять ныне занимаемые рубежи.

2. Для овладения районом Харькова, по нашим расчетам, необходимо иметь:

стрелковых дивизий — 27;

кавалерийских дивизий — 9;

стрелковых бригад — 1;

мотострелковых бригад — 3;

танковых бригад — 26;

артполков РГК — 25.

Всего: танков — 1200, полевых орудий — 1200–1300, самолетов — 120 (из них 30 — У-2).

3. Основной замысел операции при наступлении на Харьков: нанося главный удар в обход Харькова с юга и юго-запада и вспомогательный — в обход города с севера, окружить и уничтожить харьковскую группировку противника, овладеть г. Харьков и выйти на рубеж Сажное, Томаровка, Грайворон, Екатериновка, ст. Водяная, Орчиновка-Чернеткина, Александровна, Криштоновка».

Оперативное обеспечение главного удара Юго-Западного фронта из «барвенковского выступа» на Харьков с юга по предложению исполнителей возлагалось на две армии правого крыла Южного фронта, которые должны были организовать прочную оборону на южном фасе «выступа».

Для выполнения указанных в документе задач руководство направления просило Ставку Верховного главнокомандования выделить к 15 апреля в распоряжение Военного совета ЮЗН: стрелковых дивизий — 10, танковых бригад — 26 и артиллерийских полков усиления; также пополнить войска Юго-Западного и Южного фронтов личным составом до 80 % от штата, а вооружением, матчастью, артиллерией и танками — на 100 % и выделить необходимое количество боеприпасов.

По воспоминаниям И. Х. Баграмяна, прибытие к 15 апреля на Юго-Западное направление затребованных у Ставки резервов «давало возможность начать Харьковскую операцию в конце апреля и этим немного упредить противника, чтобы застать его в стадии еще далеко не законченной подготовки к широким активным действиям».

Одобрив предложение командования ЮЗН, Ставка потребовала от Военного совета направления приступить к подготовке операции и заверила при этом, что все заявки ЮЗН будут полностью и своевременно удовлетворены.

Тимошенко с Хрущевым получили полный «карт-бланш». В случае удачи операции Семен Константинович получал почет и славу, а также неофициальное звание лучшего советского полководца (в тот момент маршал С. К. Тимошенко сосредоточил все управление операцией в своих руках — с апреля 1942 года он совмещал обязанности командующего Юго-Западным направлением и Юго-Западным фронтом, прежний командующий ЮЗФ генерал-лейтенант Ф. Я. Костенко стал заместителем командующего Юго-Западным фронтом. — Примеч. авт.). Никита Сергеевич, в то время выполнявший наряду с должностью члена Военного совета Юго-Западного направления также еще и обязанности руководителя компартии оккупированной Украины (являвшийся, по существу, «королем без королевства». — Примеч. авт.), мог разместить правительство республики на освобожденной территории, а может быть, и в самом Харькове — пятом по численности городе Советского Союза. Таким образом, эти два человека имели для организации наступательной операции очень мощную мотивацию.

В соответствии с указаниями И. В. Сталина Военный совет Юго-Западного направления разработал и 10 апреля 1942 года представил в Ставку план операции по овладению районом Харькова и дальнейшему наступлению на Днепропетровск и Синельниково. Он состоял из двух этапов.

Первый этап операции предусматривал прорыв нашими войсками первых двух полос обороны, разгром тактических резервов противника и обеспечение ввода в прорыв подвижных групп. Общая глубина наступления — 20–30 километров, продолжительность этапа определялась в трос суток.

Второй этап намечался продолжительностью в трое-четверо суток продвижением наступающих войск на глубину в 24–35 километров. В ходе его предусматривалось разгромить оперативные резервы врага, выйти главными силами ударных группировок фронта непосредственно на подступы к городу, а подвижными войсками завершить окружение и в последующем разгром остатков харьковской группировки противника.

Этим планом на правое крыло войск Южного фронта возлагалась ответственная задача — прочно прикрыть от ударов с юга наступление Юго-Западного фронта на харьковском направлении.

Главный удар с барвенковского выступа собственно на Харьков наносила 6-я армия генерал-лейтенанта А. М. Городнянского. Армейская группа генерал-майора Л. В. Бобкина наносила удар на Красноград, обеспечивая действия 6-й армии с юго-запада. Из района Волчанска навстречу 6-й армии наносился удар соединениям из 28-й армии генерал-лейтенанта Д. И. Рябышева и частью сил соседних 21-й и 38-й армий. Этой группе войск предстояло наступать на Харьков с севера и северо-запада.

Ослабленный в предыдущих боях Южный фронт — командующий генерал-лейтенант Р. Я. Малиновский, член Военного совета дивизионный комиссар И. И. Ларин, начальник штаба генерал-лейтенант А. И. Антонов — активных задач не получил. 57-я армия генерал-лейтенанта К. П. Подласа и 9-я армия генерал-майора Ф. М. Харитонова, входившие в состав Южного фронта, должны были организовать оборону южного фаса барвенковского плацдарма, чтобы обеспечить с юга ударную группировку Юго-Западного фронта. К операции привлекался и Брянский фронт — командующий генерал-лейтенант Ф. И. Голиков, член Военного совета корпусной комиссар И. З. Сусайков, начальник штаба генерал-майор М. И. Казаков, который, по замыслу Ставки, должен был содействовать Юго-Западному фронту в проведении харьковской операции ударами с севера.

Вообще с подчиненностью Брянского фронта еще много неясного. Распоряжением Ставки Брянский фронт вместе с отошедшей к нему 40-й армией Юго-Западного фронта был изъят из состава войск направления и с 1 апреля передан в непосредственное подчинение Ставки ВГК. Но по воспоминаниям ответственных руководителей фронта, планы, ставившиеся фронтовому объединению, в какой-то степени были повторением задач, разработанных в штабе ЮЗН в марте 1942 года.

20 апреля Брянский фронт получил директиву Ставки ВГК о подготовке частной наступательной операции на курско-льговском направлении. Конечная ее цель командованию Брянского фронта не сообщалась. Директивой предусматривалось нанесение двух самостоятельных ударов на изолированных друг от друга направлениях: один — 48-й армией в составе четырех стрелковых дивизий, восьми отдельных и четырех танковых бригад в общем направлении на Введенское; другой, более сильный, — в полосе 40-й армии силами шести стрелковых дивизий, трех отдельных стрелковых бригад, двух танковых бригад и 4-го танкового корпуса. Направление этого удара шло южнее Курска, а объектом действия 4-го танкового корпуса назначался город Льгов. Данная директива Ставки предусматривала активные действия меньшей части войск фронта. Большая же их часть должна была выполнять пассивные задачи — удерживать занимаемые позиции. Подобное решение Ставки командование Брянского фронта тогда объясняло тем, что она (Ставка) ожидала активных действий противника на орловско-тульском направлении и стремилась сохранить главные силы БФ для противодействия этому наступлению.

23 апреля командующий фронтом выехал в Москву для доклада плана наступления, разработанного в соответствии с директивой Ставки. По возвращении генерал Ф. И. Голиков передал в штаб фронта полученное указание: подготовить и провести наступательную операцию более широкого масштаба уже на орловском направлении. Брянский фронт получил задачу — нанести концентрические удары силами 61-й и 48-й армий в обход Орла с северо-запада и юго-запада. Частью своих сил им должны были содействовать 3-я и 13-я армии. Готовность войск фронта к наступлению была определена Ставкой сначала к 5 мая, а потом, к 10–12 мая, то есть одновременно с наступлением войск Юго-Западного фронта в районе Харькова.

Планирование операции в штабе Брянского фронта было закончено к 5 мая. Но начать ее в указанный срок командование (фронта) не могло, так как не были подвезены необходимые припасы и горючее. Генерал-лейтенант Голиков обратился к Ставке с просьбой перенести начало наступления на 16 мая. Дав на это согласие, Ставка, однако, не изменила срока наступления Юго-Западного фронта, которое началось 12 мая. Таким образом, противнику пришлось отражать удар фактически только одного фронта (Юго-Западного) на относительно узком участке, что обеспечивало ему широкие возможности маневра силами и средствами.

Перегруппировка и сосредоточение сил Юго-Западного направления определялись оперативной директивой главкома от 10 апреля 1942 года (ЦАМО РФ, ф. 229, оп. 161, д. 800, лл. 361–362), дополненной новой оперативной директивой от 28 апреля (ЦАМО РФ, ф. 251, оп. 646, д. 145, лл. 189–196). На Южном фронте оперативная директива была издана 6 апреля 1942 года.

Директива главкома ЮЗН и командующего Юго-Западным фронтом от 28.04 содержала уточненный план операции. Намерения и силы противника были определены более конкретно. Прорыв обороны врага намечался, как и раньше, на двух участках. Но северная ударная группировка, наступавшая в районе Волчанск, Большая Бабка, была расширена. В ее состав теперь входили не только вновь сформированная 28-я армия под командованием генерал-лейтенанта Д. И. Рябышева (в ходе подготовки к Харьковской операции из резерва Ставки была выдвинута 28-я армия в составе 301, 175, 162-й и 38-й стрелковых дивизий; командармом был назначен генерал-лейтенант Д. И. Рябышев, хорошо зарекомендовавший себя в ходе Барвенковско-Лозовской операции; командующим 57-й армией вместо него был назначен генерал-лейтенант К. П. Подлас. — Примеч. авт.) и часть сил 21-й армии, но и соединения 38-й армии.

В районе Верхний Бишкин, Мироновка должна была наступать южная ударная группировка. Она включала 6-ю армию генерал-лейтенанта А. М. Городянского и выделенную из ее состава армейскую группу. Последнюю, как уже упоминалось, возглавил генерал-майор Л. В. Бобкин, который командовал оперативной группой в мартовском наступлении.

Начало наступления войск Юго-Западного фронта согласно директиве командующего Юго-Западным направлением № 00275 от 28 апреля 1942 года было назначено на 4 мая, но затем, в связи с неподготовленностью войск, было перенесено на 12 мая.

Внезапности не было никакой. Уже на этапе планирования советское командование получило сведения о возможном наступлении противника. Авиа и войсковой разведкой отмечалось, что он накапливает силы и, возможно, с окончанием дождей предпримет попытку ликвидировать барвенковский выступ. Но это наступление ожидалось только со стороны Харькова и как серьезная опасность не воспринималось.

Германское командование также неплохо было осведомлено о наших планах. Немцам крупно повезло — в их руках оказался советский генерал А. Г. Самохин, до войны наш военный атташе в Югославии, а в роковой для него час — командующий 48-й армией Брянского фронта. Только недавно побывавший на приеме у Сталина, он летел на фронт. На его беду, пилот, который остался без штурмана и плохо знал навигационную обстановку, посадил самолет не в Ельце, а на аэродроме противника в Мценске! Немцам не пришлось силой выуживать у советского генерала нужные им сведения — при нем оказалась полевая сумка с секретными директивами, которые давали полную картину предстоящего наступления войск под командованием маршала Тимошенко с барвенковского выступа.

Однако подобные события происходили в истории военного искусства не в первый раз, и операции, особенно глобальные, в подобных случаях, как правило, не отменяли. Не отменили и это наступление…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.